Глава 12
– Костя, ты думаешь, что твою жену убили? – спросила я прямо в лоб. Наверное, следовало это сделать раньше. – И убили на территории этого экокурорта?
Мы как-то незаметно перешли на «ты».
Он кивнул.
– Я понимаю: у меня нет доказательств. Но я чувствую, что Ани больше нет. У нас была связь на эмоциональном уровне. Вы можете смеяться, можете этому не верить, но… Она не могла вот так меня бросить. Значит, ее больше нет.
Почему-то мне в голову полезли мысли о нерожденных детях, то есть эмбрионах, используемых в современной медицине, например для омоложения. Но Аня была уже на большом сроке! Такой ребенок вообще жизнеспособен! У нас в городе таких детей выхаживают, это налаженная процедура. На стволовые клетки идет абортивный материал. Хотя на Западе, как я говорила, используется более «молодой» материал. Но не такого же возраста, как был плод в животе у Костиной жены! Значит, эту версию следует отсечь.
Я, как и Костя, не думала, что жена от него сбежала. Поэтому на самом деле оставалось убийство. И причина этого убийства, скорее всего, заключалась в том, что Аня что-то увидела или услышала.
– Костя, ты смог получить список тех, кто был на экокурорте одновременно с Аней? – спросила я.
– Я его вытащил из их базы данных, – улыбнулся компьютерщик. – У них, можно считать, никакой защиты. Официально мне бы его никто не предоставил. Я собрал информацию об этих людях. И пришел к выводу: в смерти Ани виновны владельцы. А из владельцев я бы поставил на твоего бывшего мужа.
Присутствовавшая при нашем разговоре Калерия Юрьевна кивнула, потом напечатала: «Не Галя, не Иван». Она с ними общалась лично, а моя свекровь в людях хорошо разбирается.
Значит, оставался мой бывший и, возможно, его новая подруга, которую Калерия Юрьевна с Алисой не видели. И соответственно вставал вопрос: а чем мой бывший еще занимается на территории экокурорта? Что такого могла увидеть Аня?
«Слава стал странный», – напечатала Калерия Юрьевна.
«Вообще-то он после психушки», – подумала я, но вслух говорить ничего не стала.
– А если там эта нефтяная королева какие-то дела проворачивает? – высказал предположение Костя.
– Какие?!
«Скважины нет», – напечатала Калерия Юрьевна.
Мы рассмеялись.
– Там может что-то храниться? – не успокаивался Костя.
– Золото и бриллианты? Так Нина Эдуардовна, наверное, хранит их или у себя в квартире в хорошем сейфе, или в банковской ячейке в надежном банке. Предприятие ее золотом и бриллиантами не занимается, то есть ни одно из ее предприятий к камням не имеет отношения.
«Нефть не может», – напечатала Калерия Юрьевна.
Мы с Костей рассмеялись.
– Да она и нефтью не занимается, если я все правильно понимаю. У нее смазочные масла и все в таком роде. Ни она, ни ее отец нефтью никогда не торговали и ее не добывали. Вроде она из уже добытой и пришедшей по трубам нефти изготовляет свою продукцию. Легально изготовляет. Зачем ей ее тайно хранить на экокурорте? И уж если на то пошло, у нее должно быть немало собственных складских помещений.
«Встреться с ней», – напечатала Калерия Юрьевна.
– Пожалуйста, – поддакнул Костя.
– И что я ей скажу? И вообще у нас была договоренность… То есть понимание, что мы никогда больше не будем встречаться.
– Про усадьбу спроси, – попросил Костя. – Или расскажи. Она может про нее не знать. Может, она тебе потом спасибо скажет.
– Сомневаюсь.
– Про Аню она не знает.
– Конечно, не знает… Хорошо, встречусь.
У меня у самой был вопрос к Нине Эдуардовне. Почему она не сказала, что является сестрой моего бывшего мужа? Хотя что бы это изменило?
* * *
Телефон Нины Эдуардовны все еще был вбит в мой смартфон. Такие люди обычно номера не меняют. Я позвонила, Нина Эдуардовна ответила – и я услышала крик какой-то женщины. Он шел фоном.
– Ой, Василиса! Куда ж вы пропали?! Срочные вызовы, да? Мы с нашими йорками вас давно ждем. Вы можете прямо сейчас приехать? Приезжайте! – выдала Нина Эдуардовна, пока я не успела еще ничего сказать. И говорила она так, будто это я сказала, что могу сейчас.
– Кого ты еще приглашаешь?! – донесся до меня крик женщины, которая находилась рядом с Ниной Эдуардовной.
– Мы давно договаривались с ветеринаром, – бросила Иванова и снова обратилась ко мне: – Василиса, я вас жду!
