Книга: Поезд убийц
Назад: Кимура
Дальше: Божья Коровка

Фрукты

— Как твоя рана? Все нормально? — спрашивает Мандарин, сидящий на месте у прохода, у Лимона, который сидит возле окна.
Они в третьем вагоне, на десятом тройном ряде кресел. Лимон смотрит в окно, бормоча себе под нос: «Зачем только было списывать пятисотую серию? Они мне нравились — те, с голубыми вагонами». Как будто только теперь услышав обращенный к нему вопрос, он хмурится: «Какая еще рана?» Его длинные непослушные волосы торчат прядями во все стороны, прямо как львиная грива — трудно сказать, укладывает ли он их так специально или просто поленился причесывать, встав утром с кровати. В выражении его глаз и презрительно искривленной линии рта читается полное равнодушие не только к работе, но и вообще ко всему, что происходит вокруг. Мандарин рассеянно гадает, является ли это следствием врожденных черт личности его компаньона, или же это окружающий мир повлиял на него таким образом.
Мандарин уточняет:
— Ну, та самая, которую ты получил вчера, когда тебя порезали ножом. Рана на твоей щеке.
— Когда это меня порезали?
— Когда мы спасали того богатенького парнишку.
Мандарин показывает пальцем на юношу, сидящего между ними на центральном сиденье. Совсем молодой, на вид только исполнилось двадцать, длинные волосы. Он молча переводит взгляд то на Лимона, то на Мандарина. Выглядит он сейчас значительно лучше, чем ночью, когда они его спасли, даже слабый румянец на щеках проступил. Нашли они его связанным, а перед тем, как связать, над ним еще хорошенько поработали, применив достаточно грубой силы, так что он весь трясся мелкой дрожью и никак не мог остановиться. Надо же, меньше чем за сутки почти пришел в норму… «Может статься, внутри у него ничего и не происходит, и все случившееся никак не отразилось на его душе», — думает Мандарин. Такое часто случается с людьми, которые не читают художественной литературы. Внутри они пусты и однотонны, для них проще простого переключить передачу: сменил режим — и полный порядок. Стоит им проглотить какую-нибудь ситуацию, как они тотчас забывают о ней, едва та проскочит по их пищеводу, так что они просто физиологически не способны сопереживать чувствам окружающих. Именно им художественная литература нужнее всего, но в большинстве случаев они приходят к ней слишком поздно.
Мандарин смотрит на свои наручные часы. Девять утра. Значит, прошло ровно девять часов с того времени, как они спасли парня. Его держали в здании в районе Фудзисава Конго, в комнате на третьем подземном этаже. Он — единственный сын Ёсио Минэгиси, и Мандарин и Лимон вытащили его из этой передряги.
— Я не такой идиот, чтобы дать порезать себя ножом да еще и получить рану на лице, так что оставь меня в покое.
Мандарин и Лимон примерно одного роста, около ста восьмидесяти сантиметров, и у обоих одинаковое худощавое сложение. Люди часто думают, что они братья, даже близнецы. Близнецы — наемные убийцы… Когда кто-нибудь высказывает предположение, что они братья, Мандарин испытывает глубочайшую фрустрацию, граничащую с ужасом. Невероятно, что кто-то может ассоциировать его с кем-то настолько безрассудным и поверхностным. Впрочем, Лимона-то это уж точно не беспокоит: такие сложные переживания не могут прийти ему в голову. Один из их заказчиков как-то раз обмолвился, что с Мандарином иметь дело легко, а Лимон кого угодно может выбесить до белого каления. Прямо как с настоящими фруктами — никому не захочется есть кислющий лимон. Вот уж действительно…
— Ну и откуда у тебя тогда этот порез на щеке? У тебя там красная полоса оттуда досюда. Да я и сам слышал, как это произошло: тот мелкий якудза обошел тебя и саданул ножом в щеку, и ты закричал от боли.
