– Света-а, – Колька сразу заметил перемены в её настроении. – Ты чего? Света?

Он лезет к ней обниматься. Колька вообще всегда всё прекрасно чувствует, или, может, на её лице так легко прочитать эмоции.

– Ну-ка, куда? Руки жирные, – Света не даёт себя обнять, сама обнимает брата, – так, кости в мусорку, тарелки в мойку, руки мыть и спать.

– Света! А в компьютер поиграть? – возмущается Макс.

– Да, мы ещё сегодня не играли! – поддерживает его Колька.

– Ладно, – соглашается сестра, – но недолго, часик и спать.

Братья убегают, а девочка начинает мыть посуду и поглядывать на связку ключей и листочек с адресом. Да, бред это, конечно, никуда она не поедет. Мама, братья, папа – куда она от них уедет? Но ей не по себе. Зря они тогда пошли к этому Валяю. Зря она согласилась с Пахомом. Пахом придурок. Но теперь ей было его жалко, ему ребра сломали, лёгкое прокололи. Не шутка. Сейчас почему-то ей стало одиноко. Девочка пошла туда, куда всегда ходила, когда ей становилось плохо.

– Всё в порядке, пульс в норме, давление тоже, – сразу сказала Иванова, как только она вошла.

Света лишь кивнула ей в ответ, подошла к маме и взяла её прохладную руку двумя руками. Лицо мамы было немного желтоватым. Доктор говорил, что это всегда так. Свете хотелось рассказать маме о своих злоключениях, но тут была сиделка. Иванов продолжала что-то говорить девочке.

«Завтра расскажу, когда будем одни», – решила она.

Лю сразу спросил её:

– Человек Светлана-Света, вы виделись с Аглаей?

– Нет ещё, – ответила девочка, она сразу припомнила, сколько уже денег отдала Пете и сколько ещё нужно будет отдать. – Думаете, её так легко найти в пятимиллионном городе?

– Пять миллионов? – Лю помолчал. – Это значительное количество, – и тут же начал новую тему. – Я уже трижды посещал место у красного дерева.

– Там логово синих мальчиков? Их там много.

– Да, много, и ещё я видел там нового суприма.

Девочка сразу насторожилась. Ещё одна Аглая?

– Это был суприм не такой, как Аглая. – тут же успокоил её любопытный. – Тот суприм по объёму раза в три превышает её. Он вовсе не такой быстрый, как она.

«Ну, хоть так», – думала Света.

– Там, возле дерева, из грунта течёт вода, – продолжал Любопытный. – а ещё я видел, как большой суприм, что там живёт, он вытаскивает из себя существ поменьше. Такое же, как и те, которых вы называет мальчиками.

– Что? – не поняла Светлана. – Как это вытащил?

– Внизу корпуса того суприма есть технологическое отверстие, он запустил себе туда, внутрь своего корпуса, свой манипулятор, и вытащил уменьшенную копию мальчика.

Девочка ничего не понимала, но внимательно слушала его, а голос продолжал:

– Мальчики живут рядом с тем супримом без какой-либо видимой конфронтации, как единое сообщество. И вот что я подумал. Аглая убивает мальчиков, вешает их тут на ограде, значит, отношения у них с нею враждебные. А вчера один из них пытался вступить в контакт с вами, Светлана-Света.

Только тут до девочки стал доходить весь смысл начатого Лю разговора, но она не перебивала его, продолжала слушать.

– Думаю, что есть смысл начать с ними диалог, возможно, они помогут вам, разрешат ситуацию с Аглаей, и тогда у меня отпадёт необходимость менять точку концентрации, а у вас отпадёт необходимость ещё раз идти за Черту.

Да, да… Конечно, он был прав… Решить вопрос с Аглаей было бы просто прекрасно. И тогда не придётся ходить к Черте, через Белый лес, дышать гарью. Но это на первый взгляд. А вдруг мальчики хотят её заманить в ловушку? Девочка сомневалась:

– А вдруг, Лю, они захотят захватить меня?

– Этот вариант я не исключаю, – согласился Любопытный. – Но, не попытавшись, мы не узнаем ничего наверняка.

«Конечно, не узнаем, хорошо ему предлагать, он-то ничем не рискует, если со мной что-то случится, он просто найдёт себе нового… Как он там меня называл? Симбиотом, кажется?».

Тем не менее, тем не менее в словах Любопытного был смысл, впрочем, в его словах всегда был смысл.

– И как же мы с ними установим отношения?

– Полагаю, единственный способ начала диалога – это сближение, нам нужно выйти к их территории для установления контакта.

«Ну да, а как ещё? Кажется, придётся идти. Идти к парку».

– Я буду наблюдать за окрестностями и предупрежу вас о любой опасности, – заверил Любопытный.

«Ну да, конечно», – Света уже давно поняла, что он не такой уж и внимательный, она знала, что лучше ей полагаться на себя.

– Хорошо, пойдём, – она подошла к окну, поглядела на улицу, а там туман, – вы посмотрите, Лю, нет ли там где Аглаи.

– Хорошо, – обещал голос.

А Светлана так и стояла у окна и, отгибая жалюзи, смотрела в туман.

Она не забыла заскочить к своей жабе за свежим ядом на палку и лишь после этого перешла большую поляну мха и вышла на проспект Гагарина, когда туман ещё не рассеялся.

– Сзади две медузы, – предупредил её Любопытный.

Девочка из озорства подумала, что неплохо бы выяснить, как медузы среагируют на жабий яд, но решила не испытывать судьбу и побежала от выплывающих из тумана огромных теней. Побежала по проспекту на север, к жабьему холму и Красному дереву.

Хоть и говорил ей Лю, что никого поблизости нет, но она нашла себе местечко, чтобы дождаться солнца. В тумане девочка не решалась лезть на гору бетонных обломков и битого кирпича, где под огромными лопухами навалом толстых, лоснящихся от ядовитых выделений жаб. И только когда солнце стало топить туман, девочка потихоньку, останавливаясь на каждом шагу и заглядывая под каждый лопух, стала подниматься на холм. Потом остановилась. Она позвала Лю, но он ответил ей не сразу. Ответил, когда она уже начинала волноваться:

– Я был у дерева. Большой суприм под деревом, с ним девять мальчиков. Но все мелкие. Другие ушли на восток, кажется, они там охотятся.

«Девять? Девять – это много, даже если и мелкие».

Девочка встала. Ну, торчать тут, в репейнике, дальше смысла не было, зря она, что ли, шла сюда?

Солнце грело всё больше и больше, от тумана уже и дымки не осталось, когда девочка взобралась на самую вершину холма. Да, вид отсюда открывался великолепный. Открытая местность без обломков стен и домов, с великолепным деревом с густой и плоской красной кроной.

– Они бегут к вам, – произнёс Лю.

Света и сама всё видела, шесть или семь мальчиков, ловкие как обезьяны, легко передвигались по обломкам кирпича в её сторону. Она вздохнула и поудобней взяла палку. Ей было страшно, но она не уходила, даже не думала бежать обратно. Да, они и вправду были мелкие, совсем не такие длинноногие, длиннолапые, как те, что висели на заборе напротив депошки, или те, что пытались на неё напасть.

Девочка была напряжена, скажи ей сейчас Лю: «беги», и она бы побежала, но тот молчал, а мальчики, что приблизилась к ней, стали останавливаться, вставать на задние лапы, а передние поднимать вверх, словно сдаваясь. Один так встал, второй, третий. Ей показалось, что они не агрессивны… Или очень хитры.

– Думаю, что они демонстрируют миролюбие, полагаю, что вам можно спускаться. Пойти к дереву и поговорить с местным супримом.

Легко давать советы, когда ты в полной безопасности. Но раз уж пришла… Света стала спускаться с холма. Мальчики начали верещать радостно, стали прыгать перед ней, даже кланяться девочке, но всё равно ей этот путь давался нелегко. Нелегко, но она шла к дереву, к роскошному, кажется, дубу. Под которым Света уже видела огромную, рыхлую фигуру. Судя по всему, это и был местный суприм, о котором говорил ей Лю и с которым Светлане нужно было о чём-то говорить. Суприм смотрел, как приближалась Светлана, поднеся ладонь к глазам, чтобы защитить их от солнца.

Это была огромная, по-настоящему огромная женщина; когда девочка вошла в тень кроны, она смогла разглядеть её. Баба была на голову, на целую голову выше Светланы, которая и сама была не маленькая. А к этому росту женщина имела двести пятьдесят, а может, и все триста килограммов сала, что шмотками свисали с неё. Сало свисало с боков, свисало с брюха, с подбородка, ещё отвисало с рук, когда она их поднимала. Даже колен женщины не было видно под складками жира. А её голова была огромна и лишь слегка поросла волосами.

– Пойди сюда, пойди, – толстуха стала манить девочку рукой, – мама-Тая поглядит на тебя.

«Мама-Тая». Это имя подходило этой женщине.

Света всегда была девочкой вежливой, мама её учила прислушиваться к старшим и уважать их, но тут… То ли из-за того, что за спиной её попискивали мальчики, то ли эта огромная баба была слишком фамильярна, в общем, девочка не сдвинулась ни на шаг. Лишь продолжала разглядывать всё вокруг, покрепче взяв свою жабью палку.

– Ладно. Ладно, стой там, стой там, если хочешь, – сразу согласилась баба, – мама-Тая не против, просто я хотела предложить тебе воды, вот, вот он, родник, пей, если хочешь, если надумаешь, в жару так охота пить, и я тебе всегда буду позволять пить из родника.

Только теперь девочка увидала ручеёк, что вытекал почти из-под дерева, а ещё увидала дупло в дереве, такое огромное, что эта жирная женщина без всякого труда могла туда пройти, даже не склоняя головы. Наверное, так оно и было, она пряталась там, используя дерево как дом, так как по обеим сторонам дупла лежали, как львы перед воротами петербургских дворцов, два огромных черепа. Очень похожих на человеческие. Нет, не человеческие… Любой из них был девочке выше колена. А вокруг вся земля завалена красными листьями до состояния ковра. А там, куда попадают лучи солнца, растут яркие одуванчики. Здесь красиво, не жарко, хорошо. Светлана хотела бы тут остаться. Жаль, что эти мальчики и эта мама-Тая занимают это прекрасное место. Света смотрит на толстуху. И слышит от Лю:

– Светлана-Света, спросите, приглашал ли вас этот суприм.

– Вы меня хотели видеть? – сразу спрашивает девочка.

Теперь мама-Тая плюхается прямо на землю недалеко от ручья. Очередной красный лист медленно падает с дерева прямо рядом с нею. Она уже лежала, а жир ещё колыхнулся на ней разок. Она глубоко дышит, смотрит на Свету мутными глазами, поднимает упавший листок, крутит его в пальцах и начинает:

– Мои сынки охотятся на больших дураков, – мама-Тая указывает на черепа, что стоят перед дуплом. – Ми сыночки умелы и ловки, они любого великана загонят и забьют, они всякую живность, всякую смогут добыть, но…

Светлана слушала её внимательно.

– Мои сыночки не могут ходить на юг, там живёт больная тварь. И ты её уже знаешь, уже знакома с ней.

«Больная тварь… Больная тварь…, – Света не могла сначала понять, кого имеет в виду эта гигантская бабища, но, чуть поразмыслив, поняла. – Аглая!».

– Аглая? – спросила она у мамы-Таи.

– Да, такое дурацкое имя выдумала себе, умная никогда не стала бы себя так называть, – согласилась та. – Да? Вот ты как себя зовёшь?

– Меня зовут Светлана, – отвечала девочка.

– Вот, Светлана, нормальное имя, – назидательно говорила толстуха, – А та крыса выдумала себе – Аглая, – мама-Тая даже сплюнула. – Даже произносить такое противно. Умом-то она скорбная, вот и придумывает всякую дурь.

– Она не для того вас пригласила, чтобы обсуждать имена, – произнёс Любопытный, – спросите, что ей нужно от вас, но сначала выразите солидарность с нею. Покритикуйте Аглаю.

– Аглая чуть не убила меня недавно, камни кидала, – начала девочка, видя, что мама-Тая Аглаю не любит.

– Вот, и я о том, – сразу оживилась толстуха, она даже привстала на локте, – бешеная убивает моих сыночков, убивает и убивает. Убивает просто так… Есть их невозможно, я их такими специально рожаю, чтобы их мясо было несъедобным, а она всё равно их убивает, чтобы мне нагадить. Я сама её догнать не смогу, а сыночки с нею не справляются…, – женщина вздыхала.

