Чтобы немного перевести дух и собраться с мыслями во время этого сложного для него разговора, Дэниел Скот перевел взгляд с добродушного лица Германа Баха на перспективу за окном. Темные глаза Скота не увидели там ничего интересного – только обычный городской квартал, но зато дали небольшую передышку. Доктор Бах прекрасно понимал затруднения своего молодого коллеги и поэтому с легкой насмешкой проговорил:

– Да ладно вам темнить, дорогой друг. Рассказывайте дальше. Вы только что высказали мысль, что любое выздоровление – это проявление способности организма к адаптации. И что?

– Я поставил перед собой вопрос, – с энтузиазмом заговорил Скот. – Существует ли возможность повышения адаптации? И для ответа на него принялся изучать организмы, у которых эта способность выражена наиболее ярко. Конечно, я прежде всего обратил внимание на насекомых: утратив крыло или ножку, они без проблем отращивают потерянные элементы. Даже отсеченная голова способна прирасти к новому телу. Но, увы, я так и не узнал, почему так происходит, – уныло закончил он свою тираду и вновь замолчал.

– Конечно, все зависит от гормонов. Именно они управляют всеми процессами любого организма, – заметил доктор Бах.

– Это-то я знаю. Вопрос в том – как? Но ответ на него я решил оставить напоследок, а пока принялся выискивать среди насекомых чемпиона по адаптации. И как вы думаете, на ком я остановился?

– Вы выбрали таракана, – рассмеялся Бах.

– Не угадали, – улыбнулся в ответ доктор Скот. – Чем насекомое выше в своем развитии, тем ниже у него способность к регенерации. Поэтому чемпионом – скорее, чемпионкой! – оказалась фруктовая мушка дрозофила. Ею в свое время заинтересовался доктор Морган, когда добивался в своих опытах устойчивых мутаций. Так вот, эта мушка, обработанная воздействием рентгеновского излучения, производила белоглазое потомство, хотя дрозофил изначально характеризует красный оттенок глаз. Эта особенность осталась неизменной и у последующих поколений подвергшихся облучению мух. Именно дрозофилы послужили мне материалом для изготовления экстракта, который я затем ввел в кровь коровы. Спустя неделю, я изготовил из вытяжки, полученной от этой живой лаборатории, сыворотку, полагая, что в нее должны были перейти адаптационные особенности дрозофил.

– И вам удалось установить это? – заинтересованно спросил Герман Бах.

– Да, я вводил сыворотку больным туберкулезом морским свинкам. И, представьте себе, они прекрасно справились с болезнью! Аналогично я вылечил бешенство у собаки и даже перелом позвоночника у несчастной кошки. И вот теперь я подхожу к самой сути проблемы… – Скот замолчал, словно мобилизуя все силы для продолжения разговора. Затем решительно произнес: – Я прошу вас, коллега, дать мне возможность испробовать сыворотку на одном из ваших больных.

Выпалив это единым духом, он уставился на старого доктора, а тот недовольно нахмурил брови.

– Вам не кажется, что вы слишком торопитесь? – спросил он. – Для точности эксперимента вам бы следовало провести еще некоторое количество опытов, в том числе на обезьянах, и только после положительных результатов переходить на человека, испробовав сыворотку, например, на себе.

Дэниел Скот удрученно вздохнул.

– На мне бессмысленно: я, увы, совершенно здоров. Обезьяну же надо покупать, а у меня нет денег. Я обращался в Биологический исследовательский центр с просьбой выделить мне животных для опытов, но они отказали – вероятно, я оказался не слишком убедителен.

– А если заинтересовать Стоумена? – нерешительно предложил Бах.

– Ну нет! Как только этот хищник от науки почует поживу, он сметет всех, в том числе и нас с вами. Вот его уж наверняка следует обходить стороной! Подумайте, может быть, вы доверите мне провести эксперимент на каком-нибудь безнадежно больном пациенте? – Доктор Бах лишь покачал головой. – О Господи! Неужели мне не соблазнить вас перспективой величайшего открытия? – воскликнул Дэниел Скот.

– Я не слишком честолюбив, дорогой мой, – ответил старик. – А опыты на людях всегда переходят из медицинской категории в нравственную. – Он помолчал, явно обдумывая что-то, а затем сказал: – Я могу пообещать вам вот что. Если кто-нибудь из моих пациентов окажется в коме, с которой не сможет справиться уже ни один врач, я позову вас и разрешу ввести сыворотку.

– Что ж, я вынужден согласиться, но, по-видимому, мне придется ждать целую вечность, – грустно проговорил молодой человек.

Однако жизнь показала, что он ошибся.

Спустя примерно неделю в лаборатории Дэниела Скота заработала селекторная связь: механический голос официально сообщил, что его ждут в кабинете заведующего клиникой доктора Баха. Дэниел немедленно поспешил на зов начальника и увидел, что тот пребывает в величайшем волнении.

– Появилась возможность применить вашу сыворотку на деле, если мы, конечно, еще успеем это сделать, – нервно проговорил Герман Бах, торопливо выходя из кабинета и сделав знак Дэниелу следовать за собой. – Пойдемте в изолятор – ваш пациент там.

– Я тотчас догоню вас, только возьму сыворотку, – сказал Скот, убегая в сторону своей лаборатории.

И в самом деле – он оказался возле двери в изолятор одновременно с доктором Бахом. Тот сумрачно взглянул на полного энтузиазма коллегу и шагнул в крошечную палату, в которой размещалась только койка и тумбочка.

На койке лежал человек, до подбородка укрытый простыней. Под тканью едва угадывалось тело, по-видимому, худое и изможденное. Скот перевел взгляд на лицо и невольно воскликнул:

– Это же совсем ребенок!

Перед ним лежала молодая девушка с синюшными губами и темными провалами на месте щек. Заострившийся нос, закрытые глаза и спутанные черные волосы, лишенные живого блеска, свидетельствовали о том, что врачебная помощь здесь, пожалуй, уже не требуется. Однако огненные пятна на скулах говорили о том, что она пока жива. На табличке в ногах постели Дэниел прочел имя – Кира Зелас. Он вопросительно взглянул на Баха, тот кивнул.

– Последний градус чахотки, – сказал он. – Через пару часов ее не станет.

Умирающая, услышав голоса, приоткрыла глаза с бесцветной радужкой. Даже это слабое усилие вызвало приступ мучительного кашля – из угла рта потекла струйка крови.

– Вы меня слышите? – спросил старый врач, наклонившись к девушке, и когда та чуть опустила веки, сказал: – Я привел доктора Скота, мисс Зелас. Он создал новую сыворотку, и, я думаю, вам не повредит испробовать ее на себе.

– Мне уже ничто не повредит, – прошелестело в ответ.

Скот тем временем отломил кончик ампулы и набрал содержимое в шприц.

– Надо вводить ее в вену, – негромко сказал он, передавая готовый для инъекции шприц Баху.