— Мне бы не пришло в голову поднимать крик из-за такого пустяка. Если я и кричал, так это только потому, что завалить того сопляка было не сложнее, чем выдрать зуб. Так что я кричал от разочарования. Типа — да неужто он реально такой слабак?! Так что эта штука на моем лице точно не от лезвия. Это обыкновенная экзема. У меня аллергия.
— В жизни не видел экземы, которая выглядела бы как рана.
— А ты что, создатель экзем?
— Я — что? — Мандарин даже рот открывает от удивления.
— Ну, я спрашиваю, ты что, самолично создал все экземы и аллергии на свете? Нет? Или, может быть, ты занимаешься критикой аллергий и хочешь оспорить мою личную двадцативосьмилетнюю аллергическую историю? Что конкретно ты хочешь узнать про экземы?
— Ничего я не отрицаю. И никакой я не создатель экзем. Вот только никакая это у тебя не экзема.
Всегда с ним вот так. Чуть что, так Лимон сразу взъерепенивается и начинает сыпать дикими предположениями, которые он сочиняет прямо на ходу. Вне зависимости от того, отрицает ли Мандарин брошенные ему в лицо обвинения или просто перестает его слушать, он все равно не затыкается. Но теперь они слышат доносящиеся с центрального сиденья тихие неуверенные звуки (их и словами-то не назовешь), которые издает молодой Минэгиси:
— Э-это… прошу прощения…
— Чего тебе? — спрашивает Мандарин.
— Чего тебе? — спрашивает Лимон.
— Это… ну… как там вас двоих зовут?
Обнаруженный ими ночью, он был накрепко привязан к стулу и настолько обессилел, что походил на безжизненную тряпичную куклу. Когда Мандарин и Лимон пытались его растолкать, он бормотал только: «Простите меня, простите меня…» — больше от него ничего невозможно было добиться. Мандарин подумал, что парень, должно быть, вообще не соображал, что с ним такое происходит.
— Я Дольче, а он Габбана, — говорит он первое, что приходит ему в голову.
— Не, — мотнув головой, возражает Лимон. — Я Дональд, а он Дуглас.
Успев только спросить, что это за имена такие, Мандарин вспоминает, что это персонажи из «Томаса и его друзей». О чем бы ни шла речь, Лимон всегда умудряется свести разговор к этому мультику. Детское телевизионное шоу с многолетней историей, снятое про железную дорогу, да еще и вместо нарисованных персонажей — настоящие кукольные модели поездов, — Лимон его просто обожает. Как только ему подворачивается случай ввернуть какую-нибудь аллегорию касательно человеческой жизни, он обязательно вспоминает соответствующий эпизод из «Томаса и его друзей». Как будто все, что он знает о жизни и счастье, было почерпнуто им именно оттуда.
— Мандарин, я что, раньше тебе об этом не рассказывал? Дональд и Дуглас — это два черных паровоза, братья-близнецы. Разговаривают они всегда очень вежливо. Типа, так-так, а это не друг ли наш Генри? — вроде того. Когда кто-то говорит таким манером, это всегда производит хорошее впечатление — сразу понятно, что у говорящего добрые намерения. Уверен, что ты со мной согласишься.
— А я вот не уверен.
Лимон роется в кармане своей куртки и извлекает оттуда глянцевую карточку размером с записную книжку. Тычет в нее пальцем. «Гляди, это Дональд». Там целая компания поездов, наклейки с Томасом и его друзьями. Один из поездов черный.
— Сколько бы я тебе ни говорил, ты не способен запомнить их имена. Такое ощущение, что ты вообще не стараешься.
— Не стараюсь.
— С тобой можно просто со скуки подохнуть… Слушай, давай я дам их тебе, чтобы ты смог выучить имена. Вот, смотри, все они тут — от Томаса до Оливера, все выстроились в ряд. Даже Дизель есть… — Лимон начинает перечислять имена одно за другим.
— Да понял я уже, понял, прекрати это. — Мандарин возвращает ему листок с наклейками.
— Простите, так как вас двоих все-таки зовут? — снова встревает мелкий Минэгиси.