А Света начинала понимать, зачем её сюда позвали. И уже обдумывала, как помягче отказать маме-Тае. И, конечно ж,е она угадала смысл этого разговора:

– Я тебя позвала, чтобы ты убила бешеную, – закончила наконец толстуха. – Думаю, она и тебе надоела. Она всем тут как кость в горле. Многие будут тебе благодарны.

«Многие? – Светлана думала и старалась не делать удивлённые глаза. – Аглая, женщина-сумасшедший качок, ты, бабища, рожающая синих полу-животных, сколько вас тут таких ещё?».

Девочка смотрела на неё с укором, весь её взгляд выражал мысль: тётя, где я и где Аглая? Как я её убью?

Нет, Тая не была глупа, она сразу поняла взгляд девочки:

– Мои мальчики сказали, что ты научилась вырабатывать яд. Это полезное умение, полезное… Одного моего хорошего сыночка ты убила своим ядом. Сыночки тебя побаиваются, так и зовут тебя Ядовитая девка. Уважают тебя.

– Не говорите ей, Светлана-Света, что это яд жаб, пусть они думают, что вы его сами вырабатываете. Скажите ей, что Аглая сильная, что пока ваш яд начнёт действовать, Аглая сможет и вас убить, скажите, что это очень опасное дело, – советовал ей голос.

«Как хорошо, что у меня есть Лю».

– Яд не убивает сразу, – говорит Светлана, – а Аглая сильная. Для меня это будет опасно.

– Да, она сильная, – соглашается мама-Тая, кивая своей огромной головой. – И что ещё хуже, она быстрая. Не будь она быстрой, я бы её сама убила. Но я не могу её схватить. Не могу, сколько ни пробовала, – она подняла свою руку со свисающим с неё салом. – Но если ты её убьёшь, – толстуха сделала паузу и рукой обвела местность вокруг, – сможешь всегда приходить сюда ко мне, пить воду из моего родника, проходить через мои земли в любую сторону. Мои сыночки никогда больше не вздумают напасть на тебя, а территория Аглаи будет твоей. Все с этим согласятся, я всех уговорю.

– Это интересное предложение, но пока не соглашайтесь, думаю, что она вам ещё что-то предложит, – снова советовал девочке Любопытный.

И Светлана, выслушав маму-Таю, не ответила ей. Девочке было жарко в куртке, даже в тени дерева, он хотела пить, косилась на этот прекрасный ручеёк, что протекал в каких-то десяти шагах от неё. Но Света не хотела пить при толстухе и тем более по её разрешению.

Она решила потерпеть, а мама-Тая, видя, что Светлана сомневается, продолжила:

– Да. Здесь она опасна, но ты сможешь убить её не здесь, а там, пронеси свой яд туда… Там твой яд будет так же опасен, но на тебя никто не подумает. Просто найди её там и всё реши с ней.

«Пронеси! Как пронести туда жирный яд жабы? Во рту, что ли?», – думала Светлана и опять молчала.

Тут мама-Тая и говорит ей:

– Если ты это сделаешь, то я дам тебе редкое сокровище.

– Вот мы и добрались до главного, – шепчет Лю.

– Что вы мне предложите? – спрашивает Светлана.

Мама-Тая, кажется, из складок жира на животе достаёт что-то маленькое, почти невидимое:

– Вот. Смотри, – она показывает эту вещь Свете. – Подойди, подойди, не бойся, это настоящее чудо, смотри.

Света сначала оглянулась: за её спиной, развалившись у ручья, сидит с десяток молодых мальчиков, все смотрят на неё. Всё-таки они не совсем безмозглые, их взгляды осмысленны, в глазах интерес, сейчас они не расположены к действиям, сидят и лежат расслабленные. В них нет напряжения. Это успокаивает. Девочка, немного опасаясь какой-либо неожиданности, всё-таки делает шаг к толстухе, чтобы рассмотреть что-то в толстых, как сардельки, пальцах мамы-Таи.

«Пипец! Её сокровище – это кусочек медной проволоки, скрученной в виде кольца? Она, что, дура? – Светлана смотрит на эту проволоку, которую она могла бы надеть на палец, и уже начинает сомневаться в нормальности толстухи. – Они тут, что ли, все с дурью?».

Два конца проволочного кольца скручены между собой грубо и некрасиво. Но мама-Тая смотрит на эту ерунду едва ли не с благоговением, а потом говорит:

– Ты сейчас думаешь, что я сумасшедшая, да? – она ухмыляется. – Да вижу, вижу, что думаешь… Ладно… Сейчас ты сама всё увидишь.

И тут своими пальцами-сардельками она сжимает кольцо до половины его диаметра. И вдруг гаснет свет!

Почти гаснет. Даже под кроной красного дерева только что было светло от слепящего солнца, что заливало все окрестности, и вдруг полумрак, вечер за полчаса до ночи. Света почти нет, а тот, что есть, стал серый. Да и вообще всё вокруг стало серым. Серым и застывшим. Всё замерло, не было ни тихого журчания ручья, ни естественного шума -тишина давила на уши не хуже, чем в белом лесу. А мальчики, что сидели за ней и хоть и чуть-чуть, но шевелились, теперь превратились в истуканов, в пластиковые фигуры, которые даже не дышали. И лист! Красный лист, который только что оторвался от одной из мощных веток дерева и падал кружась, вдруг повис в воздухе, неподвижный и мёртвый. И только мама-Тая могла шевелиться, от её туши тянулись белые нити то ли дыма, то ли пара, и она при этом говорила:

– Ну, как тебе? – она, всё ещё показывая девочке смятую проволоку, улыбалась своими толстыми губами. – Чувствуешь? Тебя сейчас обжигает, так и должно быть. Не бойся этого.

У девочки и вправду горело лицо, она подняла руку и увидала, как от края рукава её куртки идёт тонкой струйкой дым. Она вдохнула горячий воздух, хотела закричать на толстуху, а может, ткнуть её палкой с жабьим жиром…

Но тут же всё вернулось в своё обычное состояние, и лист падал куда положено, и зажурчал ручей, и синие мальчики зашевелились, а Светлана, переводя дух, услышала:

– Человек Светлана-Света, что это было? Что произошло? Вы выпали из поля моего видения, и я не слышал вас. Выясните у неё, что это было, – кажется, этот фокус мамы-Таи очень заинтересовал Любопытного.

Света слышала, что он возбуждён. Это её не удивляло, девочка сама едва не тряслась от этого фокуса и от того, что ещё чувствовала свою горящую кожу лица и рук. Но она, в отличие от Любопытного, кажется, догадывалась, что произошло. В принципе, чего там было догадываться, если девочка видела, как всё застыло и падающий с дерева лист вдруг перестал падать, замерев в воздухе. Что это могло быть?

Но спрашивать у толстухи ничего не пришлось, она была довольна произведённым на девочку эффектом и всё сама рассказывала:

– Это колечко останавливает время для того, кто рядом с ним находится. Я сдавила его всего до половины, и ты видела, что случилось? Всё вокруг остановилась на пять секунд. Сожмёшь полностью, так всё замрёт секунд на восемь.

– Спросите у неё, как это работает, что это за материал? Как этот артефакт концертирует энергию, возможен ли повтор эффекта, или артефакт одноразовый? – быстро говорил Лю.

Вот теперь Света узнала, каким тоном говорит голос, когда он действительно взволнован. Но все эти вопросы она не смогла задать маме-Тае, потому что та сказала:

– Когда кольцо выпрямится обратно, а это случится через пару дней, его можно будет снова сжать.

– Спросите её, Светлана-Света, – тараторил Лю, – можно ли ускорить этот процесс.

Но девочка опять молчала, она слушала толстуху, а та заканчивала:

– Ты сможешь всегда ходить через мою землю, ты сможешь всегда пить из моего родника, ты получишь это кольцо, если убьёшь Аглаю. Ты согласна взяться за дело?

– Соглашайтесь, Светлана-Света, соглашайтесь, мы что-нибудь придумаем, мы найдём способ решить эту задачу, – Лю торопил девочку принять решение. – Скажите ей, что согласны.

Но на сей раз Света приняла решение сама. Она помолчала и ответила маме-Тае:

– Я подумаю.

До сих пор девочка никогда не слышала, чтобы Любопытный говорил так много. Пока они шли обратно, он просто не умолкал:

– А что вас во время того эффекта обжигало, воздух или лучи, или, может быть, поле? А свет был такой, как обычно, не было ли спектральных искажений? А падающий лист висел совсем на шевелясь или имел оси вращения? А вы могли спокойно двигаться во время эффекта, не чувствовали ли вы эффект преодоления?

Голос спрашивал, спрашивал, он не отставал от девочки, задавая, как правило, абсолютно непонятные для неё вопросы. Ей не один раз пришлось пересказывать ему, что она чувствовала и что видела, когда выпала из поля его зрения.

– А вам не показалось, что время там внутри течёт медленнее, чем здесь, в естественном его состоянии?

– Нет, – отвечала Света, – она что-то говорила, это было недолго. А потом вернулся нормальный свет, и листок с дерева стал нормально падать.

– Пять секунд? – уточнял Лю.

– Наверное, – отвечала девочка.

– А вы не почувствовали тяжести, вас не пригибало к земле? Не было ли ощущения, что вам тяжело дышать и двигаться?

А вот на этот вопрос Светлана ему не ответила, если честно, то она не могла с точностью вспомнить, испытывала ли она подобные ощущения.

– Не помню, а почему вы про это спросили, Лю?

– Во вселенной есть всего одна космогоническая потенция, не подвластная времени.

– Это вы про что? – Света, как обычно, почти ничего не понимала.

– М… Вы, конечно, слышали о гравитации.

– О гравитации, это в смысле… О притяжении?

– Да, гравитация, в отличие от энергии и материи, никоим образом не зависит от времени, а зависит лишь от массы. Вот я и хотел узнать, не изменилась ли ваша масса в тот момент, когда время было замедлено?

Но всё это вообще Светлане было малоинтересно, это были совсем не её стихии, она и в школе про это почти всё прослушала или вообще не была на тех уроках: энергии, гравитации, время… Какое отношение к ней имеет вся эта муть? Девочку как раз интересовали совсем другие вопросы:

– Лю, – он опять что-то говорил. Она, кажется, оборвала его на полуслове.

– Светлана-Света?

– Если у этой толстой есть такое волшебное кольцо, почему она сама не убьёт Аглаю?

– Это очень правильный вопрос, рискну предположить, что возможности мамы-Таи не позволят этого сделать даже при наличии подобного артефакта.

– Угу, – саркастично заметила Света, – а мои возможности, значит, позволяют мне убить припадочную, даже если у меня такого колечка нет?

– Мне кажется, они из-за недостатка информации переоценивают ваши возможности, Светлана-Света, – произнёс Любопытный, чуть подумав, и продолжил: – Но я считаю, что нет необходимости доводить до них истинное положение дел. Думаю, что их неосведомлённость играет вам на руку. Пусть они думают, что вы сами синтезируете токсины.

– Да, а когда толстая узнает, что у меня нет никакого токсина, кроме того, что я собираю с жаб? Что будет?

Тут голос не ответил. И Света продолжала:

– Лю, я по-прежнему думаю, что мне лучше сменить место, всё равно мне не сладить с Аглаей.

И опять голос ей не ответил. И это огорчило девочку, а может быть, даже и напугало.

Сторож лишь отрыл дверь школы, а капитан Митрохин, которого знакомые чаще называли Лёликом, уже был тут, рядом, сидел в машине. Он любил начинать дела пораньше. Пока пробок нет, пока не все ещё проснулись. Он вышел из своей машины и пошёл к дверям. Сразу показал сторожу в чёрной форме с надписью «Охрана» удостоверение, задал пару попросив. Спросил, где висит расписание уроков и когда приходит директор. Сторож всё ему рассказал, не забыв предупредить, что младшие классы сейчас почти все не посещают школу, а в старших едва половина ходит. Пандемия. Полицейский понимающе кивал и после пошёл к стенду, на котором было расписание.

«Десятый «А»… Десятый «А». Вот он, сегодня первым уроком история. Кабинет «306».

Он поворачивается к сторожу:

– Триста шестой кабинет на третьем этаже?

