Трек пятнадцатый
Время действия: утро, двадцать шестое августа
Место действия: агентство «FAN Entertainment». ЮСон и «Корона» без ЮнМи.
— Все знают, что вчера произошло на французском дефиле? — спрашивает ЮСон у группы и делает паузу, ожидая ответа.
Девушки, озадаченные вопросом, мнутся, начинают переглядываться, потом все взгляды фокусируются на КюРи.
— Нормально всё было, господин директор, — говорит за всех БоРам. — Если бы было не нормально, то ЮнМи бы об этом рассказала…
ЮСон скептически смотрит на самую говорливую и разочарованно цыкает зубом.
— Вы, что, новости не смотрите? — спрашивает он. — Ваша макне принимает участие в шоу мирового уровня, а вам даже не интересно? Чем вы там занимаетесь в общежитии? Что вы там все делаете?
— А-аа, ну…понимаете, господин директор, — пытается объяснить факт отсутствия интереса к одной из участниц группы БоРам. — Дело в том, что лучше всех из нас с цифровыми технологиями обращается КюРи. Обычно она рассказывает нам все новости, когда мы завтракаем. Но этим утром она ничего не рассказывала… И ЮнМи тоже ничего не говорила, что было вчера. Мы подумали, что это был самый обычный показ…
ЮСон переводит взгляд на КюРи и вопросительно приподнимает брови.
— Да, так было, господин директор, — кивая, не отрицает КюРи без слов поняв, что сейчас её очередь оправдываться. — Я всегда рассказывала новости. Но, СонЁн сказала, что это портит ей аппетит и попросила меня прекратить это делать. А все остальные её поддержали…
Теперь ЮСон переводит взгляд с КюРи на СонЁн.
— КюРи, последнее время рассказывала только о каких–то ужасах, господин директор, — объясняет та. — Это совершенно неправильно, когда день начинается с негативных эмоций…
ЮСон некоторое время смотрит на неё, потом обводит взглядом остальных.
— Я просто потрясён, — сообщает он, — тем количеством свободного времени которое позволяет вам заниматься всякой ерундой!
Девушки виновато опускают головы и складывают перед собой опущенные ручки.
— Какая–то детская возня, можно сказать, уже, не девушек, а молодых женщин! Всё в обиды играете, вместо того, чтобы заниматься взрослыми делами! — возмущается ЮСон. — АйЮ, любимица нации, вчера, продвинула участницу вашей группы так, как … даже не знаю кто, мог её ещё так продвинуть! Можно сказать, вставила ей в зад ракетный ускоритель для взлёта! А вы всё выясняете, кто, что, кому сказал! И кто из вас дурнее! А?
Девушки стоят, опустив головы, ожидают, когда начальник выпустит пар.
— Вам сейчас нужно думать о том, как взлететь вместе с нею! Об этом нужно беспокоиться, а не о радостной встрече нового дня, с положительными эмоциями!
— Простите, господин директор, — извиняется СонЁн. — Больше такое не повторится…
— Простите нас, господин директор! — хором произносят остальные и кланяются.
ЮСон смотрит, как они делают это ещё раз.
— Повыгонять бы вас всех, — с мечтательной интонацией произносит он. — Но у меня слишком большое и доброе сердце, чтобы совершить столь ужасный поступок.
— Спасибо, господин директор! — снова кланяются девушки.
— Ладно, уговорили, не буду, — тоном римского императора способного приказать остановиться солнцу в небе, говорит ЮСон и переходит к конкретике. — Значит так. Я вас позвал, чтобы сказать следующе. У ЮнМи сейчас хорошие шансы взлететь в международный топ популярности…
ЮСон делает паузу и повторяет последнюю фразу с серьёзной, «глубокой» интонацией. — Очень хорошие шансы.
— И вы летите с ней… пока, — снова выделив интонацией последнее слово, говорит он. — Хотя ЮнМи уже достигла уровня, с которого можно отправляться в сольное плаванье.
ЮСон снова оглядывает группу, превратившуюся из виноватой в насторожившуюся.
— Я раздумываю над этим шагом, однако, не спешу его делать. Но своей тупостью вы просто толкаете меня в спину. И я могу его сделать раньше, чем собирался. В общем, у вашего макне, или томбоя…, впрочем, не важно! Вы прекрасно понимаете о ком речь, сейчас у неё большая нагрузка. И вы занимаетесь тем, что бережёте, холите и лелеете её как ребёнка. Надо с ложечки кормить — кормите. Надо пятки чесать, чтобы уснула — чешите! Упаси, как говорится, если она на вас из кого–то пожалуется. Выгоню из группы сразу в «подвал»! Вам понятно? — спрашивает ЮСон.
— Да, господин директор… — опускает головы группа.
— Не надо так печально, — произносит директор. — От вас всего лишь требуется засунуть свой норов куда подальше и быть милыми онни для своей младшей. Взамен вы получаете деньги, популярность и сольные проекты для каждой. И не только в рекламе, а музыкальные сольные проекты, которые продлят вашу жизнь в рекламе. Замкнутый круг. СонЁн уже получила такой проект, даже не один, теперь настала очередь БоРам.
— БоРам, твоя песню, которую ты записала с ЮнМи, будет продвигаться на французском рынке. Я принял такое решение и заключил для этого договор с французским лейблом. Так что молись своей удаче или, ещё чему, что тебе больше нравится. ЮнМи везёт, поэтому, я сделал для тебя максимум возможного — пустил твою песню вместе с её.
— О-о! — распахивает широко–широко глаза БоРам и, многократно кланяясь, рассыпается в благодарностях. — Спасибо большое, господин ЮСон! Я буду очень стараться! Сделаю всё, что нужно, чтобы добиться успеха! Спасибо большое господин директор!
Вскинув руку с выставленной вперёд ладонью, ЮСон останавливает поток её слов. — Будешь благодарить, когда попадёшь в топ. А пока это моя работа, дать тебе шанс, — явно рисуясь, произносит он и начинает перебирать участниц группы. — ДжиХён имеет свой проект. Пусть реклама, не соло, но всё же это «своё», отдельное от всех, сейчас у неё есть…
— Закончишь, я буду думать о музыке для тебя, — говорит он, смотря на ДжиХён и переводит взгляд на ХеМин. — У тебя тоже есть проект. Пусть он совершенно бредовый, но заявка в нём сделана очень интересная. Выстрелит — взлетишь.
ЮСон переводит взгляд на ИнЧжон. Секунды две смотрит на неё, потом делает «пистолетик» и цыкнув зубом, «стреляет» им в неё.
— Я думаю о тебе, — говорит он. — Ты не останешься без своего соло.
— Спасибо, господин директор! — с благодарностью кланяется та.
— И о тебе я думаю, — переведя указательный палец на КюРи говорит он ей.
— Спасибо, господин директор! — кланяется КюРи.
— А кроме этого, за вами ещё выступление в воинской части, которое, оказывается, президент СанХён обещал провести ещё до вашего японского промоушена. Кроме этого, у военных, есть интерес снять клип по «Драконам». Последний раз, когда я был у них, они мне это подтвердили и обещали оказать помощь. Сейчас, как только в медиа шумиха с идиотами, устроившими испытания, уляжется, они бросят эту «тухлятину» и начнут искать что–то «свежее». Вот примерно перед эти можно будет приступать к сьёмкам клипа и его продвижению. Продвигать, может, не только у нас, но и где–то за рубежом. Например, во Франции. Сомневаюсь, что он станет популярен в Японии… Потом, я надеюсь, что всё–таки будет песня на космическую тему, которую обещала ЮнМи. Ну и подготовка к выступлению в «TokyoDome». И среди всего этого у вас — участия в шоу и выступления, приуроченные ко всяким знаковым датам. Ближайшее из них — начало нового учебного года, он уже должен быть в расписании…
ЮСон обводит взглядом группу, молча переваривающую информацию.
