Божья Коровка
Нанао возвращается в первый ряд четвертого вагона. Согласно информации от Марии, хозяин чемодана находится в третьем вагоне. Ему не нравилось, что они так близко, но на самом деле в любом месте в поезде он чувствовал бы себя «слишком близко», так что самым простым и разумным в данной ситуации было просто сесть на свое место, указанное в билете.
Он думает про Лимона и Мандарина. «Так это они — хозяева чемодана?» У него такое чувство, что сиденье синкансэна под ним медленно уходит в пол, а потолок опускается, стремясь раздавить его. Лимон и Мандарин — хладнокровные и безжалостные убийцы — выглядят как настоящие головорезы и действуют соответственно. Нанао вспоминает, как ему об этом рассказывал посредник.
Сначала он думал перенести чемодан куда-нибудь поближе к своему месту — например, спрятать его за панелью мусороприемника в тамбуре между четвертым и третьим вагонами, — но потом отказался от этой мысли. Когда он будет его переносить, велик риск, что его кто-нибудь заметит. Так что лучше всего оставить его там, где он сейчас. «Все будет хорошо, все получится… — Нанао снова и снова повторяет это себе. — Больше никаких непредвиденных ситуаций». «Ты это сейчас серьезно? — насмешливо шепчет ему внутренний голос. — Когда бы и что бы ты ни делал, происходят ситуации, которые ты даже предположить не мог, и буквально все переворачивается с ног на голову. Разве так не было всегда, всю твою жизнь? С того самого случая, как тебя похитили по дороге домой, когда ты учился в младшей школе…»
Проводница катит мимо него тележку с напитками. Нанао поднимает руку.
— Будьте добры апельсиновый сок.
— Продан. Обычно он у нас всегда есть, но именно сейчас весь закончился.
Нанао невозмутим. Он чуть было не сказал ей в ответ: «Я должен был догадаться». Он привык к такого рода мелким неудачам. Всякий раз, когда он отправляется в магазин за новыми туфлями, обувь его любимого цвета оказывается продана, а среди оставшейся нет его размера. Если он стоит в очереди в кассу, очередь к соседней кассе всегда движется гораздо быстрее. Когда он вежливо пропускает пожилого человека в лифт и заходит вслед за ним, включается сигнал перегрузки. Это уже давно стало частью его повседневной жизни.
Нанао берет газированную воду и расплачивается.
— Ты всегда такой нервный и такой параноик, что просто притягиваешь к себе удары судьбы, — однажды сказала ему Мария. — Тебе нужно научиться расслабляться. Когда ты чувствуешь, что вот-вот перегоришь, выпей чаю, сделай несколько глубоких вдохов, потренируйся выводить пальцем на своей ладони иероглифы «человек» или, к примеру, «роза». Займись чем-нибудь, что тебя успокаивает.
— Я такой нервный не потому, что у меня такой склад характера, и не потому, что я застрял в плену своих собственных переживаний или чего-то подобного. Это исключительно результат моего личного опыта. Мне всю жизнь не везет, — ответил ей тогда Нанао.
Он открывает банку газировки и делает глоток. Во рту начинает неприятно покалывать из-за крошечных лопающихся пузырьков газа. Он быстро проглатывает газировку, и она попадает ему не в то горло.
«Я спрятал чемодан. Мы скоро прибываем в Омия. Если я буду просто сидеть тихо, скоро все закончится, и даже практически пройдет по плану, разве что я сойду не в Уэно, а в Омия. Я встречусь с Марией, пожалуюсь ей, что работа оказалась вовсе не такой простой, как она обещала, и на этом все закончится».
Чем больше он говорит это себе, тем большее его охватывает волнение.