Тот кивнул и вынул вялую руку девушки из-под простыни. Обработав место укола спиртом, он ввел иглу в едва заметную ниточку вены. Все это время девушка совершенно не реагировала на действия врачей, даже укол иглы остался, казалось бы, незамеченным ею, что только подтверждало неотвратимость близкого конца.

Дэниел не надеялся, что его сыворотка поможет этому полутрупу и, когда оба врача покинули палату, сказал об этом Баху.

– Я даже не думаю, что ее жизненных сил хватит на то, чтобы заставить сердце разогнать сыворотку по сосудам, – огорченно проговорил он. – Этот моторчик может остановиться в любой момент. Мои подопытные находились все же в более хорошем состоянии.

– К сожалению, только в подобном случае я не нарушаю врачебную этику, разрешив применение непроверенного препарата, – угрюмо ответил старый врач.

Они мрачно разошлись по кабинетам, сожалея – один о невольном попустительстве, другой – об утраченной возможности.

Однако следующее утро принесло им неожиданное облегчение: девушка все еще была жива.

– В сущности, это невероятно: я не ошибся в диагнозе, да и вы сами видели ее состояние, – взволнованно сказал доктор Бах вызванному в его кабинет Дэниелу. – И, на мой взгляд, ей стало немного лучше. Чудеса да и только!

Через неделю стало очевидным, что больная пошла на поправку: пугающую синюшность губ заменила легкая розоватость, немного округлились щеки, и даже почти белые глаза наполнились глубоким фиалковым цветом. Девушка расцветала, словно полуувядший бутон, вовремя напоенный влагой.

Однако вскоре доктор Бах стал утрачивать свой оптимизм.

– Похоже, ваша сыворотка, коллега, имеет какое-то странное воздействие, – сказал он Дэниелу. – С тем, что у нее исчезли все признаки туберкулеза, я уже примирился: мы, в сущности, и ожидали подобного после чудесного воскрешения пациентки. Но меня обескураживает другое. Нынче утром я взял у нее на анализ кровь из вены, и, можете себе представить, след от укола полностью исчез за те секунды, которые мне понадобились, чтобы поднести к нему вату!

Спустя еще неделю встал вопрос о выписке Киры Зелас из клиники.

– Она совершенно здорова, – вынужден был констатировать Герман Бах. – Но я совершенно не представляю, как с ней поступить. С одной стороны, она больше не моя пациентка, а с другой – я не хочу терять ее из виду, чтобы иметь возможность наблюдать за развитием событий. Чует мое сердце, что на этом не кончится! И, кроме того, возвращение в прежнюю среду может вызвать рецидив болезни.

– А чем она занималась до того, как попала в клинику? – с любопытством спросил Скот.

– Работала модисткой в мастерской, получая по двадцать пять центов в час. Никакой специальности у нее нет, образования тоже, да и воспитанной ее трудно назвать. Но очень хваткая девушка, – с удивлением заметил старик. – Помогает сестрам, те на нее не нахвалятся – говорят, что усваивает все буквально на лету, а в свободное время много читает. Хотя девушки считают, что она просто просматривает книги – уж очень часто приходится их обменивать. Что и говорить – поразительная адаптация к обстоятельствам.

– Вот именно – поразительная, – мрачновато сказал Дэниел, задумчиво листая историю болезни Киры Зелас.

Некоторое время мужчины обсуждали, где бы пристроить бывшую пациентку, но здравое решение пришло лишь в голову многоопытного доктора Баха.

– Я могу взять девушку в помощь своей экономке, – заявил он. – Вы помните миссис Гейц, Дэниел? Очень серьезная особа. Она сможет присматривать за мисс Зелас, пока я в клинике. Таким образом, мы обеспечим возможность наблюдения и не нарушим каноны морали, – хихикнул старый доктор.

Дэниел Скот согласился с разумностью предложения своего старшего коллеги.

Во время обхода Герман Бах сообщил Кире Зелас об изменении ее судьбы, и, похоже, она искренне обрадовалась этому.

– Выписку из клиники мы оформим завтра, – уточнил Бах. – А сейчас я немедленно позвоню миссис Гейц, чтобы она приготовила комнату. Вам же, мисс Зелас, я разрешаю погулять – у нас здесь великолепный парк.

Она тотчас же направилась к лифту, и Скот проводил взглядом угловатую фигурку в стареньком черном платье, слишком свободном для ее похудевшего за время болезни тела. Стряхнув неприятное чувство неизвестно откуда взявшейся тревоги, он продолжил обход пациентов и, спустя некоторое время, вновь оказался в своем кабинете.

Вскоре его срочно вызвали в приемный покой: принесли пожилого мужчину, у которого был пробит череп. К сожалению, помощь опоздала – от полученной травмы неизвестный старик скончался.

Составляя врачебное заключение, Скот поинтересовался у сопровождавшего носилки полицейского, что же произошло.

– Вы присутствовали при несчастном случае? – Дэниел решил уточнить обстоятельства этого печального события.

– Несчастного случая? – возмутился полисмен. – Это самое обыкновенное убийство! Да взгляните сами!

Он распахнул дверь и предложил Дэниелу выйти наружу. Несколько поодаль от входа в клинику, на подъездной аллее стоял черный полицейский автомобиль, окруженный возбужденной толпой. Из-за деревьев парка, по направлению к нему, шли трое – два высоких человека в форме и между ними фигурка в свободно болтавшемся черном платье. Кира Зелас.

– Вот эта особа в черном хладнокровно раскроила голову старика каменюгой, а когда тот упал, забрала у него бумажник! – все еще не в силах успокоиться, говорил полисмен. – И это на глазах у прохожих! Она даже не посчитала нужным сбежать!

Взяв у Скота заключение, он поспешил к своим коллегам, и автомобиль уехал, увозя в тюрьму недавнюю пациентку доктора Баха.

– Не будем пороть горячку! – настаивал на своем доктор Бах, когда неделю спустя оба врача устроились у камина в его гостиной, чтобы обсудить результаты следствия.

– Но я просто обязан сообщить о разработанной мной сыворотке! – не уступал Скот. – Возможно, она настолько повлияла на мозг девушки, что та теперь не в состоянии отвечать за свои поступки, и ее нужно лечить, а не сажать в тюрьму!

– Завтра на судебном заседании мы и решим, как поступить, – продолжал убеждать своего коллегу доктор Бах. – Если все окажется уж совсем скверным, мы всегда сможем выступить в качестве свидетелей. Вот тогда и поднимем вопрос о ее частичной невменяемости, что является следствием тяжелой болезни: туберкулез все-таки.

Бах все-таки настоял на выжидательной политике, и, когда на следующее утро они заняли места в зале суда и принялись следить за процессом, Скот лишний раз убедился в мудрости старого доктора.

