* * *
По работе мне иногда нужно было ездить в командировки по краю. Вот и теперь мне предстояла поездка на три дня. Когда я пришла в администрацию нашей больницы, меня увидел заведующий санитарной авиацией Аронов. Спросил:
— Куда едешь?
Я ответила. Он обрадовался:
— Вот и хорошо! Полетишь на двухместном самолете и заодно завезешь кровь в районную больницу. Если с работой уложишься за один день, он тебя и назад привезет. Лады?
— Хорошо!
Я обрадовалась — ведь это не трястись почти два дня в вагоне. Сказала своей заведующей, она была согласна. Полетели, сели в районном аэропорту, отдали кровь, полетели на место моей командировки. Мне нужно было проверить работу местной лаборатории — это не так сложно и долго, если работники добросовестные. Там все было в порядке. Я провела собеседование, прочитала лекцию об исследованиях при почечной патологии, взяла отчет о проделанной работе (он уже был готов). Прошлась по палатам и по кабинетам в поликлинике, все это без перерыва. Еще немного задержала работников, ответила на все возникшие у них вопросы, попрощалась со всеми. Машина «Скорой помощи» увезла меня на аэродром, который представлял собой обширную зеленую поляну.
Не доезжая до аэродрома, я попросила остановиться, сказав водителю, что пройдусь по лесочку. Машина уехала, а я пошла по лесу. Был июнь, природа расцвела. Стояла потрясающая тишина, только птички кое-где мелодично нарушали ее. Воздух такой необыкновенной чистоты, какой я уже много лет не ощущала. Был яркий солнечный день, в небе ни одного облачка. Боже мой!! Какая красота! Было очень жалко уезжать из этого земного рая, я даже пожалела, что меня ждет самолет. Когда я подошла к самолету, пилот блаженно лежал на раскладушке — загорал:
— Вот бы немножко пожить здесь, такая красота кругом! Вы на речке не были?
— Конечно, нет, у меня не было и минуты свободной.
— Ничего, сейчас полетим, я вам такую красоту покажу!
Мы летели на небольшой высоте — кажется, иногда я видела даже головки цветов. Какая у нас в Сибири необыкновенная природа! Чистая темно-зеленая тайга сменялась нежно-зелеными кудрями смешанного леса, пересеченными квадратами и полями пшеницы и других сельскохозяйственных растений. Множество маленьких рек и речушек впадали в Енисей, вначале не такой могучий, как у нас в Красноярске, постепенно набирающий силу. Дальше под нами раскинулось наше рукотворное Красноярское море, окруженное поселками. На море множество лодок, яхт — сезон в разгаре! Это была незабываемая экскурсия по родному краю с высоты птичьего полета. Я была безмерно благодарна пилоту и Аронову за такую радость, которая случается не с каждым. Весь день мне везло. На аэродроме я встретила знакомого врача, который тоже вернулся из командировки. У него в гараже стояла машина, и он предложил подвезти меня домой. Я была очень рада.
В восемь часов вечера я уже поднималась по лестнице домой. Открыла дверь, зашла — на меня повеяло запахом дыма. Кажется, это табак (папа не курил)! Открывается дверь туалета… Вот тебе и здрасьте! Из туалета с сигаретой в руке, с таким независимым видом выходит мое сокровище — Димуся! Увидев меня, испугался, поперхнулся дымом, смял сигарету:
— А… ты почему?
— Я уже вернулась. А вот ты почему?
Что-то он мне мямлил в ответ, но факт есть факт. Пришлось объяснять, что ему с его легкими категорически нельзя курить. Курение может спровоцировать обострение болезни. Последние снимки все еще неутешительные. Он сидел понуро, слушал.
В его классе уже многие ребята курили. Их родители, сами курящие, знали это и принимали как должное, опять же в отличие от нас. Я и это Диме объяснила — у этих мальчиков не было такой болезни легких, им курение не грозило такой бедой. Он слушал, но был не со мной, а где-то в себе. Я остановилась, помолчала:
— Ты меня слышишь?
Ответил не сразу:
— Слышу.
Я присела перед ним:
— Постарайся вспомнить, как ты болел, как тебя мучительно преследовал кашель днем и ночью, как тебе было трудно. Курение может возобновить процесс, и мы уже не сможем тебя спасти! Ты понял меня?
Кажется, он испугался:
— Я только сейчас понял. Я больше не буду курить.
— Я понимаю, тебе тоже хочется казаться большим, как мальчики из класса. Вы все хотите скорее стать мужчинами, однако курение — не обязательное качество мужчины. Ты же видишь, дядя Яша такой могучий и сильный — и не курит, дядя Эдик — мастер спорта по гимнастике, тоже не курит, наш папа, крепкий, спортивный — не курит. Видишь, чтобы быть настоящим мужчиной, вовсе не обязательно курить! Прошу тебя, подумай, ведь ты уже достаточно взрослый, ты должен принимать правильные решения.
Ну и день! Столько прекрасных впечатлений — и на тебе, ложка дегтя! Я даже рассказала Диме о прошедшем дне, о том, где я была, о том, что все мои большие впечатления перечеркнуты одной маленькой мерзкой сигаретой. Дима тоже разнервничался и обещал мне больше не курить. Это было в июне 1972 года. Диме шел десятый год.
Позже я сбилась со счета, сколько подобных разговоров у нас было, и всякий раз Дима мне говорил:
— Да, я понял все. Я только сейчас это понял.
Крылатая фраза!
Ни папин, ни дедушкин пример на него не действовал — по его мнению, они были «неправильные люди».
Шура рассказывал, что его папа раньше курил, дома всегда были папиросы. Когда Шура дома попробовал закурить папиросу, отец отругал его и, чтобы не служить дурным примером для сына, сам бросил курить навсегда. У нас дома папирос никогда не было. И тем не менее для Димы это не стало препятствием к приобретению дурной привычки. Наши беседы о вреде курения были для него просто сотрясением воздуха. При нас, правда, он не курил, но в других местах не ограничивал себя какими-то запретами по этому поводу. У него на этот счет была фраза: «Что делать, когда хочется?» Он избавится от курения уже в зрелом возрасте, после сорока.