Глава 31
Девочка реально захлёбывалась во сне, лежа на спине. Вместо воздуха в её легкие потекла жидкость. Густая и тяжёлая, со знакомым, мерзким привкусом. И естественной реакцией на это был резкий спазм, кашель и красный фонтан из мелких брызг. Потом она быстро перевернулась на бок и прямо с кровати выплюнула густую красную струю на пол. Кровь. Она открыла рот и замерла, чтобы дать последним каплям крови со слюной спокойно вытечь на пол. Странно, но никакой боли не было, даже страха не было, а поселилась в девочке унылая усталость вперемешку с апатией. И всего один вопрос кружился, как заезженная старая пластинка, в её голове: ну что опять? Господи, ну что опять-то?
Светлана ждала, пока последние капли не упадут на пол, не хотела пачкать постельное бельё ещё больше, и поначалу не заметила, что в крови желтеет кругляшок, валяется, поблёскивая лишь одним видимым краешком.
Монетка! Она, ещё не веря своим глазам, пальцем лезет в кровь. Да, так и есть! Это была та самая золотая монета, которую она прятала за щёку. Кровь во рту, кровь на полу, на пододеяльнике, на подушке, но всё это сразу забылось. Сразу. И вот она уже думает не о крови, теперь девочка думает: кому продать монетку? Сколько она стоит? И настоящая ли она?
Взглянула на братьев – те спят – вскочила за тряпкой, вытирать кровь с пола. А золотой держит в кулачке. Вытерла пол, сняла заляпанный кровью пододеяльник, и в ванную. Стала умываться, чистить зубы, вот тут и щека у неё начала болеть. Щека и ещё десна. Снова кровь изо рта. Но на раковине в мыльнице лежала золотая монета, стоило на неё взглянуть, вроде и не так уже болит.
Братьев подняла, одела, быстро отвела в садик, отпустила сиделку, и пока папа не пришёл, сразу села за компьютер. Сидела, трогая языком всё ещё немного кровоточащие порезы на щеке и на десне во рту, и читала: «Куплю». «Куплю». «Куплю». Желающих купить монетку было предостаточно. Это её радовало. И ещё больше её радовало, что стоимость подобных монеток начиналась от сорока трёх тысяч. Для Светланы это были огромные деньги. Новое бельё для себя, одежда для близнецов, деньги для Ивановой. Чтобы она не запугивала папу, что уйдёт, если он не повысит ей ставку. Девочка стала читать и читать про монеты, даже позабыв про голод, что донимал её по утрам. Но вот что было для неё неприятно, так это то, что везде, где сайты казались ей серьёзными, у продавца просили паспорт. Паспорт. А там, где паспорт не спрашивали, те места казались ей ненадёжными. Вдруг у неё отнимут монетку? Или скажут, что у неё плохое качество? Светлана ещё раз осмотрела золотой, не найдя на нём никаких повреждений. Ну или обманут с деньгами. Она даже начала склоняться к мысли, что лучше будет просто отдать монетку папе и сказать, что нашла её. И тут же девочка подумала об остальных монетах, что остались у неё в Истоке. А что она скажет про них? Или так и будет врать всякий раз про находки? Или придётся папе рассказать про её сны. Ну да, только этого ему не хватало. Но было во всей этой истории ещё кое-что, в чём девочка не хотела признаваться даже себе. В общем, она так и сидела перед компьютером, позабыв позавтракать. Когда пришёл папа и стал выпроваживать её в школу, она лишь выпила воды перед выходом. И про монету ему ничего не сказала.
Жаль, что не перекусила перед выходом, есть девочке хотелось зверски. Раньше она тоже любила поесть, особенно после тренировок, хотя тогда ей приходилось следить за питанием. Теперь же, когда Светлана стала видеть эти сны, она всё чаще и чаще чувствовала сильный голод, такой, что ей было всё равно, что есть. Она могла бы сейчас есть просто хлеб с майонезом. Под урчание желудка она добежала до школы, уже соглашаясь с тем, что ей придётся потратить деньги в школьном буфете.
Добежала как раз к перемене на второй урок, и тот, кто ей был нужен, тоже был в школе. Он сидел один за четвёртой партой у окна. Звали его Митяй Глушков. Он считался самым умным и сведущим мальчиком в классе. Глушков и учился хорошо, и знал много всего полезного. Света подошла к нему, встала у его парты:
– Привет, Митя.