Выступал свидетель обвинения – владелец маленького торгового павильона, стоявшего у входа в парк. Он рассказал, что очень хорошо знал пожилого джентльмена, который часто приходил кормить голубей. Именно для таких любителей природы он и держал пакетики с птичьим кормом.

– В этот раз у несчастного старика не оказалось мелочи, – продолжал рассказывать свидетель, – и он достал из бумажника крупную купюру. Я заметил, что у него там толстая пачка банкнот. К сожалению, это увидела и обвиняемая. Она подняла камень и ударила старика по затылку, а когда тот упал, забрала бумажник.

Судья потребовал описать злодейку.

– Очень неприятная особа, – ответил продавец. – Темноволосая, худая, в старом черном платье. Глаза без выражения – не то карие, не то темно-синие.

Поднялся назначенный судом защитник Киры Зелас. Явно нервничая, молодой адвокат спросил свидетеля:

– Вы видите описанную вами особу в зале суда?

– Само собой! – вызывающе ответил продавец. – А кто же тогда сидит за барьером?

– Ваше дело не задавать вопросы, а отвечать на них, – строго заметил судья.

Свидетель кивнул и показал на барьер.

– Она вон там.

– Помнится, вы описали ее худой, темноволосой и темноглазой. – Но его тон резко изменился, когда он обратился к своей подзащитной: – Прошу вас, мисс Зелас, встать и снять шляпку, – чуть ли не робко предложил он.

Девушка за барьером поднялась, и Скот с трудом удержался от удивленного восклицания. Перед ними стояла красавица с голубыми глазами и блестящими платиновыми волосами. Великолепную фигуру облегала черная ткань, но теперь было абсолютно все равно – рубище это или роскошный наряд.

– Прошу заметить, господин судья, цвет волос и глаз натуральный. Мисс Зелас не применяла красителей или контактных линз. При необходимости можно провести анализ. Моя подзащитная готова пожертвовать локоном, но, естественно, не глазом, – чуть улыбнулся он, обретая наконец уверенность от одобрительного смеха в зале.

– Именно эта дама на ваших глазах убила несчастного старика? – строго обратился адвокат к ошарашенному свидетелю.

Тот помотал головой, лишившись от изумления дара речи, потом прокашлялся и хрипло сказал:

– Нет.

Посоветовавшись с судьей, адвокат предложил Кире Зелас выйти из-за барьера и занять место, предназначенное свидетелям. Затем попросил ее рассказать, как все произошло на самом деле.

Она сообщила суду, что довольно долго лечилась в клинике доктора Баха, и на следующий день была уже назначена выписка. По совету врачей она вышла погулять в парк. Неожиданно к ней бросилась какая-то особа в черном, сунула ей в руки раскрытый бумажник и скрылась за кустами.

– Набежавшая толпа окружила меня, приехала полиция, и я оказалась в тюрьме. Меня никто не желал слушать, и вот… – закончила свою речь Кира Зелас, беспомощно разведя руками.

Ее голос звучал так трогательно, что у Дэниела возникло непроизвольное желание немедленно, сокрушая всех, броситься на ее защиту. Он подумал, что все представители сильного пола испытывали сейчас такие же чувства: об этом свидетельствовал гневный ропот мужских голосов, раздавшийся в зале.

– Что было в бумажнике, мисс Зелас? – задал следующий вопрос защитник.

– Я успела рассмотреть визитные карточки, права. Были еще какие-то бумаги. И все, – с подкупающей искренностью ответила девушка.

– Заметили ли вы в нем пачку денег?

– По-моему, денег в бумажнике не было, – прозвучал ответ.

– Но в вашей сумочке полиция обнаружила семьсот долларов. Объясните их происхождение, – предложил адвокат.

– Это мои деньги. Я же сказала, что должна была на следующее утро выписываться из клиники, вот и забрала их из сейфа, – просто объяснила мисс Зелас, недоуменно пожав плечами.

– Лгунья! – прошептал доктор Бах прямо в ухо Дэниела. – Когда ее привезли, весь ее капитал состоял из двух долларов и тридцати центов. Ну и штучка!

– Вы не сомневаетесь, что именно эта красавица лежала в клинике? – спросил Скот, не в силах отвести глаз от прекрасного лица.

– Да вы приглядитесь внимательнее! – возмутился доктор Бах. – Черты лица остались прежними, этого не изменишь. Вы просто ослеплены ее новым обликом. Подумать только, на что способна ваша сыворотка…

Внезапно Дэниел заметил, что в тот момент, когда солнечный луч касался платиновых волос, они становились темнее. Он указал Баху на это невиданное зрелище.

– Вот я и говорю – все ваша сыворотка, – проворчал доктор Бах.

Дэниел Скот вновь пристально вгляделся в отвечавшую на вопросы красавицу. Ну, конечно. Инъекция оздоровила тело погибавшей девушки – в этом он не сомневался. Но действие препарата пошло значительно дальше: оно изменило сам организм, вызвав к жизни те самые силы, которые заставляют хамелеона менять окраску в зависимости от цвета окружающей среды.

Между тем заседание суда стремительно подходило к концу. На заявление защиты о прекращении дела судья ответил согласием.

К оправданной мисс Зелас тут же рванулись репортеры, фотографы старались изо всех сил, ослепляя окружавших вспышками блицев. Дэниел побоялся, что Кира Зелас исчезнет в этой толчее, и потащил доктора Баха к проходу. Когда Кира проплывала мимо них, словно планета в окружении спутников, он негромко окликнул ее. Девушка мгновенно остановилась, и внимание прессы теперь переключилось на двух мужчин.

– Позвольте представить вам моих спасителей – главу клиники доктора Баха и его коллегу Дэниела Скота, – мелодичным голосом проговорила она.

Сделав несколько снимков, пишущая братия устремилась к телефонам, оставив наконец в покое предмет сенсационного судебного разбирательства. Воспользовавшись передышкой, все трое вышли из зала через боковую дверь, и доктор Бах заметил, что предложение, которое он в свое время сделал мисс Зелас, остается в силе.

– Если, конечно, у вас нет иных планов, – галантно добавил старик.

Выяснилось, что других планов у мисс Зелас пока что нет, и она с радостью воспользуется гостеприимством доктора Баха и его экономки миссис Гейц.

Скот потрясенно увидел, что внешность девушки под лучами солнца невероятно изменилась: локоны, выглядывавшие из-под шляпки, теперь стали черными как ночь, загадочные глаза замерцали фиалковым светом, а кожа лица приобрела оттенок, более подходивший креолке. И она по-прежнему оставалась невыразимо прекрасной.

Герман Бах предложил сейчас же поехать к нему. Кира не возражала, но попросила отвезти ее сначала в супермаркет, сославшись на то, что весь ее гардероб – это заношенное черное платье. В результате в доме доктора Баха они появились, нагруженные многочисленными пакетами и свертками.

Из всех комнат дома Кира облюбовала библиотеку, и теперь, нарядившись в роскошное шелковое платье, расположилась там, словно всю жизнь прожила среди этой роскоши.

