Глава 8
- Вот, Цыган, привёл тебе Лана, как ты просил, — заискивающим тоном произнёс Кузя.
- Растворись, — велел ему тот, и Кузя попятившись назад, быстро пропал с радаров.
Делал он это с видимым облегчением. Ему явно не хотелось быть свидетелем того, что скоро произойдёт.
Мне же предстояло отыгрывать ту роль, которую я сам на себя взвалил — независимого чувака.
Говоря по правде, меня слегка потряхивало. Разборки — не мой конёк. Даже в прошлом, когда у меня была довольно приличная физическая форма, и я мог постоять за себя, всегда сторонился подобных мероприятий.
Да и отец советовал избегать левых тёрок, когда совершенно непонятно, каким боком оно тебе вылезет. Лезть в бутылку, с его слов, имело смысл только когда задеты твои интересы.
- Чего звал? — поинтересовался я.
Голос, к счастью, не подвёл, оказался ровным, хотя одному только богу известно, каких усилий мне это стоило.
- Вопросы к тебе накопились, Лан, — с ленцой уверенного в себе хищника протянул Цыган.
Так кошка играет с мышкой, прежде чем окончательно задушить.
Он ждал, что я поинтересуюсь — о каких собственно вопросах речь, но я догадался, что мне хотят навязать правила игры, и потому просто пожал плечами, демонстрируя, что откровенно не понимаю, о чём речь.
Делал я это по возможности уверенно, изображая, что спокоен как слон, хотя сердце билось тревожной птицей в клетке, а к горлу подкатывал невкусный ком.
Цыган оценил моё поведение, обратившись к Ушану как к зрителю.
- Как думаешь: он дурак или прикидывается?
- Прикидывается, — с готовностью отозвался тот.
- Вот и я так думаю, — кивнул Цыган. — Прикидывается.
Он испытывал огромное удовольствие от процесса, растягивал и смаковал каждую секунду. Было в этом что-то от психологического садизма.
Не часто я встречался с такими типами. Даже сокамерники мне попадались достаточно спокойные и уравновешенные, без всех этих понтов и вывертов.
- Если есть чего предъявить — предъявляй. Если позвал просто побазарить — базарь с Ушаном, а у меня дел полно, — заявил я, понимая, что этим отрезаю мирный способ урегулирования конфликта.
Впрочем, кого я обманываю — меня позвали сюда, чтобы унизить, и Цыган не из тех, кто резко поменяет планы.
- Предъява тебе нужна? — покачал головой он. — Будет тебе предъява. Люди говорят, что ты дятел — стучишь на всех унтерам.
- Мало ли что люди говорят… Конкретно изложить можешь?
- Да уж куда конкретнее. Каждую ночь после отбоя ты тусуешься с Санниковым, что-то перетираешь с ним. Никто не сомневается — ты стукачёк. Как тебе предъява, а? — Он довольно вскинул подбородок.
Не ожидал, что наши занятия пустят такие круги по воде. Вроде каждая собака в курсе, чем мы занимаемся, а поди ж ты… Или Цыганку нужен повод, чтобы придолбаться, а какой — неважно. Не ночные упражнения в спортзале, так что-то другое.
У него явно на меня зуб. Ну не нравится Цыгану моя независимость, такие любят, когда под ним ходят все. А непокорных учат.
- Предъява так себе, — хмыкнул я. — Всем известно, что я хреново подтягиваюсь. Санников меня тренирует после отбоя.
- И только? — презрительно фыркнул Цыган.
- Конечно. Ты пару раз к Белову ходил — я же не кидаю тебе предъявы, — подпустил шпильку я.
- Ах ты, сука! — побледнел Цыган. — На меня батон крошишь?
- Разве? — удивился я. — Я только сказал, что видел тебя у Белова. Но стукачом не называл. Твои претензии мимо кассы.
Действительно, я был свидетелем нескольких таких сцен. Что служило причиной этих визитов — понятия не имею, да и не забивал себе этим голову. Но Цыгана конкретно зацепило.
Его взгляд наполнился ненавистью.
- Лан, ты ох…л! Хочешь, чтобы я проверил действительно ли в тебе течёт голубая кровь?
Понятно, о моём аристократическом происхождении сослуживцы уже знали, хотя фамилию Ланских носят не только представители рода, но и бывшие крепостные. Совсем как в моём мире.