— Рюноскэ Акутагава и Мотодзиро Кадзии, — говорит Мандарин.
— Билл и Бен тоже близнецы, и Гарри и Барт тоже.
— Мы с тобой не близнецы.
— Тогда… уважаемые Дональд и Дуглас, — серьезно говорит мальчик. — Это мой отец нанял вас, чтобы меня спасти?
Сидящий возле окна Лимон почесывает за ухом, потеряв интерес к разговору.
— Ага, можно и так сказать. Хотя, по правде говоря, от этой работы было бы непросто отказаться. Твой уважаемый отец не из тех, кому отказывают.
— Да уж, он действительно внушает страх, — соглашается Мандарин.
— Любопытно, а с точки зрения его любимого сыночка, он тоже такой страшный? Или из-за того, что ты его единственный любимый сыночек, он тебя балует, а? — Лимон тыкает мальчишку кончиком пальца — совсем легонько, но парень подпрыгивает как ужаленный.
— Ай… нет, я думаю, он совсем не страшный.
Мандарин кисло улыбается. Кажется, он начинает потихоньку привыкать к специфическому запаху сиденья синкансэна.
— А ты знаешь о делах, которые творил твой отец во время его пребывания в Токио? Из славных и жутких историй можно сложить целую гору. Как, например, одна женщина задолжала ему денег и опоздала на пять минут ко времени возвращения долга, а он ей за это руку отрубил по самое плечо? Не палец, нет, — руку. И не за пять часов просрочки, а за пять минут. За это — руку… — Мандарин обрывает себя на полуслове, подумав, что синкансэн, наверное, не самое лучшее место для обсуждения кровавых подробностей.
— Ну да, я слышал об этом, — равнодушно говорит богатенький мальчишка. — А потом он сунул ее в микроволновку, ага… — Словно рассказывал о том, как его отец тренировался в приготовлении нового блюда.
— Так ты знаешь об этом? — Лимон наклоняется вперед и снова тыкает мальчишку пальцем, на этот раз чуть посильнее. — А когда один мужик не вернул ему деньги, он похитил его сына, а потом поставил этого мужика и его сына друг напротив друга и каждому дал в руку по канцелярскому ножу…
— Ну да, это я тоже знаю.
— Знаешь? — потрясенно переспрашивает Мандарин.
— Однако в уме твоему отцу не откажешь. Все у него решается просто. «Если кто-то становится проблемой — убей его, — так он говорит, — а если что-то причиняет беспокойство — забудь об этом». — Лимон наблюдает в окно за тем, как стоявший на соседнем пути поезд покидает станцию. — Давным-давно в Токио жил один мужик, Тэрахара его звали, который устроил настоящую войну якудза и заработал целую кучу денег…
— Да, его организация называлась «Рэйдзё». Я знаю, слышал о нем.
«Мальчишка, похоже, постепенно все больше осваивается, и к нему возвращается его обычная манера вести себя», — с неприязнью отмечает про себя Мандарин. Он с удовольствием почитал бы историю о высокомерном испорченном подростке в каком-нибудь романе, но ему совершенно не хочется иметь с таким дело в реальной жизни. В данном случае он не испытывает ничего, кроме гнева.
— «Рэйдзё» перестала существовать лет шесть или семь назад, — продолжает Лимон. — Тэрахара и его сын погибли, и организация распалась. Твой отец сразу смекнул, что дело пахнет жареным, так что он быстренько собрался и уехал из города — на север, в Мориока. Как я и говорил, в уме ему не откажешь.
— Большое вам спасибо.
— За что ты меня благодаришь? Я и не думал хвалить твоего папашу. — Лимон провожает взглядом белый синкансэн, исчезающий вдали, на лице его отражается грусть расставания.
— Нет-нет, я хотел поблагодарить вас за то, что вы спасли меня. Я думал, мне конец. Они меня связали — их, наверное, было человек двадцать… Заперли меня под землей. И у меня было такое чувство, что даже если мой отец заплатит выкуп, который они с него потребовали, они все равно убьют меня. Кажется, они по-настоящему ненавидели отца. Так что я был уверен, что моя жизнь кончена.