Скот еще в машине высказал ей свое неудовольствие по поводу безудержной траты чужих денег, и теперь этот разговор возник снова.

– Я трачу собственные деньги: по суду они принадлежат мне, – спокойно возразила Кира.

Кстати, именно ее чудовищное спокойствие потрясло Дэниела Скота ничуть не меньше, чем удивительная красота бывшего заморыша. Эта невозмутимость бесила молодого врача, и он резко сказал:

– Это деньги убитого вами старика!

– Конечно. Мне нужны были деньги, и я взяла их у него.

– Да, после убийства. И наш долг отдать вас в руки правосудия, – гневно заявил Скот.

Между тем доктор Бах с интересом следил за этой перепалкой, пока воздерживаясь от комментариев. Девушка перевела взгляд с Дэниела на старого врача и насмешливо сказала:

– Это уже было, уважаемые господа. И суд меня оправдал. А в соответствии с конституцией Соединенных Штатов дважды за одно и то же преступление не судят. – Увидев, как вытянулись их лица, она пояснила: – Я очень много читала с тех пор, как начала выздоравливать. И в камере тоже: адвокат был так любезен, что перетаскал мне всю свою юридическую библиотеку. Почитаю и здесь. – Она обвела рукой набитые фолиантами стеллажи. – Надеюсь, среди этих книг не только справочники по медицине. И для сведения: я читаю очень быстро и мгновенно запоминаю все прочитанное. А сейчас я хочу отдохнуть – уж очень утомительным выдался день.

Когда мисс Зелас величественно покинула библиотеку, мужчины ошарашенно уставились друг на друга.

– Давайте сначала вы, – предложил Дэниелу доктор Бах.

Тот кивнул и медленно заговорил:

– Как известно, именно от адаптации зависит выживаемость организма. Я имею в виду, конечно, живую материю. Свойство приспособиться к внешним условиям делает организм тем более совершенным, чем выше в нем это качество. Я уже говорил как-то о насекомых. Теперь поговорим о людях. На солнце кожа покрывается темным загаром – так человек защищается от ультрафиолетовой части спектра. То же свойство, но уже врожденное мы видим у жителей экваториальных областей планеты. По сравнению с ними северные народы почти альбиносы: для собственного оздоровления они приспособлены поглощать солнечные лучи. Человек, теряющий правую руку, приучается успешно пользоваться левой. А способность регенерации тканей при заживлении ран? Это все разновидности адаптации живого организма.

Несмотря на то что Скот говорил известные вещи, доктор Бах с интересом слушал его, не перебивая.

– Случай с Кирой Зелас выходит за рамки обычной адаптации, – продолжал между тем Дэниел. – Мы наблюдаем совершенно невероятное явление. Она изменяет цвет кожи, волос и глаз мгновенно. Так же мгновенно исчезают даже следы уколов. Но это неосознанные действия. А вот в суде она использовала это свое качество сознательно, очаровав всех неземной красотой, которая, кстати, после прекращения дела несколько поубавилась, а также подчеркнутым призывом слабого существа к рыцарским чувствам мужчин. Я в полной мере испытал это на себе. А ее чудовищная обучаемость? Вспомните, что рассказывали сестры в клинике. Сейчас эту девушку никто бы не назвал невоспитанной и серой. Чертова сыворотка вызвала в организме Киры Зелас какую-то непредвиденную биохимическую реакцию, вследствие чего ее способность к адаптации невероятно возросла. И я пока не нахожу ответа на вопрос, что же произошло?

Старый врач задумчиво покачал головой, нахмурил брови и задумчиво проговорил:

– Объяснение, друг мой, может быть только одно. Развитием человека управляет мозг и разветвленная сеть нервной ткани. Именно они создают человека темнокожим или белым, умным или глупым, высокими или низким – да всего и не перечислишь. В свою очередь степень развития мозга и всей нервной системы существенно зависит от так называемой шишковидной железы, а иначе – гипофиза, расположенного над мозжечком. Ученые древности считали, что именно там находит себе убежище душа человека. Значит, уже тогда роль гипофиза считалась наиважнейшей. Вероятно, сыворотка вызвала гипертрофированное развитие гипофиза, а это целиком зависит от количества гормона, именуемого пинеалином. Вспомните, биохимики мира безуспешно пытаются получить этот гормон: он обеспечил бы власть над человечеством – ни больше, ни меньше. По-видимому, колдуя над сывороткой, вы случайно выделили эту голубую мечту всех параноиков, стремящихся к мировому господству. И если это так, то созданное вашим снадобьем чудовище, а иначе говоря, бывшая Кира Зелас, являет собой совершенный организм с неограниченной адаптацией и абсолютной неуязвимостью.

– Боже мой! – только и смог прошептать Дэниел Скот.

– И этого мало, – сочувственно глядя на своего молодого коллегу, продолжил доктор Бах. – Существуют два вида адаптации: биологическая и нравственная. С биологической все просто – вспомните уже упоминаемого хамелеона или сезонное изменение цвета соболей, зайцев и других зверьков. С человеком все обстоит гораздо сложнее: если он не может приспособиться к среде обитания, он изменяет саму среду. Вся сущность прогресса опирается именно на это – перестроить по воле человека окружающий мир. И мы даже не можем предположить, куда повернет в своем развитии эта носительница избыточного пинеалина: мы можем только наблюдать за Кирой Зелас и надеяться на благополучный исход. Как знать, возможно, эта девушка демонстрирует нам модель человека, находящегося на следующей ступени эволюционной лестницы.

– Но любая эволюция предполагает постепенный переход количества в качество, – возразил доктор Скот.

– Да, так считал Дарвин, – заметил Герман Бах. – Но я думаю, что появление нового качества подобно взрыву. Посудите сами, какой прок длительно отращивать крылья, если уже изначально не видна определенная выгода полета. Точно так же и зрение. Глаз должен был появиться сравнительно быстро, чтобы обладатель нового качества понял свое преимущество перед слепыми сородичами и сумел выжить при изменившихся обстоятельствах существования. Этого взгляда придерживаются сторонники мутационной теории. А мутации – возьмите все тех же белоглазых дрозофил – происходят в весьма короткие сроки, если для этого созданы определенные условия. Вот и с Кирой Зелас произошел подобный мутационный скачок. Вот только куда? Уж не к сверхчеловеку ли?

Дэниел Скот покинул дом доктора Баха в полном смятении чувств. Он не спал всю ночь и ранним утром вновь оказался в кабинете своего старшего коллеги. Они обсудили план дальнейших действий, и – как следствие – Бах на правах начальника, подписал заявление Скота об отпуске, а сам, сославшись на легкое недомогание, поручил заботу о своей клинике заместителю. В то же утро Дэниел перебрался в дом старого доктора, надеясь защитить того в случае непредвиденных эксцессов. Естественно, его интересовала и сама Кира Зелас.