– На третьем, на третьем, – кивает тот. – Вон лестница.

Капитан поднимается по лестнице, находит нужный кабинет, пробует дверь. Она открыта, но в кабинете никого нет. Впрочем, как и во всей школе. Только-только начинают приходить учителя и ученики. Митрохин отходит от двери кабинета, он будет наблюдать за нею издали. Дети не очень хотели учиться в эти ковидные времена. Всё уже шло к первому звонку на урок, а школа была почти пуста, из десятого класса «А» к первому уроку пришло всего две девочки.

Этих Лёлик решил пока не беспокоить, хотя кто, как не девочки, могли сказать ему, с кем крутил отношения Пахомов. Капитан дождался ещё одного человека. Когда один парень уже после звонка хотел войти в класс, полицейский окликнул его:

– Молодой человек.

– Вы меня? – чуть удивился парень.

– Да, вас, – капитан двинулся к нему. – У меня к вам пару вопросов.

– У меня урок, – произнёс школьник, сразу понимая по виду Лёлика, что эти вопросы, скорее всего, будут не очень приятные.

– Ничего, учителя ещё нет, да я и не задержу вас долго, – произнёс капитан, доставая удостоверение и показывая его школьнику. И видя, что тот рассмотрел его фамилию и должность, спросил. – А вас как зовут?

– А разве вы не должны меня допрашивать в присутствии родителей? – спрашивает у капитана школьник.

Лёлик начинает улыбаться, его тон сразу меняется с холодно-нейтрального на слегка агрессивный:

– А, ты так просто говорить не хочешь, ты хочешь допрос с протоколом? Ну что ж, я тебе это устрою, доставай телефон, звони мамке, я расскажу ей, как доехать до моего отделения, после тебя я задержу, а телефон у тебя заберу. Давай звони.

– А что сделал-то? – такая перспектива парня никак не привлекала.

Капитан хватает его за рукав, притягивает к себе почти вплотную и шепчет:

– Имя, быстро!

– Ну, Глушков Дмитрий.

– Пахом твой дружок?

– Да не то чтобы… Мы-то с ним не особо…

Лёлик не отпускает его, всё ещё шипит ему:

– Откуда у Пахомова золотые монеты?

Дима Глушков ещё ничего не ответил полицейскому, а тот уже знал, что идёт по верному пути, он по глазам школьника всё видел, это у полицейских скил такой, кожей чувствовать, когда они рядом с раскрытием дела:

– Ну, давай, говори, говори, я ведь не шучу, поедешь со мной в отделение, пойдёшь как соучастник, и мамка не заступится.

– Да никакой я не соучастник! – воскликнул Дмитрий. Он был уже изрядно напуган. И никак не хотел влезать в это дело с монетами.

– Раз не соучастник, так говори, откуда у Пахома монетки и что за девка с ним была? – капитан, не отрывая глаз, смотрит на школьника. И всё, всё видит. – Ну, что за деваха с ним была?

– Это Фомина. – почти крикнул Дмитрий.

– Так, с Пахомовым трётся Фомина, – догадался Лёлик, – а монета откуда у него?

– Говорю же, монету принесла Фомина, спрашивала сначала у меня, куда её деть, а Пахомов сказал, что знает, кому монету сдать. Потом они ушли, вот и всё. Я тут не при чём, у нас тогда монету полкласса видело.

– Фомина? – капитан только тут выпустил школьника и даже расправил ему складки на одежде. – Ваша одноклассница? Как выглядит? Зовут её как?

– Зовут Света, кажется. Да, Светой звать. Сама высокая, худая, бегом занимается.

– Волосы, особые приметы?

– Блондинка, стрижена коротко. Примет никаких нет. Ну… Загорелая.

– Сейчас покажешь мне её.

– Она никогда к первому уроку не приходит, а может и вообще не прийти. Она не дура насчёт задвигать уроки. Говорю же, она спортивная.

– Спортивная и загорелая, значит? – капитан всё запомнил. – Адрес её знаешь?

– Да откуда, я с ней не дружу. Она за проспектом живёт где-то.

– Ладно, Глушков, иди на урок, хотя учителя всё равно нет ещё.

Митяй был рад спрятаться от него в классе, он тут же ушёл, а Лёлик, никуда уже не торопясь, направился в кабинет директора школы. И застав её там, просто показал ей удостоверение и попросил адрес Светланы Фоминой из десятого «А». И уже через пять минут он, выходя из школы, говорил в трубку:

– Монета не Пахомова. Монета той девки, которая была с ним у барыги. Зовут её Светлана Фомина. Живёт на проспекте Юрия Гагарина. Приметы есть, еду делать фото.

– Лечу, жди меня там, – ответил Виталий Леонидович, залпом допил кофе и стал вызывать Мартышку.

Всё складывалось не очень хорошо, ни там, во снах, ни тут, дома. Лю почти не разговаривал с ней остаток дня, кажется, он отлучался, и на этот раз «уходил» куда-то далеко, туда, где не слышал девочку. Да, это кольцо мамы-Таи очень его заинтересовало. В этом Светлана ничуть не сомневалась. Теперь она боялась, что он захочет пересмотреть все их договорённости, а ей придётся решать все свои задачи одной, без помощи Любопытного. А ещё, странное дело, она спросонья вспомнила про Пахома, дурака. Чел хотел ей помочь, ему сломали рёбра. Операцию сделали. И маму его девочке было жалко. Может, позвонить ему, телефон Пахомова у неё сохранился. Но сейчас, наверное, ещё рано.

Она вылазит из-под тёплого одеяла в прохладу спальни. Братья спят, ещё есть время, пусть поспят. Светлана идёт в ванную. Там разглядывает себя в зеркале. Что там ей говорят девочки? Что она загорела? Ну да, есть чуть-чуть. Она смотрит на себя и думает, что загар ей к лицу. Девочки правы, волосы выгорели от солнца, это тоже неплохо смотрится, но вот брови, брови стали белыми. Светлана вспомнила, что брови можно покрасить. «Интересно, сколько это стоит?» Ко всему этому она замечает, что её плечи, как бы это сказать, округлились. Девочка поднимет руку, напрягает мускулы, рассматривает их в зеркало. Светлана и раньше не была хилой, она отжималась двадцать раз от пола, у неё были мышцы, спасибо ОФП, но теперь бицепс заметно выделялся. Рассмотрев себя как следует, она остаётся довольна увиденным. Она вся стала плотнее, фигура, попа и особенно грудь заметно прибавили, в общем, Света себе нравится. Жаль, что времени больше у неё нет, кажется, пришёл папа, ему сегодня на охрану. Девочка начинает быстро умываться и чистить зубы. Сегодня ей сидеть с мамой, в школу она не пойдёт, но ощущение тревоги не покидает её. Пахом.

Его мама принесла ей ключи от дачи, хотя сам он в больнице. Это хорошо, что она сегодня не пойдёт в школу. Она выскакивает из ванной, обнимает и целует папу, будит братьев. Быстро, быстро, всё быстро, собирает их в садик, в который раз убеждаясь, что близнецам нужна новая одежда, нужно не забыть попросить отца Серафима, чтобы разрешил поискать им одежду в пожертвованиях, там иной раз бывают приличные вещи. Она вытаскивает их на улицу и, так как идёт дождь, почти бегом они выскакивают из подъезда. Она торопится ещё и потому, что сама хочет есть. После того как с её мамой и папой случилась беда и она престала ходить на тренировки ежедневно, Света почти никогда не хотела есть так сильно, как в последнее время. «Наверное, ещё расту», – думала она, когда, проводив братьев в садик, бежала не домой, а в магазин.

Покормила и проводила папу на работу, сама как следует поела. Потом сделала маме массаж. Светлана знала, что Иванова свою работу делает честно, она и переворачивает маму, и массаж конечностей делает, когда нужно, и полость рта обрабатывает каждое утро, но девочке самой хотелось сделать что-нибудь для мамы. Вот она ещё раз размяла маме суставы. И стала менять бельё. После протёрла приборы и провода, они очень быстро пылятся, закинула стирку в машинку, ещё раз сменила маме позу, ввела ей инъекцию, села в кресло, включила телевизор. Думала чуть посидеть и начать мыть полы. Но тут запищал домофон, она с некоторым волнением идёт к двери. Кто это? Слава Богу – это отец Серафим, он с мокрым зонтом и опять с какой-то книгой под мышкой. Священник кстати, девочка сейчас поговорит с ним об одежде для близнецов и ещё об одном важном деле.

– Ну, как ты, чадо? – спрашивает священник, снимая дурацкие туфли в прихожей. Носки у него промокли и он, оставляя влажные следы на полу, идёт к ванной.

– Я? Я нормально, – отвечает девочка.

Священник обнимает её, крестит:

– Нормально? Да ты просто кремень. Я иной раз устаю так, что сил нет, люди ко мне с бедами своими идут, с глупостями, с дурью, с боязнями, приходят и жалуются. И жалуются, и спрашивают, чего Господь с ними так немилосерден, а я всю их дурь должен слушать, должен наставлять их, вразумлять, ободрять. Иной раз так устаю, что хочется плюнуть, послать их по матушке, просто сил на них нет. А я тут сразу про тебя вспоминаю. И думаю: что разнылся, старый дурень, чего Бога гневишь, вон дщерь чистая Светлана взяла на себя тягот больше, чем какой взрослый выдержит, и ничего, не ропщет. Несёт крест свой. И ты знаешь? Помогает. Я тебя многим нытикам в нашем приходе в пример ставлю.

Он обнял Светлану и не выпускает. От него пахнет потом и дождём, и борода его ей не нравится, но девочке не противно. Она удивлена, что святой отец ставит её другим в пример. Она вдруг решила поговорить с ним насчёт Пахомова, насчёт того, что он из-за неё так пострадал, но священник вдруг и говорит:

– Ну, давай мне чай, и можешь идти по делам, – отец Серафим наконец её выпускает из объятий, – три часа подежурю у твоей мамки. Вот, посмотрю партии Алехина.

Он показывает ей книжку про шахматы, но она на неё даже не глядит:

– Три часа? – Света даже немного растерялась. А потом обрадовалась: точно! Нужно купить новую обувь. У неё промокают ноги за сто первых шагов по улице, а ведь дожди будут идти до конца ноября. – Да, спасибо, отче, мне очень нужно это время.

– Ну и слава Богу, – говорит отец Серафим.

А Света, подумав, вдруг говорит:

– Отец Серафим, тут у меня дело одно есть, а папе я о нём сказать не могу, сразу не сказала, а теперь не хочу говорить…

– Что же это за дело, что отцу сказать нельзя?

Света быстро уходит и возвращается к священнику, протягивает ему монету:

– Вот, нашла, папе не сказала, думала, что заставит искать потерявшего и вернуть ему. Продала одну сама, но купил её барыга, дал всего десять тысяч, а потом я узнала, что она стоит сорок, а вот эта, – Светлана ткнула пальцем в ладонь святого отца, на котором лежал золотой, – а эта, девятьсот четвёртого года, стоит сто семьдесят на аукционе.

– Сто семьдесят? – удивлённо воскликнул поп.

– Да, но лоты не принимаются без паспорта, – продолжала Светлана. Она сделала паузу. – Может, вы мне поможете, святой отец?

– О как? – поп подбросил монетку на ладони. – А где этот аукцион?

– Я всё выясню, – сразу сказала Светлана. – Всё вам расскажу.

Поп смотрит на неё проницательно и внимательно и спрашивает:

– Но ты мне честно, дева, скажи, ты точно нашла её?

– Клянусь здоровьем мамы, – сразу отвечает Светлана и добавляет: – Узелок с монетами на улице лежал, а хозяин его умер.

– Умер?

– Умер, – кивает Светлана. – Я точно знаю. Но папа мог бы не поверить в это и стал бы ко мне приставать и приставать. Вот я и решила без него всё сама сделать, а ему сказать, когда всё сделано будет. Я уже часть зарплаты Ивановой выдала, а как эту монету продадим, так кредит выплатим, всё папе меньше придётся работать.

– Ну ладно, раз так, то всё сделаю, – отец Серафим поверил ей. – Это дело богоугодное. Выясняй, куда мне ехать. Поеду хоть завтра, завтра с утра у меня служб нету.

