Глава 11
В Башне Безмолвия я провела всего два дня и снова уехала, на этот раз наблюдающие сообщили о кровавом дожде в Чехии. Недалеко от Праги выпали осадки цвета ржавчины, местные СМИ объяснили это заумно и невразумительно. У нас было другое объяснение, но стоило проверить.
Румынию я покидала с радостью, с некоторых пор пространство Башни стало казаться мне слишком тесным. Я слишком явно ощущала присутствие Ландара, хотя после того памятного разговора в душевой ни разу его не видела. Но не отпускало чувство, что он рядом. Слишком близко. И это меня пугало.
Так что в поездку я сорвалась, даже не успев толком собрать чемодан, не желая признаться, что бегу.
Ландар меня не провожал, даже не вышел попрощаться. Уже в самолете получила сообщение: «Погуляй по Праге, помню, ты всегда любила этот город. У тебя четыре дня».
Я хмуро смотрела на экран своего телефона. Что это? Извинение? Дружеский жест? Попытка наладить между нами понимание? Странно все это…
Набрала ответ: «То есть искать одаренного мне не нужно?»
«Наслаждайся, Диана. В Праге будет солнечно».
И все. Понимай, как хочешь! Но Чехию я действительно любила и подарок приняла. Аэропорт имени Вацлава Гавела встретил солнечной и ясной погодой. Впрочем, в этом я даже не сомневалась. Апартаменты в отеле недалеко от площади Республики радовали красотой и убранством. Я неспешно приняла ванну и отправилась гулять по старому городу. Бесцельно. Не помню, когда последний раз я делала это — просто бродила по улочкам, глазела на дома и остроконечные башенки, ела мороженое и пила кофе из бумажных стаканчиков. Проголодавшись, зашла в маленькое кафе, где было всего несколько столов, накрытых скатертями в красно-белую клетку. И на каждом стояла крохотная вазочка с живым розовым бутоном.
— Чего изволите? — улыбающийся официант положил передо мной меню.
Я сделала заказ, почти не глядя, легко произнеся фразы на чешском. Еще один подарок Ландара — способность говорить на десяти разных языках. Цветок на моем животе. Я кричала, когда он рисовал его, стоя на коленях передо мной. Как обычно, сорвала голос. И Ландар посоветовал выпить горячий грог с медом. На немецком. Я рассеянно и хрипло поблагодарила — тоже на нем…
Черт. Зачем вспомнила, мое радостное настроение испортилось. Я бездумно уставилась в окно, болезненно заметив, что кроме меня в кафе все по парам. Соседний столик занимали юные студенты, они откровенно держались за руки, кормили друг друга с ложечки, хохотали, а потом целовались. Не стесняясь меня, что таращилась на них, или официантов. Парень погладил девушке колено, и я отвернулась. За окном по-прежнему светило солнце, отражаясь бликами на брусчатке и искрясь радугой в витринах, но Прага уже не казалась мне раем на земле.
Люди гуляли, смеялись, держались за руки, а я… Я чувствовала себя безумно одинокой. В этом городе соборов и башен, в этой красно-белой кофейне. В моей жизни никогда не было этого — неспешных прогулок, ладошки, согреваемой в сильной руке, глупых и романтичных признаний, поцелуев… смешно сказать. Я жила в президентском люксе и была самой несовременной девушкой этого города.
Вновь покосилась на парочку. Боги. Им хоть восемнадцать есть? У него волосы ниже плеч, у нее — выстрижены почти под ноль. И, кажется, проколот язык…
Я снова отвернулась.
— Ваш заказ, пани.
Официант с улыбкой расставил тарелки — мясо в горшочке, сыр, драники с квашенной капустой, хрустящие гренки… Но есть мне уже не хотелось. Я помешала похлебку, отложила ложку.
И как-то до безумия, до боли, до переворачивающегося нутра захотелось увидеть Яна. Просто посидеть с ним возле камина или вот так пройтись по улице, держась за руки. С ним это было бы возможно. Просто идти, держа его ладонь, и говорить. Или молчать.
Отодвинула горшочек. Парочка сбежала. Официант качал головой, убирая за ними чашки с недопитым кофе и кучу смятых салфеток.