– Еду! – ответила я и посмотрела на Костю.
– На моей машине.
– Нет, на моей. Мою там вводили в базу данных, а в этом суперэлитном комплексе все строго.
«Позвоните сразу же», – напечатала Калерия Юрьевна.
Я кивнула. Я понимала, что Нине Эдуардовне срочно нужна помощь, и мой звонок оказался как нельзя кстати. А это, в свою очередь, должно помочь мне! Я оказываю услугу ей – и могу рассчитывать на ответную с ее стороны. У нас уже были именно такие отношения.
– У тебя есть знакомые в полиции? – спросил Костя, сидя уже на переднем месте пассажира.
– В ГИБДД масса знакомых и хозяев моих четвероногих пациентов, включая начальство. Найдем и из других подразделений, если потребуется.
Тут я вспомнила, что совсем недавно общалась со следователем, который приезжал в больницу к моему другу Антонию. Он мне даже свою визитку оставил. Хотя я думала, что Нина Эдуардовна сама решит, подключать правоохранительные органы к своим проблемам или не подключать. Просто ей сейчас требуется помощь!
Охранники при въезде в суперэлитный комплекс были те же. То есть я их помнила, и они вспомнили меня! Профессиональная память! Хотя они сказали, что со времени нашей последней встречи несколько раз видели меня по телевизору и специально читали в интернете.
– Федот жив? – спросил старший мужчина. Он знал, что я забрала енота из их контактного зоопарка.
– И очень доволен жизнью, – сообщил Костя. – Дружит с собакой.
Я кивнула. Нас пропустили без проблем. Нине Эдуардовне даже не звонили. Вот что значит личный контакт!
В подъезде тоже дежурил мужчина, который меня помнил!
– Мы к Нине Эдуардовне, – сказала я.
– Знаю. Собачки у них очаровательные, – кивнул консьерж, или как он тут называется.
Мою рабочую сумку нес Костя. Про него никто не спрашивал.
Дверь открыла сама Нина Эдуардовна. Вслед за ней выбежали два маленьких йоркширских терьера, потом появилась еще одна женщина, явно постарше Нины Эдуардовны, и я пораженно уставилась на нее.
Нельзя сказать, что моя Алиса была копией этой женщины, но сходство между ними не заметить было невозможно! Супруг и дети, как я поняла, в квартире отсутствовали, как и прислуга. Я вообще не знала, есть ли тут постоянно проживающая прислуга, подозревала, что только приходящая.
– Что вы на меня так смотрите? – спросила эта женщина.
– Вы похожи… – открыл рот Костя, потом закрыл и посмотрел на меня. Значит, тоже обратил внимание! Он же с Алисой распрощался меньше часа назад.
Кто же она?
– На кого? – спросила женщина, обращаясь к нам с Костей.
Я посмотрела на Нину Эдуардовну.
– Это моя троюродная сестра, – ничего не выражающим тоном представила Иванова. – Дочь двоюродного брата моего отца.
Родство, конечно, было весьма дальнее, но природа иногда очень своеобразно шутит. В России известно немало случаев, когда в семье, где все светло-русые, светлоглазые и светлокожие, вдруг вылезает татарский ген. У кого-то «чужой» ген может вылезать через поколение, у кого-то – через два. Мулаты рождались в ХХ веке, хотя предок-арап появился в России в XVIII и казалось, что черная кровь давно побеждена.
– Так на кого я похожа? – спросила у меня женщина.
– На мою дочь.
– Мы с вами родственники?
– Со мной – нет.
– Это бывшая жена Вячеслава, – представила Нина Эдуардовна.
– Патентованного психа?
И тут до женщины дошло…
– Это он вашему ребенку ножку… Но ведь вроде мальчик?
Я пояснила, что у меня двое детей. Нина Эдуардовна предложила пройти в гостиную. Собачки были уже там и весело носились. Между делом Константин назвал дамам свое имя, но не стал объяснять, кем мне приходится. Пусть пока думают что хотят. Только что обретенную родственницу звали Ольга.
– Василиса, посмотрите девочек, пожалуйста, – Нина Эдуардовна кивнула на собачек.
– Василиса, ты видела их педикюрный набор? – обратилась ко мне Ольга, переходя на «ты». – Мне рыдать хотелось! По количеству предметов и стоимости мой серьезно проигрывает. Василиса, ты такие наборы когда-нибудь видела вообще?
– Она – ветеринар, – пояснила Нина Эдуардовна.
Костя принес мою сумку, я послушала «девочек», осмотрела, пощупала животики. Ольга наблюдала за мной, спросила, что делать с котом, который чешет уши, потом спросила у меня, долго ли я буду заниматься собаками.
