Глава 3
С кавалерийской дивизией в Юго-Западной Польше. Сентябрь-октябрь 1914 г

В начале сентября на Юго-Западном фронте русские армии вырвали инициативу у австро-венгерских войск.

С началом войны австрийцы имели здесь примерно 36 пехотных дивизий при поддержке 17 немецких дивизий, которые имели задачу сдерживать Россию до того, пока не разрешится обстановка на Западном фронте. Было принято решение нанести удар в северном направлении на позиции русских 4-й (генерал Эверт, сменивший Зальца) и 5-й армий (генерал Плеве), развернутых между Бугом и Вислой. С этой целью была создана Северная группа в составе (справа налево) 4-й армии (Ауффенберг) и 1-й армии (Данкль), а на левом берегу Вислы был сосредоточен ряд формирований немецкого ландвера под командованием генерала Войриша. В составе наступательной группировки насчитывалось около 350 батальонов, 150 эскадронов кавалерии и 150 артиллерийских батарей. Для прикрытия правого фланга на случай удара русских 8-й (Брусилов) и 3-й армий (Рузский) через Восточную Галицию была сформирована правофланговая оборонительная группировка – всего примерно 200 батальонов пехоты, 170 кавалерийских эскадронов и 130 артиллерийских батарей. Войска этой группировки входили в состав двух армий: 2-я, развернутая между Станиславом и Струем, под командованием генерала Кевеса и 3-я под командованием генерала фон Брудермана, задачей которой являлось прикрытие подступов к Лембергу (Львову) с востока.

18 августа русские 4-я и 5-я армии завершили развертывание, а 19 августа выступили в южном направлении с рубежа Новоалександрия – Владимир – Волынск.

Австро-венгерская Северная группа получила приказ на наступление 22 августа, когда она еще не успела полностью сосредоточить свои силы. На первом этапе наступление было успешным для австро-венгерских войск. Битва у Красника закончилась 25 августа отступлением русской 4-й армии. 27 августа войска Ауффенберга заняли Замостье. К вечеру 1 сентября войскам Данкля удалось вторгнуться на территорию России примерно на 100 километров. Теперь Люблин, третий по значению город царства Польского, был для австрийцев на расстоянии дневного марша. Армия Ауффенберга сумела вклиниться на меньшую глубину: в течение нескольких дней 5-я армия генерала Плеве удерживала ее на рубеже Крылов – Дашов – Комаров – Грабовец. Затем, 1 сентября, был занят Комаров, и Плеве получил приказ отвести свои войска.

А в это время начал осуществляться план, разработанный начальником штаба при командующем Иванове генерала Алексеева, и была создана реальная угроза коммуникациям австро-венгерской армии в Галиции. 19 августа на широком фронте перешла границу в районе Проскурова 8-я армия генерала Брусилова. Еще через два дня 3-я армия Рузского на широком участке перерезала железную дорогу Броды – Лемберг. Обе армии стремительно продвигались вперед. С 17 августа до 3 сентября войска Брусилова прошли 220 верст. 3 сентября армия Рузского заняла Лемберг, а 8-я армия – Галич.

Австро-венгерское командование было ошеломлено. Было принято решение отозвать большую часть 4-й армии Ауффенберга, которая с 5 сентября развернулась на юг и заняла рубеж севернее Немирова (на правом фланге) и восточнее Равы-Русской (на левом). С этих позиций австрийцам пришлось отступить еще далее в тыл в южном направлении, чтобы сомкнуть фланги с левым крылом разбитых правофланговых соединений с целью попытаться противостоять не прекращающемуся давлению противника на фронте западнее Лемберга.

В это время после прибытия на рубеж Люблин – Холм гвардии и XVIII корпуса русские получили возможность начать наступательную операцию против армии Данкля. 5 сентября он был вынужден отвести свои войска на правом крыле. Для укрепления этого фланга был переброшен немецкий корпус ландвера Войриша. Данклю удалось удерживать позиции в течение нескольких дней, однако 9-го числа, испытывая значительное давление по обоим флангам, он был вынужден отступить.

Контрнаступление, которое австро-венгерские войска предприняли силами 2, 3 и 4-й армий, закончилось ничем, так как австрийцы встретили решительное противодействие войск Плеве, Рузского и Брусилова. В полдень 11 сентября австро-венгерское командование приняло решение отвести свои войска на переформирование за берег реки Сан.

