Глава первая
Рассказывала я вам, как я себя чувствую в четыре утра? Какая мука для меня просыпаться в такую рань, какой несчастной я себя чувствую, какой безотчетный страх меня охватывает, когда в полусне я в очередной раз спотыкаюсь о спящего кота!
Ах, рассказывала? Ну, ладно. Тогда можете мне поверить: все так и есть – я встаю, потягиваюсь, зеваю, умываюсь и запихиваю свое тело размера XXL в спортивный костюм размера XXXL, который уже видал свои лучшие дни, как, впрочем, и его обладательница. Потом поджариваю тост и варю кофе – без него ранним пташкам вроде меня и тем, кто работает в утреннюю смену, не хватило бы духу встретиться лицом к лицу с холодом и мраком пустой вселенной. В четыре утра хочется покаяться в грехах и облегчить душу в молитве. Вот и я, что ни утро, каюсь и молюсь.
Меня зовут Коринна Чапмен, я пекарь. У меня есть маленькая булочная под названием «Радости земные» на углу Флиндерс-лейн и Каликоу-элли в Мельбурне. Если вы работаете неподалеку от станции «Флиндерс-стрит», то, возможно, пробовали мой хлеб. Прежде я была бухгалтером, носила деловой костюм и вкалывала битый день: пыталась свести балансы, ругалась с операторами из-за непреложного принципа «ты мне – я тебе», стирала в кровь колени, вымаливая у налогового инспектора отсрочку, и дергалась из-за скачков курса доллара. Теперь это все мне до лампочки. Ныне меня беспокоит лишь моя закваска, которая, в отличие от доллара, ведет себя вполне предсказуемо и ценит заботу.
В один прекрасный день я поняла, что мне нет дела до всей этой бухгалтерии, и нашла себе новое занятие – стала печь хлеб. В четыре утра со свистом включаются печи, и я просыпаюсь от этого звука. Заодно с бухгалтерией я распрощалась и с Джеймсом, моим бывшим муженьком. Честно сказать, невелика потеря. Я переехала в весьма необычный многоквартирный дом под названием «Инсула», построенный в римском стиле. Профессор Монк утверждает, что мать архитектора, который создал нашу обитель, в свое время до смерти испугалась, увидев копию бюста Светония. У нас тут повсюду мозаики, а каждая квартира названа именем какого-нибудь римского бога, кроме магазинчиков на первом этаже – эти почему-то наречены по-гречески. Профессор полагает, что это дань насмешке, с которой римляне относились к греческим принципам ведения торговли. Так ли это – не мне судить, знаю только, что я владелица булочной и живу в квартире, которая названа именем Гебы, прислужницы богов. Одинокие стрелки из «Нердов и K°» расположились в «Гефесте», покровителе кузнецов. А семейству великолепных поваров Пандамус досталась квартирка, названная в честь богини домашнего очага Гестии. Моя лучшая подружка, колдунья, обитает в «Левкотее»; эту белую богиню еще называют Гекатой, королевой ведьм. Но и мы, владельцы магазинчиков, живем как древние римляне: чтобы попасть на работу, нам достаточно спуститься со второго этажа на первый. Очень удобно! Хотя, пока булочная закрыта, ревнителям моды лучше на меня не смотреть.
В последнее время жизнь в «Инсуле» бьет ключом. Просто диву даешься, сколько всего может случиться за одну неделю! Судите сами: я завела знакомство с Дэниелом, бывшим солдатом израильской армии, вернула дочку Шери бедному Энди Холлидею из квартиры 4А, вывела на чистую воду гадкого старикашку Пемберти, который навел страху на всех женщин нашего дома, и в весьма сексуальном наряде Повелительницы мужчин покинула притон готистов вместе с убийцей. Убийцей-вампиром! Не то чтобы мне хотелось поскорее забыть ту недельку, но и повторять ее у меня нет желания. Пожалуй, сейчас я не прочь и поскучать немного. Для полного счастья мне вполне достаточно пекарни и булочной, да в придачу еще бокала джина с тоником в садике на крыше, пока все кругом вкалывают; это мое Schadenfreude, испытанное развлечение. От газет-то все равно никакого проку – одни беды и напасти, да еще Ирак в придачу! Так и подмывает завопить: «Ну что я вам говорила, придурки?» Нет, время от времени просто необходимо позволять себе немного позлорадствовать.
