Глава 18
Серьезные выводы

Эдриенн медленно приходила в себя. Она лежала лицом вниз на коврике в прихожей Эшберна, поджав под себя колени и закрыв голову руками. Ее подташнивало от напряжения и страха, а жгучая боль в руках и лице говорила о том, она была вся в царапинах от веток и сучьев.

Она села на корточки и моргнула. Теперь, когда солнце село, в доме было темно, и она протянула руку к стене рядом с дверью, чтобы включить свет. Пальцы дрожали, и потребовалось несколько секунд, чтобы щелкнуть выключателем.

– Что это было?

Она уставилась на свои руки. Сердце бешено колотилось, но дрожь не проходила. Она не могла вспомнить, чтобы когда-либо испытывала такой страх. Парочка фильмов ужасов напугала ее так сильно, что она дрожала, выходя из кинотеатра, но это было ничто по сравнению с тем чувством, которое она испытала на поляне и во время своего побега обратно к дому.

Эдриенн откинула с лица пряди волос и встала. Ноги были ватные, но девушка все же смогла добраться до гостиной. Вольфганг сидел в центре красного ковра, обернув хвост вокруг лап и прижав уши ровно настолько, чтобы хозяйка поняла его недовольство.

– Ты тоже это почувствовал? – Она наклонилась, чтобы почесать ему голову, но он не прильнул к ней, как делал это обычно. – Как насчет огонька? Похоже, тебе это не помешает, приятель, а если нет, то мне это, определенно, необходимо. Не поверишь, как сильно я там напугалась.

Эдриенн опустилась на колени перед каминной решеткой и принялась комкать газетные листы, чтобы зажечь огонь. Дров в подставке хватило бы еще на несколько ночей, но растопка почти кончилась. Интересно, подумала Эдриенн, был ли у Эдит в доме запас поленьев? Девяностолетняя женщина, безусловно, не стала бы собственноручно колоть дрова.

Мысль о двоюродной бабушке вновь ввергла ее в замешательство. Почему Эдит похоронена здесь? И что значила та надпись?

Надгробие выглядело старым, и на нем было написано «Э. Эшберн». Если имена матери или тетки Эдит начинались на «Э», то могила могла принадлежать одной из них. Эдриенн подумывала также о том, что под надгробием мог быть захоронен и более древний их предок, но камню на вид было меньше ста лет, что приблизительно указывало как раз на время, когда была убита семья.

Пламя охватило газету, и она превратилась в черную сажу. Вскоре растопка, старая и хорошо высушенная, тоже была охвачена огнем, и Эдриенн начала подкармливать ее более крупными кусками дерева, одновременно обдумывая головоломку. Вольфганг уселся рядом с ней, и хозяйка погладила его, наблюдая, как разгорается костер в камине.

Она вздрогнула и подкинула новое полено в растущее пламя. Искры посыпались на ковер, и она схватила тяжелую перчатку, чтобы стряхнуть их обратно в очаг, прежде чем они успеют прожечь ткань.

– Я становлюсь слишком впечатлительной, приятель, – сказала она коту, замершему рядом. – Думаю, этот дом плохо на меня влияет. Скоро я начну одеваться в мрачные одежды, выкрашу волосы и губы в черный цвет, а затем вступлю в местный клуб готов.

Вольфганга подобная идея не впечатлила, и он дал хозяйке это понять, полностью ее проигнорировав. Эдриенн почесала его за ушами – там, где ему нравилось больше всего – и поднялась. Теперь она стояла увереннее, руки больше не дрожали, но она все еще чувствовала себя растерянной. Она пошла поставить чайник, включая по пути каждый светильник, мимо которого проходила.

Эдриенн отправилась к могиле, чтобы удовлетворить любопытство, которое не давало ей уснуть. Однако, побывав там, она уже сомневалась, что сможет выспаться. Облокотившись на кухонную скамью и уставившись лес за окном, девушка издала невеселый смешок. Силуэты деревьев были едва различимы на фоне неба. А посреди этих стволов был спрятан могильный камень – загадка, которую, как она думала, ей никогда не удастся разгадать.

Эта мысль впервые пришла ей в голову. Узнав, что унаследовала Эшберн, Эдриенн представляла себе, как будет жить в нем, станет частью города и построит новую жизнь в доме своей двоюродной тетки, даже если тот окажется тесным, холодным или чудным.

Но Эшберн был более чем просто чудным. Обои, которые показались ей очаровательными на первый взгляд, теперь вызывали у нее приступы клаустрофобии. Стонущие трубы и скрипучие половицы говорили больше не о качестве здания, а об угрозах, таящихся в нем. А теперь еще и это ночное явление.

Эдриенн, внезапно обессилев, потерла ладонями глаза. Если мне больше не нравится в этом доме, не следует ли мне его продать?

Чайник закипел, но она даже не думала к нему подходить. Вместо этого она скрестила руки на груди и, прикусив губу, оглядела кухню, высматривая уродливые очертания лиц в узорах буфета и разглядывая вмятины на кастрюлях, висевших на противоположной стене.