Кампания русской армии в полосе Юго-Западного фронта началась блестяще, хотя и здесь не удалось достичь решительных результатов. Офицер, возглавлявший в то время оперативный отдел фронта, через несколько месяцев отмечал, что, согласно первоначальному замыслу, русские войска должны были одновременно наступать в южном направлении по обоим берегам Вислы, а также на запад в районе Лемберга с целью отрезать противника от Кракова и Карпат. Как он полагал, 9-ю армию необходимо было нацелить строго на юг из Ивангорода, а не растрачивать ее мощь во фронтальных ударах между Люблином и Холмом.

Пять дней, с 7-го до утра 13 сентября, я провел в Петрограде. В Генеральном штабе мне говорили о том, как там озабочены данными о перебросках немецких войск с Западного театра. 8 сентября поступила информация о переброске из Франции четырех армейских корпусов. Корпуса были разгружены с эшелонов на рубеже Краков– Ченстохов. 10 сентября поступила телеграмма от русского военного атташе в Голландии. Он сообщал, что на тот момент на Западном фронте оставалось, по его расчетам, не более 10–12 регулярных немецких армейских корпусов. В тот же день поступила информация о том, что в районе Шамбора, юго-западнее Лемберга, осуществляется выгрузка еще одного немецкого армейского корпуса. Все эти данные, как оказалось, не соответствовали действительности.

В 8.30 утра прибыл в Варшаву. Меня отвезли в гостиницу «Бристоль», где я провел весь день, планируя свои дальнейшие передвижения.

В комендатуре, как всегда, повсюду стояли вооруженные часовые, которые досаждали всем без исключения, не обращая внимания на то, может ли данное лицо находиться там или нет. Повсюду царил неописуемый беспорядок: казалось, весь город собрался в очередь, которая совсем не продвигалась. Тем не менее, пока я стоял в очереди, мне удалось привлечь внимание офицера, согласившегося быстро прочитать записку, которую я ему вручил. Затем меня отправили на конюшню в компании симпатичного молодого прапорщика, немного знавшего английский язык, достаточно для того, чтобы проводить меня к моим лошадям. Кобыла страдала от ревматизма. Ветеринар, правда, заявил, что на ней можно будет отправиться в путь уже через неделю, но я очень в этом сомневался.

Здесь можно было найти всего понемногу. Этакий базовый военный склад, где есть и запасные лошади. Взглянув на них поближе, я обнаружил целую коллекцию настоящих кляч, в том числе и тот вороной конь, что, как я помню, был под Самсоновым в Туркестане в прошлом году. Тогда он скакал довольно резво. Здесь же находились и торговцы сеном. Из Люблина прибыл унтер-офицер, которого направили сюда для закупки лошадей для артиллерийской батареи. Он наотрез отказаться брать что-либо из того, что было в конюшне. Тут я с ним полностью согласен. Несколько дезертиров и выздоравливающих после госпиталя ждут отправки в свои части. Похоже, никто не торопится. По слухам, во время рейда в Восточную Пруссию было захвачено в плен с оружием в руках около сотни немецких женщин, это не считая множества военнопленных-мужчин. Из Млавы в субботу привезли целый вагон – 35 человек, которых должны были отправить в Минск на расстрел. Вагон сопровождали всего два русских охранника. Одного из них убили ударом перочинного ножа в живот, второго избили и выбросили из вагона. К счастью, этот человек выжил, ему удалось доползти до станции и поднять тревогу. Одним словом, я не завидую работе коменданта этапа в Варшаве. Наверное, бедняге приходится действовать в тылу на всех направлениях.

Встретился с двумя англичанами, настроенными очень пессимистично. Каждый из них почти уверен, что Варшаве угрожает непосредственная опасность, так как город укрепляют и строят вокруг проволочные заграждения. Я в ответ заметил, что и Санкт-Петербург тоже укрепляют!

Русские, не встречая сопротивления, форсируют реку Сан в нижнем течении. Войска Рузского вышли к Мосейску, что в одном переходе от Перемышля.

Встретился с британским наблюдателем, который участвовал в некоторых операциях в Люблинском губернаторстве. Он привел множество примеров неправильного управления войсками: будто бы один из корпусов стремительно бежал от Красника, и только через несколько километров его удалось остановить, да и то лишь благодаря казакам с их кнутами, которые они то и дело пускали в ход; что офицеры сразу же после остановки на бивуаке пускаются на поиски женщин, бросая солдат и лошадей на произвол судьбы. XVIII корпус отправился вверх по Висле.