К тому же я почти телезвезда, о том злополучном убийстве рассказывали из каждого утюга. Наверняка, мой фейс успел примелькаться. И никакое инкогнито здесь не спасёт.
- Моя кровь точно такого же цвета, как у тебя, — сказал я банальную вещь. — И ещё могу повторить: на своих никогда не стучал и стучать не собираюсь. Всё, Цыган, больше эту тему развивать не собираюсь.
Так легко мне уйти не удалось.
Ушан, как полагается пресловутому Табаки, начал отыгрывать свою партию:
- Цыганок, а ведь сейчас жаловаться на нас побежит! Зуб даю — стуканёт, — встрял у меня на пути лопоухий.
Если пропущу этот выпад, мне полный песец — доконают в ближайшие дни. Затравят уже всем коллективом.
Ушан знал своё дело, мастерски втянув меня в конфликт.
- Пошёл нах…, придурок! — Я двинул ему в челюсть.
Удар был так себе, на троечку, да я и не особо старался вкладывать в него силы. Это было скорее демонстрацией и только.
Но кулак угодил в губу и разбил её в кровь.
Ушан потрогал саднящее место.
- Цыганок, ты только глянь — этот гад мне морду раскровянил! — с деланным изумлением произнёс он.
Сейчас меня будут учить и руками и ногами, понял я.
Ленивая расслабленность Цыгана куда-то прошла, он явил свою звериную сущность.
- Сука! — Он оказался хорошим боксёром, его прямому мог бы позавидовать Костя Дзю.
Моей реакции не хватило, чтобы уклониться. Его кулак погрузился в солнечное сплетение, из меня словно вышибли дух.
Я машинально согнулся и тут же пропустил второй удар, не менее жестокий и опасный — на сей раз коленом в лицо.
В прошлой жизни у меня были шансы побороться с Цыганом на равных, но это тело было слишком слабо и не тренированно.
Я словно налетел на фонарный столб, из глаз посыпались искры, в голове загудел колокол.
Это было больно и унизительно.
Цыган издевательски захохотал, рядом подвизгивая вторил ему Ушан. Им доставляло удовольствие наблюдать, как я мучаюсь и страдаю.
В их смехе не было ни капли сострадания, только издёвка.
- Что, Лан? Съел, сука? — склонился надо мной Цыган. — Теперь ты понял, что я сделаю с тобой, гандон штопаный?
- Понял, — прохрипел я.
Глаза ничего не видели, они словно заплыли кровью.
А Цыган продолжал куражиться.
- Сейчас я заставлю тебя снять штаны и бежать в казарму с голой жопой. И, если только вздумаешь пикнуть насчёт меня — придушу как кутёнка. И мне ничего за это не будет. Веришь, Лан?
Он склонился надо мной. Я почувствовал несвежее дыхание из его рта.
Этот урод упивался своим могуществом, властью над теми, кто слабее его.
- Понял, — меня стошнило.
Рот сразу наполнился привкусом какой-то дряни.
- Жри свою блевотину, гад! — зарычал Цыган. — Кому говорят, жри!
Он надавил рукой на мою голову, склоняя к расплывшейся на земле отвратительного вида кашице.
И тут на меня накатило. Это произошло внезапно и стремительно, за какие-то наносекунды. Странная волна нахлынула на меня, охватив всего, с ног до головы. Это была безудержная ярость.
Я вдруг понял, что способен на всё и что нет на свете такой преграды, что сможет мне противостоять. Я даже слегка испугался этой странной эйфории, она как будто родилась где-то вовне и была чем-то чужеродным.
Это был я и не я одновременно. В моих жилах плясал невидимый огонь, мышцы распирало от силы. Никогда во мне не было столько могущества.
Да я мог свернуть горы и переплыть океан!
А потом меня накрыло новым приливом. Конечно, мне доводилось знать по себе, что такое адреналиновые всплески, но чтобы настолько…
Я перестал быть человеком, превратился в машину, созданную только ради одного: крушить и убивать. Уничтожать всё, что на моём пути, рвать с корнем, действовать самыми грязными приёмчиками: царапать, кусать, выдирать кадыки…
Миллионы кровожадных мыслей проносились у меня в голове, и все они сводились в итоге к способам умерщвления. Даже не ожидал, что у меня окажется настолько буйная фантазия.
А ещё — это было слабое подобие того странного порыва, охватившего меня в тюрьме. Такая бледная китайская копия чего-то брендового.