Вот так иногда бывает: только что, да и всё утро, было у неё плохое настроение, плохие мысли в голову лезли, а ещё и одиннадцати нет, и всё уже наоборот, настроение приподнятое, она проверяет деньги в рюкзаке. Они на месте. Девочка собирается бежать покупать себе обновки, с монеткой всё так удачно разрешилось, у неё уже и мыслей нет грустить. А про Пахома и угрозы девочка сейчас и не вспоминала, так же, как и про Любопытного и про страшное предложение мамы-Таи.

– Думаю, что это она, – сказал Лёлик в телефон, когда девочка вышла из подъезда, – по описанию подходит.

– Сделай фото, – отвечает ему Роэ, он тоже видит девицу. Смотрит ей вслед. Честно говоря, ему не очень в это верится. К тому же он что-то чувствует. Что-то нехорошее. Он оглядывается, но не видит ничего подозрительного. У него давно выработалось чувство опасности. И это чувство его никогда, никогда не подводило. Да ещё и вид этой девчонки… Разве такие ходят за Черту?

«Школьница десятого класса, сколько ей, шестнадцать-семнадцать? Чушь! Не поверю, чтобы такая… могла ходить за Черту. Туда самый матёрый народец, и тот без острой необходимости не пойдёт, Черта – это не шутка. Если она и рискнула, то только по незнанию, или уговорил кто-то ушлый сопливую дуру».

Он продолжал смотреть вслед быстро убегающей девочке.

И дело здесь было даже не в раздражении Бледной. И не в стражах, что охраняют линию.

«Нет, конечно, это ошибка. Она почти ребёнок. А дети не ходят за Черту, дети в Истоки попадают все больные, только как корм для Старейшин».

И опять, опять чувство тревоги накрывало его, и что было самое неприятное, он не понимал природу этого волнения. Смотрел по сторонам через стёкла машины, но ничего не видел. Роэ вздохнул.

И тут отворилась дверь машины, на задний диван рядом с ним влетел влажный и грязный старый игрушечный медведь, и в машину полезла Ирра. Едва взглянув на неё, Виталий Леонидович стал сомневаться в своих умозаключениях. Она влезает в машину и не закрывает двери. Смотрит на Роэ. Её глаза совсем потеряли человеческий вид, они круглые, жёлтые, с маленькими зрачками. Кажется, она возбуждена. Он никогда не видел её в таком виде.

– Что? Ну, говори!

– … хэее…, – шипит Ирра, её физиономия неприятно и противоестественно вытягивается.

– Что? Ты можешь сказать по-человечески? – он начинает раздражаться. Когда нужно, эта тварь легко может говорить, и речь её осмысленна, как у двенадцатилетней девочки. Но чаще всего она просто ленится.

– Щщиее… – продолжает шипеть она.

Тут до него доходит:

– Червь? Вот эта девка, что вышла из подъезда, червь?

Ирра сразу кивает: да!

Тут даже сидевший на сиденье водителя Мартышка к ним повернулся. Стал слушать внимательно.

– Ты уверена?

Она опять кивает. Да, уверена, и у Виталия Леонидовича нет причин сомневаться. Это существо никогда не ошибается.

– От неё пахнет…, – уточняет он.

– … хаа…

– Гарь? Эта девка воняет гарью? – он должен быть уверен.

Ирра в который раз кивает: да.

Роэ теперь не смотрит на неё, он откидывается на спинку сиденья. Вздыхает почти удовлетворённо. Дело почти сделано. На девяносто девять процентов, ведь самое сложное – это как раз найти червя. Черви, они очень осторожные, хитрые. И он червя нашёл, осталось только завершить дело, нанести последний штрих, и это будет не трудно. Будь это мужик за пятьдесят или какая-нибудь горбатая бабка с клюкой, он бы стал готовиться, но тут… У этого подростка нет и не может быть опыта, а значит, и сил, а значит, и возможности защитить себя. Вот только тревога его не отпускала. Роэ опять стал оглядываться в надежде заметить хоть намёк на опасность.

А Мартынов, всё ещё сидевший, обернувшись назад, говорит:

– Роэ, разреши, я сделаю это дело. Сделаю прямо сейчас.

Он достаёт из-под модной куртки красивый нож.

Но Виталий Леонидович всё ещё не чувствует себя спокойно. Что-то здесь не так. Что-то напрягает его. Было бы неплохо закончить всё тут и сейчас. Девка только свернула за дом, не ушла далеко. Но…

Нет, Мартышка ничего делать не будет. Перебьётся. Много чести. Роэман достаёт телефон, набирает номер:

– Фото сделал? Сделал – скинь мне.

– Да, сделал, – отвечает Лёлик. – Сейчас.

Виталий Леонидович отключает связь и смотрит на Ирру:

– Ты свободна, передай матушке мою благодарность; если Бледная спросит, я скажу ей о вашей семье.

Ирра хватает медведя и сразу вылазит из машины. Хлопает дверью. А Гена Мартынов так и сидит, как дурак, с ножом в руке, смотрит на Роэ, ждёт разрешения на окончание дела.

– Убери это, – коротко говорит Роэ. – Поехали в Красное село.

Мартынов прячет нож, но не сразу. Глаза колючие. Так бы и воткнул нож в брюхо Роэ. Он сейчас ненавидит Виталия Леонидовича и даже не скрывает этого. Гена думает, что Роэ специально не даёт ему проявить себя. А ему так хочется укрепить свою репутацию, так хочется. Но Виталий Леонидович не говорит ему про своё чувство тревоги. Про беспокойство, которое не отпускало его весь последний час. Зачем Мартышке об этом знать? Это его чувство, большое и тайное, – его преимущество перед другими, Роэ о нём никому никогда не говорил. И теперь он просто произносит довольно грубо:

– Ну, ты, что, с глушью? Я сказал, заводи колымагу, поехали в Красное.

В торговом комплексе «Радуга» куча всяких обувных магазинов, в том числе и спортивных. Там есть, что выбрать. Света была уверена, что быстро найдёт себе что-нибудь. Но в торговый центр она не попала. Едва девочка свернула за угол, как у неё зазвонил телефон. «Папа? С мамой что-то случилось, звонит отец Серафим? Близнецы? Может быть, Пахомов?» Нет, она не угадала. На дисплее телефона появилась надпись: «Петя».

– Да, – говорит девочка. – Привет.

– Здарова, Светка, – слышится голос студента. – Как там жизнь у тебя?

Кажется, он хочет поговорить, но Светлана занята, ей не до этого.

– У меня нормально, ты что-то хотел?

– Ну, это… Я всё сделал, у меня есть информация по твоему делу.

– Информация?

– Угу, полная. Давай встретимся, я тебе всё расскажу.

Девочка, честно говоря, не хотела с ним встречаться без Пахомова.

Но Пахом в больнице.

– Слушай, а ты не мог бы по телефону всё сказать, а то я занята, – предложила Светлана.

– Не, не фига так не прокатит, ты тянка хитрая, – сразу сказал студент, – только лично, и сначала деньги.

– Три тысячи? – уточнила девочка.

– Ага, три. Когда будешь?

– Сейчас выезжаю, – сказала девочка. – Куда?

– Через час на «Дыбе».

– Хорошо.

Вот так, и покупка кроссовок снова откладывалась, Света сменила направление на противоположное, и побежала к станции метро «Парк Победы».

Встретились они прямо у эскалаторов. И у него опять была влажная рука. Почему он вообще здоровался с девушками за руку? А после Петя сразу сделал знак: гони денежку. Девочка достала заранее приготовленные купюры. И студент, не пересчитав, засунул их в карман рубахи.

– Твоя Манана Гванца конкретно больная, – сразу начал он. – Собственности нет, стоит на учёте в психдиспансере, на попечении, ей платят пенсию по инвалидности, да и то не ей, а папаше-опекуну, номер пенсионного нужен?

– Номер? Нет, – Светлана покачала горловой.

– Ок. Прав, естественно, нет, телефон есть, вот номер, – он показывает девочке цифры. – К телефону она подходит не всегда, я с разных номеров проверял, из четырёх звонков ответила всего на один. На имя отозвалась. Номер перекинуть тебе?

– Да перекинь, а живёт она где? – Спрашивает Светлана.

– На Петроградке, Большой проспект Петроградской Стороны. Дом сто четыре. Дом Дидерихса. Знаешь его?

Нет, Светлана качает головой.

– Большой серый красивый дом, там у её отца квартира, – Петя называет номер квартиры. А потом чуть накланяется к девочке и говорит тихо, почти шепчет: – Я поставил ей трекер на телефон, это дело незаконное, за него могут натянуть, сегодня сниму, но два дня, что я за ней наблюдал, она почти всё время дома сидит, но около двенадцати выходила на улицу, ходила по набережную реки Карповки, а потом в парк Попова, он там рядом. Короче, торчала на улице часа два оба дня. Выходит где-то в двенадцать, гуляет, сидит в парке до двух.

– А сейчас сколько? – девочка смотрит время в телефоне. – Двенадцать семнадцать. Я, наверное, тогда пойду. Какая там станция метро ближе всего?

– Петроградская. Каменноостровский проспект, – сообщает ей студент. И тут же говорит: – Слышь, Свет, я так и не понял, а вы с Пахомом мутите или как?

Светлана не хотела ему врать, но и давать повод для продолжения этого разговора тоже.

– Пока всё сложно, – говорит она, и вспоминает его имя, – пока, Саша, ты мне помог.

И сразу идёт к турникетам. Уже входя на эскалатор, оборачивается. Петя смотрит ей вслед.

Откуда в ней было столько решительности, она и сама понять не могла. Но девочка была серьёзно настроена на разговор с Аглаей.

Она очень, очень надеялась, что разговор этот у неё сложится так, как надо. Что она сможет уговорить Аглаю не конфликтовать. Тем более, что у неё была информация о том, что мама-Тая обещает кучу всего хорошего, включая какое-то волшебное кольцо, за смерть Аглаи. Правда, Света ещё не решила, говорить об этом Аглае или нет. Ведь расскажи она об этом, то о дружбе с мамой-Таей речи уже, наверное, не будет. Но ей не давал покоя вопрос: а как теперь поведёт себя Любопытный? Раньше он настаивал, чтобы Светлана договорилась с Аглаей, чтобы не менять удобное для него место концентрации, а теперь он, конечно же, будет за то, чтобы выполнить просьбу толстухи. В общем, всё было непонятно, она даже не знала толком, о чём говорить с этой Мананой Гванцей. Просто ехала, и всё. Вдруг дело как-нибудь сложится. Вдруг с Мананой удастся договориться о мире. И она не будет больше ей угрожать. И Свете не придётся… убивать её! У девочки даже мурашки по спине побежали. «Убивать её!». От одной этой фразы ей становилось не по себе. «Нет, с ней обязательно нужно договориться, обязательно». С этими мыслями Светлана выскочила из вагона и быстро пошла к эскалатору. Время было тринадцать ноль семь. Она успевала. Лишь бы Манана была в парке.

Мартышка знал, куда ехать, а ведь Роэ даже не называл ему адреса. Ясно было, что Гена разжился связями, крепчал, матерел на глазах.

Всё это бросалось в глаза. Виталий Леонидович видел это, отмечал для себя и молчал.

Частные дома с претензией, а заборы кривые, борщевик по обочинам трёхметровый, старые раздавленные пластиковые бутылки, белые россыпи сигаретных фильтров, всё вокруг утлое, включая убитые машины. Вот она, вотчина героиновых королев Санкт-Петербурга. Мартынов остановился как раз там, где и нужно. Он специально не спрашивал у Роэ адреса, хотел показать, что всех и всё уже знает.

– Жди тут, – бросил ему Виталий Леонидович и пошёл к облупившимся, некогда красивым воротам.

Позвонил в звонок у двери в заборе, но дожидаться приглашения не стал, пошёл во двор. А там, на крыльце дома, его уже ждали две женщины. Женщины колоритные, старая и молодая, одна, та что была молода, простоволосая, в нормальной одежде, а старая была в огромном платке с бахромой, все передние зубы из золота, усы над губой, на подбородке большая родинка с растущими из неё седыми волосинками.

– Э, Зола, гляди какого орла нам ветром надуло, – говорит старая, и в её тоне не угадаешь, то ли с неприязнью говорит, то ли с сарказмом.

Молодая ухмыляется.

– Добрый день, Эсмеральда, – отвечает Виталий Леонидович тоном нейтральным. – Как поживаешь?