Однако находиться с ней под одной крышей стало серьезным испытанием для Дэниела Скота. Инстинктивно или сознательно, Кира воплотила в себе черты очаровательного женского образа, руководствуясь, по-видимому, скрытым в подсознании молодого человека идеалом. Скорее всего, девушке захотелось развлечься, а ограниченность окружения делала Дэниела вполне подходящей мишенью.

Его неудержимо влекло к ней, хотя разум противился этому, напоминая, что перед ним почти нечеловеческое существо, склонное в своей безнравственности даже к убийству.

Тем временем внешне все обстояло весьма благополучно. Кира быстро приспособилась к укладу дома, охотно помогала миссис Гейц, много читала и умно поддерживала вечерние беседы у камина.

Постепенно справился со своими эмоциями и Дэниел. Он вернулся к наблюдениям за подопытными животными и решил исследовать мозг одной из морских свинок, которая, как и Кира, обладала способностью мгновенно избавляться от следов уколов и порезов.

Дэниел Скот усыпил животное и вскрыл черепную коробку. Призванный для консультации доктор Бах установил ярко выявленную гипертрофию шишковидной железы.

– Похоже, я оказался прав, – заметил он. – Однако статистические данные подобных случаев, к сожалению, отсутствуют. Я уверен, что операция на гипофизе морской свинки даст определенные результаты, но это еще не означает, что человек прореагирует адекватно. Но попробовать следует.

Проведенная операция показала, что у морской свинки появилась нормальная реакция на уколы. Осмотрев прооперированное животное, доктор Бах сказал:

– Я думаю, следует добраться и до гипофиза нашей подопечной. – Увидев, как изменилось выражение лица Скота, он добавил: – Мы не сможем сторожить ее вечно. Рано или поздно проявятся неведомые нам наклонности, и очень хотелось бы предупредить это. Однако как ее усыпить?

Дэниел прекрасно понимал справедливость выводов Баха, но, тем не менее, страшно расстроился, когда заметил, что вместо какого-то витаминного препарата, тот сделал ей укол морфия. Кира, как и в клинике, по-прежнему не отказывалась от любых процедур, предписанных ей старым доктором, и очередная инъекция не удивила ее.

Оба врача исподтишка наблюдали за действием наркотика, но Кира лишь потерла глаза, с прежним оживлением участвуя в вечерней беседе.

Когда она наконец удалилась к себе, Бах предложил применить хлороформ.

– Мгновенная анестезия должна подействовать, – постарался он убедить сам себя, доставая вату и флакон с жидкостью, обладавшей сладковатым запахом.

Дождавшись, когда вокруг все стихнет, они беззвучно вошли в комнату Киры и при слабом свете ночника увидели, что девушка крепко спит. Со словами «Этим можно усыпить и слона» доктор Бах поднес к ее носу вату, пропитанную хлороформом.

Эффект превзошел все их ожидания. Вместо того чтобы погрузиться в наркотическое забытье, Кира открыла глаза и усмехнулась.

– Зря стараетесь, господа, – насмешливо проговорила она. – Думаете, нынче вечером я не распознала морфий? А теперь еще и эта гадость! Мне не хотелось бы, чтобы вы принялись экспериментировать с кинжалом, поэтому сама продемонстрирую один любопытный опыт.

С этими словами она взяла со столика нож для разрезания бумаг и с силой воткнула его себе в грудь по самую рукоятку. Затем вынула лезвие из раны, стерла проступившую кровь, и врачи с содроганием увидели, что на ее коже не осталось и следа ужасного удара.

– Я неуязвима, – сказала девушка. – Примите это как факт. А теперь ступайте, я хочу спать.

Пристыженные медики удалились в буфетную и немного посидели там, чтобы с помощью бокала вина обрести прежнее равновесие духа.

– Похоже, эксперименты подобного рода следует прекратить, – со вздохом заметил Бах. – Думаю, даже электрический стул окажется бессильным: она тут же приспособится к среде, наполненной электричеством. Пожалуй, здесь требуется только стотонный локомотив, – невесело усмехнулся старик и предложил расходиться по спальням.

За завтраком никто не обмолвился ни словом о ночном происшествии. Кира затем ушла в библиотеку, а мужчины отправились в лабораторию, чтобы понаблюдать за подопытными животными и кое-что обсудить без свидетелей.

К обеду мисс Зелас не вышла: миссис Гейц сообщила, что девушка покинула дом еще утром. «Началось», – подумал Скот. «Продолжается», – мелькнуло в голове у Баха. Они оба оказались правы.

Кира появилась только вечером. Еще с порога гостиной она заявила сидевшему там Скоту:

– Я случайно наехала на ребенка, и он, кажется, умер. Но меня никто не видел, так что нечего беспокоиться.

Не только новое преступление, но и тот спокойный тон, каким было сделано признание, потрясли Дэниела. Когда к нему вернулась способность говорить, он потребовал объяснений.

– Мне надоело торчать в доме, – капризно начала мисс Зелас. – Я решила погулять, но поскольку езда на автомобиле гораздо интереснее, чем простая ходьба, я села в машину с работающим двигателем. Остолоп, ее владелец, не выключил зажигание, отправившись покупать цветы. Я, естественно, рванула с места, чтобы не слышать его воплей, но на одном из перекрестков прямо под колеса бросился мальчишка. Он, видите ли, помчался за мячом.

– И вы не остановились, чтобы помочь? – едва не задохнулся от волнения Скот.

– Нет, конечно, – ответила красавица. – Напротив, я прибавила газу, а когда убедилась, что меня не преследуют, вернулась к перекрестку, чтобы послушать, о чем там судачат. Машина с трупом уже уехала, так что я все равно ничем не смогла бы помочь – разве что отдать себя в руки полиции.

– И, тем не менее, это обязательно надо сделать, – решительно проговорил Дэниел. – На вашей совести угон автомобиля, смерть ребенка, и, кроме того, вы скрылись с места преступления. Закон такого не прощает.

– Значит, надо изменить закон или встать над ним, – хладнокровно заявила Кира Зелас. – Я чувствую, что способна сделать это и, пожалуй, в ближайшее время займусь усовершенствованием мира.

У Скота создалось впечатление, что он говорит с безумной. Чтобы выиграть время, он сказал:

– Это следует обсудить. Дайте мне слово, что не покинете этот дом, пока мы все не решим.

Кира пожала плечами и снисходительно произнесла:

– Хорошо, если уж вы так настаиваете, Дэниел. Отложим все до утра.

Но утром ничего решать не пришлось: Кира Зелас исчезла. Вместе с ней исчезли ее туалеты и деньги, лежавшие в бумажниках врачей и в кошельке экономки. Как ей удалось незаметно покинуть дом, так и осталось загадкой – двери и окна оказались запертыми изнутри, как того требовал установленный порядок.

Скота больше всего уязвила ложь девушки.