– Долго, – ответила Нина Эдуардовна. – Василиса – очень востребованный специалист, и на профилактические осмотры выезжает, только когда у нее появляется окно. Есть масса животных, которым требуется срочная помощь.
Ольга стала собираться домой. Она записала мой телефон, я вбила в смартфон ее номер. Когда новоявленная родственница покинула квартиру, Нина Эдуардовна тут же позвонила в охрану (мы так поняли с Костей) и объявила:
– Эту больше ко мне не пускать никогда.
Потом она повернулась ко мне, на Константина внимания не обращала.
– За собак спасибо, я, конечно, вам заплачу. И спасибо, что поняли меня.
– Вас требовалось спасти от Ольги?
– Мне нужно было от нее отделаться, а это сложно. Больше она ко мне не подступится. Мне просто нужно было выяснить, что ей от меня нужно. Но вы ведь не просто так мне звонили, Василиса? Что у вас?
Вот ведь бизнес-леди!
Слово взял Константин и подробно изложил проблему.
– Что вы хотите от меня? – спросила Нина Эдуардовна.
– Вы имеете какое-то отношение к этому экокурорту?
– Нет. И даже никогда там не бывала. Это наследство Ивана и Вячеслава. Я на него не претендовала.
– Чем могут заниматься ваши родственники на этой базе? – спросил Константин.
– Вы имеете в виду противозаконное? Да в принципе чем угодно, – усмехнулась Нина Эдуардовна. – Кто их там видит? Такие базы открывают массу возможностей.
Она помолчала немного и заговорила очень серьезно.
– Я не думаю, что Иван занимается чем-то противозаконным. Он не того склада. Создание такого экокурорта – это как раз его профиль. Он занимается своим делом. А вот Славик… Во-первых, он изготовляет холодное оружие.
– Это статья?
– Ну, как посмотреть… Но сейчас мы явно говорим не об этом. Вы знаете, где работали фальшивомонетчики на Руси?
От Нины Эдуардовны мы узнали, что первым, так сказать, зарегистрированным фальшивомонетчиком на Руси был некий Федор Жеребец из Новгорода. О нем есть упоминания в летописях. Федор был литейщиком и весовщиком драгоценных металлов. А вообще подделка денег на Руси зародилась в XIV веке, когда монеты вошли в широкое обращение. И люди соответствующие появились. Россия всегда была богата талантами, и лучшие таланты почему-то очень часто имели криминальные наклонности. Может, потому, что на Руси государство традиционно не думало о людях, а те, кто при власти, думали только о себе?
Изначально фальшивомонетчество означало чеканку или литье монет из сплавов с примесями – таким образом экономили драгоценные металлы, к которым добавляли олово или свинец. Еще уменьшали массу монет, спиливали или обрезали края. Упомянутый Федор Жеребец по княжескому повелению отливал серебряные слитки, которые использовались в качестве денег – монеты тогда еще не вошли в широкое обращение. Потом выяснилось, что он льет слитки из некачественного серебра и в дело замешаны бояре, воеводы и дьяки. Всех участников подделки слитков утопили в реке Волхов.
К 1521 году все крупные частные монетные дворы стали государственными, но оставались и частные мастера, работавшие по лицензиям. В 1535 году была установлена государственная монополия на изготовление денег. Всем частным мастерам было запрещено чеканить монеты. В России сформировалась единая денежная система. Обязаны мы этим великой княгине Елене Глинской, матери Ивана Грозного. Именно она ввела монополию, а потом и она, и ее сын активно боролись с фальшивомонетчиками, которых тогда называли «денежными ворами».
Наибольшее количество фальшивомонетчиков на Руси появилось после 1654 года, когда царь Алексей Михайлович издал указ, в соответствии с которым медные монеты по стоимости приравнивались к серебряным. Медь была дешевой и доступной. Если бы медные монеты соответствовали стоимости металла, из которых их изготовляли, то подделывать их было бы невыгодно. Но как только медные и серебряные монеты уравняли в стоимости, подделкой занялись все слои населения. И это не представляло труда – ведь и на государственных монетных дворах использовались кустарные способы изготовления денег. Появилось огромное количество поддельных денег. Фальшивомонетчиков казнили, но многим удавалось откупиться, например боярам, которые нанимали мастеров для изготовления фальшивых денег. Или они сдавали мастеров и нанимали новых.
В 1663 году чеканка медных денег была запрещена очередным царским указом. Их изъяли из обращения и переплавили, чтобы использовать для других нужд. Должны были остаться только серебряные. Но наш талантливый народ придумал новый способ – медные монеты выбеливали ртутью, и, таким образом, они становились похожи на серебряные.