В 16.30 я выехал поездом из Варшавы, оставив там своих лошадей. К 23.00 поезд прибыл в Люблин, где я узнал, что штаб 9-й армии еще в 16.00 отбыл в Ивангород и Островец. Было бы проще всего отправиться туда на автомобиле, однако комендант вокзала, после того как он переговорил с городской комендатурой, посоветовал мне возвратиться в Ивангород и завтра обратиться там к этапному коменданту, который пообещал отправить меня «организованным» маршрутом – наверное, к Висле. А пока мне нужно было где-то переночевать. Проведя час в бесполезном ожидании извозчика, мы отправились в город, до которого было примерно две мили, пешком. По дороге нам все-таки удалось нанять извозчика, после чего мы одну за другой объехали семь гостиниц, начав с шикарной, похожей на дворец гостиницы «Ритц» и закончив какой-то еврейской лачугой. Но нигде так и не нашлось для нас угла, большинство номеров и так занимали по трое и даже по шестеро постояльцев. Пришлось возвращаться на станцию, где комендант любезно освободил для меня свою комнатку, где я мог разместиться на ночь. Я чувствовал себя последней скотиной, хоть выставляй на продажу с ярлыком. Ужаснее было только утреннее пробуждение без малейшей надежды помыться.

Проливной дождь.

В Люблине мне пришлось прождать до 11 утра, пока мой поезд не отправился обратно в Ивангород. Комендант станции Люблин в чине капитана, двое его помощников, штабс-капитан и прапорщик, были со мной очень любезны. Они были профессионалами своего дела. Пока я сидел у них в кабинете на станции, мне пришлось стать свидетелем, как благожелательно они встречали посетителей, как быстро, без волокиты, решали проблемы. И все же общая обстановка свидетельствовала о полном отсутствии порядка. Все держалось на умении держать себя в руках и безграничном терпении сотрудников.

Мне предоставили целое купе для обратной дороги в Ивангород, но я предпочел разделить его с двумя дамами в черном и лейтенантом гвардейской батареи конной артиллерии из Варшавы. Старшая из дам потеряла сына-преображенца, который погиб в недавнем сражении под Красником. Более молодая, симпатичная женщина, прекрасно говорившая по-английски, приехала в Люблин, чтобы ухаживать за мужем, заболевшим тифом. Женщины рассказали мне о смерти молодого Бибикова из Варшавского уланского полка, который погиб в бою, когда в лесистой местности отдельная гвардейская кавалерийская бригада сражалась против пехоты. Командир бригады Маннергейм поцеловал убитого мальчика и сказал, что хотел бы быть на его месте. Самого Маннергейма обвиняют за то, что он не жалеет жизней подчиненных. Три года назад в Вене бедный Бибиков выиграл все призы на конных состязаниях. Я помню, что видел его в ресторане, где он ужинал с родителями вечером перед возвращением в Варшаву. Младшая дама рассказала мне, что похоронная служба была организована в большой конюшне, часть которой занимали лошади. По ее мнению, это очень понравилось бы Бибикову, который обожал этих животных.

Офицер-артиллерист рассказал об одном из важнейших боевых эпизодов с участием 16-го Нарвского гусарского полка. Гвардейской стрелковой бригаде, три полка которой только занимали свои позиции, срочно нужна была помощь. И в десять часов ночи 16-й полк бросился на вражеские траншеи!

Несколько раз разговаривал с полковником, начальником передового склада, который общество содействия гвардии организовало для обеспечения нужд солдат и офицеров гвардии. Общество подготовило семь вагонов в Люблине и еще три или четыре в Ивангороде. Четыре из них мы захватили с собой, и наш поезд вез их в Островец. Вагоны за полцены предоставило государство. Здесь можно было купить почти любую вещь: обувь, ремни с портупеей «Сэм Браун», шоколад и т. д. Для офицеров всегда в продаже имелся бренди, но никто не пил лишнего. Как говорят сами офицеры, «война – слишком серьезное занятие для этого».

Под Красником русские потеряли много солдат. Здесь австрийцы имели почти долговременные укрепленные позиции. Противник вел огонь из бойниц, а русские были вынуждены наступать, стреляя без подготовки. Огонь русской артиллерии чудесно точен, и поскольку противник не имел возможности вести огонь по русской артиллерии на закрытых позициях, потери русской артиллерии оказались на удивление незначительными. Кавалерия также не понесла на этом фронте больших потерь, всю тяжесть вынесла на себе пехота.