— Вам не нравится жаркое, пани?
— Все очень вкусно, благодарю. Просто я… не голодна.
Просто я несчастна и одинока. Просто я служу существу, который хуже дьявола, и который убил мою семью. Просто я влюбилась в мужчину с болотными глазами за один лишь поцелуй и рассказанную сказку о любви.
У вас есть что-нибудь, чтобы заесть это?
Может, доза крысиного яда в горшочке?
— Благодарю.
Оставила щедрые чаевые и вышла. Да, я могу позволить себе и щедрые чаевые, и лучший отель, и частный самолет. Ландар высоко ценит мои услуги.
Фас, к ноге, место.
Вернулась в отель. Позвонила на ресепшен, попросила служащую заказать мне билет до Бухареста на ближайший рейс. В ответ девушка любезно сообщила, что у меня зарезервирован билет на самолет, вылетающий через три дня. Ни днем раньше. Пожелала мне отличного отдыха и посоветовала съездить в Карловы Вары.
Я положила трубку. Все ясно. Меня отправили погулять на четыре дня. И раньше видеть не желали. Еще одно напоминание о том, кто я и где мое место.
Протяжный сигнал сотового заставил меня удивленно обернуться. Этот номер знали только свои, неужели Ландар решил пожелать мне спокойной ночи? Иногда он делал это, но сейчас разговаривать с опекуном я не хотела. Опекун. Горько усмехнулась. Да уж…
Сотовый погас, а потом завибрировал снова. Я с досадой перевернула аппарат и недоуменно уставилась на длинный незнакомый номер. Это еще кто?
Сердце внезапно замерло, а потом понеслось вскачь.
— Алло?
— Господи, я уже почти вызвал отряд немедленного реагирования, морских котиков и 911! Почему ты так долго не брала трубку?
Я села прямо на пол, укрытый пушистым белым ковром. Моргнула.
— Ян? Это, правда, ты? Но… этого не может быть.
— Почему же? — он улыбался.
Я слышала это по его голосу.
— Моего номера нет ни в одном справочнике.
— Да. И мне пришлось постараться, чтобы найти его. Ты агент 007, незнакомка?
— Я невидимка.
Боги! Он позвонил мне. Он мне позвонил!!!
— Невидимка? Хм. Мне показалось, что ты вполне… Материальна.
Я прижала трубку к уху и закрыла глаза. Хотелось только слушать. Слышать.
— Это иллюзия. Еще одна иллюзия, мой дорогой повелитель омлета и бекона. Или я тебе приснилась.
Он тихо рассмеялся.
— Тогда я хочу увидеть этот сон еще раз.
— Боюсь, это невозможно.
— Я очень настойчив. Ты еще не знаешь — насколько.
— А я неуловима, — я поймала себя на том, что тоже улыбаюсь. — Боюсь, даже твоей настойчивости не хватит, чтобы меня поймать.
— А я боюсь, что уже поздно об этом беспокоиться, Диана.
— Поздно?
— Да.
Мы помолчали. Дыхание. И если закрыть глаза, можно представить, что он рядом.
— Я волновался о тебе, — уже серьезно сказал Ян.
— Почему? — прошептала я.
— Я не должен был тебя отпускать. Всем нутром чувствую, что не должен. И плевать, что ты там сказала. Ты не хотела уходить, Диана, я знаю это. И я это исправлю. Где ты?
Я молчала. Я не должна ему говорить. Я вообще не должна с ним разговаривать. Мне надо немедленно положить трубку или сказать, чтобы он не смел лезть в мою жизнь.
— В Праге.
— Я буду там уже утром. Ты слышишь меня?
— Да. Да, Ян. Я слышу.
— И почему мне кажется, что с твоим появлением в моей жизни начнется все самое прекрасное, Диана? — тихий голос.
А мне кажется почти родным. Как так получилось?
— И почему мне кажется то же самое, Ян?
Я слышу какое-то движение, шелест, хлопнула автомобильная дверь… Взревел мотор. Боги! Он действительно едет! Прямо сейчас, вот так сразу, он едет ко мне!
— Покажешь мне Собор святого Вита?