Осторожное касание мягкой лапки напомнило мне о том, что мой компаньон Горацио разделался с кошачьими консервами и ждет не дождется причитающейся ему миски молока. Горацио – полосатый благовоспитанный кот с безукоризненными манерами. Если у кошек есть религии, то он принадлежит к тем, кто поклоняется молоку. Я налила ему изрядную порцию. Кот присел, молитвенно преклонил лапы, благоговейно распластал хвост и начал священнодействие.
Завершив обряд, Горацио решил немного вздремнуть после завтрака, чтобы подготовить себя к полуденному сну, я же спустилась в пекарню. Мои сандалии фирмы «Биркеншток» гулко стучали по каменным ступеням. Всякий пекарь, если он не хочет к тридцати восьми годам превратиться в инвалида, должен позаботиться о хорошей паре башмаков. «Надо купить Джейсону вторую пару ботинок», – напомнила я себе. В нашем деле не обойтись без двух пар добротной обуви, которые надо носить попеременно, но этот парень не желает расставаться с кроссовками.
Только я оказалась на последней ступеньке, как сотрудники Мышиной Полиции пушистым клубком кинулись мне в ноги, всем своим видом показывая, что они всю ночь трудились, не покладая лап, и заслужили по дополнительной порции консервов. Черно-белые Хекл и Джекилл получили свои имена в честь ворон из мультфильма. Я заметила, что у Хекла, уличного забияки в отставке, порвано ухо, и Джекилл, мамаша в отставке, зализывает его. Крысиные укусы – сплошная зараза, и я поспешила смазать ухо дезинфицирующей мазью, которую мне дал ветеринар. Котяра, кажется, ничего не почувствовал. Старый вояка этот Хекл – в ушах у него больше дырок, чем у заправского панка. Кот вертелся у моих ног, стараясь обратить мое внимание на кучу мертвых грызунов. Теперь, когда Горацио перестал таскать их трупы бездомной кошке, поселившейся на крыше, – забавная была история – гора охотничьих трофеев стала разрастаться, как американская избирательная кампания.
Я избавилась от шести дохлых крыс и четырех мышей, вымыла руки, накормила Мышиную Полицию и открыла заднюю дверь, выходившую на Каликоу-элли.
Утро. Прохладное и свежее, еще не изгаженное машинами. Лишь легкий запах озона от трамваев.
Мышиная Полиция выскочила из пекарни и ринулась вниз по улице в надежде, что, как обычно, Кико и Ян, хозяева японского ресторанчика, не пожалеют рыбной требухи для работящих представителей кошачьего племени. Даже Хекл, с которым вы вряд ли захотели бы встретиться в темном переулке, особенно, когда он преследует крысу, в мирное время ради кусочка тунца способен прикинуться настоящим душкой.
Джейсон, мой пятнадцатилетний ученик, поджидал меня на крыльце. Я окинула его особым утренним взглядом, проверяя, не расширены ли зрачки и нет ли грязи под ногтями. Глаза парнишки были ясными, а руки – почище моих.
– Сегодня у нас будут имбирные маффины, – радостно объявил он, пока мы засыпали муку и закваску в тестомешалку. – Хочется чего-нибудь пряного.
– Тебе печь, тебе и решать, – проворчала я. У Джейсона кексы с начинкой получаются куда лучше, чем у меня, хоть мы и пользуемся одним и тем же рецептом, одной и той же мукой и одной и той же печкой. А он всего-навсего завязавший наркоманишка. Ну где, скажите, справедливость? – А я займусь ржаным хлебом, потом злаковым, затем пшеничным для греческого ресторана и кафе «Вкуснотища».
– Тогда, может, позавтракаем? – предложил он голодным голосом.
Я обожаю кормить людей, а Джейсон не дурак поесть, так что мы прекрасно ладим. Беда только, что, сколько его ни корми, он остается тощим, как предвыборные обещания. С тех пор как этот парень распрощался с героином, волосы его стали гуще, и я уже не могу сосчитать все его ребра. Но по утрам он по-прежнему похож на боксера наилегчайшего веса, и немного мяса на костях ему бы не помешало, особенно теперь: как-никак не за горами зима.
– Ел что-нибудь? – спросила я, отмеряя зерно для злакового хлеба – своего фирменного: отличный вкус, особенно хорош с голубым сыром.