– Подумать только, солгать с таким невинным лицом! – горячился он.

– Ничего странного, – философски заметил Бах. – Лгущих во имя выживания существ в природе сколько угодно. Это явление называется мимикрией, и она никому не казалось безнравственной.

– Но мисс Зелас – человек, а для любого из людей понятие «порядочность» не пустой звук, – не успокаивался Дэниел.

Доктор Бах снова усмехнулся.

– Я не стал бы выражаться столь категорически – и насчет человека, и насчет порядочности. Но одно я понял твердо: у нашего чудовища началась вторая фаза адаптации. Теперь она примется за переустройство мира.

– И что же нам делать? – растерянно спросил Дэниел.

– Ничего. Остается только ждать.

Дни складывались в недели, но никаких сведений о Кире Зелас не поступало. Несостоявшиеся экспериментаторы вернулись к свои обязанностям: доктор Бах вновь вознесся на начальственный Олимп, а доктор Скот первым делом уничтожил все следы своих биохимических опытов. Он усыпил морских свинок, кошку и собаку, подвергшихся воздействию сыворотки, а также расколотил ампулы с опасным препаратом.

Однажды по селектору последовало предписание немедленно явиться в кабинет руководителя клиники. Дэниел поспешил на вызов и застал доктора Баха за чтением газеты.

– Взгляните-ка на это. – Старик с брезгливой миной подтолкнул газетные листы в сторону Скота. – Похоже, начинается следующий акт.

В заметке, проглоченной единым духом, говорилось, что восходящее светило юриспруденции обворожительная Кира Зелас почтила своим вниманием известнейшего финансиста N. Корреспондент многозначительно упоминал также об ее экстравагантных нарядах и удивительном макияже, отдав должное и успешной самозащите на процессе по ложному обвинению очаровательной дамы в убийстве. Этот бред занял целую полосу светской хроники.

– Под этим N. наверняка скрывается значительная фигура – кто-нибудь вроде министра финансов, – прокомментировал заметку Бах, увидев, что Дэниел уже прочел ее. – Здесь, правда, не указано, каким образом в этих кругах возникла фигура Киры Зелас, но с ее красотой и беспринципностью это оказалось, думается, не таким уж сложным делом.

Дэниел пожал плечами.

– Мне кажется, что все закончится пшиком, – заметил он. – В нашей стране еще не было случая, чтобы женщина надолго удержалась у власти.

– Так то женщина, – усмехнулся доктор Бах. – А здесь речь идет о Кире Зелас. Эти марионетки в правительстве даже не понимают, какого зверя пустили в политический огород.

Каждый день приносил что-нибудь новенькое. То писали об общественных мероприятиях, которые украсила своим присутствием необыкновенная Кира Зелас. То проскальзывали намеки на некие интриги, раскачивавшие политический корабль. Наиболее ретивые журналисты иногда говорили о теневом кабинете министров, пересказывали сплетни, делали намеки. Но всякий раз – завуалированно или напрямую – упоминалась все та же Кира Зелас.

Постепенно тон сообщений изменился. Теперь редко можно было уловить иронию или, не дай Бог, сарказм: заметки приобрели вполне благопристойное звучание, что несомненно свидетельствовало о возросшей роли нового политического деятеля.

Дэниел Скот инстинктивно ощущал угрозу, исходившую от созданного прессой образа Киры Зелас. Но, возможно, это ему только казалось, а тревога жила в нем самом. Он не мог решить, что именно появилось в мире вместо смертельно больной модистки: гений, безумец с манией величия, чудовищная нелюдь или человек будущего? Он видел перед собой невероятно прекрасную женщину с открытым взглядом невинных глаз, и это мешало ему реально оценивать происшедшее. Именно тогда он понял, что имел в виду Герман Бах, когда говорил: «Какое счастье, что я уже старик».

Внезапно в доме доктора Баха появилась сама виновница их тревог.

Герман Бах пригласил Скота заглянуть к нему вечером, чтобы обсудить странную нечувствительность одного из пациентов к лекарственным препаратам. Подобный случай упоминался в недавней публикации одного из медицинских журналов, и Бах считал, что следует вместе обсудить ее достоверность.

Именно тогда мужчин встретила в вестибюле взволнованная миссис Гейц и сообщила о нежданной гостье.

– Чем обязаны такой чести, мисс Зелас? – церемонно спросил доктор Бах красавицу, уютно расположившуюся в кресле у камина.

– Просто захотелось взглянуть на вас. Здесь так спокойно, и все располагает к отдыху, – с благодушной доброжелательностью сытого хищника проговорила она.

– Вероятно, просто кончились деньги, – угрюмо проворчал Скот.

Кира резко повернулась на его реплику.

– Кстати, сколько я вам должна? – она раскрыла сумочку, набитую пачками долларов. – Неужели вы решили, что я обокрала вас? Фи! Я просто взяла в долг необходимую мне сумму.

– Да что там деньги! Вы обманули нас, нарушив вами же данное слово! – возмущенно сказал Дэниел.

Мисс Зелас насмешливо улыбнулась.

– Поразительно, какой вы старомодный, Дэниел! Вам, вероятно, очень трудно жить. – Она окинула взглядом все еще стоявших мужчин и сказала: – Надо проще смотреть на мир, господа.

Доктор Бах на правах хозяина пригласил их в столовую, где миссис Гейц уже расставляла приборы. Во время ужина разговор, естественно, перешел на политику. Тон задал доктор Бах, невинно поинтересовавшись:

– Ну и как? Вы уже приступили к переделке законов?

– Проще не переделывать их, а заменить новыми, – резонно заметила Кира Зелас.

– Именно поэтому вас называют восходящим светилом юриспруденции? – ехидно спросил Скот.

Кира искренне рассмеялась.

– Это все выдумки журналистов! Но знаний, конечно, мне хватает, как вы догадываетесь. Я хорошо разбираюсь в существующих законах и, главное, умею их применять. Но самое забавное состоит в том, что, опираясь на статьи законов, вполне реально доказать их полную несостоятельность. Пользуясь этим, можно заварить такую кашу, что всему миру не расхлебать, если, конечно, не найдется хотя бы одна трезвая голова. А она как раз перед вами – из меня получится весьма дальновидный политик. Мой принцип – разделяй и властвуй! Вот так-то, господа.

– И ваше окружение поддерживает подобные планы? – поинтересовался доктор Бах.

Девушка пожала плечами.

– Конечно, нет. Любыми методами они стараются помешать мне. Это и неудивительно. Еще древние римляне говаривали: «Homo homini lupus est». Но я хорошо умею расправляться с противниками. Вы же читаете газеты, поэтому наверняка знаете о некоторых громких процессах. Думаю, что смогу извести под корень любую крамолу.