— Да вы должны меня на руках носить за то, что у вас столько работы! — восклицает он.
— Спасибо, господин директор! — дружно кланяются «обеспеченные работой». — Мы будем очень стараться!
— Надеюсь, что так и будет, — не спорит с ними ЮСон. — Вопросы есть?
— Простите, я не поняла, господин директор… — подняв руку, произносит ИнЧжон. — … так что вчера АйЮ сделала?
Группа тихо втягивает воздух сквозь зубы, ЮСон удивлённо смотрит на спросившую.
— Ты что, решила, что я — телеведущий? — спрашивает он. — Думаешь, у меня есть время заниматься рассказами? Рядом с тобой КюРи стоит, узнавай у неё. Она ваш лучший айти–специалист.
— Извините, господин директор, — смутившись, просит ИнЧжон.
— Ещё, у кого–то, есть странные вопросы? — посмотрев на неё долгим взглядом интересуется у всех ЮСон.
— Судя по тишине — вопросов нет, — делает он вывод и отдаёт приказание. — Идите работать.
….. (позже, группа направляется в зал, для занятий хореографией)
— История повторяется, — не обращаясь ни к кому конкретно, просто так, вслух, произносит ИнЧжон. — То президент СанХён постоянно приказывал сопли ЮнМи вытирать, теперь вот, директор ЮСон…
— Ты так удачно вопрос про АйЮ ему задала, — ехидно говорит ей КюРи. — Он прямо в лице изменился.
— А ты специально утром промолчала?! — агрессивно поворачивает к ней голову ИнЧжон. — Вчера ведь только читала ерунду всякую. Почему сегодня — молчок?!
Задав вопрос ИнЧжон ждёт ответа.
— Просто именно сегодня я решила стать лучше, чем была, — с улыбкой отвечает ей КюРи. — Послушать и последовать совету своих онни. Но, похоже, не угадала с днём.
— Специально, значит, да? Чтобы меня подставить?!
— Молчала бы, так ничего бы и не случилось. Думать нужно, когда что–то делаешь.
— Ах ты!
— Прекратите, — устало произносит СонЁн. — Директор не просто так это требует. ЮнМи действительно сейчас тащит нас вверх. И у неё действительно очень большая нагрузка и совсем мало опыта. Подумайте о том, что будет, если она сорвётся и не сможет участвовать в «Tokyo Dome» по состоянию здоровья. Что будет тогда? Агентство будет вынуждено отменить наш тур? Или, что?
Вся группа задумывается над прозвучавшим вопросом.
— КюРи, — сделав несколько шагов в молчании произносит СонЁн. — Что вчера было с АйЮ и ЮнМи на дефиле?
— АйЮ при всех поблагодарила её за подаренную ей песню. Признала, что только благодаря ей, она попала в топ европейских чартов.
— Ох, ничего себе! — удивлённо охает ХёМин. — Это… очень… Очень круто для ЮнМи!
— Да, — соглашается с ней СонЁн. — Признание АйЮ… это дорого стоит.
— Публичное признание, — уточняет ДжиХён.
— Понятно почему теперь директор ЮСон себя так ведёт, — говорит ХёМин.
— КюРи, а что ещё было вчера на дефиле? — спрашивает она.
— Похоже, там много чего было, — отвечает та. — Я сама, вчера не смотрела, а утром и вправду, только мельком глянула, проспала немного. Но, судя по числу комментариев, событие активно обсуждают в сети. Я пока не успела посмотреть, что пишут.
— А давайте попросим себе пятнадцать минут времени перед «хорео»? — предлагает БоРам. — Скажем, что директор ЮСон приказал узнать новости про нашу младшую участницу. Потому, что мы не были на дефиле. А?
БоРам крутит головой, сканируя реакцию на своё предложение.
— Отличная идея, РамБо! — хвалит её КюРи. — Я может наконец проснусь за это время. А то, что–то никак с утра не получается. Даже кофе не действует.
(некоторое время спустя. Зал для занятий хореографией. Участницы группы, переодевшись в тренировочную одежду, сидят вдоль стен, разложив по полу вытянутые ноги. Читают, уставаясь в экраны своих планшетов и телефонов.)
….
[х*х] — Кто–нибудь! Срочно сделайте перевод! Я умираю от любопытства: о чем пела Агдан! [х*х] — Где ты на ночь глядя найдешь того, кто говорит по–французски? Тем более, что текста пока нет. Если только у кого–то есть знакомые, которые хорошо знают этот язык…
[х*х] — Такая недоработка со стороны организаторов. Если вы в Корее, будьте добры сделать перевод, чтобы все понимали, о чём песня, а не только избранные.
[х*х] — Её жених учился во Франции… Думаю, он понял, о чем она пела… Наверняка об их отношениях. А большего ей и не нужно. [х*х] — Срочно! Умоляю! Перевод! [х*х] — С чего вдруг такая срочность? До утра не доживёшь? Если так хочется, почему бы тебе не воспользоваться голосовым переводчиком? Это уже не новинка. Даже в дораме было. [х*х] — Я так и сделала! Перевелось не всё, переводчик в некоторых местах пишет что–то совсем непонятное. Короче: Я предчувствую ураган, пожалуйста, не уходи, страсть меня накрыла, ты обнимаешь меня среди развалин Рима… гремит гром, я в плену, нас кружит вихрь страсти…
[х*х] — Вау! Спасибки!
[х*х] — Ну я так и говорила — об отношениях. Что там могло ещё быть?
[х*х] — Ой, как нескромно. Если судить по песне, они уже предавались страсти(([х*х] — Где? В Риме? Разве Агдан там была? [х*х] — Она же в штатах училась! Летела домой, с пересадкой в Риме… Там–то ее страсть с женихом и накрыла)))
[х*х] — А разве он в это время не был в армии?
[х*х] — Кх–кх–кх…
….
[х*х] — У Агдан европейский тип фигуры. Она ничуть не уступает француженкам.
[х*х] — У неё бёдра узкие.
[х*х] — Она же ещё подросток. А манекенщицы были гораздо старше её.
[х*х] — У Агдан ноги длинные.
[х*х] — Да. А главное, у неё есть глаза, которых ни у кого больше нет!
[х*х] — В Европе полно голубоглазых. И ещё в России. Так что не нужно делать из неё невесть что. АйЮ гораздо её красивей. И у неё нет проблем с весом, как у Агдан.
[х*х] — Агдан служит в армии. Там нельзя быть слишком стройной.
[х*х] — Да сколько времени она служит? Она как была жирной, так такой же и осталась!
[х*х] — Зато она пишет музыку.
[х*х] — АйЮ тоже пишет музыку. И она красивей, потому, что не жирная! И она ещё воспитанней чем Агдан. АйЮ поблагодарила за подарок, а Агдан не поблагодарила за благодарность.
[х*х] — Благодарность за благодарность? Это как?
[х*х] — Но ведь это же благодарность от АйЮ!
— Я поняла, что Агдан опять критикуют, — поднимая голову от смартфона делает вывод прочитанному ХёМин.
