Пятница

Приехал Роберт. Для меня была приятная неожиданность, когда я услышала в трубке вместо голоса той избалованной горничной его теплый баритон. Это взбодрило меня на целый день, потому что проснулась я в ужасном настроении. Да и любая женщина на моем месте, вышла бы из себя. Разве так должен вести себя муж после долгого отсутствия?

Еще когда я зашла вчера в его спальню, он не соизволил заметить, что на мне новый прехорошенький халатик. Трижды его переделывали, пока закончили. Настоящее чудо: белый матовый шелк, очень плотный, покроенный по образцу францисканской рясы. С капюшоном и широченными рукавами. Прекрасно собирается в складки и потрясающе эффектно обрамляет голову. Если бы я могла показаться в нем Роберту, тот был бы вне себя от восторга. Надо быть совершенно лишенным эстетического вкуса, чтобы не заметить такую красоту.

А Яцек в ответ на мой поцелуй спросил:

— Ты ничего не хочешь мне сказать?

Тон его был холодноватый, а во взгляде ощущалось осуждение.

— А в чем дело? — спросила я.

И тут же меня осенило, что, видимо, это тетя на меня наговорила. Целый день в поведении Яцека было столько сердечности, и вдруг такой тон!

— Дело в том, — сказал он, — что я предпочел бы узнавать не от третьих лиц, что моя жена в отсутствие мужа принимает у себя кого-то, незнакомого мне, встречается с каким-то паном по каким-то пивнушкам и тому подобное. Пойми меня правильно. Я ни в чем тебя не подозреваю. Однако считаю, что когда ты заводишь какие-то флирты, то простое приличие требует рассказать об этом мне.

Я была так возмущена, что с трудом сдержалась, чтобы не сказать:

«Какое право имеешь, ты, двоеженец, читать мне мораль?"

Однако взяла себя в руки и спросила:

— А ты хотел бы, чтобы я тоже верила всем сплетням, которые кто-то может выдумать о тебе?

Яцек покраснел. (Может, кроме той рыжей выдры, у него еще что-то на совести?) Он нахмурился и покачал головой.

— Речь не о сплетнях, а о вполне конкретных вещах.

— Знаю, знаю. Это все твоя любимая тетушка. Вбила себе в голову, что посредник по продаже земли — мой любовник. Страшно даже подумать, сколько гадости в голове таких протухших старых панн!.. Конечно! Меня разоблачили, я имею одного любовника посредника, второго трубочиста и третьего дворника! А не говорила тебе твоя тетя о кавалерийском эскадроне?

— Успокойся, дорогая, — сказал Яцек. — Она вовсе не говорила, что у тебя есть любовник. Напрасно ты обвиняешь ее в таких нелепых подозрениях. И вообще, как ты можешь позволить себе такие безобразные слова? Она просто рассказала мне, что дважды видела тебя с неким паном, которого описала как очень приличного и благородного с виду, совсем непохожего на посредника.

— Не знаю, может, у твоей тети есть какие-то специальные предписания по поводу внешнего вида посредников, — пожала я плечами. — Во всяком случае, я тут совершенно ни при чем.

— Но тетя Магдалена утверждает, что впоследствии приходил настоящий посредник …

— Твоя тетя — кретинка. У нее не укладывается в голове, что в Варшаве может существовать два посредники по продаже земельных участков.

— Пусть так. Но я поручил продажу нашего участка тому самому толстому Ляскоту.

— Мой милый, ты такой же зануда, как и твоя тетя. Неужели ты не можешь себе представить, что он, твой Ляскот, или как его там зовут, в свою очередь мог перепоручить дело какому-то Драпачу?

— Драпачу?

— Ой, мне безразличны фамилии тех посредников! Надеюсь, ты не хочешь, чтобы я вела геральдические книги варшавских посредников!

Яцек задумался и ответил:

— Твоя правда, дорогая. Но если я принял во внимание то, что рассказала мне тетя, то лишь потому, что ты ни словом не обмолвилась мне, что виделась с каким-либо посредником. Не понимаю только одного: зачем тебе было встречаться с ним в какой-то пивнушке?..