Нанао опускает спинку своего сиденья и старается расслабиться. Делает глубокий вдох, раскрывает левую ладонь и пытается выводить на ней иероглифы правым указательным пальцем — РО-ЗА; но это оказывается неожиданно щекотно, он инстинктивно отдергивает руку…
…И задевает банку с газировкой, стоящую на раскрытом столике. Банка опрокидывается и с веселым постукиванием катится по полу в противоположный конец вагона, ускоряясь благодаря движению поезда. Нанао в ужасе вскакивает со своего места и бросается за ней в погоню.
Он, конечно, не настолько оптимист, чтобы надеяться на то, что банка остановится, но даже он удивлен тому, как беспорядочно она мечется вправо и влево. Он суетится, то и дело наклоняется, чтобы поймать ее, снова упускает, извиняется перед другими пассажирами — иными словами, еще как привлекает к себе внимание.
Преодолев таким образом больше половины вагона, банка наконец останавливается. Нанао бросается вниз и хватает ее. Вздохнув с облегчением, начинает подниматься с пола — и в этот момент чувствует острую боль в ребрах. Из его горла вырывается протяжный стон. Еще не поняв, что произошло, он тотчас предполагает, что кто-то напал на него — возможно, хозяин чемодана, — и его прошибает холодный пот, но в этот момент он слышит дребезжащий голос, принадлежащий пожилой женщине: «О-ой, извиняюся», и до него доходит, что это не убийца. Это всего лишь крошечная старушка. По всей видимости, она собиралась встать и выставила вперед свою палку, чтобы опереться на нее, не заметив, что Нанао скорчился на полу прямо перед ней, и задев его ребра концом палки. Судя по всему, она попала в какую-то особенно чувствительную точку, потому что боль оказалась неожиданно сильной.
— Извиняюся, — повторяет она и решительно продвигается в проход, не обращая внимания на Нанао и явно заботясь только о том, чтобы тот поскорее убрался с ее дороги. — Подвиньтеся, молодой человек…
Пробравшись наконец мимо, старушка ковыляет прочь.
Нанао опирается на ближайшее к нему сиденье и массирует свои ушибленные ребра, пытаясь отдышаться. От боли он неудобно скорчивается — и в этот момент встречается взглядом с мужчиной, сидящим позади того кресла, на которое опирается. Одного с ним возраста, одет в строгий костюм — похоже, обычный сотрудник компании. Судя по его виду, легко представить, что он хорош в бухгалтерском учете, финансах или чем-нибудь в этом роде.
— Ты в порядке? — Мужчина выглядит искренне обеспокоенным.
— Я в порядке. — Нанао пытается встать, чтобы продемонстрировать, что он на самом деле в порядке, но в этот момент колющая боль прошивает его грудную клетку. Он сгибается пополам и, обессиленный, падает на сиденье по соседству с мужчиной. — Кажется, все-таки чуть-чуть болит… У меня произошло небольшое столкновение с другим пассажиром. Пытался поднять вот эту банку.
— Какое невезение…
— Да уж, я привык к невезению.
— И часто тебе так не везет?
Нанао бросает взгляд на книгу, которую читает мужчина. Наверное, какой-то путеводитель — там много фотографий отелей и еды.
Боль наконец начинает потихоньку отступать, и Нанао уже собирается встать, как вдруг чувствует непреодолимое желание поговорить с этим человеком.
— Например, — начинает он, — когда я учился во втором классе младшей школы, меня похитили.
Мужчина удивленно приподнимает брови, что должно значить: «С чего это ты вдруг решил со мной таким поделиться?» — но при этом мягко улыбается:
— Ты из богатой семьи?
— Было бы неплохо. — Нанао качает головой. — Но мы были настолько далеки от богатства, насколько ты только можешь себе представить. Из одежды мои родители покупали мне только школьную форму, и я всегда завидовал игрушкам, которые были у других детей. Правда, готов был пальцы себе кусать от зависти. В моем классе учился другой мальчик, у него была полностью противоположная ситуация. Полно игрушек, сотни томов манги, целая куча фигурок… Он был тем, кого обычно называют «счастливчиками» и «везунчиками». Мой друг-счастливчик. Однажды этот мой друг-счастливчик сказал мне: «Ты из бедной семьи, так что у тебя в жизни есть две дороги: стать профессиональным футболистом или гангстером».