– Гляжу я на тебя и думаю, что живу я похуже твоего, – отвечает старая. – Не скажешь, как так?

– О чём ты, Эсмеральда, посмотри, сколько золота у тебя во рту, – шутливо отвечает Роэ. – Не прибедняйся.

– Ладно, чего ты приехал?

– Ты, значит, сразу к делу переходишь? Даже в дом не пригласишь? Может, кофе попьём?

– Э-э… В какой ещё дом тебя приглашать? Вор, варнак! – вдруг резко говорит молодая. – Кофе ему захотелось. Совсем обнаглел.

И старая её не одёрнула, не шикнула на неё. Видно, дуры всё ещё обижаются, да и хрен с ними, пусть хоть лопнут от своих обид, и Роэ продолжает как ни в чём не бывало:

– Дело есть, Эсмеральда.

– А есть ли мне дело до твоих дел, Роэ? – спрашивает старая с вызовом, а молодая ещё и на ухо ей что-то нашёптывает.

– А это не совсем моё дело, – продолжает Виталий Леонидович спокойно, – это Бледная велела червя найти.

– Бледная тебе велела? – почти кричит ему Зола. – Тебе велела, так ты и ищи, чего к нам припёрся. Уматывай, не то людей соберу.

Но Роэ ей не слушает, он смотрит только на старуху: ну, что скажешь?

– Эсмеральда, я червя нашёл. Осталось дело за малым. Сделаешь – Бледная будет довольна.

– Плевать нам на твоего червя и твоё дело, – не унималась молодая. – И на твою Бледную. Сами возитесь со своими червями.

«Отлично, отлично, – Виталий Леонидович про себя улыбается. – Как раз то, что нужно».

– Это опрометчивые слова, Эсмеральда, опрометчивые. Мне сказать Бледной, как вы ответили на мою просьбу?

Старуха смотрит на Золу, и та всё понимает, только что кипела, чуть с крыльца не спрыгивала, а тут заткнулась.

– Так ты говоришь, нашёл червя? – спрашивает Эсмеральда, старуха поняла, что им теперь не отвертеться от дела.

– Да, это молодая девка, дело простое, – говорит Роэ.

– Простое? – Старуха помолчала, потрясла своей уродливой родинкой. – Вон у тебя шнырь твой в машине, отчего он не сделает этого простого дела?

– Надо всё сделать по канону, это не просто червь, за него сама Бледная просила. – говорит Роэ, но дело-то было как раз в том, что он не чувствовал себя комфортно с этим червём, в общем, поэтому он не поручил дело Мартышке, поэтому он приехал сюда.

– А что ты нам дашь за это? – снова завелась Зола.

«Тупое животное, ты всё не успокоишься, ну, давай, скажи что-нибудь ещё, что мне нужно будет запомнить». Роэ ничего ей не отвечал.

– Ладно, – произнесла наконец Эсмеральда, – я пошлю туда своего.

– Пусть он будет с ножом, – напомнил ей Роэ, – пусть всё будет как положено.

– Хорошо, он будет с ножом, – обещала старуха.

Виталий Леонидович полез в карман и достал телефон:

– Вот её фото, вот адрес, она должна вонять гарью, кому переслать всё это?

Зола молча достала свой телефон.

Вышла из метро, а тут вдруг солнце. Для начала октября событие редкое. Это даже чуть воодушевило её, ей всегда нравилось солнце, девочка любила юг и море. Ей пришлось спрашивать, где находится сквер Попова. Одна бабулька указала ей направление, и девочка пошла по Каменноостровскому проспекту. Она очень волновалась. Всё думала и думала, что будет говорить Аглае. Думала, как начать, с чего начать. «Главное – не разозлить её, она ведь чокнутая, с ней нужно говорить аккуратно, ну а если её начнёт колбасить – убегу», – думала Светлана. И самое удивительное было в том, что она была уверена, что эта встреча произойдёт именно сейчас, а не когда-либо в будущем. Мало того, чем дальше она шла, тем увереннее она была. Девочка сама не заметила того, что идёт так, как будто знает этот проспект, знает этот сквер, а ведь была она тут впервые. Она просто шла, ни секунды не сомневаясь в том, что идёт правильно, словно корабль в бурю, нашедший сигнал радиомаяка. А вот и сквер. Тут хорошо, деревья мокрые, потерявшие половину листьев с крон. Мокрые дорожки, ещё не убранная с них пёстрая листва, редкие прохожие. Здесь почти не слышно машин, хотя проспект рядом. А ещё солнце. Редкое и совсем не горячее солнце осеннего Петербурга. Тут было тихо, спокойно и хорошо. Не зря Аглая выбрала этот сквер для прогулок.

Света издали увидала скамейку и сидящую на ней женщину в вязаном пальто. Поначалу Светлана думала, что та «сидит» в телефоне, но, зайдя сбоку, она поняла, что женщина держит в руках книгу. Вот теперь сердце девочки билось так, как будто она финишировала после десяти тысяч метров. Света даже остановилась на секунду, собираясь с духом. Она уже могла рассмотреть женщину, что сидела на скамейке с книгой.

Эта женщина не была Аглаей. У этой был маникюр, она была причёсана и опрятна. Носила сапожки на каблуке, а рядом с ней лежал зонт. Это была не Аглая, это была Манана Гванца.

Ноги подкашивались у Светы от волнения, она опять и опять думала о том, как лучше начать разговор. Стоять дальше смысла не было, она понимала это и, пересилив себя, девочка двинулась вперёд, прошла последние двадцать метров и села на край скамейки. Она ещё раз подумала о том, что сейчас скажет, уже произнесла про себя первую фразу, когда услышала вдруг:

– Я уж подумала, что вы не решитесь начать.

Девочка от удивления раскрыла рот. Аглая, то есть Манана Гванца, сама заговорила с ней. Заговорила, не поднимая глаз от книги. Всё, что Света придумала, тут же вылетело у неё из головы. И всё, на что её хватило, было:

– Здравствуйте.

– Здравствуйте-здравствуйте, – тихо отвечала женщина, так и не поднимая головы от книги. В её речи слышался едва уловимый акцент.

Голос у неё был тихий, говорила Манана медленно, она показалась Светлане какой-то… сонной, что ли.

– Вы пришли меня убить? – продолжала Манана.

– Убить? – удивилась Светлана. – Я? Нет, – она растерялась и теперь не знала, что и сказать. – Я просто… Поговорить пришла, ну, пообщаться.

– Пообщаться? – Манана подняла на неё глаза. Её глаза были чуть прикрыты, она и вправду казалась сонной. – Я сумасшедшая, о чём вы собирались говорить с сумасшедшей? Может, об Ольге Бузовой?

– О Бузовой? – и этот вопрос поначалу поставил Свету в тупик. – Нет, не о Бузовой, – она чуть подумала. – Я пришла поговорить о наших с вами делах.

– О наших делах? – Женщина смотрела на неё своими слегка прикрытыми, сонными глазами. – О каких ещё наших делах?

– Ну, о том, что я там… ну, на вашей территории… обитаю…, – начала Светлана. – Ну, это вам не нравится, но я…

– Да плевать мне на территорию, – оборвала её Манана, она говорила это так лениво, словно собиралась зевнуть, – дело не в территории, дело в том, что ТЫ – зло.

Она первый раз обратилась к девочке на «ты». И это обращение Светлане показалось очень резким, грубым. Девочка даже растерялась, растерялась по-настоящему: «Что за бред? Она, кажется, и вправду больная. Точно! У неё кукушка уже покинула скворечник!».

– Я? – удивлённо переспросила девочка. Она собиралась объяснить Манане, как обстоят дела. Может быть, вспомнить маму-Таю, но вместо этого лишь спросила. – Я – зло?

– Ты – зло! – на сей раз чётко и совсем не сонно произнесла Манана.

– Вы ошибаетесь, – произнесла Света мягко, она всё ещё надеялась, что может договориться с этой чокнутой, – я никакое не зло, я пришла с вами просто поговорить.

– Да? Вы пришли поговорить? – и опять Манана разговаривала с ней своим «сонным» голосом. – Просто поговорить? А гнилую зачем с собой притащили? Для устрашения? Или для охраны?

– Кого? – не поняла Светлана. – Какую гнилую?

Манана не ответила ей, она смотрела куда-то мимо Светы, и девочка, чуть повернув голову, скосила глаза… И УВИДЕЛА ЕЁ!

По скверу с парой больших жёлтых листьев в руке прогуливалась Элегантная Дама. Она, как и всегда, была в бежевом плаще, чёрных сапогах, чёрных перчатках, чёрной антиковидной маске и больших солнцезащитных очках. На голове у неё был красный платок. Дама медленно шла по скверу метрах в тридцати от беседующих Светы и Мананы.

Когда девочка повернулась к Манане обратно, та уже взяла зонт, закрыла книгу и встала.

– Может, ты и не знаешь этого, но ты зло. Я бы убила тебя прямо сейчас, но гнилая мне не даст этого сделать. Но там, – Манана сделала паузу и чуть наклонилась к Свете, – но там её не будет, и я убью тебя при первой возможности. При первой возможности.

Она опять говорила Светлане «ты», она не улыбалась, она была очень серьёзной, от её сонливости и следа не осталось. Свете стало не по себе, девочка поняла, что Манана… – да никакая это уже была не Манана, это была настоящая Аглая – что Аглая не шутит. Вообще не шутит. Девочка некоторое время растерянно глядела ей вслед, а потом решила взглянуть на Элегантную Даму, которую чокнутая называла «гнилой». Оглядывалась- оглядывалась, но так и не увидела её. Дама исчезла, словно её и не было. Света была одна, в сквере, кажется, кроме неё, никого не было. Она вспоминала их с Аглаей быстрый разговор, из которого девочка ровным счётом ничего не поняла, кроме того, что договориться с Аглаей не вышло. И что та убьёт её при первой возможности. Света так и сидела на лавочке растерянная, удивлённая и немного подавленная, а тут ещё и дождик стал капать.

Она вернулась домой, поблагодарила отца Серафима за то, что тот посидел с мамой. Стала готовить себе обед. Света так расстроилась после разговора с Аглаей, что позабыла про еду и ничего себе не купила, хотя деньги у неё с собой были. Она варила макароны, а сама думала об Элегантной Даме. Кто она, почему она стала так часто ей встречаться и почему Аглая решила, что это Света её с собой притащила в сквер? Она поела маскаронов с кетчупом, потом кусочек булочки с маслом и чай. И даже с грустными мыслями эта незамысловатая еда казалась ей очень вкусной. Девочка была готова съесть ещё столько же, ну или хотя бы выпить ещё чая с булкой, но побоялась. Она и так заметно… Нет, не потолстела, а покрепчала. Ей теперь точно были нужны не только новые кроссовки, но и новые штаны.

Нафиса пришла пораньше, чтобы Светлана смогла сходить за близнецами в детский сад. А в этот вечер они как с цепи сорвались.

Воспитательница на них жаловалась, сказала, что дрались и обзывались на других детей. Светлана стала проводить расследование по пути домой, и всё прояснилось. Затевал, как всегда, всё Максим, а Колька выступал в роли исполнителя. Чувствуя неприятности и зная, что сестра им дома устроит, может ведь и от компьютера отлучить, братья стали переругиваться, спихивая вину друг на друга, потом всё перешло к обзывательствам. Это тоже было делом привычным, ну а дальше по обычной братской программе, Колька, шедший слева от Светланы, чуть притормозил, забежал сзади и пнул Макса. Макс кинулся мстить, и это как раз тогда, когда они все шли через детскую площадку, на которой было много детей и мам. Эти два балбеса не могли потерпеть до дома и затеяли драку прямо на улице. Света разозлилась, схватила одного за руку, другого за руку, хотела их развести, но вместо этого подняла их обоих в воздух, говоря при этом сквозь зубы и зло:

– А ну-ка… прекратили быстро, получите дома оба!

– Отпусти, – заверещал Колька больше от обиды, чем от боли.

– Успокоился, я сказал, – шипела Света, – дома я с вами поговорю ещё.

Хотела ещё обоим под зад дать, но постеснялась, и так мамаши смотрители на них. Не стала, и только после этого опустила братьев на землю. Опустила и поняла вдруг как-то сразу, что несла их обоих, каждого в руке, и даже не чувствовала их тяжести, ну, как будто несла два пакета туалетной бумаги. А на самом-то деле они ребята не тощие, каждый весит килограммов двадцать с лишним.