– Да так, багет-другой. Съел немножко сыра и остатки ветчины, да еще вчерашние булочки с травами и выпил пару бутылок кока-колы. Ничего существенного.
Я занялась хлебом, а Джейсон принялся растирать засахаренный имбирь для посыпки маффинов. Слизывая с усов остатки рыбы, вернулась Мышиная Полиция. Кошки вмиг слопали «Кити Динз» и завалились спать на своих любимых подстилках – мешках из-под муки. Я знаю, что там, где готовят еду, зверью не место. Но зато обхожусь без крысиного яда и мышеловок. К тому же Мышиная Полиция чистоплотна, знает свое дело и согласна работать за гроши – или, точнее, за «Кити Динз». Так что к черту санитарные правила. Мы чисты настолько, насколько это возможно.
Тестомешалки работали, тесто поднималось; казалось – прислушайся и услышишь, как оно подходит. Так что пока суд да дело мы с Джейсоном могли позволить себе выпить по чашечке кофе. Я специально купила кофеварку для пекарни: как-никак у меня теперь есть помощник, который ни крошки на полках не оставляет – все подъедает.
– Дэниел заходил? – поинтересовался Джейсон, уплетая остатки вчерашней выпечки.
– Еще нет, – отвечала я, стараясь не показать, как защемило сердце.
Дэниел работает добровольным охранником в «Супах рекой» – сопровождает фургон, который объезжает Мельбурн по ночам, подкармливая падших и заблудших. Мы познакомились с ним в то утро, когда молоденькая наркоманка чуть не испустила дух на моей вентиляционной решетке. Что всегда нужно на благотворительной кухне? Хлеб. Ну вот, Дэниел и остался у меня, и даже в моей постели, признался, что любит меня, а потом исчез. Вот уже три дня, как за хлебом заезжает социальная служащая Джен, а нести мешок ей помогает Махани.
И вот Махани явился снова. Новая Зеландия производит маори двух размеров – большого и экстра-большого, Махани же – экстра-экстра большой. В нем без малого футов семь в вышину и фута три в ширину. Ходит этот очаровательный галантный великан так бесшумно, что до смерти напугал одну задумавшуюся булочницу. Я подпрыгнула от неожиданности и чертыхнулась. Махани расплылся в улыбке – словно ясный полумесяц осветил темную улицу.
– Не можешь войти по-человечески? – напустилась я на него. С утра пораньше я не слишком радушна.
– Прости, – пробормотал он, отступая от двери.
Я вытащила мешок с хлебом. Махани взвалил его на плечи легко, словно пушинку. Наверняка ему не составило бы труда вот так же грациозно поднять и что-то потяжелее, например, небольшой автомобиль. И чего я набросилась на этого милягу? Надо держать себя в руках. Я-то знаю, в чем причина. Разве не видно, что у меня сердце не на месте? Спросить его, что ли? Он чего доброго решит, будто я хочу у него выведать что-то про Дэниела. А мне просто важно знать, куда он подевался и почему его нет уже три дня.
Джейсон оторвался от маффинов и пришел мне на выручку.
– Привет, Махани!
– Привет, Джейс!
– Джейсон, – сердито поправил его мой помощник. Прежде, когда он был наркоманом, его звали Джейс. А теперь он пекарь, и зовут его Джейсон.
Махани усмехнулся:
– Джейсон.
– Куда это Дэниел запропастился? Уже несколько дней как в воду канул.
Я готова была расцеловать этого пропахшего имбирем обжору.
– Да сестра Мэри услала его куда-то. В Балларт вроде. Спасать какую-то девицу, – сообщил Махани. – Он же мне для тебя записку оставил, еще в понедельник! – добавил он и, не опуская мешок, свободной рукой вытащил из кармана листок бумаги. – Извини, совсем из головы вылетело. До завтра!
Мягко ступая, как ходят лишь очень высокие люди, Махани вышел на Каликоу-элли. Полагаю, в стародавние бурные времена такая походочка сослужила его предкам хорошую службу и считалась генетическим преимуществом. У меня руки чесались подскочить к нему сзади и хрястнуть по макушке багетом. Ведь уже четверг!
– Такой уж он, этот Махани, – заметил Джейсон. – Да и с сестрой Мэри не поспоришь: что скажет, то и будешь делать.
– Верно, – согласилась я.