— Вот как… — неопределенно отзывается мужчина. Лицо его грустнеет — судя по всему, он глубоко и от души сочувствует маленькому Нанао. — Действительно, есть дети, которым ничего другого не остается.
— Я был как раз таким ребенком. Это кажется довольно экстремальным выбором: стать профессиональным футболистом или ступить на путь криминала; но я был в детстве очень послушным и считал своего друга умным, поэтому выбрал оба варианта.
— Оба варианта? Футбол и… — Мужчина снова в удивлении приподнимает брови и склоняет набок голову.
— И криминал. Моим первым преступлением была кража футбольного мяча. Украв его, я много с ним тренировался, можно сказать, достиг в этом совершенства. В конце концов это определило мой жизненный путь, так что в каком-то смысле я в долгу перед моим другом-счастливчиком. — Нанао удивляется себе: обычно он сдержан и молчалив, а тут вдруг решил открыться незнакомцу. Но в этом человеке что-то есть — он кажется добрым, но при этом в нем чего-то недостает, какой-то жизненной искры, что делает его хорошим слушателем. Он из тех людей, которые всегда готовы спокойно выслушать и посочувствовать — такое производит впечатление. — О чем я хотел тебе рассказать? — Нанао раздумывает несколько мгновений, потом вспоминает: — Точно, о моем похищении.
«Я что, правда собираюсь рассказать ему об этом?»
— Твой друг-счастливчик кажется мне более подходящим кандидатом на роль жертвы похищения, — говорит мужчина.
— Да! — Нанао повышает голос. — Вот именно! Они взяли меня по ошибке. Они думали, что я — это он. Я имею в виду похитителей. Я возвращался домой из школы вместе с моим богатым другом. Я проиграл ему в «камень-ножницы-бумагу» и нес за него портфель. У него был портфель другого цвета и вообще не такой, как у всех нас.
— Особенный портфель?
— Ну да, что-то вроде того. Сделанный на заказ специально для такого счастливчика, как он, — Нанао улыбается. — И я нес его, поэтому они забрали меня. Просто перепутали. Я без конца повторял им, что я не из богатой семьи, что они взяли не того, но они мне не верили.
— Но в конце концов тебя спасли?
— Я сам сбежал.
Похитители потребовали выкуп у родителей друга Нанао, но те даже не восприняли это всерьез, ведь их сын был дома в полной безопасности. Они просто решили, что это чья-то дурацкая шутка. Похитители пришли в ярость и начали издеваться над Нанао, срывая на нем свое разочарование. Тот продолжал настаивать на том, что не был нужным им ребенком, пока они в конце концов не прислушались к его словам. Позвонили его родителям, подумав, что, может быть, смогут получить за него хотя бы немного денег. Деньги есть деньги — какая разница, от кого они получены…
— Мой отец ответил похитителям неопровержимой логикой.
— Что он им сказал?
— Человек не может дать то, чего у него нет.
— Вот как.
— Это просто изумило похитителей, и они сказали моему отцу, что он ужасный родитель. Но я его понимал. Человек правда не может дать то, чего у него нет. Он мог сколько угодно хотеть спасти своего сына, но у него не было денег, чтобы это сделать. Он действительно ничего не мог сделать. Так что я понял, что мне придется самому выбираться. И сбежал.