— А значит, критикуют и нас, — отвечает ей ИнЧжон. — Всю группу.
— Так, девочки, — входя в зал говорит хореограф. — Время вышло! Давайте заниматься!
Место действия: подразделение морской пехоты, дислоцированное недалеко от границы с КНДР
Время действия: Двадцать седьмое августа, ближе к вечеру
Вот, приехал в свою часть, вечером у меня концерт. Моему появлению обрадовались. Похоже, как мне показалось, даже вроде искренне. Что, в общем–то, приятно удивило. Прибыв, вначале проконтролировал выгрузку аппаратуры из машины — следил за тем, правильно ли её солдаты таскают? Потом проконтролировал, как всё собрали и подключили. Спецов, понимающих что нужно делать, тут хватает. Проверил звук, убедился, что всё работает, а потом — свободное время. И началось оно с фотосессии. Выделили мне новенький, буквально только вот со склада военный «костюмчик» приятного защитного цвета. Нашлись женщины–военные, которые помогли его на мне «без складок» обустроить и в косметике они тоже разбирались. Так что макияж мне тоже сделали. А потом была съёмка, на которую собрались, похоже все, кто мог в части ходить. Работа прошла достаточно весело — под подбадривающие крики со стороны и речовки. Приходилось отвлекаться, делать приветственные помахивания рукой в сторону болельщиков и благодарно улыбаться.
ЮСон сказал, что все сьёмки будут проводиться «интересах министерства обороны и со мной всё согласованно». Ну, согласованно, так согласованно. Мне без разницы, кто снимает, главное, чтобы потом не забыли заплатить. Потом был обед. Поел вместе со всеми, в столовой–палатке. А потом мне выделили в сопровождающих ЧжуВона, и теперь он проводит мне «экскурсию». Ну ещё за нами следом таскается съёмочная группа, снимая в «интересах министерства обороны». Походил, посмотрел, что здесь есть. Особо интересного не увидел. Оружия в показе предусмотрено не было. Ну, а техника? Ну чего там, техника? Грузовики. Танков нет. БТР тоже, где–то в другом месте. Что я, грузовиков не видел, что ли?
После осмотра первой части предложенной к осмотру экспозиции, пошли смотреть её вторую часть — границу с КНДР. Это должно было быть поинтересней. Тут уже сопровождающие появились — двое солдат с автоматами, видно, что уже — опасно, не шуточки. Но, граница тоже, ожидаемого впечатления не произвела. Достаточно долго ехали по пыльной грунтовой дороге вдоль и между полей. Потом, доехав до пункта назначения, поднимались по крутой лестнице на смотровую башню. Появление моё, в сопровождении съёмочной группы, вызывало неподдельный интерес. Не знаю, кто его больше вызывал я, или группа, но столь энергичную заинтересованность я смог до конца понять, лишь поднявшись на смотровую площадку. А просто делать тут нечего. Только в бинокли на ту сторону пялиться. Жара, духота и ничего не происходит. Ну посмотрел я тоже в бинокль. За речушкой и полем — дома. Дома как дома. На улицах никого нет. Жарко. Ещё, там есть большая железная вышка с большим красным флагом наверху. Но как долго можно разглядывать вышку? Наверное, наблюдатели на ней все заклёпки наперечёт знают. Если годами рассматривать…
— Это Киджодон, «деревня пропаганды», — наклоняясь ко мне, смотрящему в бинокль, сообщает ЧжуВон.
Присутствующие в момент нашего прихода военнослужащие тактически ушли в сторонку, давая возможность ЧжуВону находится рядом со мной. А может не тактически, а стратегически. Если оттянуться в тыл, то можно без проблем тогда пялиться на мой зад. Я так бы на их месте и сделал, если бы вдруг пришла симпатичная девчонка поглазеть в бинокль.
— Почему — «пропаганды»? — не отрываясь от окуляров, спрашиваю я.
— Это фейковая деревня. В ней никто не живёт. Это просто железобетонные коробки, в которых нет внутри перегородок.
— А там кто–то ходит, — говорю я, начиная подкручивать рифлёные кольца на окулярах, чтобы лучше рассмотреть.
— Это артисты. Они ходят по одним и тем же маршрутам. И там нет ни детей, ни стариков. А свет в домах включается и выключается в одно и то же время. Автоматически.
— Понятно… — говорю я, выцеливая попавшего мне в объектив «артиста» и интересуюсь. — Как же тогда поля? На них что–то растёт.
— На полях работают специальные бригады, — получаю я ответ. — У нас мало сельскохозяйственной земли, а в КНДР её ещё меньше. Поэтому, они не могут ничего на них не сажать.
— Понятно… — снова повторяю я и спрашиваю. — А что за мачта там торчит?
— Её построили, когда на нашей стороне установили мачту высотой в восемьдесят метров, — говорит ЧжуВон. — Не пожалели сил и металла, сделали её высотой в два раза больше нашей.
— Сто шестьдесят метров? — удивляюсь я и говорю. — Высокая…
— Там флаг один весит двести семьдесят килограмм, — сообщает ЧжуВон.
Упадёт с такой высоты — убьёт. Даже не убьёт, в лепёшку превратит…
В общем, ничего интересного, — делаю я для себя вывод, ещё раз оббежав взглядом деревню. — Из миномётов никого не расстреливают, на мачте никто в петлях не болтается. Скукота…
(позже. После возвращения со смотровой вышки в часть. ЧжуВон и ЮнМи идут рядом)
— Ты не могла использовать другие слова? — спрашивает меня ЧжуВон, воспользовавшись тем, что съёмочная группа отстала, замешкавшись с выгрузкой из машины и мы остались как бы без могущих услышать наш разговор.
— Какие ещё — другие слова? — не понимаю я.
— Я говорю о твоей песне — «Ураган». Там, где страсть захлестнула тебя в каких–то римских развалинах.
Повернув голову непонимающе смотрю на него. Что ему надо?
— Что не так там со словами?
— Не так, то, что у тебя есть официальный жених, — объясняет он мне. И когда в твоей песне есть слова о любви, они автоматически трактуются как наши с тобой отношения или описание каких–то событий, случившихся у нас с тобой. Поэтому, я тебя спрашиваю — у тебя что, других слов не нашлось? Обязательно эти нужно было использовать?
Если бы я искал слова на замену имеющимся, я бы точно никуда тогда бы не успел, — думаю я. — Но не объяснять же этот неудобный факт обиженному «официальному жениху»? Что говорить? А что говорить? Не нужно ничего говорить. Нужно включать режим — «я девочка морозная, стервозная».
— И на какие слова я должна была их заменить? — интересуюсь я. — Про деревообрабатывающую промышленность?
— Почему именно — деревообрабатывающую? — совсем не понимают меня.
— Потому, что ты — дуб! — объясняю я. — О чём поют девушки? О переживаниях, о чувствах. Вспомни, что сам мне говорил. Какие теперь тебе ещё — «другие слова»?
Я поднимаю вверх сжатые плечи и непонимающе оттопыриваю нижнюю губу.
— Можно было не писать про обнимашки, — сухо объясняет суть своих претензий ЧжуВон, явно обиженный сравнением с деревом, но одновременно согласный со справедливостью моей претензии. — Это выглядит, словно ты выставляешь на общее обозрение личное двоих.
Ну, в общем, да, претензии можно отчасти понять. Но, только отчасти. Потому, что я в тот момент о своём фиктивном женихе не думал. От слова воо–още.
