Глава 25

Я послушно проследовал за раскрытую дверь справа и втиснулся между стеной и покрытым цветастой скатертью столиком. Таким же крохотным, как и все здесь. Даже стандартная плита на кухне почему–то казалась чуть ли не вдвое меньше обычной, а уж столы и полки и вовсе выглядели сделанными для каких-нибудь эльфов… Или это я привык к помещениям побольше?

И в нашем доме в городе, и уж тем более в усадьбе одна моя комната размером чуть ли не со все жилище Вернер. Но эта компактность квартирке под самой крышей доходного дома непостижимым образом шла: все вокруг говорило скорее о хорошем вкусе и уюте, чем о тесноте.

– Здорово тут у тебя, – проговорил я вполголоса.

– Нравится?

Голос Вернер донесся из комнаты – но я услышал его так, будто она стояла чуть ли не рядом. Похоже, перегородки в квартире построили не из надежных кирпичей… и уж точно куда позже, чем основные стены. Или здесь вообще когда–то был чердак – судя по потемневшим от времени деревянным балкам под потолком.

– Конечно, не ваши хоромы, княже – но по-моему прикольно.

Вернер появилась в дверях… и я на мгновение залип. Домашняя одежда – свободные штаны из легкой светлой ткани и тельняшка без рукавов на голое тело – должна была смотреться уж точно не так соблазнительно, как короткое платье – но почему–то не смотрелась. Организм тут же буквально взвыл, снова напоминая о вполне здоровых потребностях. Не помогла даже некоторая мешковатость наряда хозяйки: воображение отработало на ура.

– Прикольно, – повторил я.

– Ага. – Вернер коварно улыбнулась и указала на холодильник. – Лимонад… пиво?

Наверное это тоже было чем–то вроде крохотной провокации: по возрасту нас с врединой разделяли какие–то год-полтора – но она уже перешагнула порог совершеннолетия. Так что мне пришлось довольствоваться бутылкой «Колы». Выбор, кстати, был так себе: «Жигулевское», пара бутылок «Мартовского», огурец и ломтик подсохшего сыра на верхней полке.

– Не густо, – усмехнулся я. – Теперь даже стыдно, что я хочу оставить тебя без сенсации.

– Сенсация – хлеб репортера. – Вернер многозначительно покачала головой – но тут же улыбнулась. – Не так уж я и бедствую. Просто времени нет – все время ем на бегу, а сюда только спать прихожу… и то не всегда.

Ну да, конечно. Работа. В последнее время Андрей Георгиевич гонял менял по полной – но до этого я шестнадцать с половиной лет вообще не задумывался, что кому–то приходится беспокоиться о деньгах, жилье… да и вообще напрягаться.

– Мне нравится, – решительно сказал я. – Зато – свой собственный дом.

– Под самой крышей. – Вернер вытянулась, подпрыгнула – и без труда достала до потолка ладонью. – Пойдем, покажу кое-что еще… Только умойся сначала. Вид у тебя, если честно, жутковатый.

Зеркало в ванной подтвердило. Плетение, способное затянуть даже глубокие порезы, уже успело убрать ссадины и припухлость но носу, но кровь и грязные подтеки на шее еще остались. Я с наслаждением смыл их прохладной водой. А потом стащил рубашку и умылся по пояс, с трудом поборов соблазн забраться под душ целиком. И только после этого оделся, кое-как вытер ладони и прошел в комнату.

– Мог бы попросить и полотенце, – задумчиво проговорила Вернер, разглядывая мой торс, облепленный влажной тканью. – Но так даже лучше.

Да? Вполне возможно. Муштра с беспощадным Андреем Георгиевичем закаляла не только дух.

– Залезай. – Вернер забросила ногу на подоконник. – Покажу тебе мою святая святых.

Что–то еще более личное, чем эта квартирка? Солнце светило прямо в лицо и чуть слепило, так что я не успел толком разглядеть комнату, но что–то подсказывало: гости здесь бывают нечасто. И я уже и так удостоился чего–то особенного.

– Давай сюда. – Вернер подтянула невесть откуда взявшееся шерстяное покрывало и расстелила его на нагретом солнцем рыжевато-сером металле. – Место есть.

Низенькое оконце комнаты выходило не во двор, а еще выше – прямо на покатую крышу. На ней и правда оказалось просторно, но чтобы устроиться на покрывале, мне пришлось сесть рядом с Вернер. Так близко, что ее плечо тут же прижалось к моему.

– Вот твоя «Кола». А вот моя крепость одиночества.

Солнце уже понемногу клонилось к горизонту и играло бликами на шпилях Адмиралтейства и Петропавловки. И на крышах – там, где металл еще не успел заржаветь – но во двор-колодец под нами уже не заглядывало. Внизу было тихо: шум остался где–то далеко, на Каменноостровском, и мы с Вернер будто бы действительно устроились на крепостной стене.

– А почему одиночества? – поинтересовался я, отхлебывая из запотевшей холодной бутылки. – Наверное, у тебя много друзей… и поклонников?

– О да-а-а. – Вернер отобрала у меня «Колу». – Давай не будем о грустном.

– Все так плохо? Или работа поглотила тебя целиком?

– Ну почему же? – промурлыкала Вернер, прижимаясь щекой к моему плечу. – Иногда остается немного времени… на что–то другое.

Если и это не намек – то больше сегодня уж точно не будет… И чего я вообще, блин, жду?