Сестра Мэри – маленькая пухленькая монашка. Сердце ее преисполнено любви и сострадания, а решимости хватит на то, чтобы заставить перо пройти сквозь могильный камень. И на то, чтобы, несмотря на протесты горожан, враждебность муниципалитета и безразличие полиции, каждую ночь развозить по городу благотворительный суп. Ради помощи неимущим сестра Мэри пойдет на все. Если она и в самом деле велела Дэниелу отправляться в Балларт, можете не сомневаться, он туда и отправился.
Я развернула записку: «Кетчеле, я уезжаю в Балларт на поиски одной девчонки. Уже скучаю по тебе и с каждым днем буду скучать все больше. Постараюсь поскорее вернуться в твои объятия. Твой Дэниел».
Ну, слава богу! А денек-то не так и плох! Я схватила Джекилл и прижала к груди. Я была готова обнять и Джейсона, но, боюсь, ему бы вряд ли пришлось это по вкусу. Джекилл тоже не выказывала особой радости, но помнила, что это входит в ее служебные обязанности, и терпеливо сносила мои нежности.
Мы с Джейсоном снова взялись за дело. Под шумок он уплел четыре вчерашние булочки и неудавшийся пирог (оказался сыроват), выдул три чашки кофе и все остававшееся молоко.
«Котенок», так звал меня Дэниел. «Кетчеле» – это котенок на идиш. Никто прежде не называл меня котенком. Толстушки редко удостаиваются уменьшительных прозвищ. Мой бывшенький, Джеймс, имел привычку – до сих пор меня тошнит при одном воспоминании – называть меня пузанчиком. И это в лучшую пору. Со временем он стал звать меня «жирной стервой». У него были на то причины: я расстроила его сделку с Сингапурским банком. Джеймс занимается тем, что плетет банковские аферы. У него своеобразное понятие об этике, он склонен к дерзким рискованным операциям – думаю, это от переизбытка тестостерона. Я с нетерпением жду того дня, когда наконец прочту его имя в списке банкротов, привлеченных к суду.
Первые батоны отправились в печь, следующая порция была наготове – время пошло. Я спустилась в булочную и открыла жалюзи. Интересно, куда запропастились Кайли и Госс? Видать, у девчонок выдалась нелегкая ночка за коктейлем «Флаффи Дак». Нет, я к ним несправедлива. Возможно, они скоротали ночь за чем-нибудь покрепче, например, за «Космополитеном» или «Лонг Айлендом».
Ну вот, жалюзи опущены, в магазин вливается ранний утренний свет с Флиндерс-лейн. У меня славный магазинчик с прилавком, пространством для покупателей, на случай очереди, и множеством полок, которые уже вот-вот снова заполнятся хлебом. Маффины, булочки, батоны, плетенки, французские косички, корнуоллский зерновой, итальянский миндальный, валлийский бара брит. Замечательная вещь хлеб! Основа жизни. Джейсон принес первый лоток со свежей выпечкой. Имбирные маффины. Я взяла один, понюхала, отломила кусочек, чтобы проверить пропекся ли, и, наконец, откусила. Вкус пряный, но не резкий.
– Великолепно, – похвалила я, заметив его тревожный взгляд. Джейсон пока не уверен в себе. – Что-то девочек нет. Они не говорили, что придут попозже?
– Не-а. Они со мной не больно-то разговаривают. Поди бесятся от того, что их мыльная опера никак не запускается.
Это верно. Кайли и Госсамер живут в одной квартире. Они собирались работать в булочной до тех пор, пока их не пригласят сниматься в какой-нибудь мыльной опере. Подружки уже было получили роли в бесцветном и бесконечном сериале «Подиум», но там что-то застопорилось из-за отсутствия финансирования. Надеюсь, эта отсрочка позволит девчонкам прибавить по паре фунтов, а не то они не ровен час умрут от постоянного недоедания.
Я столкнулась с Кайли в дверях, но не булочной, а пекарни. Она влетела туда, рыдая навзрыд, в руках у нее было что-то похожее на моток лохматой шерстяной пряжи.
– Он упал в раковину! – простонала она, и сунула мне мокрый комочек. – Он что, умер?