— Как бы ни так, в пивнушке! Какая удивительная правдивость! Вероятно, это твоя тетя Магдалена ходит по пивнушкам. Ты просто утратил здравый смысл, если можешь такому поверить. Я просто выходила из дома за пирожными и встретила того посредника в подъезде. Он провел меня в кондитерскую на углу, вот и все. А если тебе недостаточно моего объяснения и ты не оставишь эту тему, то запомни: еще раз услышу слово «посредник», сейчас же собираю свои вещи и уезжаю в Голдов.

Я кипела вся от злости, просто кипела!

— И еще одно, — добавила я. — Хватит с меня твоей тети Магдалены. Одна из нас здесь лишняя. Я не хочу больше видеть в доме эту пани. Или она уберется отсюда, или я. И знай — я своего решения не изменю.

Сказав это, я ушла в свою спальню и демонстративно повернула ключ в замке. Яцек минут пять стоял под дверью, извиняясь и умоляя, чтобы я не сердилась. Я не отозвалась ни словом. Конечно, и сама полночи глаз не сомкнула.

Утром я не поздоровалась с тетей. Она наливала кофе в столовой, и я прошла мимо нее, как мимо пустого места. Я заметила, как это ее напугало. Вот уж проучу я эту идиотку!.. Яцеку сказала «добрый день» тоном владелицы пансионата, которая обращается к новому жильцу:

— Что желаете на завтрак?

У него был расстроенный и виноватый вид, но это меня не тронуло. Мне было интересно, перестал ли он верить теткиным глупостям, но, к сожалению, его вызвали по телефону в министерство. Вот тогда я и позвонила Роберту. Это сразу подняло мне настроение. Хотелось увидеть, как он меня встретит. Мы условились на пять.

Порадовало меня еще одно дело: вдруг вспомнила, что именно сегодня приглашена Гальшкой на завтрак. Я знала, как ей важно, чтобы я была. Она нарочно устроила этот завтрак, чтобы познакомиться поближе с директором Гуцулом, который видел меня когда-то у моря и теперь специально приехал из Катовице встретиться со мной. Тот Гуцул очень нужен ее мужу в связи с какими-то там делами. Я, конечно, пообещала, что буду, а сегодня за несколько минут до двух позвонила и сказала, что у меня ужасно болит голова и я не приеду. Представляю себе, как взбеленится Гуцул. Так ей и надо!

Приняв все возможные меры предосторожности (кажется, Яцек таки серьезно меня подозревает), я поехала на Жолибож. Дядю не застала. Что с ним происходит? Я все сильнее беспокоюсь. Домой вернулась расстроенная и с порога попала в Данкины объятия. Они все уже приехали из Голдова. Отец, слава богу, чувствует себя лучше. Через несколько дней уже сможет ходить. Португалец прислал ему (странный способ искупления греха!) четыре шкуры пум, которых якобы подстрелил где-то в Южной Америке. А отец хочет отдать их мне. Как же! Я должна превратить свой дом в склад всякого хлама! Разве что положить те шкуры в комнате тети Магдалены, чтобы окончательно отравить ей жизнь…

Ровно в пять я была на Познанской. Право, Роберт таки самый обаятельный мужчина из всех, которых я когда-либо знала! Мне было интересно, как он оправдает свое длительное отсутствие, но он верен своему стилю. Он вообще не упомянул об этом ни словом, только воскликнул:

— Наконец-то!

Как много может означать одно слово! Чудо, да и только! Он был такой милый, что я даже решила не говорить ему ничего о горничной. Пусть себе… В глазах у него поблескивают золотые огоньки. Он, видимо, мечтатель, только скрывает это от всех. Какой он романтичный! Мы прекрасно провели два часа. Если бы я и могла его чем-то упрекнуть, то только в его чрезмерной любви к музыке. Все время он показывает мне какие-то новые пластинки Баха, Бетховена и тому подобное.

Сегодня он сказал мне:

— Стоит уезжать, если знаешь, что кто-то ждет твоего возвращения.