В Люблин привезли примерно 40 тыс. раненых, в том числе австрийцев. Их везли на крестьянских телегах много миль по плохим дорогам. На телегу грузили по трое, и чаще всего живыми удавалось довезти лишь двоих из них. Я узнал, что у русских имеются передовые госпитали (полкового звена), а также полевые госпитали. Кроме того, на транспортном узле, как правило, находится так называемый сборный пункт, откуда пациентов направляют в местные госпитали, размещенные, например, в зданиях школ и в прочих местах. Тех, кто способен перенести перевозку, железной дорогой отправляют во внутренние районы страны.

9-я армия развернута в окрестностях Сандомира, на правом берегу Вислы, а ее основная тыловая база располагается в Ивангороде. Каждый из корпусов имеет собственные линии снабжения и свою службу тыла. Вчера в Островец были отправлены поездом 40 тыс. пудов грузов, еще 6 тыс. – отправили пароходами по Висле и 16 тыс. пудов – сухопутным путем, по дороге по правому берегу реки. У русских здесь имеется четыре парохода, грузоподъемностью по 6 тыс. пудов каждый. Обычный воинский эшелон способен перевезти до 45 тыс. пудов груза, чего достаточно для обеспечения одного армейского корпуса на один день всем необходимым, в том числе фуражом и т. д.

В Люблине мне пришлось наблюдать за 56-м тыловым транспортным батальоном (на крестьянских телегах), который только что прибыл из Бобруйска. Батальон получил приказ разгрузиться с поезда и отвезти хлеб на 74 версты в сторону фронта, где солдаты, как говорят, голодают.

Покидая Варшаву, я обратил внимание, что одна из арок северного пешеходного моста подготовлена для взрыва, а на правом берегу Вислы готовы позиции для полевой артиллерии, нацеленные в сторону города. Аналогично в Ивангороде – недавно отрыли траншеи.

Пока мы ужинали в гостинице в Ивангороде, туда прибыли человек двадцать свежеиспеченных молодых офицеров. Они успели пройти по два года артиллерийского училища, после чего в связи с военными действиями были срочно произведены в офицерский чин. Все направлялись в 9-ю армию, где их распределят по артиллерийским батареям. Каждый был преисполнен энтузиазма. Они говорили, что единственно опасаются того, что им придется до конца войны сражаться с австрийцами и никогда не удастся помериться силами с немцами. Я сказал полковнику: «Они все мечтают стать фельдмаршалами». На что тот ответил: «Нет, их заветная мечта – крест Святого Георгия, но войне очень нужно молодое пополнение. В Павловском полку из одиннадцати недавно прибывших четверо уже убиты и семеро ранены».

Вскоре юноши уже быстро и бодро царапали письма домой.

Уехали из Ивангорода поездом в десять часов вечера.

В девять утра прибыл в Островец под проливным дождем. В полдень выехал на машине через Ожаров и Завихост в Сандомир, куда приехал в пять. Мой слуга Максим, ординарец Иван и одна из моих лошадей прибыли только к 10 часам вечера. Полицейский инспектор нашел для меня уютную чистую комнату в этом очень грязном городе, забитом войсками.

Русские держат на Австрийском фронте массу кавалерии. Казачий офицер рассказывал, что здесь собрали 34 донских казачьих полка второго и третьего разряда, 15 полков казаков только из Оренбурга, не говоря о Кубани, Тереке, Урале и т. д. В Сандомире я видел эскадрон уральских казаков – все крупные, рыжебородые, похожие на дикарей. Почти у каждого поверх обычной серой шинели надеты водонепроницаемые плащи. Не удивляюсь, что австрийцы боятся их.

Солдаты, которых я вижу здесь, не выглядят такими измотанными, как те, что были в армии бедняги Самсонова.

Сандомир взяли в понедельник 14-го; при этом Тульский полк понес тяжелые потери. Город был оккупирован австрийцами в течение двух с половиной недель. Моя хозяйка, которая немного знает французский, говорит, что у нее в доме останавливались и венгры, и казаки, и многие другие.

Вплоть до сегодняшнего дня где-то поблизости шли бои, и небо на юго-востоке освещали пожары горящих деревень.