Подобные речи в устах существа неземной красоты казались не только неуместными, но даже кощунственными. Дэниел Скот изумленно смотрел на нее, почти не раскрывая рта, тогда как доктор Бах старательно направлял беседу в нужное ему русло. Так, он затронул проблемы войны и мира и услышал в ответ:

– Если для достижения поставленной цели потребуется война, что ж, значит, таков ход истории. Без жертв ничего не достигнешь, но при этом целесообразно, чтобы расплачивался кто-то другой. – Она рассмеялась собственной шутке.

Поражал неприкрытый цинизм ее высказываний. Любая тема рассматривалась ею с точки зрения махрового эгоцентризма. На первое место выдвигалось гипертрофированное понимание собственной значимости.

Дэниел Скот вздохнул с облегчением, когда мисс Зелас отправилась наконец отдохнуть, и спросил доктора Баха:

– Интересно, сколько в ее словах было пустой бравады?

– Ни капли, – уверенно ответил Герман Бах. – Здесь налицо явные признаки паранойи, отягощенной манией величия. Она больна и нуждается в лечении. Но подобные больные не допускают даже мысли о своем нездоровье. Для общества в сущности они не представляют опасности, если в их руках не оказывается власть. В случае Киры Зелас все осложняется тем, что у нее-то как раз имеются огромные возможности для осуществления любых бредовых замыслов. Я имею в виду абсолютную беспринципность этого существа, многократно усиленную быстрым аналитическим умом, присущим, скорее, не человеку, а компьютеру. Ее необходимо остановить!

Решительные слова старика застали Дэниела врасплох.

– Но что мы можем сделать? – растерянно спросил он.

– Вы прекрасно это знаете, – неумолимо ответил доктор Бах. – Просто все ваше естество противится необходимости делать операцию. Но поймите, это единственный выход!

– Есть еще опека! – из последних сил сопротивлялся Скот.

– Для этого надо доказать ее недееспособность, коллега, – насмешливо проговорил старый врач. – А кто поверит нам на слово? Фактов-то нет! Да она обведет вокруг пальца любую комиссию и повернет дело так, что нас самих упекут в психушку. Лучше подумайте, каким образом дать ей наркоз. Эта проблема посложнее прочих: вы же сами видели мои безуспешные попытки усыпить это чудовище.

Дэниел Скот прекрасно понимал правоту доктора Баха, но все же сделал еще одну попытку:

– Давайте завтра утром снова поговорим с Кирой. Как знать, возможно, за ночь ее планы переменятся…

– Хорошо, – уступил Бах. – Попробуем поговорить, если она, конечно, не успеет удрать до этого.

Дэниел облегченно вздохнул и, приглашенный стариком заночевать у него, остался в доме Баха, чтобы на всякий случай быть под рукой.

Всю ночь Дэниел почти не спал. С первыми лучами солнца он, чтобы спозаранку не беспокоить миссис Гейц, сам сварил себе кофе и, взяв дымящуюся чашку в библиотеку, устроился в кресле, просматривая газеты. Вскоре там появилась и Кира Зелас.

Ее пристрастие к черному цвету, зародившееся, по-видимому, еще во времена недавней бедности, вынуждавшей убогую модисточку выбирать немаркие тона одежды, теперь лишь усугубляло красоту нового облика. В этот ранний час черный шелк утреннего «неглиже» оттенял матовую белизну лица и подчеркивал платиновый блеск волос, выразительно выделяя на белом фоне ярко-голубые глаза и капризный рисунок розовых губ.

Дэниел подумал, что каждая женщина наверняка позавидовала бы свойству Киры обходиться без косметики, являя в то же время образец идеального для любой секунды суток макияжа. Он пожалел, что по сути своей натуры не является Мефистофелем: тот продал Фаусту молодость в обмен на душу, а он вполне мог бы заработать огромные деньги, торгуя эликсиром красоты. Правда, возросшее количество сумасшедших, а также озверевшие визажисты существенно подорвали бы его коммерцию.

Прекрасно сознавая силу своего обаяния, девушка устроилась напротив молодого врача и приступила к атаке.

– Я вернулась сюда, Дэниел, только из-за вас, – мягко начала она. – Вы сразу понравились мне – я ощутила в вас ту силу, которая всегда притягивает женщин. Чувствую, что и я небезразлична вам. Из нас получилась бы прекрасная пара, – нежно улыбнулась соблазнительница. – Предлагаю вам разделить со мной тот путь, по которому я намерена идти. Вам не стоит бояться осложнений: политическую борьбу я освоила в совершенстве. Но мне нужна опора, и вы со своим пониманием добра и зла станете моим прибежищем в этом порочном мире.

Скоту казалось, что от нее можно ожидать чего угодно, но только не подобного предложения: он оказался беззащитен перед ним. Сердце рвалось безоглядно подчиниться желаниям этой удивительной девушки, он весь пылал, но, казалось, в висках безостановочно отдается только одно слово: «Думай! Думай! Думай!»

Не дождавшись мгновенного ответа, Кира Зелас поднялась, подошла к нему и, положив руки на плечи, внимательно заглянула в глаза.

– Завтра я возвращаюсь в Вашингтон, – тихо сказала она. – Надеюсь, любимый, мы поедем вместе.

Она бесшумно вышла из библиотеки.

Постепенно Дэниел Скот успокоился. Сердце перестало выпрыгивать из груди, дыхание восстановилось, и он с удивлением понял, что может вполне трезво оценивать ситуацию – с уходом Киры Зелас пропало и наваждение.

В библиотеку нерешительно заглянул доктор Бах.

– Мне казалось, вы не один, – заметил он, входя наконец в помещение. – Я ошибался, друг мой?

Скот покачал головой.

– Нет. Отсюда только что ушла Кира. Она звала меня с собой в Вашингтон, – чуть дрогнувшим голосом сказал он. Увидев ужас на лице старика, он поторопился его успокоить: – Я не поеду, хотя она будет ждать ответа до утра.

Герман Бах без сил рухнул в кресло.

– Она сильнее вас, Дэниел! Но если вы не сможете выстоять перед ее напором, все будет кончено! С вами, во всяком случае: вы ведь не сможете идти по трупам. А я не знаю, чем помочь вам. – Старик в отчаянии сжал руки. – То есть, конечно, знаю, но совершенно не представляю, как это осуществить?!

Весь день, прошедший, казалось бы, в обычных заботах, оба врача напряженно думали над проблемой наркоза. Скот старался не оставаться с Кирой наедине, и в этом ему активно помогал доктор Бах, затеяв после обеда прогулку на автомобиле, в которой участвовала и миссис Гейц.

Вечером, когда все разошлись по своим комнатам, чтобы отдохнуть перед ужином, Дэниел зазвал к себе старшего коллегу, шепнув ему долгожданные слова: «Я придумал!»

– Решение лежало буквально на поверхности! – возбужденно заговорил доктор Скот. – Еще ни одно живое существо не могло выжить без кислорода. Следовательно, надо заменить его углекислым газом! Вот только как это осуществить?