Как он красиво говорит! Нет в нем ничего банального. Тото рядом с ним выглядит как манекен из папье-маше. Бесспорно, если учитывать манеры или материальные возможности, он несравненно выше Роберта. Но ему не хватает внутреннего содержания. А в этом мужчине угадывается глубокая душа. Нет в нем ничего поверхностного. Каждая встреча с ним — путешествие в неведомое. Чувствуешь легкий трепет какой-то призрачной опасности и одновременно доверие к нему. Женщины меня поймут. Я никогда не знаю, о чем он думает. Никогда не знаю, что он скажет, как себя поведет.

Я написала, что он мечтатель, но это вовсе не означает, что он сентиментален. Скорее наоборот. Этим он, собственно, отличается от Яцека. В чувственности Яцека много нежности, что тоже не лишено привлекательности. Однако во многих отношениях они сходны. Думаю, что Роберт тоже мог бы быть хорошим дипломатом. Однако я чувствую в нем, хотя он этого ничем не выдает, склонность к насилию, а может, даже и жестокость. Странно, что такой человек занимается таким прозаическим делом, как торговля. Не хотела бы я видеть его во время торга или слышать разговоры о поставках товаров. Это принизило бы в моих глазах образ его души.

К тому же он умеет слушать. Как живо реагируют его глаза и все черты лица, когда я рассказываю ему о себе. Я рассказала ему о случившемся с отцом и всю историю с этим конвертом. Кому-кому, а ему я могла смело об этом рассказать. Я уверена, что если есть в мире человек, достойный доверия, то это именно он. Он принял близко к сердцу мои переживания и искренне смеялся, когда я пересказала ему свою последнюю беседу с полковником Корчинским.

— Ну, и показали тебе те фотографии? — спросил Роберт.

Тут я вспомнила того почтальона (или лесника) и сказала:

— Конечно. И представь себе, какая забавная штука: среди изображений было одно, поразительно похожее на тебя.

— На меня? — удивился он.

— Да. Ты уж прости меня, но если бы не одежда, я подумала бы, что это действительно ты. Какая-то униформа… не сердись… то ли почтальона, то ли еще кого-то такого… Ты только не обижайся. Когда-то в Париже, в салоне Ворта, я видела манекенщицу, которая была вылитая я. Ты носил когда-либо усы и бороду?

Он нетерпеливо пожал плечами.

— Никогда в жизни. Почему ты об этом спрашиваешь?

— Потому что тот пан на фотографии имел усы и испанскую бородку.

— Отличное сходство! — засмеялся Роберт — И что же дальше с этой фотографией?

— Как это «что»? — переспросила я.

— Ну, ты сказала тому полковнику, что знаешь кого-то похожего?

Это меня рассмешило.

— Ах ты, наивный мальчик! Конечно, не сказала.

Он спросил меня еще, в котором часу я была у полковника. Не понимаю, почему его это заинтересовало. Потом вдруг посмотрел на часы, извинился и на минуту вышел в кухню. Вернулся как будто немного встревоженный и сказал, что, к сожалению, не может меня больше задерживать, потому что ждет визита одного клиента, о котором совершенно забыл. Выглядел он несколько раздраженным. Может, я зря сказала ему о сходстве. Кому же приятно, что на него похож кто-то из низших слоев. Я постаралась смягчить это впечатление и, кажется, добилась своего. Он попрощался со мной очень ласково и попросил, чтобы я и завтра ему позвонила.

Домой я возвращалась в прекрасном настроении. Забавная вещь, как порой запоминаются некоторые лица. Уходя от Роберта, я встретила на улице того типа, который напихался яичницей в молочной на Жолибоже. Пожалуй, я потому так хорошо его запомнила, что таких дурацких физиономий никогда еще не видела.

Дома я убедилась, что Яцеку действительно запали в душу мои слова. Еще в прихожей Юзеф сообщил мне, что тетя Магдалена завтра утром выезжает в провинцию. Наконец я избавлюсь от этой назойливой женщины! Я быстренько приняла ванну и поехала к парикмахеру. Сегодня бал во французском посольстве.