Отделения в хранилище его памяти начинают открываться одно за другим — клик-клак! — и снова захлопываться. Сцены из прошлого, в которое он теперь вглядывается, казавшиеся покрытыми пылью, — стоило их немного пошевелить и сдуть пыль, как они представали перед ним во всех своих живых красках, и его детство возвращалось, словно все произошло совсем недавно и было почти осязаемым. Невнимательность похитителей, его юношеская энергия и решимость, вовремя опустившийся железнодорожный шлагбаум и подъехавший рейсовый автобус. Нанао вспоминает чувство облегчения, когда автобус закрыл двери и отъехал от остановки, смешанное со страхом из-за того, что у него не было денег на оплату проезда. Клик-клак — в его памяти открываются и распахиваются настежь все новые двери. Когда он вдруг понимает, что есть воспоминания, в которых ему совсем не хочется копаться, уже поздно: двери, которые должны были оставаться закрытыми, уже открыты. Он встречается глазами с умоляющим взглядом другого маленького мальчика. «Помоги мне».
— Что с тобой? — От внимания мужчины в деловом костюме не ускользает перемена, произошедшая с Нанао.
— Детская травма, — отвечает Нанао, используя слово, которым дразнила его Мария. — Был еще один мальчик, которого похитили.
— Кем он был?
— Ну… — На самом деле этого Нанао так никогда и не узнал. Все, что он знал, — это то, что другого мальчика держали вместе с ним. — Это было что-то вроде склада для похищенных детей.
Незнакомый мальчик с короткой стрижкой понял, что Нанао хочет сбежать самостоятельно. «Помоги мне», — сказал он. Но Нанао ему не помог.
— Ты подумал, что он может тебя задержать?
— Я не помню, почему не сделал этого. Может быть, просто сработал инстинкт… Не думаю, что я вообще тогда раздумывал. Просто не помог ему, и всё.
— Что с ним случилось?
— Не знаю, — честно отвечает Нанао. — Он стал моей детской травмой. Я правда не хочу об этом думать. «Странно, почему вообще начал», — размышляет он, закрывая хранилище памяти. Если б мог, то запер бы его на ключ.
— А что похитители?
— Их так и не поймали. Мой отец не стал заявлять в полицию. Сказал, что от этого будет больше проблем, чем пользы, а мне было тем более все равно. Я просто гордился собой, что мне удалось сбежать. Так я понял, что могу что-то сделать самостоятельно… Что вообще заставило меня рассказать тебе об этом? — Ему кажется удивительным, что он вдруг начал проговаривать все это — одно событие за другим. Как говорящий робот, которому нажали на кнопку «пуск». — После того как меня похитили, вся моя жизнь превратилась в череду сплошных неудач. Несмотря на то что я усердно готовился к вступительному экзамену в старшую школу, когда я его сдавал, мальчик на соседнем со мной месте не переставая чихал, и я в итоге провалился.
— Из-за него у тебя не получалось сосредоточиться?
— Нет, дело не в этом. Когда он в очередной раз оглушительно чихнул, из его носа вылетела огромная сопля и приземлилась прямо на мой лист с ответами. Я перепугался и попытался ее стереть, и из-за этого все мои ответы, над которыми я так тщательно работал, размазались. Даже мое имя стало невозможно прочесть.
Семья Нанао не могла оплатить его обучение, поэтому он должен был набрать достаточное количество баллов на экзамене, чтобы поступить в государственную школу, но благодаря сопливому носу какого-то случайного мальчишки с аллергией все его надежды пошли прахом. Родители никогда ни на что не реагировали слишком эмоционально, так что и в тот раз они не были особенно рассержены или расстроены.
— Тебе и правда очень не везет.
— Помой машину — и пойдет дождь… Ну разве что мыть машину специально, если хочется, чтобы пошел дождь.
— Что это значит?
— Это закон Мерфи, о нем как-то раз по телевизору рассказывали. История всей моей жизни.
— А, точно, закон Мерфи… Я помню, когда книга вышла.
— Если когда-нибудь увидишь меня в очереди в кассу, становись в другую очередь. Любая, в которой не будет меня, станет двигаться гораздо быстрее.
— Я это запомню.
