Глава 5

Стоило только фельдфебелю уйти, как ефрейтор заговорил на удивление ровно и спокойно:

- Значит так, рекруты. Вы уже поняли, что попали во всех смыслах этого слова. Для многих из вас, тюрьма — дом родной. Так вот, армия — это не тюрьма. Это гораздо хуже. Здесь нет прокуроров, которым можно строчить жалобы на плохое обращение. И здесь нет адвокатов, которые будут качать ваши права. Сейчас все смотрят на вас, как на кучку дерьма. И так будет до тех пор, пока вы кровью и потом не заработаете солдатские погоны. Нет, дрючить после этого не перестанут, ведь это армия. Комбат еб…т ротных, ротные еб…т взводных, взводные — нас, а мы вас. Так было и будет испокон веков. Но погоны дадут вам чувство причастности к армии, вы узнаете, что такое солдатское братство, и поймёте, что батальон своих не бросает. Только здесь вы станете настоящими мужиками, а бабы станут ложиться штабелями к вашим ногам. А ещё… тут никому нет дела до вашего прошлого. Служба в батальоне — это как жизнь с чистого листа, и только от вас зависит, что там будет написано.

Произнеся эту тираду, он немного понаблюдал за реакцией на наших лицах, и добавил.

- А теперь пойдём за мной в комнату для теоретических занятий. Пришла пора вбивать в ваши тупые бошки первые знания.

Однако сразу попасть на первое занятие мне не удалось, почти сразу у деревянных дверей класса, в которых на уровне среднего роста было просверлено отверстие, нас перехватил дежурный по роте.

- Кто тут Ланской? — спросил он.

Я отозвался.

- Санников, я заберу этого рекрута? Взводный приказал к нему привести.

Ефрейтор кивнул.

- Пошли за мной, Ланской, — велел дежурный. — Когда войдёшь, не забудь представиться и помни, что к господину подпоручику нужно обращаться «ваше благородие».

- Есть, — коротко ответил я.

Подпоручик оказался полным мужчиной лет двадцати пяти. Он сидел за письменным столом, перед ним лежала зашнурованная папка. Я успел заметить, что на её обложке была моя цветная фотография.

- Ваше благородие, рекрут Ланской прибыл по вашему приказанию, — доложил я.

- Вольно, рекрут, — приказал он. — Итак, правильно ли я понимаю, что ты — один из представителей рода Ланских?

- Никак нет, — отрапортовал я.

- Странно, — подпоручик поморщился. — А в бумагах на тебя написано совершенно другое.

- Разрешите пояснить?

- Разрешаю.

- Я действительно происхожу из рода Ланских, но моя семья отреклась от меня.

- Не позавидуешь тебе, рекрут. Это больно, когда предают свои, — покачал головой офицер. — Здесь такого не будет. У нас всё по заветам Суворова: «сам погибай, а товарища выручай». Но позвал я тебя не ради этого. Твоя история была во всех газетах — ты убил пятерых человек, между прочим — героев войны, отставных военных…

Сердце ёкнуло. Твою ж мать, а ведь об этом я не подумал… Это ж из огня до в полымя. Что, если теперь на мне отыграются по полной?

- На твоё счастье, они были не из нашего батальона, а мы всегда держимся особняком. Мы — армия в армии, Ланской. Не гвардия, которая только и может, что взбивать пыль на плацу, не части, сидящие в тыловых гарнизонах. Мы — там, где жопа, Ланской. И я должен понимать, не выкинешь ли ты какой-нибудь фортель. Ты — первый из аристократов, который к нам попал. Пусть даже бывший, ошельмованный и лишённый магии…

Ошельмованный? В памяти всплыло, как это произошло. Треск сломанного клинка над обнажённой головой, сухие слова унизительного приговора, отчаяние, тоска, ощущение, как ушла сила…

«С этого дня ты — мещанин Ланской!»

Картинка была столь яркой, что я едва не застонал от душевной боли.

… но всё-таки представитель древнего рода, — продолжал, не обращая внимания на мои муки, офицер. — Поэтому сразу хочу тебя предупредить: забудь о прежних замашках, Ланской. Иначе очень о том пожалеешь.

- Есть забыть о прежних замашках, — ответил я.

- Молодец, соображаешь! — похвалил взводный. — Хотя, я не очень-то в это верю. Время покажет, рекрут. А сейчас, ступай назад. Круг-о-ом! Шагом марш!

Когда я вернулся, то застал своих, которые сидели за столами, очень похожими на ученические парты. Санников зачитывал какую-то брошюру — скорее всего, воинский устав. Голос у него был монотонным, неудивительно, что многие заклевали носом.