Она напрягла мышцы под одеждой и незаметно попробовала свои руки выше локтя. Да, у неё были хорошие мышцы, с такими хоть в десятиборье записывайся. При этом она была полна сил и энергии и прекрасно себя чувствовала, и если надо, если случись сейчас соревнования и нужно будет бежать, она бы прямо с места пробежала и сто метров, и четыреста, и десять тысяч.

Осознание своей прекрасной спортивной формы отвлекло её от неприятных мыслей, и в этот вечер тучи, сгущавшиеся над головами Кольки и Макса, прошли стороной, и они благополучно засели за компьютер. А девочка не могла понять, как и когда она набрала и вес, и силу, ведь она почти не тренировалась, а если и бегала, то только для того, чтобы форму поддерживать. А тут вон как всё. Может, это возрастное? А ещё у неё голова была кругом, столько было событий, столько происшествий. Её переполняли мысли, эмоции, доставали сомнения. Но ей не с кем было всем этим поделиться. Не с кем обсудить свои дела. Папе лучше ничего вообще не говорить. А кому? Отцу Серафиму? Ну, может быть, но это не то, чего она хотела бы. Лю? Да, с Лю она многим могла поделиться, но Любопытный там, а не здесь. Кстати, нужно будет у него обязательно спросить, почему это Аглая считает её злом. И кто эта женщина, которую Аглая назвала «гнилой». Хотя откуда ему знать? Он, конечно, умный, но… Светлана взяла в руки телефон.

Опять близнецы ругаются, Нафиса пошла на кухню за чаем. А Светлана стала прокручивать список абонентов, впрочем, он был у неё не такой и большой.

«Пахомов». Нажать? Не нажать? Она не решалась. А что она ему скажет? «Привет, Пахомов, как твои рёбра? Кто тебя избил? А знаешь, я стала сильной и в следующий раз смогу заступиться за тебя. А ещё меня называет злом одна баба из моих снов, ну, не то чтобы из снов, ты не подумай, она и в реале существует, она же грозится меня убить при первой возможности. Как ты думаешь, мне взять на неё заказ? За неё мне обещают одну крутую фигню, которую очень хочет получить мой воображаемый друг из какого-то не нашего времени или ещё там откуда-то».

Опять этот её сарказм, и всё на ту же тему. Ну, так с этим сарказмом хоть повеселее. Да, она по-прежнему не могла никому рассказать про всё то, что для неё было важно, что было частью её жизни. Причём большей частью. Её отвлекают от мыслей. Опять ругаются.

– А ну прекратили, – кричит она братьям, – если ещё раз услышу, что ругаетесь – пойдёте спать!

Те замолкают, сначала косятся на сестру, потом продолжают играть. Света чуть подумала и всё-таки не стала нажимать вызов. Спрятала телефон. А то вдруг Пахомов ещё и в классе про неё расскажет. Мало ей, что её зовут «спортивной», так ещё будут звать «разговаривающей с духами». Нет. Этого девочке точно не нужно.

Она уже знала, о чём Любопытный заведёт разговор. Едва он начал обычное своё «человек Светлана-Света», девочка поняла, что дальше речь будет идти о том, чтобы тут остаться.

– Я думаю, что нам пока лучше остаться на этом месте. Да, пока вы не сможете окрепнуть для дальнего пути, – говорил ей Любопытный, – пока как следует не разведаем дорогу на север. А вот когда мы будем готовы, так и начнём движение.

Света не торопится отвечать. «Мне интересно, а что ты теперь скажешь про Аглаю?», – думает она и наконец произносит:

– Я встречалась с Аглаей, как мы и договаривались.

– Любопытно, вы пришли к какой-нибудь договорённости с нею?

– Угу! Договорились, что она убьёт меня при первой возможности. Она была очень серьёзна, она не шутила.

Голос отвечает почти сразу; если бы у него было лицо, Света была уверена – сейчас бы оно сияло:

– Что ж, своей бескомпромиссностью она не оставила нам шансов на мирное разрешение вопроса. Теперь нам придётся её деструктурировать.

«Деструктурировать». Красивое словечко, намного красивее чем «убить». Девочка, конечно, рада, что он пришёл к этому выводу, но деструктурировать, убить… пока это только слова.

– И как же я её… деструктурирую? Вы видели её, она здоровая, как мужик, она меня… Даже не знаю, что она со мной сделает, если я не убегу.

– Жабы маленькие, но их никто не ест, – произнёс Лю. – Мы найдём способ разрешить эту проблему. И тогда у нас будут основания просить у мамы-Таи артефакт, который, несомненно, будет нам очень полезен в дороге.

«Да, кажется, он очень тебе нужен, этот артефакт, наверное, аж кушать не можешь», – подумала Светлана, но решила не заострять сейчас на этом внимания.

– Отравить её? Жабьим жиром?

– Надо попытаться. Я буду наблюдать за ней некоторое время. Выясню, когда она приходит, когда уходит из Истока. Где обычно бывает, что делает, какими предметами пользуется. Главное – выяснить, где её место. Когда всё будет ясно, мы попытаемся её деструктурировать.

«Попытаемся! Боюсь, что у нас будет всего одна попытка!».

А Любопытный, словно услыхав её мысли, продолжил:

– Учитывая вашу ценность для меня, я, со своей стороны, предприму всё, чтобы снизить долю риска до минимума.

– Ну и что будем делать? – эти его слова Светлане понравились.

– Я думаю провести исследования Аглаи со всей тщательностью. Мы должны быть готовы к тому, что это может занять некоторое время, не знаю, сколько точно. Но вам придётся подождать.

– Подождать, но не знаете, сколько? День, неделю… Сколько?

– Вы, Светлана-Света, конечно, оказали мне большую услугу, создав для меня такую удобную точку для отдыха, но даже с ней я всё равно не могу находиться в Истоке столько, сколько мне бы хотелось. Поэтому наблюдение за Аглаей и займёт какое-то время, по вашему пониманию, может быть, и продолжительное.

– То есть не знаете?

– Я не могу сказать определённо, я не располагаю вводными для анализа. Это дело для меня новое. Я ещё никогда не собирался здесь кого-то деструктурировать. Но я сегодня же начну наблюдать. И готовиться.

– Просто пока вы, Лю, собираетесь за нею наблюдать и готовиться, она будет на меня охотиться, – сказал девочка и сама поёжилась от своих слов, так они были убедительны.

– Да, это так. Но я пока не знаю, как можно ускорить процесс.

– А если я ещё раз схожу за пылью, вы сможете находиться тут дольше, или как там у вас это работает?

– Да, это увеличит моё время пребывания тут, но я бы…

Девочка затрясла головой, ей не хотелось снова слушать про то, как он ей благодарен, она хотела слышать другое:

– Если достать ещё чёрной пыли, вы сможете больше следить за ней и закончить всё быстрее?

– Я не вправе просить вас об этом, – отозвался Любопытный. – Думаю, мы обойдёмся и без этого. Я постараюсь ускорить процесс.

Светлана начала раздражаться от его неуступчивости, она видела, что голос почему-то не хочет, чтобы она ходила за Черту, но также девочка понимала – слова Аглаи нужно воспринимать всерьёз. Чокнутая не шутила. И Свете нужно было либо уходить отсюда подальше, либо быстрее… решить вопрос с Аглаей раз и навсегда. Побыстрее. Очень и очень не хотела девочка сидеть тут, в депошке, когда рядом лазит эта больная и страшная баба. И если для ускорения дела нужно ещё раз сходить за Черту, она сходит. Она сбегает.

– Лю, если я принесу ещё пыли, вы сможете быстрее всё выяснить про Аглаю?

Ей нужен был ответ только на этот вопрос. Только на этот! И Любопытный, судя по всему, понял это:

– Безусловно, укрепление защитного периметра точки концентрации при помощи вещества из-за Черты увеличит мои возможности концентрации и возможность накопления нужных мне для существования в здешних условия ресурсов. А это, в свою очередь, естественно увеличит как длительность моего пребывания здесь, так и радиус моего наблюдения. А возможно… Возможно, и даст мне доступ к взаимодействию с другими обитателями этого места. В общем, лишняя банка пыли ускорит процесс, но не думаю, что это будет значительное ускорение.

«Господи, Лю, ну какой же ты нудный, иногда приходится вдумываться в каждое твоё слово, чтобы понять, что ты сказал! Неужели нельзя просто сказать «да» или «нет». Вот сиди теперь и думай: что он имел в виду?».

Впрочем, главное Светлана уловила:

– Значит, банка чёрной пыли увеличит ваши возможности? И ускорит дело?

– Безусловно, – Лю, кажется, всё ещё был против. – Вот только я ещё раз попытаюсь довести до вас мысль о том, что это будет дело небезопасное для вас. К сожалению, я не со всеми особями вашего вида могу устанавливать контакт, но один индивид сообщал мне о своих наблюдениях. Он тоже ходил за Черту и уверял меня, что каждый следующий поход становится опаснее предыдущего.

Теперь Светлана внимательно слушала, а Любопытный продолжал:

– Он рассказывал, что страж появлялся с каждым разом всё быстрее и искал его всё осознаннее. Как будто страж учится. Это он рассказал мне как раз перед последним своим походом за Черту.

Да-да, опять страж. Но эта светлая субстанция ну никак не казалась Светлане опасной. Ерунда. Однако её заинтересовало кое-что другое:

– Лю, а этот, как его там, индивид, он тоже ходил вам за пылью?

– К сожалению, нет, – отвечал голос, – у меня не было того, что он счёл бы для себя ценным, а взаимодействие со мной он ценным не посчитал. Он не стал приносить пыль, сказал, что там, за Чертой, у него не так много времени, чтобы ещё собирать вещество, которое не даст ему заметной выгоды.

– Интересно, – Светлане было и вправду интересно, – а зачем же он туда ходил? Да ещё и не раз!

– Мне он об этом не говорил, а сам я понять не смог, слишком мало данных для анализа. Но уверен, что там есть что-то ценное, раз он готов был ради этого неоднократно рисковать своим собственным существованием.

Тут Светлане стало ещё интереснее. Но сейчас её больше волновал всё-таки вопрос с Аглаей, и девочка произнесла:

– Я схожу за пылью, Лю. Чокнутая, после нашего с ней разговора, про меня теперь не забудет. Надо разобраться с ней побыстрее. Она сказала, что я – зло. Лю, что значит «зло», что она имела в виду, как вы думаете?

– «Зло?» Это всего-навсего субъективизм, примитивный мировоззренческий термин. Упрощённое понимание какого-либо явления, рассматриваемого всего с одной точки зрения. Полагаю, что никакого объективного «зла» как абсолютного феномена не существует. Для Аглаи, с её точки зрения, ваше пребывание в контролируемой ею области – безусловное зло. А с точки зрения мамы-Таи ваше пребывание в той же локации – безусловное добро, так как, возможно, ваше пребывание здесь ослабляет Аглаю. Резюмируя, могу сказать: никакого зла не существует. Тем более неуместно распространять понятие «зла», даже в виде субъективизма, на вас, Светлана-Света. Вы, насколько я могу судить, абсолютно бесконфликтный индивид, не готовый по своей воле применять к окружающим деструктивные действия без крайней на то необходимости.

– Да-да, – Света, может, и не всё поняла из этой фразы Любопытного, но уловила главное: зло не всегда и не для всех таковым является, и ещё то, что она, Света, хороший человек. – Аглая сама напрашивается. Я тут не при чём.

Её мучал ещё один вопрос. И она задала его:

– Лю, а кто такая «гнилая»?

– «Гнилая»? – Лю, кажется, обдумывал ответ. – Исходя из семантики, это некто или нечто, подверженное процессу гниения. Судя по вашему вопросу, в котором вы упомянули слово «кто», предположу, что это особь вашего вида и вашего пола, которая подвержена воздействию гнилостных бактерий и поражена продуктами их жизнедеятельности.

Да, Лю явно не мог ей рассказать, кто такая «гнилая». И секрет Элегантной Дамы для Светланы так и остался секретом. Ладно, девочка решила, что рано или поздно она и сама это выяснит.

Она встала:

– Лю, может, пойдём уже? Проводите меня хотя бы до белого леса, я принесу по-быстрому баночку пыли, и вы начнёте наблюдение.