Присмотревшись, я разобрала, что это не клубок шерсти, а Люцифер – котенок Кайли. Два других котенка, Вакса и Тори, пошли в мать, которую звали Калико. Добропорядочные и рассудительные, они вели себя с достоинством, ели с изяществом и спали в забавных позах на самых дорогостоящих из доступных поверхностей. Люцифер – их бело-рыжий братишка. Головка у него оранжево-коричневая, а тельце белое. Когда он вырастет, во что в то утро было трудно поверить, голова его станет огненно-рыжей. Сходство со спичкой подтолкнуло Мероу назвать котенка Люцифером. Что ж, судя по тому, какой в высшей степени рискованный образ жизни вел этот сорвиголова, я вполне допускаю, что при его создании не обошлось без дьявольского вмешательства. Люцифер начал свой бесстрашный жизненный путь с того, что вздумал покачаться на занавесках, да так и застрял на них, жалобно мяукая. Дэниелу пришлось карабкаться наверх и спасать его. А неблагодарный негодник его еще и исцарапал. Едва почувствовав прочную почву под ногами, котенок нырнул в кухонный буфет, где свалил на себя кучу кастрюль. Затем он исчез. В конце концов Госс обнаружила его в своем ящике для белья, где проказник отдыхал от трудов неправедных, устроившись на продырявленных чулках и изорванных в клочья трусиках.
Я предложила купить сорванцу кошачью клетку, но Кайли и Госс об этом и слышать не желали. И вот теперь, похоже, пришел конец его девятой жизни. Котенок был насквозь мокрый и казался совсем крошечным у меня на ладонях. Я приподняла беднягу за задние лапки, изо рта вылилось немного воды. Потом я прикоснулась губами к его мордочке и попыталась вдохнуть воздух ему в легкие.
Не помогло. Я растерла котенка полотенцем, чтобы хоть немного высушить его геройскую рыжую шкурку. Маленькое тельце бесчувственно перекатывалось у меня в руках.
– Мне очень жаль, Кайли, – пробормотала я. Девочка разрыдалась.
– Паршивое дело, – сказал Джейсон.
Мы стояли кружком и смотрели на несчастного котенка. И тут произошло нечто удивительное. Джекилл поднялась с мучных мешков и издала странный требовательный звук, словно хотела сказать: «Дайте мне!» Я положила полотенце на пол:
– Извини, Джекилл, не думаю, что…
Кошка недовольно зыркнула на меня, схватила Люцифера за шкирку и хорошенько тряхнула, а потом прижала лапой безжизненное тельце и довольно грубо принялась вылизывать ему мордочку. Хекл даже ухом не повел. Всем своим видом он показывал, что материнским инстинктом природа его не наделила. Я уже было решила, что Джекилл напрасно старается оживить этого задохлика, как вдруг комочек рыжего меха чихнул, вывернулся из-под заботливой лапы, еще раз чихнул и встал на ноги. Мокрый, но не сломленный. «Что ж, это было забавно, – словно говорил он, – а теперь что?»
Кайли схватила Люцифера и принялась гладить, не обращая внимания на то, что на ее топе осталось мокрое пятно. Похоже, кошки впитывают воду лучше любой губки. Джекилл вернулась на свои мешки и завалилась спать. Котенок ее больше не интересовал. Нет, что ни говорите, а кошки – загадочные существа! Впрочем, ломать голову над их загадкой тоже ни к чему – только мигрень разыграется.
– Ах ты проказник! – ворковала Кайли, целуя негодника в макушку, чтобы Люцифер в полной мере осознал, что попал в немилость.
Котенок откашлял еще немного воды и благодарно запустил все свои коготки в несформировавшуюся грудь девушки. Владельцев котят всегда можно узнать по следам, которые крошечные когти их питомцев оставляют на всех доступных частях тела хозяев.
– Господи, про булочную-то мы совсем забыли! Прости, Коринна! Я мыла посуду и не видела, что он забрался на полку. Потом как скакнет вниз – прямо в раковину, а я в тот момент воду сливала, вот он и…
– Успокойся, – сказала я. – Если твой котенок доживет до зрелых лет – это будет настоящее чудо. А что, Госс придет?
– У нее сегодня съемки рекламы. Она уже в пять усвистала гримироваться, – объяснила Кайли. – Я только отнесу его назад и…
Мы обе подумали о том, что еще может приключиться с Люцифером, если оставить его в квартире без присмотра.
– Давай-ка лучше запрем его в кошачью дорожную клетку, – предложила я. – Она вполне удобная, с зарешеченной дверцей.