— Ты наверняка видел его много раз.
— Я ничего не видел. Я до тебя даже не жил.
Я закусила губу, чтобы не рассмеяться. Или не заплакать.
— Я покажу тебе Собор.
— До встречи, незнакомка.
— До встречи, Ян.
Трубку я держала еще примерно полчаса. Смотрела на изящный букет в напольной вазе и улыбалась. А потом меня словно прошило разрядом тока. Что же я сижу? Он едет! Ян едет ко мне! А у меня даже одежды приличной нет! И волосы! У меня же на голове беспорядок! Забегала по комнате, задевая углы и сшибая мебель, нервно распахивая шкафы, постояла зачем-то в роскошной ванной, снова вернулась в гостиную. Упала в кресло. Губы сами собой растягивались в улыбку.
Он едет!
Вечер опускался на Прагу мягко, ласково, я сидела на балконе, щипала булочку и смотрела на огни старого города. И чувствовала себя счастливой.
* * *
Ночь я, конечно, проворочалась. Уговаривала себя уснуть, потому что утром надо быть свежей и отдохнувшей, а не пугать Яна синяками под глазами. Но сна не было. Я глазела на рисунок света и теней, что чертили на потолке то города, то поля с маками, то картины абстракционистов, и не могла спать, не желая тратить это волшебное время на такую глупость. Хотела насладиться каждым мгновением этого чудесного ожидания, торопила время и любила эту ночь. Я представляла Яна в самолете, в мягком кресле с синей обивкой. Его ноги укрывает плед, на коленях светится ноутбук. Возможно, он пишет что-то… новый роман? О чем он будет?
Или Ян просто смотрит в темный иллюминатор и тоже не спит, представляя нашу встречу. Я не сказала ему название отеля. Но это неважно. Наверное, он позвонит, как только самолет приземлится. Утром, так он сказал. Когда наступает утро? И три часа — уже можно считать началом нового дня?
Я вскочила, но заставила себя снова улечься в кровать.
Я сошла с ума. Совершенно.
Уснула незаметно для себя, просто провалилась в сон где-то в середине мечтаний. Подскочила, открыв глаза, озираясь и щурясь. Вечером я забыла задвинуть шторы, и солнечный свет сейчас наполнял комнату. Охнув, нащупала среди подушек телефон. Девять часов. Девять! Черт возьми, я все проспала!
Вскочила, запуталась в покрывале, рухнула. Отлично, не хватало еще явиться к Яну с разбитым носом! Неотвеченных вызовов не было, и я слегка успокоилась. Похоже, ЕГО утро еще не наступило. Черт, почему я не узнала, откуда он вылетает? Я могла бы позвонить в аэропорт и узнать рейс! Глупая Диана!
Вновь заметалась по комнатам, потом села на пол, подышала. И уже спокойнее приняла душ, надела светлую юбку и такую же блузку. Подумала и сменила на маленькое черное платье. Черт, черт! На улице утро! Солнце! А я в черном платье! Ужас. Проклятье! У меня нет ни одного подходящего наряда! Ни одного! И чем я только думала, собираясь в дорогу?
Перетрясла весь свой чемодан, натянула джинсы и тонкий бирюзовый свитер под цвет моих глаз. Выдохнула.
Бронзовые часы показывали начало одиннадцатого.
Сидеть в номере уже не было сил, мне нужно было хоть какое-то движение, иначе ожидание просто сведет с ума! Я захватила легкую куртку, обулась и спустилась вниз.
— Доброе утро, пани. Сегодня прекрасный день. Решили прогуляться?
— Да. День, действительно, чудесный. Я хочу увидеть Собор.
— О, это восхитительное место! Может, заказать вам индивидуальную экскурсию?
— Нет, не нужно.
— Автомобиль с водителем готов отвезти вас!
— Не беспокойтесь, я хочу пройтись.
— Да-да, понимаю. — Девушка в светло-зеленой форме была сама доброжелательность. Она склонилась ко мне, понизила голос: — Тем более, после этой ужасной новости… совсем не хочется доверять машинам. Но у нас совершенно безопасные дороги, вам не стоит бояться.