– По-быстрому? – Любопытный сделал паузу. – Я хочу напомнить вам, Светлана-Света, что для проникновения за Черту вам сначала надо найти жука.

– Ах да, я и забыла, – произнесла девочка, застёгивая куртку и беря рюкзак. – Но вы же знаете, где его найти?

– Знаю, тот индивид, что ходил за Черту, сказал, где они водятся в большом количестве. Нам нужно идти на юго-восток, на танцы.

Света, которая уже взяла в руки палку, остановилась от удивления:

– Куда? На танцы? На какие ещё танцы?

– Тот индивид называл место, где водятся жуки, «танцами», – пояснил голос.

– Офигеть, – только и смогла сказать девочка.

– Я там не был, у меня тогда ещё не было возможности отходить отсюда так далеко, как сейчас, но направление я знаю точно. Если вы готовы, Светлана-Света, мы можем идти, пока Аглаи нигде поблизости нет.

– Хорошо, только сначала забегу к жабе, – произнесла Светлана.

– Это разумно, – согласился Любопытный. – В этих опасных местах всегда нужно быть во всеоружии.

Развалины, что тянулись по восточной стороне проспекта Гагарина, были обширны.

– Там слишком много разнообразных существ. Туман уже кончается, они скоро активизируются, и нам лучше обойти этот массив; пойдём по магистрали и на первом повороте свернём на восток, – предложил Лю.

Так и поступили. Она быстро добежала до пересечения Гагарина и Типанова и повернула налево к проспекту Славы. Тут были круглоголовые кошки, их было много; чтобы не встречаться с ними, пришлось чуть-чуть уйти в сторону к высоким новым домам, которые не были разрушены. А там пришлось уклоняться от встречи с муходедом, который бродил по парковке, забитой машинами. Света пробежала мимо «Окея» и побежала вниз к проспекту «Славы».

И вскоре почувствовала запах фекалий. Несильный, но вполне себе отчётливый. Откуда тут пахло канализацией, она поначалу не понимала. «Фу, блин, что это?».

Но, пробежав ещё метров двести, увидала перед собой в низине под железнодорожным мостиком, который шёл поверх автомобильной трассы, огромную жёлтую лужу. Вернее, это было маленькое озеро, обойти которое не представлялось возможным. А уже пересекать преграду, непосредственно соприкасаясь с жёлтой жидкостью, ей и вовсе не улыбалось.

– И как я тут пройду? – Светлана остановилась, оглядываясь и морща нос от мерзкого запаха.

– Я не подумал об этом, – ответил Любопытный, – сейчас погляжу, где вам лучше пройти.

И уже через минуту, пока Света искала место, где спрятаться, голос уже говорил:

– Берите на юг и до насыпи, а потом снова на восток, на саму насыпь, там жидкости нет, за насыпью она опять протекает, но вы идите поверху, дальше будет конструкция, которая позволит вам перейти поверх жидкости.

«Конструкция, которая позволит вам перейти поверх жидкости? Что он имел в виду?», – не понимала девочка, но старалась выполнять всё что он говорил.

Обошла огромную воняющую лужу справа, поднялась на железнодорожную насыпь. Осмотрелась. Сразу за насыпью, даже под нею, – небольшая вонючая речка из жёлтой жидкости, её берега заросли чёрными колючками. Солнце печёт, и, наверное, поэтому даже тут, на верху насыпи, на ветреном месте чувствовалась вонь этой жидкости. Странно, на севере медузы болтались, на западе пара висела, а на востоке ни одной. Зато там что-то темнело, большое, большое, как облако. А может, шлейф дыма от пожара. И было видно, как над этой темнотой кружит какое-то дикое количество птиц. Даже отсюда было видно, что места там очень неприятные.

– Нам туда? – спросила Светлана, надеясь, что это не так.

– Да, как раз туда, – огорчил её Любопытный без всяких сантиментов. – Именно ту локацию индивид называл танцами.

«Танцы?». Девочка вздохнула и быстро пошла по железнодорожной насыпи на юг, она уже видела мостик без перил, который висел над жёлтой жидкостью. Светлане пришлось пройти не менее двух сотен метров, пока она поняла, что это не мостик, а большая труба, выходящая из насыпи и уходящая в землю за рекой. Ну, что ж, придётся пройти по трубе. Девочка спустилась к трубе, вспугнув стаю существ, которых она называла крысами. Она осмотрела трубу. Слава Богу, она сухая.

– Вам стоит быть внимательной, в этой жидкости обитают неприятные живые организмы, – произнёс Лю.

И, словно в подтверждение этого, в мутной, жёлтой и густой жидкости шевельнулось что-то большое, длинное, дёрнуло чем-то так, что даже в этой тягучей жиже получился всплеск. «Крокодилы? – Света, уже поставившая ногу на трубу, остановилась. – Офигеть».

И к месту всплеска потянулось ещё одно животное, изгибаясь при движении всем телом, круглая бугристая голова и пилообразный хвост были видны над жижей.

«Мамочки! Да он метра три, не меньше!»

Девочка не стала дожидаться, пока под трубой соберётся этих крокодилов побольше, и, стараясь не терять равновесия, пошла на другую сторону. Благо, труба была и сухой, и широкой. А за ней, словно ждали приглашения, побежали крысы, целая стая, штук десять. Кажется, крокодилы смотрели на них из жижи. Но Светлане было не до них.

– А что там горит? – спросила она у Любопытного, глядя на юго-восток.

– Не знаю, – отвечал тот, – я тут впервые, сейчас пойдём и посмотрим.

Местность от реки и дальше была вся коверканная, ухабы на сером и коричневом грунте, куски бетона и арматуры повсюду, и до самого тёмного облака – чёрные колючки, колючки, колючки среди небольших пятен серебряного мха. Особо тут не разбежишься, и девочка пошла быстрым шагом.

Она недолго шла, пока не услышала низкое и глубокое шипение.

– Лю, вы ещё не рассмотрели, что там?

– Пытаюсь, но пока не могу разобрать.

Она стали вглядываться в большие клубы дыма, но, судя по всему, он был ещё далеко, запаха гари она пока не чувствовала. Зато всё отчётливее ощущался другой запах. Однажды она в магазине «Лента» купила уценённую курицу в герметичной упаковке, шла радовалась, что купила её за полцены, а когда пришла домой и распаковала птицу, в нос ей ударил сильный запах тухлятины. Вот и тут воняло так же. Тухлятина и всё усиливающееся шипение. И ещё мухи… Здешние, огромные, как цикады, красноглазые мухи докучали ей всё больше и больше. Их тут было немало. Светлана прямо на лету сбила одну из этих уродин, что пыталась присесть ей на лицо, а Лю ей в это время и говорит:

– Эти облака впереди – это насекомые.

– Насекомые? – девочка даже остановилась. – Это они шипят?

– Да, этот шум издают они, их там очень много. Но я видел среди них и нужного нам жука.

– Офигеть!

Но ей нужно было идти дальше. Светлана застегнула замок куртки до конца, подняла воротник, натянула капюшон, затянула на нём шнурки. Хорошо, что куртка ей была чуть велика, она легко смогла спрятать руки в рукава. Открытыми остались лишь нос и глаза. Хорошо упаковалась. Так лучше. И только после этого она пошла дальше. Да, с курткой ей повезло, ведь мух становилась очень много, когда девочка прошла ещё пять сотен шагов, мух в воздухе стало столько, что ничего другого, кроме их отвратного жужжания, уже не было слышно. От него оглохнуть было можно, и каждый раз, когда она взмахивала палкой, она обязательно сбивала одну или двух мух. Так и шла девочка по колдобинам, отмахиваясь от мух, оглохнув от висящего в воздухе жужжания и стараясь не дышать носом, так как вонь усиливалась с каждым шагом.

Вихри. Сначала она подумала, что это столб перед ней. Столб, уходивший в небо и шевелящийся, всё время меняющий свою форму. Света уже ничему не удивлялась, просто шла дальше, а когда подошла ближе, поняла, что это никакой не столб, а огромное количество мух, медленно кружащихся вместе в одном направлении. А потом она вдруг поняла, что… мухи были, кажется, мертвы, они просто плавно крутились в этом медленном вихре, как чаинки в стакане с раскрученным чаем.

Девочка остановилась, чтобы это рассмотреть, а Любопытный сказал ей:

– Отнеситесь к этому явлению с максимальным вниманием. Мне кажется, это не завихрения краёв воздушных масс, рискну предположить, что это какая-то гравитационная аномалия. Мне она представляется очень интересной, но для вас она может быть опасна.

– Пипец, гравитационные аномалии…, – Светлане приходилось кричать, иначе она даже сама себя не слышала. Девочка смотрела на этот вращающийся столб из дохлых мух. – Лучше их обходить подальше?

– Думаю, именно такое поведение будет наиболее разумным.

– Лю, а вы там жуков-то нигде не видите? – Светлане уже не хотелось идти дальше.

– Я ищу их, ищу. Как только замечу, я вам сразу дам знать, – обещал голос. – Но мне кажется, что нам придётся идти ещё немного.

Девочка вздохнула и, прикрывая ладонью нос от десятка кружащихся вокруг мух, пошла дальше.

Ещё один «столб», она прошла всего метров пятьдесят и увидела чёрное, мёртвое дерево с раскидистыми ветками, на дереве сидели похожие на уродливых чаек птицы из породы тех, с одной из которых Светлана встречалась в заброшенном доме. Птицы были необычайно крупны и жирны. Как они только могли летать с такими телами?

А сразу за деревом кружился столб. На этот раз он был не такой тёмный. Мух в нём было мало. Зато там кружился вокруг своей оси… Голый, пузатый, распухший мужчина. Голова закинута, лицо вверх, словно он смотрел на небо, получая от вращения удовольствие. Ноги сплетены и вытянуты, а руки раскинуты в разные стороны. На одной из рук лейкопластырем закреплён медицинский катетер с обрывком капельницы. Мужик так и кружится, и кружится. Теперь Света поняла, почему знакомый Лю индивид называл это место «танцами». Наверно, это казалось ему остроумным. Вот только кружащийся в танце мужчина был давно мёртв, он уже и посерел весь, и на всём его теле виднелись почти чёрные трупные пятна.

Девочка отвернулась, чтобы больше этого не видеть, и пошла дальше, старясь держаться от этого танца подальше, туда, в ещё большую темноту, куда идти ей совсем не хотелось. Хорошо, что Лю сказал ей, когда она не успела пройти и сотни шагов:

– Светлана-Света, я нашёл жука. Поворачивайте направо. Вон, справа от вас ещё одна аномалия, а рядом с ней останки. На них есть жук.

«Слава Богу». Светлана прибавила шаг. Она почти оглохла от нескончаемого звука жужжащих мух, уже плохо разбирала дорогу, даже палку один раз выронила, но всё равно шла туда, куда вёл её Любопытный. Следующий «танец» исполняла старая голая женщина, она висела, выгнувшись животом вверх, широко раскидав и ноги, и руки в разные стороны, только её седые волосы свисали вниз, она так же медленно вращалась, как и пузатый мужчина. А над ней, синхронно с нею, вращалась большая дохлая птица. Вонь тут стояла невыносимая, даже прячась за воротником куртки, Светлана едва не задыхалась от запаха тления.

– Вот, справа от вас корпус существа, – произнёс голос.

Девочка и сама уже разглядела, она бы поняла, что это, ещё раньше, не будь труп усыпан блестящими и крепкими кусаками и мухами, среди которых белели мощные и клыкастые личинки с чёрными головами.

– Видите жука? – спросил Лю.

Да, Света его видела, он выделялся из всего живого месива яркими оранжевыми пятнами на панцире. Девочка уже скинула рюкзак, уже доставала из него банку.

Ей пришлось задержать дыхание, чтобы подавить в себе рвотный рефлекс. Дышать над этим почти разложившимся телом было невыносимо, невозможно. Она развела крышку и банку в разные стороны и, старясь не зачерпнуть банкой лишних насекомых, подтолкнула жука в банку. Мерзкий жук своими мерзкими лапами пытался цепляться за гнилые ткани трупа, не хотел лезть в банку, но Света затолкала его и сразу завернула крышку. Попался, ублюдок. Банку в рюкзак, рюкзак за плечи, палку в руки.

– Всё, Лю, он у меня, – произнесла девочка и дёрнулась от сильнейшего рвотного спазма.