Цыган не заметил произошедших со мной перемен. Он праздновал победу, не догадываясь, какой его ожидает сюрприз. А я жаждал реванша. Я мечтал о нём больше всего на свете. И ещё больше о том, как убью этого гада, сверну ему шею.
Тело распрямилось само собой, мозг даже не участвовал в этом процессе.
- Жрать блевотину? Да сейчас сам её, сука, сожрёшь!
Я схватил Цыгана за ворот куртки, нагнул и ткнул мордой в остатки моего непереваренного ужина.
- Лан, бл. дь! — Табаки опомнился раньше своего «Шерхана», попробовал прыгнуть на меня сзади, но я только повёл плечами, и тщедушного Ушана как ветром снесло.
- Понравилось? — зарычал я и, приподняв Цыгана, снова ткнул в зловонное пятно.
Он пытался вырваться, но у него не выходило. Не было на свете такой силы, что могла потягаться со мной.
Я снова заставил Цыгана выпрямиться, с наслаждением увидел его измазанное в грязи и рвоте лицо, насмерть перепуганный взгляд.
- А теперь пришло время умереть!
Я замахнулся правой рукой, зная, что сейчас вгоню одним ударом его челюсти прямо в мозг. Мне это не составит большого труда.
Внезапно, глаза Цыгана закатились, он как-то странно обмяк и превратился в безвольную куклу.
До меня не сразу дошло, что он потерял сознание от страха. Но как только я это понял, странный приступ бешенства куда-то ушёл. А вместе с ним меня стремительно покидали физические силы.
Я больше не мог удерживать тело Цыгана, пальцы левой руки разжались, он упал на землю.
- Пусть это послужит тебе хорошим уроком! — проскрипел я и на негнущихся ногах побрёл к казарме, стараясь не думать, что меня ждёт дальше.
Вряд ли обойдётся без последствий: пусть сильного вреда Цыгану я не причинил, так, попугал малость, однако в последний момент я почувствовал спиной, что за нами наблюдает кто-то посторонний. И этот посторонний мог оказаться кем угодно. Например, унтером или офицером.
Больше всего я боялся, что приступ повторится, я снова перестану быть собой и натворю кучу безумств.
- Господин штабс-капитан? Я могу войти?
Начальник особого отдела батальона штабс-капитан Голиков поднял воспалённые от бессонницы глаза и с трудом сфокусировал взгляд на госте.
- И вы, мундиры голубые…
- И ты, им преданный народ, — продолжил строчку гость. — Так я могу войти?
- Как я могу отказать вам, господин ротмистр, — вяло улыбнулся Голиков. — Проходите, господин э…
- Ротмистр его величества отдельного корпуса жандармов Никольский, — представился он. — Честь имею.
Особист встал.
- Штабс-капитан Голиков. Полагаю, вам это известно не хуже, чем мне.
- Спасибо за приглашение, господин штабс-капитан.
Жандармский ротмистр шагнул в кабинет, обвёл его взглядом, затем посмотрел в упор на Голикова.
- Надеюсь, вы знаете, что эти строки в действительности не принадлежат перу Лермонтова?
- Доводилось слышать, — кивнул тот. — Какими судьбами, господин ротмистр?
- Думаю, вы догадываетесь.
- Рекрут Ланской?
- Он самый, штабс-капитан.
- Но ведь семья отреклась от него, Ланского шельмовали. Теперь он не опаснее обычного человека. Тем более, — Голиков подошёл к сейфу, открыл его, достал дело рекрута Ланского и положил перед собой. — у него ощутимые проблемы с физической подготовкой. Я даже не уверен, что он сдаст необходимый уровень на экзаменах. Один из ефрейторов взял над Ланским шефство и занимается на тренажёрах перед отбоем.
Жандарм на секунду задумался.
- И ничего странного или необычного с рекрутом Ланским за время службы в батальоне не происходило? — наконец, спросил он, наблюдая за реакцией собеседника.
- Разумеется, нет, — улыбнулся особист. — У меня везде свои люди. Если бы хоть что-то произошло, я бы обязательно об этом узнал.
- И сообщили бы нам?
- Разумеется, господин ротмистр.
- Вы подняли мне настроение, штабс-капитан. Это хорошо, когда армия сотрудничает с жандармами. В конечном итоге выигрывают все. А теперь разрешите откланяться. Я услышал всё, что мне было нужно услышать. Честь имею! — откозырял Никольский.