Мы положили туда полотенце и ассорти из кошачьих угощений, запустили Люцифера и надежно заперли дверцу. Я поставила клетку рядом с Джекилл, но та даже глаз не открыла.
Между тем настала пора вынимать хлеб из печи и открывать магазин. Кайли кинулась наверх, переодеть свою пострадавшую при спасении котенка одежду, а Джейсон отпер двери.
Покупатели толпились на улице. Бедные измотанные поденщики, которые торопятся поспеть на работу до прихода начальника и не решаются уйти, пока босс не отчалит. Вот одна из самых вредных догм, калечащая жизнь своих приверженцев. Ну скажите: сколько дополнительной работы способны выполнить уставшие, невыспавшиеся люди, которые только и мечтают поскорее оказаться дома? Могу поспорить, что совсем немного. Профессор рассказывал мне, что в годы войны заводы работали круглосуточно, привлекая добровольцев. Но как бы те ни старались и ни вкалывали, все равно производство самолетов почти не увеличивалось. Уставшие люди работают медленно и неслаженно. Они ошибаются. Получают травмы. Даже в годы войны правительство поняло: чтобы получить больше самолетов, надо отправлять рабочих домой отсыпаться после восьмичасовой смены, а не загонять их до смерти. А уж если эта принудиловка не срабатывала в военное время, то в современной конторе и подавно. Так что позвольте людям вовремя уходить домой, чтобы пропустить по стаканчику в кругу семьи, посмотреть телик – «Реалити-ТВ» или «Голые новости» – пусть сами выбирают, кому что нравится. Я убеждена, что помимо мира во всем мире, благотворительности, любви, чистой воды, здоровой пищи и грамотных женщин, люди нуждаются еще и в свободном времени, которым они могли бы распоряжаться, как им заблагорассудится. Но пока все кругом убиваются на работе почем зря.
Я, кстати, тоже не исключение.
Аромат свежеиспеченного хлеба манил в наши двери полчища страждущих и голодных с холодной улицы, где противный мельбурнский ветер швырял пыль в усталые глаза прохожих. Мой хлеб – маленький теплый кусочек, тающий во рту, – по силе соблазна сродни сигаретам и алкоголю, но только абсолютно безвреден. Это особое наслаждение, удивительный дар, удовольствие, доступное каждому. Впрочем, многие закупают хлеба чуть не на всю контору. Да будут они благословенны! Имбирные маффины просто сами скакали с лотков. Хлеб шел на ура, Джейсон не успевал подкладывать свежие порции на опустевшие полки.
Вот уже и девять. Теперь затишье до десяти, а затем начинается пора утреннего чая. Джейсон пересчитывает хлеб на лотках, которые заберет разносчик. Я продаю большую часть выпечки ресторанам. На самом деле магазин мне не больно-то и нужен. Но мне нравится торговать самой. Нравится видеть, как загораются глаза покупателей, нравится слышать, как они вдыхают восхитительный аромат свежего хлеба. Горацио тоже спустился в магазин и занял свое место на прилавке между стеклянной витриной и кассой. Это царственный пост, где он принимает знаки внимания. Большинство моих покупателей давно с ним знакомы, особо избранных кот удостаивает вежливого толчка носом, а неугодных отстраняет одним поднятием брови. Из Горацио вышел бы отличный дипломат.
Я только собралась отложить несколько пятидесятидолларовых банкнот – почему это у людей никогда не бывает мелочи? – в ящик под кассой, когда услышала глухой стук из пекарни.
– Блин! – ругнулся Джейсон.
Я кинулась в пекарню и обнаружила, что десятикилограммовый мешок первосортной муки упал и раскрылся, так что содержимое рассыпалось по всему полу. Пока я пыталась поднять бумажный куль, чтобы сберечь хотя бы остатки муки, из белого облака выскочило странное существо и метнулось к двери. Я попыталась схватить беглеца, но промахнулась и рухнула на колени прямо в муку.
Когда я наконец-то изловчилась подняться, покрытая мукой и позором, передо мной вырос высокий смуглый ангел в кожаной куртке, с глазами синими, как горные озера, где обитает форель. В вытянутых руках он держал некое существо, от носа до хвоста покрытое толстым слоем муки.
– Это наш?
– Да, – кивнула я, узнав по отчаянному мяуканью Люцифера; тот тщетно пытался избавиться от железной хватки своего спасителя. – Да, Дэниел, это наш.