Круглые монеты у нас появились при Петре I, до этого были вытянутыми, по форме ближе к овалу. И по указу Петра был увеличен размер, а то раньше изображения не помещались полностью. Деньги стали чеканить на специально завезенных в Россию европейских станках. Также в 1718 году была введена еще одна защита, скорее, от воров, а не от фальшивомонетчиков: стали обрабатывать гурт (ребро монеты), на него наносили узоры, надписи и просто насечки. То есть теперь драгоценный металл было не срезать с краев, да и подделать такую обработку гурта вручную было крайне сложно. А европейских станков у фальшивомонетчиков не имелось.
В XVIII веке ходили слухи, что заводчики Демидовы на Урале выпускают собственные монеты, причем такого качества, что отличить их от выпускаемых государственными монетными дворами невозможно. Так это было или нет, до сих пор неизвестно. В подделке их уличить не смогли.
Несмотря на жестокие наказания, фальшивомонетчики продолжали работать. Вначале их топили, отрубали руки и ноги, потом ввели «специальную» казнь: вливали в рот расплавленное олово. Оно сжигало гортань, пищевод, внутренние органы, и человек умирал в страшных муках. Затем преступления разделили по степени тяжести и за мелкие стали отрубать два пальца, могли на одной руке, могли по пальцу на обеих. За более тяжкие – левую руку, за еще более тяжкие – одну ногу и одну руку, что обычно приводило к смерти. Потом наказания смягчили и раскаявшихся фальшивомонетчиков стали ссылать в Сибирь.
А работали фальшивомонетчики чаще всего в кузницах. Конечно, не все, но среди них (до появления бумажных денег) было больше всего людей, знавших кузнечное дело.
– А что может изготовлять мой бывший? – спросила я. – У нас самая большая монета – десятирублевая. Игра стоит свеч?
– Жетоны метро, – подсказал Костя. – Вроде недавно был скандал. Из автоматов стали доставать фальшивые жетоны.
Я вопросительно посмотрела на Нину Эдуардовну.
– Я бы поставила на медали, – сказала она. – Монеты, даже европейские, не стоят усилий и затрат. Жетоны – тоже несерьезно. А вот медали… В особенности когда люди точно не знают, что должно быть изображено. А на российские ордена и медали большой спрос за рубежом. И у нас есть желающие их приобрести. Но это только одна из версий. Это первое, что пришло мне в голову. Я не знаю точных расценок. Могут быть старинные монеты. Но их не сделаешь много. Возможно, Славе выгоднее делать авторские ножи. Доспехи делает для реконструкторов. Хотя доспехи – это точно законное дело.
Нина Эдуардовна на мгновение задумалась, потом посмотрела на Костю:
– Вы считаете, что вашу жену убили в этой усадьбе, потому что она увидела что-то, что видеть была не должна, так?
Он кивнул.
– Даже если она зашла в кузницу без приглашения, она могла не понять, чем занят Слава. Убивать не за что. Можно просто попросить выйти. И Слава там живет, они вчетвером занимаются этим экокурортом. Зачем им убивать постоянную клиентку? Зачем им ставить под угрозу свое дело? Да и не такой он псих, хотя и имеет официальный диагноз.
– Но что с ней могло произойти?! – воскликнул Костя.
– Вы впервые услышали эту историю, – заговорила я. – Вы можете высказать какие-то версии?
– Поводов для убийства – если оно совершено – на самом деле не так много, – задумчиво произнесла Нина Эдуардовна. – И если мы принимаем как факт, что вашу жену убили, то я считаю, что она или что-то увидела, или что-то услышала. Здесь я с вами согласна. И я повторяю свой первый вопрос: что вы хотите от меня?
Костя молчал, сжимая руками голову. Он хватался за соломинку, а мне было его жалко, поэтому я и поехала с ним к Нине Эдуардовне.
– Вы можете еще подумать? – спросила я. – Вы можете…
– Туда не поеду. Видеть родственников не хочу. Хотя, наверное, дам поручение своей службе безопасности…
– Пожалуйста! – воскликнул Костя. Голос его дрожал. В глазах стояли слезы.
Я поняла, что нам пора откланяться. Я все-таки решила спросить о детях, которых выносила.
– С мальчиками все в порядке. Они сейчас в нашем загородном доме с Родионом. Из него получился великолепный отец! Спасибо вам, Василиса.
– Это вам спасибо, Нина Эдуардовна.
Мы расстались довольные друг другом. Я так и не спросила, знала ли она с самого начала, что я – бывшая Славина жена, а ребенок, ради которого я стала суррогатной матерью, – это Славин сын и ее племянник.