– Нет ничего проще, – деловито ответил старый врач. – В лаборатории есть баллон с углекислотой, мы поставим его в соседней со спальней Киры комнате, а шланг протянем вдоль труб парового отопления.

Доктор Бах, большой любитель раритетов, бережно сохранял в своем особняке атмосферу старинного дома. Используя новейшие достижения бытовой техники, он замаскировал современные светильники под газовые рожки, установил в помещениях климатические установки, но не убрал батареи водяного отопления, а приборы для приготовления пищи удобно разместил в огромной кухонной плите. Только в каминах попрежнему горел настоящий огонь – доктор Бах не мог заставить себя заменить живое пламя электрическими подделками.

Теперь его страсть к старине сыграла заговорщикам на руку.

Стараясь не шуметь, они перетащили из лаборатории баллон, и Бах молча показал Дэниелу, куда именно следует проталкивать шланг. Скот кивком подтвердил свое согласие, и мужчины вернулись в гостиную, договорившись провести подготовку к эксперименту сразу после ужина: Герман Бах станет развлекать дам беседой, а Дэниел смажет оконные петли в комнате Киры, просунет в отверстие в стене конец шланга от баллона и подготовит в лаборатории операционный стол. Обеспечивать газонепроницаемость рам решили ночью: Кира предпочитала свежий воздух, и запертые окна ее насторожили бы. Весь замысел облегчало то, что комната девушки находилась на первом этаже.

– Если углекислый газ лишь ненадолго заставит ее потерять сознание, вы успеете сделать операцию на гипофизе? – взволнованно спросил Дэниел.

Доктор Бах успокоил своего младшего коллегу, заявив, что в последнее время только тем и занимался, что оттачивал технику процесса, тренируясь на морских свинках.

Ужин прошел в приятной беседе, которая затем продолжилась в гостиной. Кира Зелас поддерживала разговор с умением и грацией светской львицы, и Дэниел не переставал удивляться безграничным возможностям человека к адаптации. Он вновь оказался во власти этого чарующего существа и едва не ответил согласием на вопрос Киры, решил ли доктор Скот сопровождать ее завтра утром.

Но она сама подсказала ему путь к отступлению, нежно проворковав:

– Я вскоре вернусь в ваш гостеприимный дом, доктор Бах, если вы не возражаете, конечно.

Герман Бах, естественно, не возражал: витиевато формулируя приглашение приезжать в любое время, он свирепо взглянул на Дэниела из-под кустистых бровей. Тот понял намек и сообщил Кире, что дела заставляют его задержаться в клинике, поэтому вопрос о переезде в Вашингтон они решат во время ее следующего визита.

Пожелав господам доброй ночи, Кира Зелас ушла к себе.

– Ждать осталось недолго, – заметил Бах. – Быстрое засыпание – тоже проявление адаптации.

После того как свет в комнате Киры погас, они выждали еще немного, а потом каждый приступил к своей части программы: старик принялся законопачивать мокрой ватой щелки вокруг шланга, а Скот, выбравшись наружу, занялся уплотнением оконных рам, предварительно бесшумно опустив их. Затем он снова вошел в дом, зажег свечку и тихо отворил дверь в комнату девушки. Она безмятежно спала, натянув до подбородка простыню, и перед глазами Дэниела промелькнула картина из, казалось бы, такого далекого прошлого: накрытый простыней полутруп в изоляторе.

С трудом переведя дыхание, он поставил свечку на стол, вышел в коридор и, повернув ключ в замке двери, тщательно заткнул щели по ее периметру. Затем отправился в соседнюю комнату.

– Подождите минут пять, – хриплым шепотом сказал он доктору Баху, – а затем открывайте вентиль. Когда она потеряет сознание, я постучу в стену.

Дэниел вновь покинул дом и остановился возле окна, за которым виднелась горящая свеча. Прошла целая вечность, прежде чем пламя начало мигать: комната постепенно заполнялась газом. Наконец свеча погасла – следовательно, концентрация двуокиси углерода поднялась до десяти процентов. В такой атмосфере должно погибнуть любое живое существо, но организм Киры Зелас приспособился к тому ничтожному количеству кислорода, которое еще оставалось в воздухе. Требовалось ждать, пока его полностью не заменит углекислота.

Скоту почудилось, что уже близок рассвет – от долгой неподвижности затекли ноги. Оглянувшись, он с удивлением заметил, что его все еще окружает ночная тьма, и вновь перевел взгляд в глубину комнаты. Свет ночника позволял угадывать предметы, и он заметил, что девушка беспокойно заметалась в постели. Затем она поднялась и неверными шагами направилась к двери. Безрезультатно подергав ручку, она пошла к окну.

Дэниел видел, как выражение ужаса постепенно исказило черты прекрасного лица: угасавшее сознание подсказало Кире, что она попала в ловушку. Из последних сил она размахнулась, чтобы разбить кулаком стекло, но потеряла равновесие и упала. По неловкой и неподвижной позе лежавшей, Скот понял, что девушка потеряла сознание. Рывком подняв раму, он тут же резко откинулся назад: от волны газа, ударившей ему в лицо, он едва не задохнулся. Однако следовало спешить. Дэниел перемахнул через подоконник и ударил каблуком в стену. Шипение газа немедленно прекратилось, а еще через несколько секунд он услышал скрип ключа.

Когда доктор Бах отворил дверь, на пороге уже стоял Дэниел с девушкой на руках. Оба врача устремились в лабораторию, и вот уже бесчувственное тело покоится на операционном столе. Затянув крепящие ремни, молодой человек уступил место опытному хирургу и, пока тот заканчивал предварительные процедуры, в последний раз полюбовался на прекрасного ангела с черной дьявольской душой. На глаза набежали невольные слезы, но усилием воли он прогнал их: надо было ассистировать доктору Баху.

Тот решил провести операцию на гипофизе, добравшись до него через носоглотку, что, во-первых, существенно сокращало время, а во-вторых, не оставляло наружных шрамов. В обычных условиях доктор Бах предпочел бы трепанацию черепа, что позволило бы лучше изучить невероятный феномен, но в данном случае победил рационализм, а не научное любопытство.

Девушка еще не успела очнуться, как операция уже была успешно завершена. Мгновенные признаки этого показались ошеломленным врачам почти колдовством: волосы начали темнеть, стремительно теряя свое платиновое сияние, чуть заметная под полуопущенными веками радужка из голубой превратилась в фиалковую. Единственной отличительной чертой этой девушки от той, что недавно умирала в клинике Баха, было ее явное здоровье: щеки не ввалились, темные волосы не утратили блеска, лицо своей невинностью напоминало спящего ангела.

Дэниел Скот уже не сдерживал слез. Старик не мог понять, что оплакивает его молодой коллега, а спросить не хватило духу. Сам же он смотрел на приходившую в себя девушку и сожалел о том, что не видел, как выглядела она в тот момент, когда поднимала камень, чтобы убить.