Телефон Нанао начинает вибрировать. Он смотрит на имя звонящего — это Мария. Нанао испытывает смешанное чувство радости от ее звонка и раздражения из-за того, что приходится прерывать этот необычный разговор. Что-то вроде раздражения. Он цокает языком, произнося это слово про себя по слогам: «раз-дра-же-ни-е».
— Моим ребрам уже, кажется, гораздо лучше. Спасибо, что выслушал меня.
— Но я не сделал ничего особенного, — смущенно отвечает мужчина. В выражении его лица нет тревоги или обеспокоенности, хотя сейчас оно, может быть, кажется чуть менее расслабленным, чем прежде. «Как будто из его эмоционального контура выдернули шнур питания…»
— Я думаю, ты умеешь вызывать людей на откровенность, — говорит Нанао. — Тебе это кто-нибудь когда-нибудь говорил?
— Но… — Мужчина, кажется, решает, что Нанао его осуждает. — Я правда ничего такого особенного не сделал.
— Как священник, который может заставить тебя говорить просто потому, что он сидит рядом и слушает. Ты прямо как ходячая исповедальня или как ходячий священник.
— Я полагаю, большинство священников умеют ходить. В любом случае я всего лишь учитель на подготовительных курсах.
Эти слова звучат у Нанао в голове, когда он идет по вагону. Прижимая телефон к уху, слышит в нем возмущенный голос Марии:
— Долго же ты не отвечал!
— Я был в туалете! — заявляет он на весь вагон.
— Да у тебя там полно свободного времени, как я посмотрю… Хотя, с твоим-то везением, в туалете, скорее всего, закончилась туалетная бумага или ты напи́сал себе на руки…
— Не стану этого отрицать. Что случилось?
Ему кажется, что он слышит ее недовольное дыхание, но, возможно, это всего лишь шум синкансэна. Нанао стоит прямо в месте соединения двух вагонов. Металлические пластины пола двигаются, как сустав живого существа.
— «Что случилось», он спрашивает… Ты вроде как спокоен. Поезд уже практически в Омия. Убедись, что ты сможешь сойти на этот раз. Что будешь делать с телом господина Плохого Волка?
— Не напоминай мне о нем. — Из-за движения поезда ему трудно удерживать равновесие.
— Впрочем, да, даже если его тело обнаружат, не представляю, чтобы кто-нибудь мог связать это с тобой.
«Точно», — думает Нанао. Никто почти ничего не знает о Волке, включая его настоящее имя. Трудно даже представить, какая трудная работенка предстоит полиции по идентификации тела.
— Не сомневайся, что я выйду в Омия, хорошо?
— Я уверена, что с этим у тебя не будет никаких проблем. Просто хотела еще немного надавить на тебя, на всякий случай…
— Надавить?
— Я только что говорила с нашим клиентом. Сказала ему, что чемодан у моего лучшего исполнителя, но он не смог выйти в Уэно. Я хочу сказать, я уверена, что у тебя не будет больших затруднений с тем, чтобы выйти в Омия, но подумала, что должна держать его в курсе. Это просто деловая этика. Новых работников компаний всегда же учат, что они должны сообщать обо всех проблемах и нестыковках своим начальникам.
— Он разозлился?
— Побелел как лист бумаги. Я не видела его лица, но могу тебе точно сказать, что вся кровь от него отхлынула.
— Почему он побелел? — Нанао понял бы, если б их клиент разозлился. Но такая реакция вызывала у него ощущение, что все гораздо серьезнее, чем обыкновенное рабочее задание, и что его дурное предчувствие обязательно сбудется.
— Наш клиент получает приказы от другого клиента. Можно сказать, мы субподрядчики у другого субподрядчика.
— Но такое происходит довольно часто.
— Конечно же, происходит. Но главный заказчик, для которого мы делаем эту работу, находится в Мориока, и его зовут Минэгиси.
Поезд раскачивается из стороны в сторону. Нанао теряет равновесие и хватается за ближайшую ручку. Затем снова подносит телефон к уху.
