Воскресенье

Врач сказал, что шрам на лбу заживет бесследно. Я просто дрожу от мысли, что он может в этом не разбираться. Хотя он вроде один из лучших специалистов в Европе по косметическим операциям. К тому же правый бок у меня так болит, что могу лежать только на левом.

Мирскому раздробило нос. Представляю себе, какой вид он будет иметь, когда выздоровеет. Но больше всего пострадал Тото. Вот только что мне позвонили и сообщили, что у него сложный перелом левой руки. В общем, он это заслужил. Дорога была скользкая. Я дважды просила его, чтобы ехал не так быстро. А он от злости еще сильнее нажимал на газ. Это должно было закончиться катастрофой. Нам еще повезло, что дерево, падая, не придавило машину. А то были бы мы все трупами. От «мерседеса», разумеется, осталась груда металла.

Люди из низших слоев завидуют нам, что мы ездим машинами. Если бы они знали, каким опасностям мы подвергаемся, то благодарили бы бога, что им на роду написано пользоваться трамваями, поездами и тому подобным.

Яцек дает мне столько доказательств своей любви, он такой внимательный, просто не насмотрится на меня. Сегодня утром, когда я жаловалась, что у меня может остаться безобразный рубец, он сказал:

— Мне стыдно за свой эгоизм, но признаюсь: я, может, даже хотел бы, чтобы ты стала некрасивой, совсем некрасивой и никому не нравилась, только мне.

— Боюсь, что тогда я и тебе перестала бы нравиться.

Яцек засмеялся так искренне, что у меня пропали всякие сомнения.

— О нет! — воскликнул он. — Я недавно читал достаточно умную книгу какого-то английского автора. Называется она, кажется, «Технология брака». Там есть не лишенное смысла наблюдение, что через несколько лет совместной жизни муж и жена уже не обращают внимания на внешность. Они привыкают к ней так же, как ребенок к красивым игрушкам. С тех пор значение имеет суть и только суть.

— Если и суть существует, — заметила я.

Он нежно посмотрел на меня.

— А разве в самом браке ее нет?

Я охотно признала бы его правоту, но, помня о его еще не искупленной вине передо мной, сказала:

— Что была такова суть, я знаю… А вот вернется ли она — не уверена.

Яцек сразу прекратил этот разговор, потому что именно в тот момент пришла мама. Она была очень встревожена и, поцеловав меня, воскликнула:

— Вы уже слышали?

— О чем? — спокойно спросил Яцек.

— Ну как же, о том, что уже принято решение о войне в Европе. Немцы разозлились на чехов, потому что якобы Ротшильд, тот, знаете, у которого гостил принц Виндзорский, бежал в Прагу, и немцы сказали: или им отдадут Ротшильда, или они забирают Карлсбад. Ну, вот в Париже и приняли решение начать войну.

Яцек засмеялся.

— Да что вы, мама, говорите! Это же какие-то дурацкие выдумки людей, которые абсолютно не разбираются в международной политике. Во-первых, Ротшильд не убежал, а во-вторых, пусть даже и сто Ротшильдов сбежало в Прагу и Чехословакия дала им убежище — из-за этого не было бы войны.

Мама успокоилась.

— Ах, какое счастье! Но ты в этом действительно уверен?

— Совершенно уверен.

— Потому что пани Сарницкая говорила, что знает от надежных людей, будто Гитлер хотел забрать Чехословакию. Говорят, часть ее он отдаст итальянцам, часть нам, но наибольшую часть, вместе с Карлсбадом, заберет себе. Вот была бы история! У них там в Германии нет масла. А я просто не представляю, как можно жить без свежего масла. Как ты думаешь, позволили бы мне привозить масло из Польши?

— А почему бы могли запрещать? — сказала я.

Яцек начал немного раздражаться.

— Послушайте, мама, все, что вы говорите, не имеет под собой никаких оснований. Во-первых, немцы не решились бы посягнуть на Чехословакию. Да и не захотели бы. Гитлер хочет объединения Германии и поэтому ни за что не согласится иметь в пределах немецкого государства какие-то чужие народы. Но если бы он даже и претендовал на Чехословакию, все равно никогда бы ее не получил.

— Почему же? — возразила мать. — Пани Сарницкая говорит, что он мог бы завоевать ее за несколько недель.