Я хорошо выспался в удобной постели, а перед тем, как мы отправились на автомобиле в штаб армии в Золбнев, в 12 верстах к юго-востоку от Сандомира, мадам П. напоила нас чаем.

По ее словам, ее муж настоял, чтобы на время оккупации Сандомира австрийцами она переехала в дом к сестре. В тот день, когда вернулись русские, немцы насильно забрали с собой 17 самых уважаемых горожан. Одним из этих людей был и ее муж, 56-летний аптекарь. Предлогом ареста стало то, что из одного из домов в районе, где стоял и его дом, кто-то произвел выстрел. Теперь жена была в отчаянии, так как от мужа не приходило вестей, и вряд ли он появится в ближайшие месяцы.

Штаб 9-й армии располагался на вилле в окружении красивейших цветов. Здание выглядело старинным и, скорее всего, относилось к XVII веку. Мебель выполнена в старом добром стиле ампир. Начальник штаба армии генерал Гулевич провел меня в небольшую отдельно расположенную комнату для приватного разговора. Но когда он попытался присесть на кресло, то оно обрушилось под его весом, и генерал оказался лежащим на полу с торчащими вверх ногами. Возможно, лет сто назад это была хорошая мебель, но теперь она не могла выдержать веса человека. Я предъявил свои документы. Гулевич пояснил, что генерал Лещицкий пришел в ужас оттого, что я прикомандирован к нему, так как он не говорит ни по-английски, ни по-французски. Он зашел на минуту, чтобы познакомиться со мной, и, кажется, понял мою русскую речь!

Мне разъяснили общую обстановку. Рузский и Брусилов все еще отжимают австрийцев на запад. Плеве и Эверт гонят их на юг. Скорее всего, вот-вот будет занят Ярослав. Лещицкий ведет наступление на юг и на юго-запад. Похоже, австрийцы отступили на запад от Баранова, который вчера был занят русскими войсками. Очевидно, они намерены занять жесткую оборону по реке Вислок.

Планируется попытка рейда пяти кавалерийских дивизий под командованием генерала Новикова А.В. с задачей перерезать линии коммуникаций австро-венгерских войск в районе Кракова и тем самым вынудить их отступить. Я попросил и получил разрешение отправиться в рейд вместе с русской кавалерией.

Какое-то время разговаривал с польской дамой, которая пыталась узнать мое мнение по поводу русской армии, особенно после тех чудесных успехов, которые ей удалось достичь после прошлой войны с Японией. Она показала мне место, где взорвались два снаряда, выпущенные русскими гаубицами. От одного из них образовалась воронка пяти футов глубиной на расстоянии десяти метров от дома. Женщине с мужем тогда пришлось провести две ночи и один день в подвале. Два ее сына сражаются в австро-венгерской армии, и с начала войны от них не было никаких новостей. Какой все-таки несчастный народ поляки! Надеюсь, что одним из результатов этой войны будет объединение их под протекторатом России. Мысль о том, что подобные кратеры могут появиться в нашем саду в Ольстере, кого угодно заставит платить любые налоги на многочисленную армию.

Мы ехали дальше, к Розвадову, чтобы осмотреть большое количество имущества, захваченного у австрийцев. Я прекрасно пообедал щами (капустный суп. – Авт.) с черным хлебом. Возможно, мне придется перейти на эту пищу в течение примерно недели!

Дурново-младший, который прибыл в 9-ю армию Лещицкого из Генерального штаба, привез мне привет от великого князя, а также новость о том, что «в Остенде грузится вторая британская армия, которая вместе с бельгийцами будет действовать на немецких коммуникациях».

Полковник С. из кадрового отдела 9-й армии, с которым я провел последние несколько дней, просто великий храпун. Каждый раз храп прерывает только звонок побудки. Я лежу без сна и представляю себе, как подрагивают его ноздри. Наверное, его можно услышать даже во Владивостоке! Днем он пытается усердно работать, но мне кажется, что он слишком много говорит. Тем не менее этот человек – добрая душа. Он пришел в настоящее изумление, узнав, что я бреюсь каждый день, и еще больше удивился, когда я рассказал, что некоторые англичане бреются дважды в день.