— Как ты сказала? Я не расслышал.
Когда он повторяет свой вопрос, поезд въезжает в тоннель. За окнами мгновенно темнеет. Салон наполняется шумом — низким и громким, как вой какого-нибудь животного. Когда он был маленьким, Нанао каждый раз столбенел от ужаса, стоило поезду въехать в тоннель. Он чувствовал себя так, будто в темноте вокруг рыщет и принюхивается огромное чудовище — оно прижимается мордой к окнам снаружи, выбирая, кого бы из пассажиров ему сожрать. Ему казалось, что эта тварь поворачивает голову и, облизываясь, останавливает на нем свой жадный взгляд: «Где тут маленький дрянной мальчишка? где тут маленький непослушный мальчишка? ты уже готов стать моим ужином, маленький дрянной мальчишка?» — и он калачиком сворачивался на сиденье и старался не двигаться. Сейчас Нанао понимает, что, по-видимому, это был крепко засевший в нем страх быть опять по ошибке похищенным. В детстве он был уверен: если чудовище и заберет кого-нибудь из пассажиров, то это точно будет он.
— Минэгиси. Ты слышал о нем? Ты, по крайней мере, должен знать это имя.
Несколько мгновений Нанао вообще не понимает, о чем говорит ему Мария, затем в его голове что-то щелкает, и когда это происходит, его желудок скручивает спазм.
— Минэгиси? Ты хочешь сказать, тот самый Минэгиси?
— Не знаю, что ты имеешь в виду под словами «тот самый».
— Тот, который отрезал руку женщине за то, что она опоздала.
— На пять минут. Всего на пять минут опоздала.
— Он один из тех персонажей, которые всегда появляются в страшных историях, которыми пугают молодых гангстеров. Я слышал разные сплетни. Говорят, он ненавидит, когда люди выполняют свою работу недостаточно хорошо… — Нанао чувствует, как на него накатывает волна дурноты. В сочетании с тем, что пол под ним непрестанно раскачивается, этого почти достаточно, чтобы он сейчас упал в обморок.
— Понимаешь? — говорит Мария. — Понимаешь теперь, что я имею в виду? У нас неприятности. Ведь мы выполнили нашу работу недостаточно хорошо.
— Не может быть, чтобы это все происходило на самом деле! Ты уверена, что главный заказчик — Минэгиси?
— Не на сто процентов, но мне кажется, что так оно и есть.
— Если тебе просто кажется, тогда мы не можем знать наверняка.
— Это так. Но наш клиент был просто в ужасе, как будто боялся, что Минэгиси с ним сделает. Я сказала ему — что случилось, то случилось, и, если ты сойдешь в Омия, это не будет такой уж большой проблемой, так что ему нужно утереть свои слезы и держать подбородок повыше.
— Ты думаешь, Минэгиси знает, что произошло? Я имею в виду, что я не вышел в Уэно. Что я не выполнил работу правильно.
— Сомневаюсь. Полагаю, это зависит от того, как наш клиент с этим справится. Возможно, он слишком напуган, чтобы сообщить обо всем Минэгиси, — а возможно, наоборот, бросится со всех ног ему признаваться, боясь, что в противном случае с ним произойдет что-нибудь еще более ужасное.
— Послушай, был же кто-то, кто позвонил тебе и сообщил, где конкретно находится чемодан? — Нанао вспоминает этот момент: сразу после того, как синкансэн покинул станцию Токио, Мария получила информацию о том, что чемодан находится в багажном отделении между третьим и четвертым вагонами. — А это значит, что тот, кто передал тебе информацию, все еще может находиться в поезде.
— Возможно. И что, если так?
— А то, что этот человек на моей стороне, он в нашей команде охотников за чемоданом. Верно? — Мысль о том, что у него в поезде есть союзник, обнадеживает Нанао.