— Или, может ты это специально? — с подозрением спрашивает меня ЧжуВон. — Показать, участок — застолбила?
От, жжёшь… проблема ты какая…
— Я просто выполняла взятые на себя обязательства, — напоминаю я о имеющейся договорённости. — Демонстрировала, что всё по–честному. Если ты недоволен качеством созданной мною иллюзии, скажи. Я готова выйти из соглашения с твоей хальмони в любой момент. Перстень я тебе верну.
— Не надо делать такие резкие заявления, — сразу «сдаёт назад» ЧжуВон.
— Тогда странные претензии предъявлять тоже не надо, — требую я.
— Ладно, проехали, — говорит ЧжуВон оставляя за собою последнее слово.
В этот момент мы подходим с ним к странной штуковине. С удивлением смотрю на машину, в кузове которой установлено много–много излучателей, стеной, по краям которой собран диффузор из соединённых между собой узких панелей. И всё покрашено в болотного оттенка зелёный цвет. Безрадостный такой. Цвета тины.
Хм, странная какая–то звуко–передвижка… Судя по внешнему виду излучателей, назначение их — где–то на уличных столбах висеть. И качество звука у них, скорее всего, будет соответствующее. Зачем их тогда собирать в один массив? Всё равно ведь хорошего качества не будет. Будет только громко. Неужели это для моего концерта приготовили?
— А что за штука? — повернувшись, спрашиваю я ЧжуВона.
— Это? — окидывает он взглядом громоздкую конструкцию. — Это «музыкальная атака». Оружие против северокорейцев.
— «Музыкальная атака»? — поворачиваюсь я к «халабуде на колёсах» и сообразив, как это можно применить, спрашиваю. — Типа «музыкальной шкатулки»?
— Что такое — «музыкальная шкатулка»?
— Ну это когда человека берут и сажают в комнату, где постоянно играет одна и та же музыка. Или, постоянно включен противный звук. Пытка такая.
— Откуда ты это знаешь? — спрашивает ЧжуВон и воспользовавшись тем, что рядом никого нет, уточняет, почему он удивлён. — Ты же ничего не помнишь?
— «Всплывает» иногда, — недовольно говорю я и добавляю, делая указующее движение рукой в направлении зелёных громкоговорителей. — Лучше расскажи, что это за ерундовина?
— Это машина для звуковой агитации, — окидывая взглядом установку, говорит ЧжуВон. — Такие размещают возле границы и включают вещание на ту сторону. Новости нашей страны, мировые новости и музыку. К-поп. По разведданным, противника больше всего бесит музыка. Поэтому, её включают чаще. А сегодня на ту сторону будут транслировать твой концерт. Вечером, слышимость может достигать двадцати пяти километров.
— Справишься? — поворачивает ко мне голову он и шутит. — Считай, будет почти как заграничное турне.
С сомнением смотрю на громкоговорители. Что–то мне эта затея не нравится…
— Чего? — спрашивает мой собеседник, видимо, по выражение моего лица поняв, что эта новость меня не обрадовала.
— Что хорошо в том, что моими песнями будут бесить людей? — задаю вопрос я. — Я, вообще–то, рассчитываю от них на совершенно обратный эффект.
ЧжуВон смотрит на меня с непониманием.
— Это же… ты же помогаешь стране! — удивлённо восклицает он. — Ты должна гордиться, что твои песни будут вызывать у врагов головную боль!
— Сомнительный повод для гордости, — честно говорю я, то, что думаю. — А можно как–то отменить эту ерунду? Я имею в виду вещание на сопредельную территорию?
ЧжуВон недоумённо смотрит на меня. Кажется, думает, что я его как–то подкалываю, что ли?
— Ты что? — спрашивает он. — Это приказ высшего военного командования. Хочешь, чтобы по твоей просьбе его отменили?
— Почему бы и нет? — пожимаю я в ответ плечами. — Я плачу налоги, на которые существует это высшее командование. Почему бы ему взять и не прислушаться к человеку, который помогает ему заработать на хлеб насущный себе и своей семье? У нас как — армия для народа или, народ для армии? А?
Смотрю на собеседника. Собеседник, похоже, в ступоре от постановки вопроса.
— С ума сошла, чусан–пурида?! — наконец справившись с удивлением восклицает он. — Думаешь, школьница умней генерального штаба?
Я опять пожимаю плечами.
— У меня может оказаться сторонний свежий взгляд на старую проблему, — отвечаю я. — В бизнесе такое сплошь и рядом, когда для решения сложной ситуации приглашают человека со стороны. Подобное здесь тоже может сработать. Законы управления в организациях примерно одинаковы.
— Не вздумай сказать это вслух, — оглядев меня и видимо придя к мнению, что я говорю серьёзно, даёт мне указание ЧжуВон. — Приехала петь патриотические песни, а сама говоришь такие непатриотичные вещи. Подставишь и меня и себя. Ты — военнослужащая и должна выполнять приказы старших по званию. Забыла, как в уставе написано?
— Да помню я, — с лёгким пренебрежением говорю я. — Только пытки гражданского населения — это военные преступления, которые попадают под действия международного трибунала. Почему бы нашему военному руководству не подумать об этом?
— Какие ещё — пытки?
— Музыкой. Когда постоянно, днём и ночью играет одна и та же музыка, это пытка.
— Почему, постоянно? — удивляется ЧжуВон. — В десять часов вечера установки выключают. А включают, в девять часов утра. Никаких пыток.
— Мда? — отзываюсь я на это. — Даже так? Ну тогда ладно. Пусть играет. Я не против.
— Пфф! — с облегчением выдыхает ЧжуВон. — С тобой запросто можно сойти с ума. С серьёзным видом говоришь такие вещи, что просто волосы дыбом встают!
— Где именно — встают? — интересуюсь я у него. — На заднице? Или, в целом, по всему организму?
— Не нужно уходить от разговора, — требует ЧжуВон. — Я ещё не закончил с тобой говорить. У меня внезапно возникло ощущение пробелов в твоём мировоззрении. Ты вообще понимаешь, что такое — патриотизм?
Пфф… ну вот ещё пафосной беседы мне сейчас не хватало. Особенно, на такую тему…
— Это достаточно объёмное понятие, чтобы обсуждать его вот так внезапно, без подготовки, — пытаюсь я не углубляться в этот разговор, действительно не желая вести разговоры «за жизнь».
— Ты не знаешь, что это такое? — пристально смотрит на меня ЧжуВон. — Это из–за твоей амнезии?
— Нет, — отрицаю я. — Знаю. Просто не хочу сейчас об этом говорить.
— А когда ты захочешь? Когда тебя спросят, а ты не сможешь ответить?
— Любой может наболтать много всяких слов, объясняя, что такое патриотизм и в итоге окажется прав. Скажут — «просто у него мнение такое». Личное.
ЧжуВон с осуждением смотрит на меня.
— Глупости говоришь. У патриотизма есть чёткое определение. Слушай меня, — говорит он. — Я сейчас объясню, что это такое. Патриотизм, это верность и преданность к своей стране, и её народу. Гордость за неё и готовность пожертвовать своими интересами и собой, ради неё. Поняла?
— Доставлять неудобство жителям других стран, это тоже является патриотизмом? — интересуюсь я. — И в чём именно здесь гордость?
ЧжуВон задумывается над вопросом.
— Это показывает наше превосходство над ними, — подумав, объясняют мне. — Мы можем поступать так, как считаем нужным.