Пронизывающе сырой день и не очень приятное начало для рейда. Генерал Эрдели, который командует 14-й кавалерийской дивизией, и его адъютант князь Кантакузен прислали за мной в 9.30 утра. По озерам грязи мы приехали в Климонтов, где располагается штаб 14-й кавалерийской дивизии, и остановились на ночь. Дивизия подошла примерно к трем часам дня, проделав марш от Тарнобжега, в южном течении Вислы, откуда отправилась в восемь часов утра. Прошлым вечером через Сандомир на северо-запад прошла 8-я дивизия.

В составе корпуса генерала Новикова насчитывается 140 кавалерийских эскадронов. Сюда входят 5, 8, 14-я и две донские казачьи дивизии, туркестанская казачья бригада, а также четыре сотни пограничной стражи.

По поводу нашей «задачи», похоже, имеются некоторые сомнения. Говорят, что после ливневых дождей Висла вышла из берегов, а места, где переправа возможна, тщательно охраняются. Снова всплыл вопрос о возможности прорыва не восточнее, а западнее Харькова.

Мы получили вполне сносный обед, включая чай, всего за сорок копеек (десять пенсов!). Население города почти полностью составляют евреи. Мне встретился еврей, который бывал в Торонто и говорил на вполне сносном «американском английском».

Вчера в первый раз видел Новикова. Он расхаживал по обширному залу на вилле в Золбневе, обсуждая с начальником своего штаба полковником Дрейером планы рейда. Молодой офицер назвал его самым передовым кавалерийским командиром в русской армии. Внешне это высокий мужчина приятной наружности, очень похожий на британских кавалерийских офицеров.

С Эрдели мне уже доводилось встречаться прежде в Санкт-Петербурге. Он показался мне более умным и утонченным. Начинал он службу в гвардейском гусарском полку, где служил вместе с императором, был командиром драгунского гвардейского полка, а к началу войны являлся генерал-квартирмейстером в Санкт-Петербургском военном округе, оттуда был переведен на эту должность в 9-ю армию. Ему только 44 года.

После мобилизации дивизия испытала трудные времена. Она много раз участвовала в стычках с немцами и австрийцами между Радомом и Ивангородом. Доктор говорит, что люди «устали», но и лошади, и солдаты выглядят молодцеватыми и здоровыми.

Проехал верхом вместе с дивизией 43 версты (30 миль) от Климонтова через Богорье до Стопницы. Во время марша два эскадрона шли впереди, один был разбит на несколько патрульных отрядов, а второй – в качестве авангарда. Следом за нами шли оставшиеся четыре эскадрона передового полка с артиллерийской батареей.

Офицерами штаба дивизии являются: начальник штаба полковник Вестфален; ему 49 лет, и выглядит он так, будто только что пришел в себя после тяжелой болезни; капитан Генерального штаба Сапожников, очень грамотный и инициативный офицер; два офицера, прикомандированных из Генерального штаба, один из них учился в академии до самого начала войны; офицер, отвечающий за вопросы управления, комендант штаба, который также отвечает за работу штабистов, работающих в отрыве от основного состава штаба; переводчик; офицеры связи из соседних дивизий, офицер и пятеро солдат из каждого из четырех полков дивизии (они назначаются в «боевые патрули», и при приближении противника на дистанцию пяти верст немедленно отправляются ему навстречу с задачей добыть точные данные о его численности и характере построения); офицер и два солдата от каждого полка и артиллерийских подразделений дивизии, которые используются в качестве посыльных; при этом важнейшие послания отправляются посыльным-офицером, а обычные – солдатами.

В шесть вечера мы подъехали к дому польского землевладельца. Хозяйка, элегантная пожилая дама, которая относится к Англии с трогательным восхищением, пожелала обязательно познакомиться со мной. Она сомневается в том, что русские выполнят свои обещания, данные Польше. По ее словам, русское правительство захватило все средства в городских фондах и в частных банках, большинство из которых были присланы польскими эмигрантами из Америки. И теперь чиновники не получают жалованья, а пенсионеры – пенсий!

Прошлой ночью я ночевал в одной комнате с князем Кантакузеном и спал очень беспокойно. Капитан Генерального штаба доставил приказы из штаба корпуса только к двум часам ночи. После этого они долго обсуждались, в то время как в соседней комнате приступили к составлению приказов по дивизии. Потом всю ночь звонил телефон для связи между штабом дивизии и полками, который тоже стоял в соседней комнате, но с другой стороны. Один лишь Бог знает, о чем они могли столько говорить!