Митяй оторвал глаза от телефона, вытащил один наушник из уха:
– Чего тебе, Фомина?
В его голосе этакое дружелюбное безразличие, он всегда с ней так разговаривает. Это совсем не грубость, но и хорошим его отношение к ней не назвать. Кстати, это он придумал для неё такое на первый взгляд нейтральное, а если вдуматься, то вполне себе обидное прозвище, как «Спортивная». В устах одноклассников это всегда звучало как «Тупая».
– Мить, можешь узнать, сколько это стоит? – девочка достаёт монету и протягивает её однокласснику.
Он сначала небрежно берёт монету в руки, но как только берёт, его отношение сразу меняется:
– Ого! «Николашка»! – он выдёргивает из уха второй наушник. – Где взяла?
В помещении народа немного, полкласса, не больше – пандемия. И их разговор привлёк внимание, заинтересовал, мальчишки начали сползаться со всех окрестных парт, чтобы поглядеть что там приволокла Спортивная для классного умника.
– Ого, это, что, – золото? – спрашивал один мальчик.
– Да нет, это фигня, это цыги на вокзалах впаривают лохам, – говорил другой.
– Не фига не, – отвечал умный Митяй, – по весу сразу чувствуется.
– Дай глянуть, – просил третий.
Света училась с ними со всеми с первого класса, знала всех уже много лет, но тут заволновалась: вдруг монетка вот так вот пойдёт по рукам, да и пропадёт. А пацаны смотрели монету, вертели её в руках, соглашаясь с тем, что она и вправду тяжёленькая. На эту суету и девочки пришли. Позабыли про своё высокомерие. Тоже стали смотреть монету. А тут Митяй и повторяет свой вопрос:
– Фомина, а ты где её взяла-то?
Вот она, та секунда, ради которой она и принесла монету в школу. Да. Именно из-за этого и несла. Девочке попросту до смерти надоело быть пустым местом в этом классе. Надоело! Девочки её уже давно за свою не считают, а мальчишки… Ну что с них взять? Грубые всегда. Фома, Спортивная, Фомина в лучшем случае. Все вечно её так и звали, наверное, не все одноклассники смогли бы вспомнить её имя. А тут – раз, и благодаря монетке все собрались вокруг неё. И все ждут её ответа! Когда такое было в последний раз? Светлана и не вспомнила бы. И, видя, что все одноклассники на неё смотрят, она говорит нарочито небрежно:
– Да нашла. Митя, а ты можешь узнать цену монетки?
– Сейчас узнаю, – Глушков лезет в телефон.
А Светлана стоит почти счастливая, видя, что никто, даже девочки, не расходится, всем тоже интересно, сколько стоит монетка. Митька ловко шевелит пальцами, в его телефоне всё грузится быстро:
– Короче, самый серьёзный в городе аукцион – это… «Конрос»… Так, вот. Он еженедельный. Ого… Золотых монет мало. Ну вот. Царские червонцы начинаются от сорока тысяч. О! И до ста восьмидесяти бывают.
– Машину можно купить! – из-за спины девочки доносится голос, от которого ей стало не по себе.
Ну, конечно, это Пахом, придурок.
– Какой там у тебя год? – продолжает копаться в телефоне Митяй.
– Тысяча девятьсот одиннадцатый, – отвечает Светлана уже чуть насторожённо, так как к ней протискивается Пахомов.
– Фома, дай-ка глянуть.
И пока она думала, что ответить, он своими крепкими, как пассатижи, пальцами вырвал у неё монетку. Осмотрел и констатировал радостно:
– Тяжёлая. ЗэБэЭс. Где взяла?
А Светлана волнуется, пытается забрать у него монету.
– Пахомов, дай сюда.
– Да чего ты вибрируешь, Фома, отдам, – говорит он, глядя на девочку с презрением, повышая тон и продолжая вертеть монетку в руках.
А Митя в это время произносит:
– Месяц назад червонец одиннадцатого года продали за сорок семь тысяч рублей.
– О! – говорит Пахомов. – Нормальная лавэха. Можно покуролесить некисло недельку.
– Ага, – соглашаются пацаны и смеются.
«Мамочки, он, что, забирается забрать монету?»
– Отдай, Пахомов! – Света вцепилась ему в руку, она уже волнуется не на шутку, она уже готова отнимать золотой у этого огромного парня. Но девочка понимает, что не сладит с ним, у него рука как из железа. Она даже согнуть её не сможет. Света уже думает, что придётся пожаловаться классному.