— Я бы на твоем месте не рассчитывала на это. Работой этого человека было просто подтвердить местонахождение чемодана и позвонить мне. Скорее всего, он вышел на Уэно. — (Нанао должен признать, что она, скорее всего, права). — Ну что, ты уже начал немного нервничать насчет того, что, если не выполнишь эту работу, у тебя будут серьезные неприятности?
— Я всегда делаю все, что в моих силах, чтобы выполнить работу как следует. — Произнося эти слова, Нанао сам себе утвердительно кивает.
«Не могу себе представить, чтобы кто-нибудь когда-либо настолько старался, чтобы все прошло идеально. Конечно, это зависит от того, что понимать под словом “идеально”, но я никогда не витаю в облаках, я всегда делаю шаги последовательно, я никогда не жалуюсь на то, какими бедными были мои родители, я никогда не поддаюсь отчаянию и не сваливаю вину за мои неудачи на преследующее меня проклятие; я просто украл тот футбольный мяч и старался как можно лучше научиться им владеть… Почему, почему вместо уважения окружающих я получаю лишь их насмешки?»
— Ты и выполняешь свою работу как следует. Просто ты невезучий. Не знаю, что еще может произойти.
— Все будет хорошо. — Конечно, он говорит это в большей степени себе, нежели Марии, пытается убедить свою судьбу в том, как все должно сложиться… — Я спрятал чемодан. Мы почти что прибыли в Омия. Как только я сойду там, работа будет выполнена. У Минэгиси не будет причин для ярости.
— Надеюсь, ты прав. Но я уяснила одну важную вещь с той поры, как мы начали работать вместе. Жизнь полна невезения; оно просто где-то подстерегает нас и ждет удобного момента. Дело, которое на первый взгляд невозможно провалить, может неожиданно обернуться неприятностями. Но даже если с самим делом всё в порядке, всегда может произойти еще что-нибудь ужасное, помимо этого. Каждый раз, когда ты отправляешься на задание, я обнаруживаю все новые и новые варианты, как все может обернуться крахом. Закон подлости срабатывает всякий раз — вот что я твердо выучила.
— Но каждый раз ты повторяешь мне, что это простая работа.
— И каждый раз говорю тебе правду. Это ведь не моя вина, что, куда бы ты ни пошел, тебя всюду преследуют неприятности. Ты можешь постучать по каменному мосту молотом, проверяя его на прочность перед тем, как переходить реку, но этим же молотом ты заденешь пчелу, мирно сидевшую на мосту, она разозлится, ужалит тебя, и ты свалишься в воду. С тобой всегда так. Держу пари, ты никогда не играл в гольф, я права?
«С чего это она вдруг?» — удивленно думает Нанао.
— Что?.. А, ну да, не играл.
— И не играй. Ты загонишь мяч в лунку, потом сунешь туда руку, чтобы достать его, из лунки выскочит крыса и вцепится тебе в палец.
— Глупость какая. Откуда крысе взяться в лунке для гольфа?
— Потому что это ты будешь играть в гольф. Говорю же тебе: ты просто гений по части того, как влипать в неприятности.
— Ты должна подыскать мне работу, в которой заданием будет провалить задание. Возможно, тогда все пройдет идеально, — шутит Нанао.
Но Мария не смеется.
— Нет. Потому что именно в этом случае идеальное исполнение окажется провалом.
— Закон Мерфи.
— Ты про Эдди Мерфи?
Нанао внезапно охватывает тревога.
— Я должен проверить чемодан. — Он смотрит в сторону головы поезда.
— Хорошая идея. Когда речь идет о тебе, высока вероятность, что спрятанный чемодан может исчезнуть.
— Не пугай меня, пожалуйста.
— Будь осторожен. Твоя проверка тоже теоретически может привести к каким-нибудь неприятностям.
«Тогда что же мне делать?!» — хочет закричать Нанао, но ему приходится признать, что у Марии действительно есть основания так говорить.
