Глава 30

Донести до деда хоть что–то внятное я так и не успел. По одному движению его бровей два крепких дядьки бережно, но крайне настойчиво взяли меня под руки и потянули к двери. Я только пару раз дернулся – скорее чтобы окончательно убедиться: приказы главнокомандующего здесь обсуждаются исключительно после выполнения.

Уж лучше сохранить лицо перед многочисленной родней и друзьями рода, чем вырываться, верещать что–то невразумительное, услышать произнесенное шепотом «Бедный мальчик не в себе» и в конечном итоге оказаться в Елизаветино запертым где-нибудь в чулане без окон.

В общем, уже через пять минут я сидел на заднем сиденье между своих конвоиров, похожих на помолодевшего примерно вдвое Андрея Георгиевича, и отправлялся в ссылку в родовое поместье. Дед не пожалел для меня серьезной техники: я толком не успел рассмотреть машину снаружи, но даже взгляда из салона хватало, чтобы оценить и толщину стекол, и мощные двери.

Которые винтовочная пуля вряд ли пробила бы даже без магического усиления – но дед все равно предпочел перестраховаться. Кто–то – а может, и он сам – наложил на лимузин защитные заклятья. Что–то вроде Кольчуги, но раз в десять сложнее и крепче. Настолько энергоемкие и могучие, что они превратили машину в самую настоящую крепость на колесах. Металл вобрал столько силы, что будто бы даже стал еще тяжелее: мотор натужно рычал, но скорость не слишком–то спешила переваливать за пятьдесят километров в час.

Спереди ехала «Волга» – такая же, как у Андрея Георгиевича, а сзади – модель поновее, двадцать четвертая, поблескивающая на солнце черным глянцем. Вряд ли сам Багратион – его силищу бы я уж точно почувствовал – скорее кто–то из подчиненных рангом пониже. Машина тайной полиции проследовала за нами до самой окраины города – видимо, убедиться, что меня действительно увозят, куда следует – а потом развернулась через сплошную полосу и, взревев, умчалась обратно.

А мы покатились дальше – и добрались без приключений. Никто не пытался перекрыть дорогу, расстрелять лимузин или размазать меня по асфальту боевой магией… но все равно окончательно выдохнул я даже не в самом Елизаветино, а только когда охранник – кажется, тот же самый, что вчера выпускал меня на «Волге» – закрыл за нами ворота усадьбы.

Дед собирал в центре Петербурга целую армию. И Воронцовы никак не могли об этом не узнать – и даже если они действительно не имели отношения к Костиной гибели, ожидать следовало чего угодно… в том числе и удара на опережение. В том числе и по самому… пока еще самому слабому звену – в моем лице.

В том числе и в родовом гнезде.

И все-таки в усадьбе мне стало спокойнее. За какие–то пару-тройку часов дом моего детства превратился в крепость, готовую выдержать любую осаду.

Обычно у ворот дежурил один человек, и еще парочка прогуливались по территории с собаками. Но я никогда не видел у них оружия… хотя предполагал, что где–то оно есть. Но даже эти скромные меры предосторожности всегда казались какими–то излишними, ненужными. У моей семьи не было заклятых врагов… или я ничего о них не знал. А из уголовников никто в здравом уме не посмел бы сунуться в дом Одаренного третьего магического класса. Могущество и имя деда надежно защищали нас всех.

И все-таки сегодня их оказалось недостаточно.

Неподалеку от ворот у будки курили трое молодых мужчин с винтовками – и как минимум один из них точно был Одаренным. Заметно послабее меня, но наверняка тренированный как следует. Пока лимузин неторопливо катился к гаражу, я успел насчитать еще десятерых охранников. И неизвестно скольких еще скрывали стены поместья: я чувствовал, что внутри есть люди, но ни количества, ни магического класса прощупать уже не смог.

– Приехали, ваше сиятельство, – негромко произнес один из сопровождающих, выбираясь наружу. – Отдыхайте пока. Вам бы поспать… сами понимаете – такой день…

Понимал я прекрасно. Тело пыталось напомнить, что после ночи с Леной неплохо бы восстановить силы и вздремнуть хотя бы на пару часов, но голова «горела» так, что даже пожелай я сейчас улечься – только проворочался бы без толку.

Дед ради моей же безопасности отправил меня в ссылку, и поделать с этим я толком ничего не мог… и все равно буквально разрывался от желания сделать хоть что-нибудь. А любая активность, как известно, требует энергии – так что едва переступив порог усадьбы, я направился на кухню и потребовал кофе. И на этот раз даже Арина Степановна не стала спорить и предлагать свой любимый чай. Молча налила кружку и указала на тарелку с чуть подсохшими бутербродами.

Похоже, меня ждали здесь намного раньше… и ждали не только меня.

Мы так и не сказали друг другу ни слова. Я глотал завтрак, не жуя, обжигался кипятком – а Арина Степановна просто смотрела на меня. Без слез в глазах, без соболезнований… как будто даже без сострадания. Но почему–то хмуро и очень-очень внимательно, будто вдруг увидела то, чего никогда не замечала раньше.

К примеру – желание разобраться во всей этой каше, а не сидеть, сложа руки.