— Мог бы, если бы ему позволили другие государства. Но Чехословакия находится в военном союзе с Россией и Францией. А за Францией стоят Англия и Америка. И это еще не все. Как член Малой Антанты, Чехословакия может всегда рассчитывать на поддержку Румынии и Югославии. И над теми глупостями, которые рассказывает пани Сарницкая, можно только посмеяться.

— Ах, если бы только ты был в этом уверен!

— Мамочка, — возмущенно сказала я, — кому же лучше знать об этом, если не Яцеку? Им, дипломатам, все сверху видно.

— Спите спокойно, мама, — добавил Яцек. — Ни Карлсбад, ни масло никуда от вас не денутся. И вот вам лучшее доказательство неосведомленности вашей рассказчицы: она утверждает, что Италия тоже может забрать часть Чехословакии. Но итальянцы не имеют общей границы с этой страной. К тому же Италия никогда не согласится на то, чтобы немцы забрали Чехословакию.

— Почему не согласится? Ведь Гитлер и Муссолини друзья…

— Видите ли, мама, в международной политике так заведено, что никто не хочет, чтобы его друг слишком окреп. Чрезмерная мощь Германии была бы для Италии очень опасна.

Я всегда поражаюсь Яцеку: как логично и убедительно умеет он все объяснить. Как спокойно может решить самые запутанные вопросы международной политики.

— Видите ли, мама, — продолжал он, — Германия, особенно теперь, прибрав к рукам Австрию, в силу чисто экономических потребностей должна тяготеть к Средиземноморскому бассейну. Уже сегодня ощущается немецкое влияние на Югославию, и Италия потихоньку пытается противодействовать ему. Выход немцев к Адриатике был бы для Италии катастрофой. Правда, возможно и такое — я не могу сейчас говорить об этом подробно, — что в устройстве Чехословакии таки произойдут определенные изменения. Однако это произойдет без войны, путем переговоров. Речь идет об определенных льготах для немецкого населения Судетов. Что касается войны… О войне в ближайшие несколько лет нечего и думать по той простой причине, что ни Германия, ни западные государства не готовы к ней как следует. Наконец, во всех странах у власти находится поколение, которое уже пережило мировую войну, и это поколение к новой войне отнюдь не стремится.

Маму это убедило, и она сказала, что Яцек снял камень с ее сердца.

Сразу же после обеда начали собираться знакомые и родственники. По всей видимости, источником сплетен была не пани Сарницкая, потому что об этом уже говорили все. Я очень радовалась, имея возможность авторитетно опровергать ту ерунду. Даже заслужила за это похвалу от Станислава (он также пришел вместе с Данкой).

Станислав сказал:

— Ты очень рассудительная и, как я вижу, неплохо осведомленная в этих делах. У нас безосновательно преувеличивают силу Германии и преуменьшают значение Франции. Правда, нынешнее положение в этой стране оставляет желать лучшего. Но так будет продолжаться недолго. Французы на протяжении своей истории уже не раз доказывали, что они способны преодолеть временную слабость. Вот и теперь, в случае опасности, они куда легче, чем нам кажется, освободятся от влияния своих масонов.

Станислав большой знаток в вопросах масонства. Может часами разговаривать об этом с отцом. Я не раз прислушивалась к их разговорам. Пожалуй, было бы ужасно, если бы в мире царили масоны. Как говорит Станислав, почти все выдающиеся личности в Польше и за границей принадлежат к масонству. Не понимаю только одного: если уж они такие мощные и не гнушаются даже убийствами из-за угла, то почему же до сих пор не сумели избавиться от всех своих врагов, и не только таких незначительных, как, скажем, Станислав, но и таких, как Гитлер и Муссолини.

Что касается Польши, то она действительно в невыгодном положении, потому что вынуждена выбирать между большевиками, гитлеровцами или масонами. С кем тут можно дружить? С каким облегчением я вздохнула бы, если бы Яцек стал министром иностранных дел. С его головой он наверняка справился бы со всеми проблемами. Хотя, с другой стороны, всю эту историю с мисс Норман можно бы уладить куда лучше, чем это делает он.

Наверное, надо будет завтра позвонить Мостовичу, чтобы провести с ним новый военный совет. С повязкой на лбу я выгляжу довольно мило. Она немного напоминает серебристую шапочку.