По мере того как богатенький мальчишка становится разговорчивее, выражение лица Мандарина делается все более кислым.
— Ты очень проницателен. Во-первых, твоего отца все ненавидят. Не только те ребята. Я бы сказал, что проще найти, скажем, бессмертного человека, чем человека, который не ненавидел бы твоего отца. А во-вторых, как ты и предположил, они убили бы тебя тотчас же, когда получили бы за тебя выкуп, тут не может быть никаких сомнений. Так что в тот самый момент, когда ты подумал, что ты — мертвец, ты был чертовски прав.
Находившийся в Мориока старший Минэгиси связался с Мандарином и Лимоном и передал им свое поручение: отвезти выкупные деньги похитителям и спасти его сына. На словах-то все это звучало довольно просто, вот только чтобы выполнить это задание, нужно было, как говорится, поломать себе кости.
— Твой папочка был очень точен относительно деталей, — бубнит Лимон, загибая пальцы один за другим. — Спасите моего сына. Верните выкуп. Убейте всех похитителей. Так что все его мечты исполнены.
Старший Минэгиси четко расставил приоритеты. Главное — спасти жизнь его сына, потом деньги, потом — смерть похитителей.
— Но, господин Дональд, вы с другом со всем блестяще справились. Просто блестяще! — Глаза мальчишки сияют от восторга.
— Слушай, Лимон, а где чемодан? — Мандарин чувствует внезапный укол беспокойства. Лимон должен был нести чемодан с выкупом. Это был чемодан с отличной крепкой ручкой. Недостаточно большой для заграничного путешествия, но и не слишком маленький, в самый раз для такого дела. И сейчас его не было видно ни на багажной полке, ни сбоку от сиденья, ни где-либо еще.
— А-а, Мандарин, ты меня плохо слушал! — весело отзывается Лимон, откидываясь назад и устраивая ноги на спинке впереди стоящего кресла. Затем он начинает рыться в своих карманах. — Вот куда я положил чемодан…
— В карман? Но чемодан не поместится в твой карман.
Лимон смеется, хотя никому, кроме него, здесь совсем не весело.
— Точно. Все, что есть у меня в кармане, — это маленький клочок бумаги. — Он достает из кармана бумажку размером с кредитную карту и помахивает ею в воздухе.
— Что это? — Мальчишка тянется к бумажке, чтобы получше ее рассмотреть.
— Это лотерейный билет из супермаркета, в который мы заходили по пути сюда. Каждый месяц в определенный день они разыгрывают призы. Вот, гляди, первый приз — туристическая путевка… Ну и они тут, должно быть, напутали, забыли проставить срок окончания действия, так что ты можешь использовать его тогда, когда тебе заблагорассудится!
— Можно мне его взять?
— Ну уж нет, тебе я его отдавать не собираюсь. Зачем тебе билет в путешествие? Папочка может оплатить тебе любую поездку. Так что у тебя есть все папочкины билеты, разве нет?
— Слушай, Лимон, лотерейные билеты — это, конечно, здорово, но, может, ты расскажешь мне, куда подевал этот чертов чемодан? — У Мандарина отвратительное предчувствие, и в голосе его сквозит нарастающее напряжение.
Лимон смотрит на него с выражением полного превосходства.
— Поскольку ты удручающе плохо разбираешься в устройстве железной дороги, я, так и быть, объясню тебе на пальцах. В современных синкансэнах между вагонами находятся довольно большие отделения для хранения багажа. Там можно оставить дорожные чемоданы, экипировку для лыжного спорта — все в этом роде.
Мандарин на мгновение лишается дара речи. Ему кажется, что кровь в сосудах его головы сейчас превратится в лед, и чтобы как-то ослабить это ощущение, он рефлекторно сжимает руку сидящего по соседству мальчишки. Тот вскрикивает от боли и делает попытку пожаловаться, но Мандарин не обращает никакого внимания на его хныканье.