Я протянул руку, коснулся щеки Вернер ладонью, осторожно развернул себе – и поцеловал. На мгновение мне показалось, что она попыталась отпрянуть, спрятать губы… но только на мгновение. Ее рука скользнула по моей груди, перебралась на плечо – а потом вдруг впилась в затылок, сжимая волосы. Что–то – похоже, та самая бутылка «Колы» – скользнуло по крыше, стукнуло по краю – и через несколько бесконечно долгих секунд внизу во дворе послышался звон битого стекла.

– Ого… – пробормотала Вернер, кое-как оторвавшись от меня. – Ты всегда такой… прямолинейный с девушками?

И вот как бы ей объяснить, что мое «всегда» разделилось на две части: до аварии и после?

– Только с самыми красивыми, – улыбнулся я. – И что, теперь прогонишь меня?

– Ну нет. У меня стресс, и оставлять девушку одну в таком состоянии – нельзя. – Вернер решительно обвила мою шею руками. – Так что никуда я тебя сегодня не отпущу… И даже немного завтра.

Когда она снова поцеловала меня и уселась сверху, прижимаясь горячим телом, я сначала успел подумать, что во двор могут выходить и другие окна. Потом – что Андрей Георгиевич однозначно открутит мне голову. А потом дед прикрутит обратно – и оторвет уже насовсем.

Но на что только не пойдешь ради репутации семьи.

* * *

Когда я открыл глаза, за окном уже было светло… и явно не первый час. Лена – теперь я никак не мог даже про себя назвать ее по фамилии или «сударыней» – еще спала, высунув из-под простыни длиннющую загорелую ногу. Белая ткань кое-как прикрывала живот и грудь, но на бедра, бок и бронзовое от летнего загара плечо ее уж не хватало. На мгновение я почувствовал острое желание потянуть за краешек… но удержался.

Пусть отдыхает.

Этой ночью я первый раз был с женщиной. И второй, и третий, и… Я потянулся, довольно прокручивая в голове жаркие картинки и попытался ощутить ту самую особенную, «новую» мужественность, которой так любили хвастать однокашники в лицее.

Но почему–то так и не ощутил. Жизнь не разделилась на «до» и «после» – а просто продолжалась своим чередом. Хоть и с приятными бонусами в виде спящей рядом красотки.

Я так и не решился ее разбудить. Осторожно выскользнул из-под обнимающей меня изящной ручки, нашарил на полу джинсы и прокрался в коридор. Сполоснулся в ванной, прошлепал босыми ногами на кухню… и застрял. Чайник и банка с кофе у Лены имелись, но после ночных упражнений этого было явно недостаточно.

К счастью, в холодильнике на стенке дверцы нашлось три яйца, которые я через несколько минут расколотил и вылил на сковородку. Кажется, мне еще никогда не приходилось готовить себе завтрак самому… но это почему–то оказалось совсем не сложно.

– Не спится?

То ли прошлая ночь сблизила нас, то ли мои чахлые способности менталиста чуть обострились – оборачиваться я начал даже раньше, чем услышал голос. Лена стояла в дверях кухни и с явным интересом разглядывала мою спину. Она не потрудилась одеться – только обернулась простыней, закрывавшей ее от высокой груди чуть ли не до пяток.

– Проснулся пораньше. И решил приготовить завтрак, – отозвался я и, подумав, добавил. – Нам.

– Ва-а-ау, – довольно протянула Лена. – Кофе в постель?

– Ага. И яичница. – Я пожал плечами. – Больше ничего не нашел.

– Да все равно круто. – Лена выгнулась, едва не оставшись без простыни, и оперлась на дверной косяк. – Самый настоящий князь у меня на кухне готовит завтрак. Где бы записать.

– Только не в газете, – усмехнулся я. – Или мне придется тебя убить.

– Пожалуй, оно того стоило. – Лена прищурилась и склонила голову набок. – Все-таки ты странный.

– Даже так? – вздохнул я. – Тебе… не понравилось?

– Да нет, еще как. Если честно, у меня до сих пор немного ноги дрожат, – призналась Лена. – Просто никак не могу понять. Ты же еще даже не закончил лицей, но при этом… какой–то…

– Умный и обаятельный? – предположил я, чуть убавляя газ в плите.

– Нет… То есть, да! – Лена тряхнула головой. – Я обычно общаюсь с ровесниками, и то они какие–то… непонятно что на уме. А ты вроде младше, а… не знаю – другой!

Другой? Да, пожалуй, подходящее слово. Причем подходящее даже к тому, что я и сам чувствовал… после аварии.

– Ну, пусть это будет моим самым страшным недостатком. – Я сдвинул набок дымящуюся сковородку и выключил плиту. – Давай позавтракаем.

Лена с готовностью шагнула к столу – но сесть не успела. Откуда–то из коридора донеслась заливистая трель. Сначала я подумал, что кто–то пожаловал в гости, и только потом сообразил: телефон.

Странно – я вчера не заметил аппарат. И откуда он у простой… ладно, не совсем простой девчонки?

– Наверное, из редакции звонят, – тоскливо вздохнула Лена. – Потеряли меня…

Она исчезла в коридоре, но только для того, чтобы через несколько мгновений появиться снова. Разговора – если он вообще был – я не услышал, но в нем явно оказалось что–то не самое приятное… или уж точно неожиданное. Лена вернулась на кухню, притащив с собой телефон на проводе. В другой руке она сжимала трубку, и от недостатка поддержки кое-как подвязанная простыня едва не свалилась на пол… но Лене, похоже, было все равно.

– Саш… – пробормотала она с расширившимися то ли от страха, то ли от удивления глазами, – это тебя!