— Ага, — киваю я. — Итог. Насмотревшись нашего «превосходства», соседи склепали себе ядерную бомбу и готовы решить вопрос с музыкой радикально. Раз и навсегда.
— Ну и кто теперь дурак? — спрашиваю я у ЧжуВона. — Сколько денег было вбухано в эти передвижки, в их обслуживание? И чего? Получили теперь проблему ставящую под вопрос существование всей нации. Зачем? Лучше бы эти деньги бабам отдали, у них детей рожать не на что. Нация на пути к вымиранию, а они к-поп на границе крутят! Охренеть…Тут конец скоро всем настанет, а ты мне про патриотизм рассказываешь!
ЧжуВон, похоже не находя слов, смотрит на меня вытаращив глаза. Что–то я разухарился… Это не мои проблемы. Живут они так, пусть живут себе дальше! Нужно как–то закончить этот разговор и… И всё!
— Предпочитаю вместо «патриотизма» использовать в жизни понятие — «целесообразность», — говорю ему я. — Когда принимаются разумные решения в рамках целесообразности, то жизнь автоматически становится лучше. Например, элементарное посещение спортзала позволяет сэкономить на врачах и лекарствах, продлить жизнь, а также повысить работоспособность, что несомненно положительно скажется на личном благосостоянии и благосостоянии близких. И не нужно будет никакой жертвенности. Типа, превозмогая боль, хромая или ползком добираться до работы.
— С чего это вдруг — нация на пути к вымиранию? — прищуривается на меня ЧжуВон.
— Загляни в статистические отчёты, — предлагаю я. — Страна в прошлом году установила антирекорд. Коэффициент рождаемости меньше единицы. Аналитики пишут, что такое значение показателя характерно для стран, ведущих многолетнюю, затяжную войну. Полюбопытствуй и ужаснись.
— Что за странное желание для девушки твоего возраста интересоваться статистическими отчётами?
— Чтобы иметь аргументы для бесед. Статистика эта такая вещь, против которой сложно спорить, не становясь при этом глупо выглядящим.
— Твоя «целесообразность» хороша, когда мир, — не став спорить, ЧжуВон возвращается к теме, которая для него, похоже, более «чувствительна». — А когда начнётся война? Что тогда?
— На этот случай, государство «целесообразно» содержит армию, — отвечаю я.
— А если враг будет сильней? — спрашивает ЧжуВон. — По–твоему, «целесообразней» будет просто сдаться, так, что ли?
Ну, если на кону не стоит вопрос о существовании нации, как таковой… Мабени…
— А по–твоему, «обнулиться» будет правильней? — интересуюсь я. — Евреев, вон сколько пинали? То египтяне, то варфоломеи. Всю историю по всему миру кочевали. Ничего, выжили. Теперь уважаемая всеми нация. А так упёрлись бы рогом до конца, против Египта, мы бы сейчас и не знали, что были такие.
— Кто такие — «варфоломеи»? — удивляется ЧжуВон.
— Без понятия, — пожимаю я плечами. — Собирательный образ всех еврейских угнетателей. Или ты думаешь, что я их всех помню — «поплемённо»?
— Я понял, — помолчав, говорит ЧжуВон. — Ты просто женщина. Женщины выходят замуж и уходят в чужую семью. Поэтому, чувство патриотизма у них не развито. А ещё, женщины очень большое значение придают материальному достатку. Война его разрушает. Женщинам это не нравится, и они всегда за мир. Каким бы плохим он не был.
Вы тока посмотрите на него… на этого всезнающего, меркантильного… пацака!
— Я так понимаю, что за отсутствием вменяемых аргументов в ход пошли личностные оскорбления? — насмешливо интересуюсь я.
— Какие оскорбления? — удивляется ЧжуВон.
— Личностные. Считаешь, что женщина не может быть патриотом?
— Это констатация факта. Сама только что сказала, что «целесообразность» лучше, чем «патриотизм».
— Ну да, — иронично говорю я. — Бесить соседей на границе веселей и легче, чем каждый день скучно работать над взаимовыгодным сосуществованием.
ЧжуВон оглядывает меня.
— Похоже, у нас совершенно разные взгляды на жизнь, — говорит он.
— Похоже, что так, — не спорю я.
— Тебя это не огорчает?
— Почему меня это должно огорчать?
— Потому, что у тебя неправильные взгляды на жизнь.
— Я тебе сказала, что про патриотизм можно наболтать всякого и выглядеть при этом правым.
— Значит, на самом деле разговор был не о чём? Просто решила меня выбесить?
— А чем ещё в жизни занимаются — «официальные невесты»? — насмешливо улыбаясь, спрашиваю я и сам отвечаю на свой вопрос. — Бесят «официального жениха». Это… бонус такой, данный им небом. Своеобразная компенсация. Потом уже не развернёшься. Брак, свекровь, дети, хозяйство. Нужно успеть, пока есть возможность…
Со стандартной сценической улыбкой смотрю на негодующего ЧжуВона.
Как–то слабоват ты в «в пикировке». Наверное, чобольский образ жизни сказывается. Практики нет.
В этот момент, мой собеседник, видимо тоже вспоминает, что он «из чоболей» и делает бесстрастное лицо.
— Надеюсь, тебе не придёт в голову блеснуть своим остроумием где–то перед журналистами? — ровным голосом спрашивает он.
— Не стоит умалчивать о своих возможностях, — всё так же улыбаясь, говорю я. — Это контрпродуктивно для карьеры.
— После их демонстрации ты вылетишь из армии и шоу–бизнеса, — обещает мне ЧжуВон. — Будет тебе карьера.
— Жаль, что приходится скрывать свои таланты, — со вздохом отвечаю я. — Мир, определённо, не совершенен.
Вижу, нас догоняют отставшие.
— Предлагаю сменить тему разговора, — говорю я.
— О чём? — спрашивает ЧжуВон тоже увидев приближающихся людей.
— О птичках, — предлагаю я и тут же мне в голову приходит более интересная тема для разговора.
— Лучше о литературе! — меняю я своё решение и поворачиваюсь к нему всем корпусом, изображая сильную заинтересованность. — Господин ЧжуВон, вы читали недавнее произведение известной корейской писательницы Пак ЮнМи? Оно было напечатано в известном американском журнале, специализирующемся на фантастике. Называется — «Цветы для Элджернона». Что вы можете сказать о дугах характера главного героя рассказа? Насколько, на ваш взгляд, они правильно выписаны?
— А жжс…уу… что это ещё за «дуги» такие? — удивляется ЧжуВон, видимо не успев быстро переключиться с темы на тему и слегка «подвиснув» на переходе.
— Та аятоллах его знает… — честно отвечаю я. — Но все, те кто при литературе, абсолютно уверенны, что это первейшая по необходимости вещь в любом произведении.
— Если ты не знаешь, что это такое, то значит, этой вещи у тебя нет, — покумекав, делает вывод ЧжуВон и задаёт, логически следующий из него вопрос. — Как же ты его тогда написала, свой рассказ?!
— Сподобилась, как–то… — улыбаясь, отвечаю я, одновременно думая, что выглядит он круто, в военной форме, но своей «соображалкой» за мной не успевает. К «соображалке» форма +100 не даёт. Она, скорее, в обратную сторону действует…
Время действия: тот же день, вечер
Место действия: воинская часть ЮнМи у границы
— Добрый вечер, уважаемые зрители, — с поклоном говорю я, выйдя на сцену и переждав первую волну аплодисментов и приветствий, вызванную моим появлением.