— Лимон, тебя что, родители не учили всегда держать при себе ценный багаж? — Мандарин с трудом справляется с собой, чтобы его голос звучал спокойно.
Лицо Лимона тотчас краснеет от возмущения.
— Ты сейчас о чем вообще?! — орет он в ответ. — Где ты тут видишь место, куда я мог бы поставить чемодан?! Здесь, если ты не заметил, сидят трое мужчин; куда тут воткнешь еще и чемодан?! — На мелкого Минэгиси летят брызги его слюны. — Мне нужно было поставить его куда-нибудь!
— Мог бы засунуть его на багажную полку у нас над головами.
— Это не ты его тащил, так что тебе не понять! Эта штука довольно тяжелая!
— Я нес его некоторое время; он не настолько тяжелый.
— А ты не подумал о том, что всякий, кто заметил бы двух подозрительных типов вроде нас с тобой, да еще с чемоданом, сразу смекнул бы: «Ага, они наверняка тащат чемодан, набитый деньгами!» Не подумал об этом, а?!
— Ничего такого не случилось бы.
— Еще как случилось бы! И к тому же, Мандарин, тебе прекрасно известно, что мои родители погибли в дорожной аварии, когда я был еще в детском саду. Так что они не успели меня ничему научить. А если б успели — думаю, сказали бы мне, что нельзя ставить чемоданы рядом со своим сиденьем.
— Хватит чушь пороть.
Мобильный телефон в кармане штанов у Мандарина начинает звонить, издавая слабую вибрацию, от которой все волоски на его коже становятся дыбом, как будто началось настоящее землетрясение. Он достает телефон, смотрит на имя звонящего, и лицо его искажается кривой ухмылкой.
— Это твой папочка, — говорит он богатенькому мальчишке.
Когда Мандарин встает со своего места и направляется в проход, синкансэн начинает движение.
Автоматические двери открываются — делая шаг в тамбур, Мандарин нажимает зеленую кнопку ответа и прижимает трубку к уху. В ней раздается голос старшего Минэгиси.
— Как все прошло? — Он говорит спокойно, но его слова оказывают на собеседника нужное воздействие.
Мандарин подходит ближе к окну и провожает взглядом проносящийся снаружи пейзаж.
— Поезд только что выехал со станции.
— Мой сын в безопасности?
— Если б это было не так, я не ехал бы сейчас на синкансэне.
Затем господин Минэгиси интересуется судьбой денег и похитителей. По мере того как поезд набирает скорость, его становится слышно все хуже. Мандарин отчитывается о положении дел.
— Как только вы доставите мне сына целым и невредимым, можете считать вашу работу выполненной.
«Ты сидишь там в своем частном доме в полной безопасности, хочешь сказать, ты и вправду так беспокоишься о своем мальчике?» — хочет ответить Мандарин, но вовремя прикусывает язык.
Телефон уже молчит — звонок окончен. Мандарин поворачивается, чтобы вернуться в вагон, но в проходе неожиданно сталкивается нос к носу с Лимоном и растерянно останавливается. Странное это чувство, когда вот так столкнешься с кем-нибудь примерно одного с тобой роста — все равно как встретиться с зеркалом. Но тот, кого он видит перед собой, обладает гораздо менее сложным мышлением и гораздо хуже воспитан, чем он сам, и Мандарину приходит в голову странная мысль, что это его собственные дурные черты приняли форму человека и подкараулили его в коридоре синкансэна.
Лимон выглядит так, будто вся присущая ему нервозность отражается сейчас на его лице.
— Мандарин, это плохо.
— Плохо? Что именно плохо? Избавь меня от своих «плохо», сделай милость.
— Но к тебе это тоже относится.
— Что случилось?
— Ты мне говорил положить чемодан с деньгами на багажную полку, помнишь?
— Ну, говорил.
— Мне эта твоя идея понравилась, так что я пошел в багажное отделение, чтобы взять его. Ну, в отсек для хранения багажа — в другом конце вагона.
— Прекрасная идея. И что?
— Его нет.
