Глава 36
Когда я свернул в Державинский проезд, уже понемногу начинало темнеть. Добирался долго – чуть ли не полчаса, хотя дороги от Гороховой было всего километра на три. Осторожничал: делал крюк, объезжая по маленьким улочкам. На Загородный и Забалканский я не совался – там наверняка стояли городовые. Отсутствие номеров и необычный внешний облик машины в полумраке уже не так бросались в глаза, но даже сейчас Настасьино творение заставляло оглядываться прохожих могучим рокотом. Я едва придавливал газ, неторопливо катясь на холостых оборотах – но все равно выходило громко.
Остановившись у решетки Державинского сада, я заглушил мотор и принялся озираться по сторонам. Ни полицейских машин, ни черных «барж» Третьего отделения не было видно – только парочка крохотных легковушек. Но это мало что значило: и городовые, и сам Багратион вполне могли оставить людей даже здесь.
И не только они.
Я бы, наверное, сделал именно так. Цитадель Воронцовых – двухэтажный дом на Фонтанке – была не так уж близко. Метрах в ста за поворотом на набережную, до которой я так и не доехал. Но если бы кто–то искушенный в тактике городских боев решил напасть – наверняка не стал бы бить прямо в лоб. Зашел бы с тыла, с флангов… Вряд ли через Забалканский – слишком заметно. Скорее уж через дворы на Первой Измайловской.
Или здесь, по переулку.
Но вокруг было пусто. И тихо. Неожиданно, неправдоподобно тихо. В вечернем полумраке не скрывались ни стрелки Воронцовых, готовые оборонять своих хозяев до последней капли крови, ни дедовы штурмовики на бронированных «Волгах», вооруженные до зубов и под завязку накаченные убойной магией, ни городовые.
Ни даже отважные паладины Третьего отделения, получившие приказ остановить кровопролитие любой ценой. Коротенький проезд просматривался в оба конца – и людей нигде не было. Только у самой Первой Измайловской неторопливо сворачивала за угол тонкая девичья фигурка с собачкой на поводке.
Странно? Еще как.
Дед за какие–то полчаса превратил наш дом на Мойке в крепость. Окопался по самые уши и наверняка расставил людей не только в здании, но и на подходах со всех сторон. Владеющих магией аристократов собралось столько, что почуял бы даже бездарь. Нет, «штаб» Воронцовых тоже излучал подобное – до него по прямой оставалось где–то метров сто пятьдесят-двести – и я кое-как нащупал… что–то.
Именно «что–то» – не более.
Слишком безалаберно и чахло для крепости, на которую вот-вот должен обрушиться удар воинства под предводительством матерого Одаренного третьего класса. То ли у Воронцовых на деле оказалось не так уж много союзников, то ли они совершенно идиотским образом недооценивали деда…
То ли что–то упорно не понимал я сам. Вполне возможно – что–то простое, лежащее на самой поверхности… чуть ли не очевидное. Ход неплохо подгонял тело, но на умственных способностях, похоже, сказывался не лучшим образом: мысли скакали слишком быстро, и не мог толком ухватить ни одну.
Андрей Георгиевич предупреждал. В тот же самый день, когда у меня в первой раз получилось несложное базовое плетение. Сразу пришел соблазн накидывать его снова и снова, ускорить реакцию, добавить телу силы и выносливости – насовсем, а не на жалкие пять-десять минут… Но меня тут же круто обломали.
Магический стимулятор отличался от любого другого – вроде того же кофе или экстракта какой-нибудь южноамериканской колдовской травки – разве что удельной мощностью. Последствия и уж тем более побочные эффекты… скажем так, присутствовали.
Я держал усиленный Ход уже несколько часов – и почти без перерыва. Заклятье наделяло меня сверхчеловеческой скоростью, но знатно туманило голову. Как пара-тройка бокалов шампанского или какой-нибудь легкий наркотик: появлялось желание переть напролом, как герой американского фильма, и я едва мог удерживать его в узде.
Наглость и самоуверенность – не лучшие союзники, но других у меня все равно нет. И неплохо бы успеть до того, как магия потребует свою плату и подарит мне эпичный отходняк. Через час или два я непременно словлю головную боль, трясущиеся конечности, завязанные в узел кишки и прочие радости. Конечно, если вообще доживу… Так что какая теперь разница?
Твой выход, Горчаков.
Разбежавшись, я подпрыгнул, схватился руками, подтянулся и одним движением махнул через невысокий каменный забор. Приземлился – и тут же опустился на землю, вжимаясь в траву. Подступающая темнота скрывала меня от глаз, но если поблизости окажется Одаренный или хотя бы сторожевая собака…
Нет, никого. Только метрах в пятидесяти у летней террасы ресторана в Измайловском саду стояли несколько человек. Явно не посетители – столики как раз пустовали. Вряд ли кто–то в своем уме решил бы скоротать вечер по соседству с домом Воронцовых… Во всяком случае – сегодняшний вечер.
И обычно в ресторан с собой берут прекрасных дам, трости или зонты – в случае дождливой погоды. Но уж точно не винтовки.
«Штаб» охраняли. Небольшими силами и не слишком усердно – но все-таки охраняли. Пробираясь в тени здания, я едва не наткнулся на патруль из троих вооруженных человек – но они вышли к центру небольшой площади, а потом свернули к ресторану.
Так себе безопасники – даже без собак. Может быть, где–то наверху, под самой крышей напротив и сидел какой-нибудь снайпер, уже давно заметивший крадущуюся в полумраке тень… но никто не стрелял, не кричал и не бежал в мою сторону. Напротив – вокруг было подозрительно тихо.
Слишком тихо и безлюдно для такого места.