Всё, бежать отсюда, бежать быстрее.

Это было просто невыносимо: жара, выворачивающая наизнанку вонь, и, главное – мухи, мухи, мухи, которые садились на неё, сколько бы она их ни отгоняла. А ещё эти люди, медленно кружащиеся в танце смерти в метре или двух от земли. Голые, распухшие, серые, страшные. Если бы не Лю, который нашёл жука, если бы не его спокойный голос, который, как маяк, давал ей надежду в этом гудящем полумраке, она точно повернула бы обратно, так и не сделав дела. Но теперь там, за спиной, в рюкзаке, в стеклянной банке скребёт своими мерзкими лапами большой чёрный жук с оранжевыми пятнами и уродливой головой. Дело сделано.

Отвела братьев в сад, покормила папу, отсчитала себе шесть тысяч рублей на кроссовки – надо же их наконец их купить – и побежала в школу. Да, обувь была ей нужна; то, что она сейчас носила, носить было просто неприлично, мама не позволила бы ей надевать такую рванину. Да и до дня рождения оставалась всего пара дней. Света считала, что заслужила себе пару обновок.

А в школе произошло вот что! Перед вторым уроком в класс вошли их классный руководитель Данила Сергеевич и завуч школы Марина Евгеньевна. И они с серьёзными лицами стали рассказывать про Пахомова, мол, он вёл неправильную жизнь – «Вы все знаете, какую», – говорила Марина Евгеньевна, пристально разглядывая ребят, – водил знакомства с опасными людьми, и вот чем всё закончилось, он лежит в больнице в реанимации. Жизни его ничто не угрожает, но пусть для всех этот случай послужит уроком.

– А в какой больнице он лежит? – спросил Мурат Сабаев.

– Да, кстати, ребята, его нужно навестить, – произнёс классный. – Он тут лежит в «двадцатке» на Гастелло.

– Навестим, – сразу обещал Мурат.

– Только после уроков, – строго потребовала завуч.

А у Светланы в кармане олимпийки как раз лежали ключи от дачи Пахомова. И она подумала, что это будет хороший предлог для визита. Да, в самом деле, это отличный предлог, как она раньше об этом не подумала? Ведь она хотела поболтать с ним, выяснить, что там всё-таки произошло. С этого урока девочка, конечно, сбежать не смогла, но на третий урок она уже не остались.

И через пятнадцать минут Света поднималась на четвёртый этаж больницы, в отделение, в котором лежал Пахомов. В палате, кроме него, лежало ещё два мужчины. Девочка поздоровалась.

– Фома! – радостно произнёс или, скорее, прошипел Пахомов, поднимая руку, чтобы она его увидела. – Я тут!

«Дурак!». Она подошла к кровати, бросила на пол рюкзак и сказала с претензией:

– Пахомов, у меня вообще-то имя есть.

– Ага, я помню, Света, а мне сказали не ходить и сильно не орать, не курить, короче, лежать и молчать, а я уже озверел видосики из тик-тока смотреть. По телефону говорить не могу, меня не слышат, ютубом и игрухами спасаюсь, – он показал девочке планшет.

Кажется, у него была забинтована грудь, Светлана толком не могла разглядеть, и весь он был какой-то похудевший, что ли. Но весёлый, как всегда.

– А что там с тобой произошло? – спросила девочка и без приглашения села на край его кровати.

– А, это… Короче, слушай. Короче, иду в школу, а тут двое ко мне, оба модные такие, на прикиде, показывают мне монету и говорят: где взял? Я такой: знать не знаю. Чё цепляетесь? Я поначалу думал, что это их Валяй послал, деньги вытрясти обратно, но нифига, мужики были серьёзные. И деньги их вообще не интересовали. Только одно спрашивали: у кого взял монету?

Бред какой-то, Света ничего не понимала. Она нашла эту монету Бог знает где, у себя во сне, между прочим, зачем каким-то серьезным мужикам выяснять, откуда она? А Пахом стал шептать:

– Короче, я ничего про тебя не сказал, говорю: отвалите, а там один стал буреть, ну я ему и накатил пару раз. Но их было двое… А они, сразу видно, крутые мэны. Ну вот они мне рёбра и поломали, – теперь Пахомов уже хвастался, сейчас он походил на маленького мальчишку.

Но Светлане это не казалось глупым. Она видела, что он ждёт благодарности от неё, и Света, вдруг сама себе удивляясь, прикоснулась к руке Пахомова, что лежала поверх одеяла:

– Спасибо тебе, Владик.

А Пахомов вдруг покраснел и прошептал сконфуженно:

– Не зови меня так, – но рукой своей взял руку Светланы.

– Почему? – удивилась Светлана.

– Стрёмно себя чувствую, меня так только мама зовёт, – отвечал он. – Меня все Пахомом зовут. Или по фамилии.

– Ну ладно, – сказала девочка.

Ей было немного неловко. Вот так сидеть, когда парень держит тебя за руку, было как-то… неудобно, но в то же время и круто. Это было волнительно. И всё-таки больше неудобно, чем круто, и она вытащила свою руку из его тёплых пальцев. А то мужчины подумают ещё чего. Хотя они даже и не смотрели в их сторону.

– Может, тебе купить чего? – спросила девочка.

– О! Точно, – обрадовался Пахомов, – шавуху с пивом принеси!

– С пивом? – переспросила Светлана язвительно. – А анаши не принести?

– Ну, с «фантой» тогда, – согласился одноклассник. – А шавуху из той забегаловки, в которой мы с тобой ели, помнишь?

Она всё помнила.

– Вот, отдай маме и скажи ей спасибо, – девочка выложила на одеяло ключи от дачи. – Я пойду.

– Свет?

– Что? – она уже встала.

– А ты ещё придёшь? – спросил шёпотом Пахомов.

Опять он выглядел как маленький мальчишка. Девочка кивнула:

– Ну, шаверму-то я тебе обещала. Конечно, приду. Завтра.

Ей некуда было идти, домой ещё было рано, пришлось бы опять что-то врать папе. Конечно, можно было остаться поболтать с Пахомовым, но она чувствовала себя там неловко. Завтра принесёт ему шаверму и ещё с ним поговорит. А сейчас, чтобы не идти домой, она вышла из больницы и повернула не к дому, а в обратную сторону. Света решила обойти квартал и зайти в Чесменскую церковь, к отцу Серафиму. Она хотела поговорить с ним насчёт монеты, узнать, отвёз ли он её на аукцион.

Девочка уже свернула на Авиационную улицу. Эта улица в этом месте всегда немноголюдна. И машин здесь немного. Мельком она увидела, как через дорогу бежит мальчишка. Она бы не обратила на него внимания, если бы он переходил дорогу в положенном месте, там как раз недалеко была «зебра». А так ему посигналила проезжавшая машина, и Света повернула голову в ту сторону.

Это был чернявый паренёк лет тринадцати-четырнадцати, одет он был не очень, вещи на нём были грязные, а ещё он нёс что-то с собой. Нёс то, что не хотел никому показывать и прятал под старой майкой на животе. Перебежав улицу, он пошёл Светлане навстречу, то и дело поглядывая на неё.

Мальчик был весьма неприятен на вид, он был чумаз, словно не умывался несколько дней. Лицо его было перекошено какой-то болезненной гримасой, он явно был ущербный. Девочка даже подумала о том, что от него нужно держаться подальше, Бог его знает, что он там прячет под майкой. Но она шла ему навстречу, а когда до него оставалось всего пять-шесть метров, вдруг из-за спины девочки вынырнул кто-то, и бежевый плащ оказался между нею и этим мальчишкой. Светлана была ошеломлена таким внезапным появлением… Тем более, что прямо перед нею шла Элегантная Дама. Дама чуть наклонилась и, как шлагбаум, выставила вбок правую руку в чёрной перчатке, она как знала, что этот чумазый мальчика выхватит из-под майки нож с длинным чёрным лезвием и с этим ножом и со своей перекошенной рожей кинется вперёд. Светлана остановилась и уже хотела кинуться бежать, но этого делать не пришлось…

Одним движением Элегантная Дама перехватила мальчишку за талию. И с необыкновенной лёгкостью закинула его себе на плечо. Он заорал визгливо, стал сучить ножками, но она его не выпускала; тогда он своим ножом стал наносить ей удар за ударом по спине и по правому её боку, с каждым ударом протыкая красивый плащ и при этом продолжая истошно визжать. И тут Элегантная Дама сделала то, чего Светлана ожидала от неё меньше всего. Она подкинула мальчишку вверх, ловко перехватила его, взяв покрепче и чуть задержав его на поднятых руках, и с размаха, по большой амплитуде, с силой шваркнула его об асфальт. Так, что пыль слегка взметнулась из-под тела мальчишки. Его чёрный нож заскользил по асфальту вперёд.

Больше всего девочку поразил звук. Звук удара головы мальчишки об асфальт. Этот звук трудно было воспроизвести и ещё труднее было забыть. Чернявый застыл на асфальте, его глаза были выпучены и смотрели в небо. А под его головой асфальт уже почернел влажным пятном. Элегантная Дама на удивление спокойно подошла к Светлане, взяла девочку под руку, как будто старая знакомая, и сказала довольно холодно:

– Здесь не нужно стоять. Пошли.

Платок, маска, очки, перчатки. Полоска лба, больше ничего не видно. Она была загадочной и страшной. Тем не менее, девочка послушно пошла с ней. А Дама, не останавливаясь, подняла с земли оружие мальчишки, понесла его в руке.

– Вы… Вы его убили…

– Это десса, их не так уж легко убить, – отвечала Дама всё так же холодно и вела Свету дальше по улице.

– Десса…, – повторила Светлана растерянно.

– Ублюдки, не знающие уважения, их ещё зовут непочтительные, – продолжала Дама.

Девочка обернулась. Мальчишка был жив, от его головы на асфальте осталось мокрое пятно, но он, хоть и с трудом, вставал с земли. Сел, чуть посидел и уже после этого поднялся на ноги. Его затылок был чёрен и мокр, и теперь он был такой же плоский, как асфальт, от которого его оторвали, но мальчишка всё равно встал и медленно, с трудом и пошатываясь, пошёл через дорогу. А Элегантная Дама, придерживая Светлану под руку, повела её в другую сторону. У неё было много вопросов, но Дама опередила её и произнесла:

– Ни при каких обстоятельствах не смей задавать мне вопросы. Если задашь мне хоть один вопрос, я… выдавлю тебе для начала зуб. Поняла?

– Да, – сразу ответила девочка, хотя ничего она не понимала.

Не спрашивать – так не спрашивать. Терять зуб ей точно не хотелось, а сомневаться в том, что Элегантная Дама сможет выдавить зуб, у Светланы и мысли не было.

– Всё что нужно, я расскажу тебе потом. Когда придёт время, – продолжала Дама.

Они дошли до перекрёстка Авиационной и Ленсовета, и тут Элегантная Дама протянула девочке нож:

– Ценная вещь, может тебе пригодиться и хорошо послужить. Но имей в виду, за ним обязательно придут хозяева. И они тебе не понравятся, – женщина сделала паузу. – Решай сама, брать или нет.

Нож был из старого чёрного железа, длиною в локоть Светланы. Рукоять из такого же старого дерева. Дерево обмотано какой-то тканью или тряпичной изолентой. Всё в ноже было старым, тёмным, кроме белоснежной полосы бритвенно-острой заточки по одному краю лезвия. Красивая вещь! Зловещая вещь! Других слов она подобрать не смогла.

– Ну, берёшь или нет? – торопила её Дама.

Света, хоть и не собиралась, но отказаться не смогла, взяла в руки это страшное орудие. Как-то само это вышло. Взяла, и рука как будто прилипла к крепкой рукояти. И ей это понравилось, она почувствовала себя вооружённой. Девочка уже и позабыла про мальчишку-дессу. Бог с ним. Теперь она разглядывала нож.

– Я так и знала, что ты его возьмёшь, – произнесла Элегантная Дама, – ты очень храбрая или очень тупая.

Элегантная Дама повернулась и пошла к светофору. А Светлана осталась стоять, она снова взглянула на нож. Да, он в самом деле впечатлял. Хоть ей и запретили, но у неё было много вопросов. Куча, куча вопросов. Она оторвала глаза от оружия. Удивительное дело: Элегантной Дамы уже нигде не было.