Мандарин и Лимон опрометью мчатся через третий вагон — к багажному отделению на его противоположном конце. Багажное отделение находится рядом с туалетами и умывальником. Две полки, один большой чемодан на верхней. Не тот, в котором был выкуп за мелкого Минэгиси. Рядом — еще одна небольшая полка с телефоном-автоматом.
— Ты его сюда положил? — Мандарин показывает пальцем на пустую нижнюю полку — прямо под большим чемоданом.
— Ага, сюда.
— И куда он, по-твоему, отсюда ушел?
— В туалет.
— Чемодан?
— Ага.
Не очень понятно, насколько Лимон серьезен, когда он делает шаг к двери мужского туалета и рывком распахивает ее. Но когда начинает орать: «Где ты, мать твою?! Именно сейчас тебе приспичило поссать?! Выходи давай!» — его голос звучит так, что ясно: он в панике.
«Возможно, кто-то взял его по ошибке», — думает Мандарин, но он и сам знает, что это не так. Его сердце начинает биться учащенно. Сам факт того, что он потрясен, потрясает его до глубины души.
— Слушай, Мандарин, какими тремя словами можно описать нашу ситуацию, как считаешь? — Щека Лимона подергивается от нервного тика.
В это мгновение в проход въезжает тележка с напитками и закусками. Молодая проводница останавливается — на случай, если им захочется что-нибудь купить, но, поняв, что они заняты беседой, катит свою тележку дальше. Мандарин ждет, когда за ней закроются автоматические двери.
— В трех словах? У нас неприятности?
— Мы в жопе.
Мандарин предлагает вернуться в третий вагон на свои места, чтобы успокоиться и обдумать ситуацию. Он направляется обратно, как вдруг идущий следом Лимон его окликает:
— Слушай, насчет этих трех слов… какие еще три слова можно придумать касательно нашей ситуации? — То ли он просто растерян, то ли просто глуп — в его тоне нет ни крупицы серьезности.
Делая вид, что не слышит его, Мандарин заходит в третий вагон и направляется по проходу к их местам. В поезде совсем немного народа: процентов сорок от того, что бывает по будним дням до полудня — может быть, потому, что сейчас раннее утро. Мандарин не в курсе, сколько людей обычно ездит на синкансэне, но сейчас здесь, кажется, довольно тихо.
Они идут против хода поезда, поэтому могут хорошо рассмотреть сидящих на своих местах пассажиров. Люди, сложившие на коленях руки, люди с закрытыми глазами, люди, читающие газеты, работники компаний в строгих костюмах. Мандарин сканирует взглядом багажные полки над их головами и пространство возле кресел — нет ли там небольшого черного чемодана.
Мелкий Минэгиси на своем месте, в центре вагона. Спинка его кресла опущена, глаза закрыты, рот широко открыт, тело немного повернуто в сторону окна. Двое суток назад его похитили, затем долго держали взаперти, вызволен он был посреди ночи — и все это время глаз не сомкнул. Немудрено, что после всего этого он страшно устал и теперь отрубился.
Но ни одна из этих мыслей не посещает голову Мандарина. Вместо этого его сердце начинает биться как ненормальное, а дыхание перехватывает. Он быстро садится в кресло рядом с мальчишкой Минэгиси и дотрагивается пальцами до его шеи.
— Что, молодой господин мирно почивает во время таких серьезных событий? — интересуется Лимон, подходя ближе и останавливаясь рядом.
— Лимон, у нас действительно все очень серьезно.
— Насколько именно?
— Молодой господин мертв.
— Быть того не может. — Проходит несколько секунд, прежде чем Лимон добавляет: — Мы в полной жопе.
Он загибает пальцы. Выходит, четыре слова.
Назад: Кимура
Дальше: Божья Коровка

Andrewfloax
I am sorry, that has interfered... At me a similar situation. I invite to discussion.
Andrewfloax
You have thought up such matchless answer?
Jamesbidge
I apologise, but, in my opinion, you are not right. I can prove it. Write to me in PM, we will discuss. squirtinghdtube