— Какой новости? — рассеянно спросила я, поглядывая на стеклянные двери, за которыми стоял швейцар.
— Авария. Вы разве не видели? Это во всех новостях.
— Я не смотрю телевизор. — Хотелось уйти. Выйти из помпезного холла и оказаться на солнечной улице, среди веселых людей, улыбок и ожидания скорого чуда.
— Просто ужасно. Такой знаменитый, молодой, красивый. В этих Альпах опасные трассы. Не то что у нас.
— В Альпах? — глупо переспросила я. Сглотнула. — В Альпах кто-то разбился?
— Писатель. Северьян Штен. Слышали о таком? Очень известный…
Я посмотрела на свои замшевые ботинки. Потом на золотой знак отеля, вышитый на пиджаке девушки. В ее лицо — молодое, красивое, делано-сочувствующее.
— Вы врете. Вы все врете. Это он вам приказал? Приказал сказать мне это? Ландар?
Служащая опешила, но профессионально быстро взяла себя в руки.
— Простите, я не понимаю, о чем вы. — Она вежливо улыбнулась. — Северьян Штен погиб сегодня ночью на дороге из Зеефельд. Это показывают по всем каналам… Вам плохо? О, пани, давайте я принесу воды, простите меня…
Я отвела ее руку, развернулась и пошла в свой номер. Села на пол, включила огромную плазму. Даже искать не пришлось, местный канал показывал новость дня. Картинки мелькали, диктор что-то говорил. Искореженная машина. Обрыв. Узкая извилистая дорога. Плохие метеоусловия. Водитель очень торопился.
Очень торопился.
Я глотала ртом воздух, пытаясь выжить. Туман застилал глаза, в ушах стучала кровь так, что я почти не слышала. Кадры на экране расплывались, и приходилось часто моргать, чтобы увидеть их.
— Состояние господина Штена оценивается как крайне тяжелое, писатель впал в кому…
Что? Я со злостью вытерла глаза. Вслушалась в профессиональное сочувствие в голосе диктора.
— …доставлен в местную больницу… Врачи делают все возможное…
Вскочила. Боги! Он жив! Уже не думая, я схватила телефон и набрала номер.
— Диана.
В голосе Ландара ни одной эмоции. Ни одного чувства. Лишь легкая насмешка.
— Не убивай его.
Князь молчал. Не спрашивал, о ком я говорю, не интересовался, зачем я это говорю. Просто ждал.
— Сохрани жизнь. И я сделаю все… что ты хочешь.
— Разве ты не сделаешь этого по доброй воле, Диана? Ты расстраиваешь меня. Опять.
— Сохрани его жизнь. И я больше никогда тебя не расстрою. Я клянусь.
— Мне кажется, ты плачешь, малыш? — вкрадчиво протянул Ландар. — Не стоит. Ты ведь знала, что за все приходится платить. Я предупреждал тебя.
Я сжала трубку так, что она чуть не треснула в моей руке. Даже не отрицает. Впрочем, чего я ожидала? Что Ландар будет делать вид, будто понятия не имеет о произошедшем? Он знал. Он всегда все знал. И я просто идиотка, глупая дура, поверившая, что в моей жизни что-то может измениться. Что будет прогулка по Праге, ладонь в ладони и один кофе на двоих.
Глупая Диана.
— Пожалуйста, — голос осип, но слез больше не было.
— Возвращайся домой, малыш, прогулка окончена. Я тебя жду.
Экран мигнул и погас.
Я прошла в ванную, поплескала в лицо холодной водой. Сменила джинсы на белоснежную строгую юбку, надела черную блузку. Жемчуг. Туфли. Спустилась вниз.
— Пани, — радостно повернулась ко мне служащая. — Представляете, только что мне сообщили, что есть частный самолет до Бухареста, билет для вас забронирован…
— Даже не сомневаюсь, — холодно ответила я. — Прикажите подать машину и забрать мои вещи.
— Конечно, пани…
Когда мы взлетали, над столицей Чехии сгущались тучи. Город прощался со мной холодным дождем. Не думаю, что захочу когда-нибудь сюда вернуться. Для меня Прага навсегда стала городом погибших надежд.