И по мере того, как я приближался к своей цели, странное ощущение… нет, не банальной ловушки – какой–то другой, более замороченной подставы – только усиливалось. Охрана во дворе дома Воронцовых была – но, похоже, только со стороны набережной. Сквозь прутья решетки я разглядел несколько машин у раскрытых ворот и где–то дюжину человек. Среди них наверняка были и Одаренные, но прощупывать я не решился: кто-нибудь наверняка мог оказаться достаточно внимательным и осторожным, чтобы почуять присутствие чужака.
Не могла же княгиня Воронцова отрядить в дозор одних только раздолбаев и неумех?
Хотя… Пока все шло как–то слишком гладко. Охранное заклятье – послабее даже, чем на сейфе у Андрея Георгиевича – я вскрыл где–то за полминуты. На саму решетку ушло и того меньше. Вырезав Кладенцом один прут, я осторожно отставил железку в сторону и протиснулся в щель. На мое счастье, этот угол двора почти не освещался – иначе кто-нибудь бы непременно увидел, как я скользнул к дому и двинулся дальше вдоль стены, стараясь не мелькать под окнами, в которых горел свет.
Их было не так уж много – половина, если не треть. Большая часть дома Воронцовых будто погрузилась в сон, и я так и не увидел ничего похожего на суету, которую дед с Андреем Георгиевичем развели на Мойке. Ни шума, ни телефонных звонков, ни людей, снующих туда-сюда – ничего. Даже охранники у въезда выглядели какими–то… нет, не сонными – скорее просто бестолковыми. Обстоятельства определенно складывались в мою пользу.
А вот везение все-таки закончилось.
Дверь в паре шагов впереди скрипнула, и прямо мне навстречу вышел невысокий парнишка лет пятнадцати. Слишком мелкий для охранника – кто–то из прислуги.
Безопасники редко носят с собой вместо оружия кипу тряпья… и любой из них на месте пацана тут же принялся бы орать на весь двор вместо того, чтобы стоять и хлопать глазами.
Секунды промедления хватило, чтобы я успел без единого звука припереть парня к стене и зажать ему рот рукой. Тот дернулся, выронил свои тряпки – похоже, белье, которое он наверняка тащил в прачечную – и замычал.
– А ну тихо! – Я упер во вспотевший от страха лоб дуло «нагана». – Жить хочешь?
Повезло – парнишка попался смышленый: тут же перестал дергаться и рычать, а через несколько мгновений осторожно мотнул головой книзу. И еще раз.
Жить он определенно хотел.
– Княгиня дома? – Я указал стволом на дверь. – Здесь?
Короткий кивок.
– Внутри есть охрана?
Еще один.
– Много? – Я огляделся по сторонам и чуть ослабил хватку. – Где покои княгини?
– На втором этаже. – Прошептал дрожащим голосом мой пленник. – Ее сиятельство там, а больше никого нет… Все внизу! Дяденька, пожалуйста…
– Сам ты дяденька, – буркнул я, размахиваясь.
Не знаю, что бы я стал делать, попадись на его месте ребенок или женщина. Парнишка даже не попытался прикрыться или увернуться, и рукоятка «нагана» ударила точно в висок. Тело в моих руках обмякло и опустилось на землю тяжелым кулем. Я проверил, дышит ли бедняга, но с исцеляющим плетением возиться не стал – только оттащил чуть в сторону и прикрыл сверху тряпками. Если кто–то услышал нашу возню в темноте – времени у меня совсем мало.
И лучше не тратить его на ненужное милосердие.
Прикрыв за собой дверь, я прошел через какую–то подсобку и осторожно выглянул в коридор. Там было темно, но из широкого проема в десятке шагов лился мягкий свет. Вряд ли полноценная люстра – скорее ночник или что–то в этом роде. Судя по голосам, в гостиной дежурили несколько человек.
И чтобы попасть на лестницу в конце коридора, мне придется как–то пройти мимо них.
Повезло – снова. Трое мужиков сидели ко мне спиной и вполоборота, склонившись над низким столиком, и увлеченно рубились в преферанс. Их винтовки стояли у стены в нескольких шагах. При желании я бы, пожалуй, мог стащить обе вместе с револьвером на тумбочке у входа – и картежники бы даже не оглянулись.
Андрей Георгиевич бы за такое повесил – возможно, даже не фигурально выражаясь.
Под ногой не скрипнула ни одна ступенька. Похоже, завхоз в этом доме – в отличие от безопасников – свое дело знал. Я бесшумно поднялся наверх, прошел через кое-как освещенный крохотный зальчик и направился к единственной двери.
Которую любезно приоткрыли будто бы специально для меня. Я даже на всякий случай еще раз проверил все вокруг – но ничего похожего на охранные заклятья так и не увидел.
Что ж… Не будем заставлять ее сиятельство ждать.
Скользнув за дверь, я сделал несколько шагов – чтобы не стоять на свету – и замер. Глаза понемногу привыкали к полумраку, и я сообразил, что оказался то ли в спальне, то ли в будуаре. Кровати я не увидел, но огромный кожаный диван напротив окна вполне сгодился бы и для приема гостей, и для сна.
Но куда больше мое внимание привлекло тело рядом с ним.
Рослый мужчина в рубашке с закатанными рукавами лежал на спине, раскинув руки. Его горло перечеркивала широкая темная полоска, из которой на пол уже успела натечь целая лужа…
– Забавно.
От неожиданности я едва не подпрыгнул. Уже дернулся, чтобы развернуться, вскинуть «наган» – но вовремя сообразил, что ничего подобного сейчас лучше не делать.
Если уж имел глупость не смотреть по сторонам и дать захватить себя врасплох.
– Дивные дела творятся в Петербурге, – продолжил мягкий и как будто чуть усталый женский голос. – Неужели старик Горчаков выжил из ума настолько, чтобы отправить за мной собственного внука?