Через пару минут ефрейтор отложил книжку в сторону и недовольно покачал головой.

- Что-то вы совсем оху…ли, рекруты. Ни х…я не цените людской доброты… Вижу, по-хорошему ничего не получится. А ну — встать! — его голос загремел по всему учебному классу. — Выходим из кабинета и строимся в коридоре.

Мы с грохотом поспешили на выход.

- Значит, через голову информацию воспринимать ни хрена не хотим… Ладно, тогда то же самое, но через жопу и ноги! — сообщил ефрейтор.

Санников не обманул, устроив нам общий кросс по периметру части, причём бежать должны были строем и в такт его команды.

Если на первых трёх кругах наше отделение ещё могло её выполнить, то, чуть погодя, строй начал рассыпаться. Тогда нас остановили и заставили отжиматься, а потом снова отправили в забег.

Так повторилось несколько раз.

Похоже прежнее тело было привычно к подобным нагрузкам, пусть вся спина облилась потом, но дыхалка сохранилась, и ноги не заплетались. Вот только отжимался я всё хуже и хуже, силовая подготовка у Ланского была так себе. Не зря в зеркале выглядел дрищ дрищом.

Ефрейтор, который не просто бегал, а носился словно угорелый, и отжимался в несколько раз больше каждого из нас, наоборот, выглядел абсолютно свежим как огурчик. Даже не вспотел.

Я невольно позавидовал его подготовке. Мне до такой физической формы ещё далеко. И я даже не подозревал насколько.

Часом позора для меня стал заход к турникам. Когда после трёх подтягиваний, мышцы онемели, а тело подвисло безвольной сосиской, я понял — вот он, позор! Остальные ребята подтянулись раз по десять-пятнадцать, а я оказался слабаком.

- Да, Ланской… — протянул сквозь зубы Санников. — Вижу, что дома ничего тяжелее х… не держал. Вот только ты попал в мой взвод, а у нас таких задохликов не держат. Знаете главный армейский принцип? — Он обвёл нас взглядом и сам же ответил:

- Все нормативы засчитываются по самому последнему. И, если ты, сука, нас опозоришь на ближайшей проверке, я, бл…, твою жопу наизнанку мехом выверну. Стать в строй, буду думать, что с тобой делать, рекрут.

Сгорая от стыда, я встал в шеренгу. Вот, блин! А в университете у меня была твёрдая «пятёрка» по физ-ре, и подтягивался я без всяких проблем. Ну что за задохлик мне для вселения достался!

К счастью, наступило время обеда, и нас погнали в солдатскую столовую.

Поскольку рекруты пока не считались за людей, ели мы в последнюю очередь. В столовую нас не запустили пока туда не вошёл последний взвод.

И снова бросилась в глаза разница между тем, как питаются солдаты и как кормят нас, рекрутов. Счастливые обладатели погон вставали в очередь на раздачу и уносили оттуда полные подносы еды. Мы же сидели за одним столом, на котором заранее стояли миски, были разложены ложки, а в центре находились кастрюли с первым, вторым и какой-то мутной жидкостью. В ней плавали окаменевшие куски неизвестных плодов — очевидно это был абсолютно несладкий компот из сухофруктов.

Я попробовал суп. Не баланда, которой меня потчевали в тюряге, но и далеко не те разносолы, к которым я привык в семье. Чуток сладковатой подгнившей картошки, несколько рисинок и нечто, отдалённо напоминающее мясо, хотя биться об заклад, что это именно оно я бы не стал.

На второе было картофельное пюре, на вид вполне аппетитное, с кусочком жареной рыбы, но, попробовав и то, и другое, я с огромным трудом проглотил тошнотворный кусок. Пюре оказалось сваренным из концентрата и больше напоминало измельчённую целлюлозу, а вместо нормальной рыбы нам положили обжаренную селёдку.

Есть это было невозможно.

Я думал, что только один буду крутить носом от такой пищи, но, практически все отодвинули в сторону миски, практически не притронувшись к ним.

Многие с завистью наблюдали за тем, что и с каким удовольствием уплетают за обе щеки солдаты. Их явно кормили иначе.

Не успели допить компот, как всех погнали на улицу строиться.

Дальше снова было монотонное изучение устава, такой же скудный и неаппетитный ужин, ночная прогулка перед сном и, наконец-то, любимая всеми солдатами команда «отбой».

И только я натянул на голову серое кусачее одеяло, как кто-то похлопал меня по плечу.

Я поднял голову. Это был дневальный.

- Ланской?

- Да.

- Ты подтягиваться не умеешь?

- Ну, я.

- Баранки гну. Пизд…й в спортзал, тебя ефрейтор Санников тренировать будет.