Может, дед и убрал меня подальше от гущи событий – но убрать события из моей памяти не под силу даже ему. И там, где не поможет ни оружие, ни родовая магия, вполне может оказаться полезным инструмент, который всегда со мной. Природный счетный аппарат, могучий и несовершенный одновременно. Не выспавшийся, измученный – но понемногу заряжающийся силой кофейных зерен.

Прихватив с кухни еще одну кружку, я двинул к себе наверх, по пути ожидая увидеть еще невесть сколько молодчиков с оружием… но не встретил почти никого – даже домашняя прислуга куда–то подевалась. Они то ли попрятались, почуяв неладное, то ли дружно взяли выходной, чтобы не попасть под раздачу… то ли дед с Андреем Георгиевичем выгнали всех насильно.

Парень с ружьем, дремавший в кресле в гостиной, встрепенулся, поприветствовал меня кивком – и тут же снова свесил голову на грудь, прикрыв верхнюю половину лица кепкой.

Внутри было тихо и неожиданно спокойно, и только поднявшись к себе в комнату я понял – почему: Андрей Георгиевич расставил большую часть людей на улице, а для охраны самого поместья принял меры еще серьезнее. Заклятья на стенах оказались для меня слишком мощными и сложными, а вот плетения на окнах кое-как поддались. Я едва ли смог бы повторить что–то такое, но в принципе действия, кажется, разобрался: один контур оплетал стекла, явно повышая прочность, а другой проходил по периметру рамы. Почти незаметный, тонкий и настолько нестабильный, что наверняка не уцелел бы, вздумай кто–то забраться в окно… или вылезти из него.

Сигналка?.. Похоже на то. И наверняка не единственная.

Что ж, значит, можно выдохнуть и расслабиться… насколько это сейчас вообще реально.

Усевшись, я пристроил на стол наполовину опустевшую кружку с кофе и достал ручку и несколько листов бумаги. Так мне почему–то думалось лучше – по крайней мере, почти не отвлекали развешенные на стенах красотки и мужики в обтягивающих трико.

Итак, что мы имеем?.. С самого начала: идиотскую гонку с Воронцовым, которая едва не отправила меня на тот свет. Потом – не менее идиотскую драку в больнице и дуэль – как закономерное следствие.

Дуэль, от который я не мог отказаться… и которую непременно должен был проиграть – а вместо этого изувечил его светлости колено. Но куда сильнее, конечно же, пострадала Воронцовская гордость. Которая довела его и до едва не случившейся мясорубки в «Кристалле»…

И до подкупа молодчиков, которые чуть не отлупили меня на Невском. Но обезумевшему от жажды мести князьку показалось мало и этого – и он заплатил наемным убийцам, расстрелявшим Костю прямо на пороге его собственного дома.

Логично?

В достаточной степени, чтобы дед сделал нужные выводы – и объявил всему роду Воронцовых войну. Но если приглядеться чуть внимательнее…

Гонка. Дуэль. Кристалл. Те кожаные… И Костя.

Несколько слов поочередно появились на бумаге. И над именем брата я провел жирную черту. Именно она разделяла то, что укладывалось в общую схему – и то, что выбивалось… И еще как выбивалось!

Ну не мог, просто не мог Воронцов пойти на такое. Не тот калибр негодяя, даже близко не тот. Сделать гадость, плюнуть в спину, наехать в клубе на беззащитного Славку – вполне в его стиле. Подговорить за пачку имперских червонцев кучку маргиналов – даже зная, что я без особого труда могу превратить их в кучку мелко нарезанных трупов – тоже. Плевать он хотел на простолюдинов, если бы все это помогло выбить из меня пыль… или устроить проблемы за резню в центре города.

Но убийство наследника рода – это уж слишком! Даже такой избалованный и недалекий мажор, как Воронцов, не мог не представлять последствия такого – и уж тем более желать войны с дедом: связей, ресурсов и банальной силы Дара у нашей семьи все-таки побольше… даже без Кости.

Но что тогда, черт возьми, случилось? Кому могло понадобиться убивать моего брата?!

– Да твою ж… – пробормотал я, чирикая бумагу ручкой. – Ничего не понимаю…

У Кости – впрочем, как и у любого члена Госсовета – наверняка были враги. И кто-нибудь из них вполне мог пожелать поквитаться за какие–то старые обиды… И почему–то сделать это как раз в те дни, когда брат повздорил с бестолковым и взбалмошным столичным князьком.

Совпадение? Не думаю.

А это может значить две вещи: или кто–то просто решил подставить Воронцова… или под ударом не только Костя, но и вся моя семья. Остается только выяснить – почему.

Какая-нибудь размолвка, уходящая корнями в прошлый век? Едва ли – с такими врагами дед или разобрался бы давным-давно… или сам не дожил бы до почти столетнего возраста. Мы с Мишей отпадаем – кому нужны юнкер и лицеист-недоучка?

А может, тут замешана политика такого уровня, куда мне в принципе не заглянуть даже краем глаза?

Или все куда проще – и кто–то нацелился не на сам род Горчаковых и его положение, а на вполне осязаемые богатства? Земли, доходные дома, производство, шахты, капиталы… ценные бумаги, в конце концов?

Какая–то мысль, зародившаяся в голове пару минут назад, заметно подросла и теперь металась в голове, настойчиво шкрябая коготками изнутри по стенкам моей многострадальной черепушки. Но ухватить я ее не мог, как ни старался… Во всяком случае – без посторонней помощи.

За ворота мне нельзя – но к телефону–то пустят?