Выпрямившись, жду завершения второй волны радостных криков, порождённую уже моим приветствием. Стою, улыбаюсь и, пока жду тишины, разглядываю зрителей. Всё равно в этот момент больше делать нечего. Перед началом концерта проводил группу, ушедшую в дозор, на фоне заката и забора с колючей проволокой. Всё было «патриотично», под свет софитов и камеру.
Потом пошёл готовиться к выступлению. Вышел на сцену, обнаружил сложенную с краю груду коробок. «Подарки от поклонников». Офигеть, как всё круто. Стою вот, жду возможности продолжить, а пока смотрю в «зал».
«Залом», можно назвать это условно. Всё организованно в минималистском стиле — стиль «милитари», он же — «походный». Я выступаю с кузова большого тентованного военного грузовика, покрашенного в защитный цвет. В задней части, примерно с половины дуг, на которые натягивается тент, он убран, борта опущены. Вместо тента на дуги прицепили несколько фонарей–осветителей, передняя половина кузова отгорожена занавеской, за ней — кулисы. Вышла вполне себе такая своеобразная «зелёная сцена». Или, «сцена летнего театра», вроде тех, которые делают в парках. И по цвету, и по смыслу тоже подходит. Времянка.
И «зал», тоже соответствует стилю минимализма. Ряды скамеек из столовой для питания личного состава, на них зрители, и так, позади скамеек, буквой «П», поставлены четыре тентованные грузовые машины. Наверное, создают своим присутствием ощущение отгороженности пространства, ощущение стен. В принципе, да, неплохо.
Народу в «зале» полно. От «младшего» состава, до «старшего». На взгляд, всего, примерно человек сто. Многие из «младшего» ведут себя весьма энергично, видно, что «не из–под палки согнали». Это радует.
— Прежде, чем мы начнём, я сделаю небольшое вступление, — дождавшись тишины, говорю я зрителям. — Это поможет вам лучше понять происходящее. Дело в том, что я не буду исполнять сегодня известные песни, которые участвовали в «ротациях» на радио или ТиВи. Когда мне предложили выступить перед вами, организаторы мне сказали, что представляют себе это как «вечер авторской песни». А что может быть самым лучшим для автора? Конечно, это исполнение своих песен. Поэтому, я нагло захватила всё время, которое мы проведём сегодня с вами, под себя…
Ууу… — озадаченно проносится по рядам.
Улыбаясь, смотрю в ответ, стараясь не щурится от яркого подсвета, идущего со стороны двух камер. Сьёмка тоже есть. Слева и справа — по камере. Сьёмка тоже ведётся «в интересах министерства обороны». Конечно, в конце концов снятое видео попадёт в сеть, поэтому, без увековечивания мой персональный концерт не останется. Будет веками болтаться по дискам серверов между «котиками» и «порно» …
— Вернусь к началу нашего разговора, — говорю я, смотря на сидящего в справа в первом ряду ЧжуВона и выглядящего несколько напряжённо. — Скажу несколько слов о своём творчестве. Меня порою спрашивают — как я пишу свои песни? Откуда я беру идеи для музыки, стихов? Собираю ли я предварительно материал? Пишу ли черновики? Сколько уходит времени на создание одной песни?
— Так вот. Черновики я не делаю. Музыка и слова сразу приходят мне в голову. Вместе, или по отдельности. А стимулом для творчества является моя фантазия. Я придумываю сюжеты к книгам, фильмам, которые можно было бы по ним снять, а музыка, это вот как–то… как иллюстрация, как… оживление, как визуализация, этих фантазий…
Оо–оуу… — уважительно отзываются зрители, пока я делаю короткую паузу, чтобы вздохнуть после долгой болтовни.
— Я думала, что исполнить сегодня, — продолжаю я. — И решила немного похулиганить, раз я агдан…
Вижу, в «зале» улыбаются.
— Мне как–то сказали, что я «странная», словно упавшая со звезды. Тогда я задумалась — а что бы там было, между звёзд? Думала, представляла и в результате мне пришли в голову музыка и слова, которые вы сегодня услышите…
— Огоо–оо, — удивлённо отзывается зритель, а ЧжуВон после моих слов выглядит ещё боле настороженным.
— Ну и последнее, чтобы не затягивать, что я хочу ещё сказать. — «закругляюсь я». — У меня есть сегодня для вас произведения, так сказать, разной плановой направленности. Серьёзная часть и более лёгкая, возможно даже кое–где шуточная. И я всё думала — с какой мне начать? В конце концов, я решила последовать совету старших товарищей, которые советуют повышать, а не понижать градус напитка. Начну с более лёгких вещей, а потом перейду уже к более серьёзным….
— Аххтыничегосебефигасееее… — изумлённо реагирует публика, а сидящие рядом с ЧжуВоном поворачиваются к нему.
Это что, это его они посчитали за «старшего товарища»? Неудачненько вышло… Нужно будет его как–то реабилитировать перед пацанами… в процессе концерта…
— Давайте, начнём, — предлагаю я.
Делаю несколько шагов в сторону, туда, где стоит на подставке мой синтезатор с компьютером и беру за гриф электрогитару, прислонённую до этого момента рядом с ними к ящику с электрокабелем.
— Пока готовилась к сегодняшнему выступлению, вспомнила, что умею играть на электрогитаре, — повернувшись и продевая через голову ремень говорю я, вызвав своими словами «в зале» смешки. — Решила, что начать концерт с гитарного кавера на «Red Alert» будет самой подходящей идеей…
— К сожалению, я сегодня одна, без группы, — сообщаю я, хотя это и так все видят. — Но со мной сегодня мой синтезатор «KingKorg», он возьмёт на себя всю музыкальную поддержку. Ударные инструменты, духовые, вторую гитару… В общем, не пропадём. Кстати, пользуясь случаем, хочу сказать большое спасибо присутствующему здесь ефрейтору Ким ЧжуВону, за оказанную им помощь в приобретении этого замечательного синтезатора. Все свои песни я пишу на нём…
Ууу–уу… — гудит зал, снова поворачиваясь к ЧжуВону. Что–то он опять вроде недоволен. Ладно, пора начинать, потом будем разбираться, чего опять не так…
— Итак, гитарный кавер на «Red Alert»! — объявляю я, и сев на приготовленный заранее стул, поудобнее пристраиваю на руках инструмент, киваю.
Помощник у синтезатора нажимает на показанную ему клавишу и запускает «минусовку», в которую я, дождавшись нужного места — вступаю.
(Soviet March Red Alert- https://youtu.be/EPFQ-dI7Ous)
(Поскольку ссылки на АТ до сих пор не работают, ролики можно смотреть на канале Andrey Koshchienko на Ютубе)
Играю, стараясь целиком сосредоточиться на исполнении. Всё–таки практики у меня мало, а практиковаться в игре музыканту нужно постоянно… Звук с колонок слева, справа идёт и вроде я не лажаю… Ну вот и конец! Уф!
Поднимаю голову, смотрю в зал.
Как–там, бить будут? Или цветы охапками? Ни того и не другого. Морпехи, вскочив со своих мест, энергично выражают свои эмоции криками и выкидыванием рук вверх. Крики, судя по интонации, одобрительные. Ну ладно, раз так, едем дальше.
— Рада, что понравилось! — прикрикивая через микрофон шум толпы кричу я и объявляю продолжение. — А теперь вещь, которую вы вообще никогда не слышали! Приготовила специально для вас!