– Да угомонись ты, долбанутая… На-на, – говорит он снисходительно и небрежно возвращает ей монету, – успокойся только. Чего ты такая дикая? Ты вообще, пипец, спортивная.
В его устах это звучит как оскорбление, мол, полная дура.
Но девочке плевать, она чуть успокаивается, лишь зажав монетку в кулаке. И тут же спрашивает у Глушкова:
– Митя, а можешь взглянуть, тысяча девятьсот четвёртый год сколько стоит?
– Фомина, ты, что, клад нашла? – спрашивает тот и снова заглядывает в свой телефон.
Света молчит, монетка в руке, волноваться нечего, внимание половины класса приковано к ней – маленькое счастье, она в центре внимания, и никто не вспоминает ей, что она в трениках и равных кроссовках.
– Да нет, – отвечает она скромно. – Не клад, пару монет. Случайно.
– О! Ого! – Митяй удивленно глядит на Светлану. – «Николашка» девятьсот четвертого года улетел два месяца назад за сто семьдесят одну тысячу.
– ПэПэЦэ! – восклицает Пахомов. – Это уже реальные лавэ!
– Крутой скутер можно купить, – говорит один из мальчишек.
– Одеться можно реально на такие деньги, – говорит одна из девочек.
«Помочь папе закрыть кредит, вот что реально на такие деньги! – думает Светлана. – И оплатить повышение зарплаты Ивановой до самого марта».
– Правда, надо учитывать, что аукцион длится неделю и после продажи вычтет у тебя десять процентов, – говорит Митя, не отрываясь от телефона.
Неделя – это ерунда, она потерпит, а вот проценты… Светлана быстро прикинула, считала она хорошо, до шестого класса была почти отличницей:
– Десять процентов? Ну… Я согласна…
– Только твоего согласия маловато будет, – огорчает ей Митя. – Там ещё и паспорт требуют.
– Паспорт? – Света сразу погрустнела, паспорта ей ждать ещё месяц.
– У меня есть паспорт, – сразу заявил Пахомов.
Это все знали, он знатно напился, когда шестнадцатый день рождения весною праздновал. У него на даче два выходных дня была большая туса. Там такое было… Об этом вся школа говорила.
Пахомов сказал ей и смотрит на девочку выжидательно.
«Да, конечно, ищи дуру!». Даже и речи про это быть не может. Из всех её знакомых Пахом будет последним человеком, которому она доверит такое дело.
– Нет, спасибо, – говорит она и качает головой. И, кажется, этим расстроила Пахомова.
– Во ты тупая! – говорит Пахомов.
Он точно расстроен, точно что-то задумывал сделать с её монеткой.
А Митяй тут и говорит:
– Слышь, Пахом, а ты отведи её к Валяю, он точно монету купит.
– О! – сразу загорелся Пахомов. – Точно, Митяй! Её к Валяю надо. Пошли, Фома, продадим твоё рыжьё.
«Он хочет долю, что ли, получить? – думает Светлана. – Иначе чего он так суетится?».
– Да успокойся ты, – словно догадался о её сомнениях Пахомов, – я себе ничего не возьму.
Девочка не очень-то в это верит. Но спрашивает у Глушкова:
– Митя, а что это за Валяй?
– Барыга, – отвечает за Митю один из мальчиков.
– Самый реальный барыга на Парке Победы, – подтверждает Митяй, – вон Пахом его хорошо знает. Он у него траву берёт. Он почти что брат его.
Все смеются, а Пахомов, как дурачок, важничает, указывая на себя большими пальцами обеих рук – да, детки, я такой. А потом он поворачивается к Светлане:
– Ну, чё, Фома, погнали к Валяю, пока училка не припёрлась?
Света растерялась, в общем, она не хотела бы идти с ним.
– Иди, Фомина, – говорит ей Митя, – Валяй самый реальный барыга на районе, говорят, что он на всё реальную цену даёт, не жадничает, как цыгане.
Все ребята и девочки были согласны с Митяем. Светлане было очень приятно, что все так заинтересовались её делом. Но это было странно – Пахом и она? Он недавно её рюкзак порвал, он обзывал её по-всякому и вообще был уродом. Но всё как-то так само собой вышло, что она… согласилась. И, схватив рюкзак, уже после звонка, пока учительница ещё не пришла, выскользнула из класса вслед за Пахомовым.