От волнения Эдриенн закусила ноготь большого пальца. Как только она начала подумывать о продаже, мысль о потере Эшберна показалась ей отталкивающей. Быть может, Эдит и была странной, но Эдриенн была ей достаточно небезразлична, чтобы оставить ей личную спальню. Да и дом не лишен своего очарования. Эдриенн всегда нравилась эта старомодная эстетика с розовыми узорами. Даже если обстановка Эшберна немного потускнела от времени, нельзя было отрицать, что антикварная мебель и изящный фарфор были гораздо более роскошными, чем все то, что она могла себе когда-либо позволить.

А если она переедет, то куда? У нее не осталось в живых никаких родственников, о которых бы она знала. После окончания школы друзья разъехались по всей стране, и она почти с ними не общалась. Эшберн был единственным местом, где у нее были хоть какие-то корни, пусть и случайные.

Эдриенн взглянула на свои руки. Они, наконец, перестали дрожать, однако, в груди все по-прежнему сжималось от напряжения, а от стресса разболелась голова. Разум ее, тем не менее, прояснился, и вместе с этим пришло сомнение в реальности того, что она пережила.

Никто ее не преследовал, и, если не считать царапин от деревьев, она совсем не пострадала. Единственным физическим, осязаемым проявлением этого феномена были птицы, разлетавшиеся с деревьев.

Она посмотрела в окно. Луна, огромная и тяжелая, близилась к полнолунию, наполняя мир снаружи прохладным, успокаивающим сиянием.

Мозг Эдриенн был слишком перегружен, чтобы ясно мыслить. Она вздохнула, снова поставила чайник на огонь и сосредоточилась на приготовлении чая. Когда она вернулась в гостиную, Вольфганг уже растянулся на ковре перед камином.

Пламя успокаивало, а его свет прогонял тени из комнаты. Эдриенн взяла поднос, поставила чай на круглый столик рядом со своим заряжающимся ноутбуком и протянула ноги к огню.

Я не обязана здесь оставаться. Вытянувшись, кончиком кроссовка она почесала Вольфганга по спине. Тот выгнулся навстречу и издал счастливое урчащее мурлыканье. Но, думаю, мне хотелось бы остаться.

Эдриенн откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Голова все еще гудела, поэтому она сделала усилие, чтобы очистить свои мысли и расслабиться. Долю секунду разум ее был пуст, а затем пришло воспоминание о том, как она помогала укладывать Мэрион – застывшую, безмолвную и холодную – в машину Джейн.

Новая волна тревоги поднялась в ней, и Эдриенн застонала. Что произошло с той дружелюбной студенткой-ветеринаром? Была ли она до сих пор в больнице, вернулась ли домой или…

Эдриенн боролась с желанием встать и начать ходить по комнате. Будь у нее телефон, она бы позвонила Джейн. Вместо этого она застряла здесь со своими догадками и разыгравшимся воображением до тех пор, пока кто-нибудь не приедет в Эшберн или она сама не дойдет пешком до города.

Она вновь обратила внимание на гигантского полосатого кота у своих ног. Тот выгнулся в позе, которую она называла «позой сбитого на дороге животного»: лежа на спине, ноги торчат в потолок, голова вывернута под странным углом, а губы приоткрыты, обнажая два белых клыка и кончик языка. Эдриенн усмехнулась. Он удивительно быстро привык к Эшберну. Видимо, немалую роль в этом сыграл камин.

Наблюдая за едва заметными подергиваниями и движениями Вольфганга, Эдриенн, наконец расслабилась, и вскоре ее веки отяжелели. Она планировала оставаться в гостиной только до тех пор, пока не успокоится настолько, чтобы лечь спать, но ее конечности становились тяжелее с каждой минутой, и когда напольные часы дедушки пробили девять, Эдриенн уже наполовину спала.

Она обхватила костлявыми пальцами низко свисавшую ветку. Ее мышцы атрофировались, и ей приходилось одновременно тратить физические силы, и прилагать всю силу воли, чтобы тащить свое иссохшее тело вперед. Она одолела сантиметров двадцать и отпустила ветку, затем сделала хриплый, пронимающий до костей вдох, хотя ее легкие были уже не в состоянии обрабатывать воздух. Шагнула вперед. Схватила другую ветку. Грязь все еще покрывала ее, заполняя каждый излом морщинистой кожи. Ее волосы были длинными при жизни, но стали еще длиннее после смерти. Они тянулись за ней, словно спутанное одеяло, цепляясь за листья и ветки.

Она не ожидала, что окажется так слаба. Она была погребена гораздо дольше, чем ожидала, и погребена глубоко.

Лунный свет был уже близко. Сквозь ветви деревьев она видела его блики на лужайке и стенах дорогого ей Эшберна. Луна оживит ее и даст силы уничтожить девчонку – это надменное дитя. Выманив ее, она сдерет с нее кожу, утопит ее крики в реках крови, переломает кости и попробует на вкус ее все еще пульсирующую плоть.

Она отлепила губы от гнилых зубов, и от предвкушения у нее перехватило дыхание. Обхватив пальцами новую ветку, она потянула ее к себе.