Снова кивок помощнику и снова я вступаю.
(«Сектор Газа» «Туман» https://youtu.be/ytSt8soN9VE)
После второго кавера энергии в «зале» стало, кажется, ещё больше. Зрители, после некоторого беснования, выражавшего их восторг, перешли к скандированию — «Агдан! Агдан! Агдан!»
Ну что за прелесть эти морпехи! Перед таким благодарным зрителем можно выступать хоть всю ночь!
Встав и поклонившись, с улыбкой смотрю на это проявление любви и восхищения.
— А теперь, — говорю я, дождавшись, когда народ несколько снизит активность, — небольшая обработка мелодии, которую вы, наверное, уже слышали.
Снимаю с себя гитару и иду к синтезатору. Аккуратно ставлю её и сажусь за клавиши, объявляю: Расширенная версия мелодии, которая исполнялась на моём представлении в группе.
(«джентльмены удачи» https://youtu.be/v2P4NIOAr0o)
— А теперь я перейду к началу своей творческой карьеры, — говорю я, получив порцию аплодисментов за «джентльменов». — В те далёкие–далёкие годы, когда я ещё только училась в «Кирин». Сейчас я исполню вам композицию, вместе с которой с треском провалилась на школьном музыкальном батле…
Оуу-у… — удивлённо–непонимающе реагирует «зал».
— Да, были в жизни и такие огорчения, — подтверждаю я свои слова. — Честно говоря, я так до сих пор не поняла, что было не так с этой мелодией. Вот, хочу, чтобы вы послушали. Может, подскажете, в чём дело…
Ну в чём дело, я, допустим, знаю, — думаю я, кладя пальцы на клавиши. — Но как говорится — «не пропадать же добру?». Вещь мощная, звучная. Где у меня будет ещё повод её исполнить? А солдатская вечеринка — самый раз для этого…
— Может, кто скажет, что с ней не так? — спрашиваю я у зала, закончив играть кавер «Пираты карибского моря» и выслушав полагающиеся аплодисменты.
— Слишком длинная! — после двух секунд тишины кричит кто–то из задних рядов.
Все дружно оглядываются.
— Окей, первое мнение есть, — кивнув, говорю я. Ещё, кто–то скажет?
— Монотонность есть! — сообщают с левой стороны.
Теперь все поворачиваются налево.
— Спасибо, — благодарю я. — Оказывается, для поражения были основания, хотя мне казалось, что всё просто отлично. Ладно, хоть это дела прошлых лет, подумаю над полученными от вас замечаниями. Может, с их помощью сделаю эту работу лучше. А сейчас я прейду к следующей части своего выступления, а именно — песенной. Сначала будут представлены работы, опять же моего раннего периода творчества, «периода «Кирин», так я его называю для себя, а потом я исполню вещи более поздние, серьёзные. Первой вы услышите песню, которую я исполняла вместе со своей онни. К сожалению, её сегодня тут нет, её голос будет в записи, а я буду петь в живую. Поехали!
Берусь за «Весёлого Роджера». Ну, а чего? Самое то, на мой взгляд, после кавера на «Пиратов карибского моря». Тоже — «не пропадать же»? Если не получается продать даже в первый раз, то почему бы не послушать хотя бы дважды? Потом исполняю «I can't stand the rain», Стеллы Гетс, у меня тоже есть минусовка с голосом СунОк («I Can’t Stand the Rain» https://youtu.be/SwnpDFI5gG8). Затем пошли подряд — «Спиной к спине», «Орёл шестого легиона», про который, я так и не понял, сам его придумал, или вспомнил, «Первый эскадрон», «Эскадрилья смерть». В «Эскадрилье» изменил слова в первой строке — «Не укладываясь в рамки, ни в мораль и ни в закон, мы всегда готовы к драке — синеглазый легион». Мне кажется, так будет — «чётче».
— Теперь тоже из «Кирин» и тоже, на «космическую тему», — говорю я, вставая из–за синтезатора и беря уже акустическую гитару. — Чем измеряется цена любой победы? Измеряется она всегда одним — количеством гробов.
Буквально чувствую, как после моего заявления зал, как говорится — «замирает». Исполняю достаточно бодро звучащую песню «Рейд» автора Алькор. («Рейд» https://youtu.be/ej8-lY3YtxM)
— «А цена любой победы, измеряется в гробах!» — сильно заканчиваю я и убираю руки со струн.
Слушатели, после примерно трёхсекундной паузы, аплодируют, но не так бодро, как они это делали в начале. Понимаю. Песня энергичная, но мало оптимистичная, особенно для военных. Хорошо, сейчас я вас немного приободрю.
— Ещё одна новинка. Посвящается всем, кто служит, — говорю я и отправляюсь за электрогитарой, чтобы самостоятельно исполнить на ней начало и фрагменты по ходу песни.
— «Группа крови», — объявляю я в микрофон, вернувшись к нему с гитарой («BlodType» https://youtu.be/6JC6rQAEeDc)
Заканчиваю длинный проигрыш, после последней просьбы пожелать удачи. Тоже, хлопать начинают не сразу, но потом уровень зрительской благодарности идёт не так, как на «Рейд». Сначала неуверенно, но потом всё громче и громче и вот уже уровень аплодисментов достигает того, какой был в начале концерта.
Слава богу понравилось, — думаю я. — Жалко было бы, если бы нет. В полусне полуяви ведь всё делал. И музыку, и перевод. За два дня–то, чего можно родить? Однозначно нужно заканчивать ставить в агентстве «стахановские рекорды».
— А теперь, произведение посвящается бригаде «Голубых драконов», — сообщаю я, вновь берясь за акустическую гитару.
Ну не успел я сделать нормальное звуковое сопровождение! Буду брать словами и экспрессией исполнения. Если получится… Должно получиться!
(«Атланты держат небо на каменных руках» https://youtu.be/G5eXDGnCJ-c)
Когда на сердце тяжесть И холодно в груди. К ступеням КёнбоккунаТы в сумерки приди, Где без кимчи и риса, Забытые в веках, Драконы держат небоНа каменных крылах. Драконы держат небоНа каменных крылах.
Закончив, жду реакции. «Зал» молчит. Потом кто–то хлопает в ладоши, хлопает ещё один человек, затем хлопают уже много, потом — ещё больше. И вот они! Рукоплескания!
Фух! — кланяясь, с облегчением думаю я. — Не провалился! А ведь эксперимент с «пересаживанием ростка советской поэзии на корейскую почву» мог завершиться полной неудачей. На кой тебе это было нужно, Серёга? Чудик ты…
Несколько раз поклонившись, но в конце концов дождавшись, пока аплодисменты стихнут, сообщаю в микрофон, что я на сегодня — всё. Что хотел, то сказал. Если есть какие–то вопросы, то — пожалуйста, задавайте. Постараюсь на них ответить.
Пауза на несколько секунд и вместо вопроса, мне кричат: Агдан, исполни «Ураган»!
— Да, «Ураган»!
— Мы не слышали! «Ураган»!
— Да, не все слышали. Пожалуйста!
Ну ж… Ситуация вполне предполагаемая и у меня с «собой есть». «Минусовка» есть. Впрочем, все остальные минусовки тоже есть. Я их прихватил как раз на такой, «всякий случай». Не став ломаться, запускаю нужный трек и «по просьбам зрителей» исполняю им «Ураган». Публика внимает благожелательно. Вижу, что некоторые из неё, поворачиваются на своих местах и бросают взгляды на ЧжуВона. ЧжуВон же сидит с невозмутимой физиономией.
Наверное, представляют, чё мы делали в «римских развалинах», — думаю я. — Это да, тут я «маханул». Действительно, стоило подумать над заменой слов.
Получил аплодисментов за исполнение и тут же получил следующую просьбу — исполнить «Не говори», с того концерта, против суицидов. Тоже, ожидаемо. Но, наверное, она будет последней. И так уже столько пел, а после «Не говори», вообще со связками в горле будет…
Исполняю. Вдруг, где–то примерно уже на середине, слышу высокий такой, пронзительный свист и мне по ушам как — АХ!! Роняю микрофон, хватаюсь ладоням за уши.
ЧТО ЗА?!
Все в «зале» куда–то внезапно понеслись. Сразу во все стороны! Сталкиваясь друг с другом, опрокидывая скамейки. Кто–то за них упал, кто–то зачем–то под машины полез.
ЧЁ ПРОИСХОДИТ?!
Вижу бегущего ко мне ЧжуВона. Подлетев к моей импровизированной сцене он без всяких затей сдёргивает меня с неё за ногу. Ору, летя вверх тормашками, в ожидании встречи головы с твёрдой землёй. Встреча, однако не происходит. ЧжуВон ловит меня на лету, правда лишь для того, чтобы тут же шмякнуть животом на землю и навалиться сверху.
Да что блин такое происходит?! — возмущённо думаю я, пытаясь вздохнуть, так как ЧжуВон сверху навалился так, что выдавил весь воздух из лёгких.
Фююююю… БУМ! БУМ!
Земля подомной ощутимо содрогается.
— Лежи, не вставай! — орёт мне прямо в полуоглохшее ухо ЧжуВон. — Обстрел!!
Обстрел?! Какой — обстрел?! Северяне обстреливают?! ВОЙНА НАЧАЛАСЬ?? Вот это я попал!!
Время действия: тот же день, вечер
Место действия: большой ресторан, в котором госпожа МуРан отмечает сой день рождения. МуРан первой заговаривает с ЮЧжин.
— С тех пор когда я видела тебя в последний раз, ты сильно изменилась, деточка. Похорошела. Стала совсем взрослой девушкой, — оглядев девушку, говорит она.
— Спасибо, хальмони, — опустив руки, глубоко кланяется ЮЧжин и, выпрямившись, говорит. — Я так рада, что вам нравлюсь.
— Я помню ещё тебя, когда ты ходила в школу, — сообщает МуРан и сокрушается. — Как быстро летит время. Особенно это замечаешь на своих днях рождения.
— Ну, что вы, хальмони, — утешает её ЮЧжин. — Говорят, что в это время жизнь только начинается…
— Ага, — с лёгкой иронией в голосе отзывается на это «утешаемая». — И нужно ещё много успеть…
— Конечно, — веря в то, что говорит, подтверждает ЮЧжин. — Жизнь, это труд. Без него в ней нет смыла. В любой момент можно найти время, чтобы посвятить его семье. Такая работа освещена небом, госпожа.
— Какая ты правильная девочка, — с одобрением произносит МуРан смотря на собеседницу. — Ты, наверное, и кимчи хорошо готовишь?
— Да, госпожа, — опустив глаза со возможнейшей скромностью отвечает ЮЧжин.
— Совсем невеста, — всё так же одобрительно отвечает МуРан. — Скажи мне тогда, ты давно знакома с моим внуком, ЧжуВоном. Как он тебе, нравится?
— Очень, — не поднимая глаз, признаётся ЮЧжин.
— А ты ему? Он обращает на тебя внимание? — требовательно спрашивает бабка.
— Не слишком много, — честно признаётся ЮЧжин. — У оппы много мужских занятий, которым он уделяет внимания больше, чем девушкам.
Бабушка согласно кивает головой несколько раз.
— У него сейчас такой возраст, — говорит она о своём внуке. — В его возрасте все мужчины ищут своё место в жизни, пробуют её на прочность. О спутнице жизни мужчины начинают задумываться позже, когда встают на ноги и понимают, что им нужна семья. Это естественный ход вещей, который не стоит торопить. Нужно просто ждать.
— Да, хальмони, — отзывается ЮЧжин, показывая, что полностью согласна со словами мудрой старой женщины.
— ЧжуВону осталось служить чуть больше года, — говорит МуРан внимательно смотря на девушку. — Его отец хочет, чтобы он принимал участие семейном бизнесе. Думаю, что где–то через год после службы, ЧжуВон сможет стать на ноги и начнёт задумываться о семье…
МуРан делает паузу.
— Да, госпожа МуРан, — совсем тихо, почти неслышно, произносит ЮЧжин.
— Мне нравится, как вы с ЧжуВоном общаетесь между собой, — одобрительно произносит МуРан. — Вы давно знаете друг друга и то, что вы не утратили за это время дружеских отношений, показывает, что между вами есть что–то общее. Когда у мужа и жены — это есть, семья крепкая. Если бы жена моего внука была похожа на тебя, то это меня бы очень порадовало бы… очень…
МуРан смотрит на ЮЧжин, Ючжин смотрит на МуРан.
— Что мне нужно сделать, чтобы вас порадовать, хальмони? — прямо спрашивает ЮЧжин.
— Мне кажется, что у тебя всё для этого есть. И внешность, и образование и достойное приданное. Если ты сделаешь так, что ЧжуВон будет обращать на тебя всё своё внимание, это будет совсем замечательно, — звучит ей ответ.
— Я поняла, — на мгновение задумавшись, чуть кивает головой ЮЧжин. — Я сделаю это. Преград между нами не будет.
— Надеюсь, что так и будет, — одобрительно смотря на потенциальную невесту внука, отвечает МуРан.
— Ну, пойдём, посмотрим, что за подарок приготовил мне ЧжуВон, — приглашает она ЮЧжин и спрашивает — Сядешь рядом со мной?
— О, спасибо, госпожа! — восклицает ЮЧжин. — Вы так великодушны ко мне!
— Ну, пойдём, — говорит бабка. — А то, наверное, уже ждут. Ищут, куда я подевалась?
(несколько позже. На небольшой сцене, с большущим букетом роз в одной руке и с микрофоном в другой, улыбающийся ослепительной профессиональной улыбкой Ким ДжоХван. Звучит знакомая всем россиянам мелодия «Миллион алых роз»)
— … подарок от ваших детей, глубокоуважаемая хальмони, — произносит в микрофон Ким ДжоХван. — Ваш внук, господин Ким ЧжуВон, зная о тяге вашей души ко всему прекрасному, попросил свою невесту, госпожу Пак ЮнМи написать для вас песню, которая бы тронула сердце любого, кто её услышит. Она выполнила его просьбу, а исполнить её, ваши дети доверили мне, певцу, который, как мне сказали, много лет радует вас своим голосом…
Муж хальмони, сидящий рядом справа, услышав это заявление, бросает ироничный взгляд на свою спутницу жизни. ЮЧжин, внезапно для себя оказавшаяся сидящей по другую сторону от именинницы, даже бровью не ведёт при упоминании о ЮнМи.
— Итак, — объявляет ДжоХван, — «Миллион алых роз»!
(примерную версию исполнения на корейском языке можно послушать тут — https://youtu.be/evMpmxP_FIk Единственно, видео неважного качества, но тут главное — исполнение)
Конец трека пятнадцать