Сегодняшним вечером нашим соседом слева по берегу Вислы является 5-я дивизия, а справа – 8-я. Наши патрули доходят до самой реки. Юго-восточнее и южнее, на расстоянии примерно 25 верст от Стопницы, противник оборудовал свой плацдарм.

Начальник дивизии и два офицера Генерального штаба примерно в час ночи вернулись с совещания у командира корпуса. В десять утра они снова выехали в сопровождении конвоя и посыльных на рекогносцировку в сторону Вислы.

Предполагается, что в районе реки у австрийцев имеется только ландвер. Все утро слышна канонада с юго-восточного направления.

Утром 22-го числа наши войска располагаются следующим образом:

14-я кавалерийская дивизия – Билец, близ Стопницы, передовые отряды – на рубеже Корчин – Бржеско (на реке Висла);

5-я кавалерийская дивизия – Билец, Корчин, 23-го числа выдвинется на северо-запад, к Мехову;

8-я кавалерийская дивизия – Билец, Солец, юго-восточнее Стопницы;

туркестанская казачья бригада – Билец, Буск. 23-го числа выдвинется на северо-запад, к Нагловице;

14, 5 и 8-я дивизии назначены в рейд в южном направлении, 4-я и 5-я казачьи дивизии обеспечивают тылы на правом фланге.

До подхода 4-й и 5-й донских казачьих дивизий задача ведения разведки в западном направлении возложена на туркестанскую бригаду и 5-ю дивизию. Штаб казачьей бригады разместится в Нагловице (к северо-западу от Андреева). Бригада будет вести разведку до рубежа Лансберг – Соснице. 5-я дивизия силами своих 36 эскадронов ведет разведку на рубеже Соснице– Бендин до Кракова на фронте шириной 300 миль.

Австрийцы подожгли временно возведенный деревянный мост севернее Щецина; кроме того, сегодня с южного берега Вислы они обстреляли наши патрули.

После получения приказов из штаба корпуса или армии капитан Сапожников вызывает офицеров-связных и диктует им приказы по дивизии, которые эти офицеры доставляют в части и подразделения. По телефону в полки и бригады передается только время выступления. Приказы никогда не составляются до того, как произойдут столкновения с кавалерией противника.

Офицеры, которые командуют патрульными отрядами, получают подробные инструкции относительно районов ведения разведки, а также ее задач, требующих доклада командованию. Им указывается также время и место отправки донесений. Отправленные в разведку вчера утром три эскадрона 14-й дивизии должны были сосредоточиться на рубеже Корчин – Пинчов, откуда двигаться влево, к Висле, до рубежа Корчин – Бржеско.

Офицеры объясняют нежелание австрийской кавалерии вступать в бой с русскими кавалеристами отсутствием у противника пик. Теперь каждый русский кавалерист, если позволяет обстановка, должен будет иметь при себе пику. Немецкая пика на несколько дюймов короче русской, что стало для русских очень приятным откровением. Русская кавалерия в разведке придерживается практически той же тактики, что и немецкая: ее задачей является уничтожение любого разведывательного подразделения противника. В начале войны немецкие уланы в Польше носили на пиках флажки, которые, впрочем, вскоре отменили. Австрийские карабины несовершенны. В 14-й дивизии говорят, что ни один солдат еще не был даже ранен из этого оружия.

Дивизионный врач рассказал мне, что у него двое сыновей и дочь. Он и его дети – лютеране. Один из сыновей женат на девушке – православной, второй – на католичке. Дочь замужем за мусульманином.

Мы поднялись в 6.30 и в 8 часов утра, попрощавшись и поблагодарив наших хозяев, у которых жили в течение последних двух дней, покинули этот дом. Под пронизывающим ветром мы ехали верхом по самым ужасным дорогам, каких мне не приходилось видеть даже в России. Наш путь лежал к Висле, после чего, развернувшись налево, мы перестроились в две колонны и вступили в бой против 200 «соколов», как называют себя польские партизаны. Не самое приятное дело!

В 21.45 мы остановились в комфортабельном доме в городке Злота. Практически 14 часов пришлось провести в пути. Какая удача, что Максим успел сделать для меня несколько бутербродов, за что я ему сердечно благодарен. Русские слишком мягкосердечны. На обратном пути несколько раз мы плутали, и если бы кто-нибудь поинтересовался моим мнением, то я бы, разумеется, захватил кого-нибудь из местных жителей и заставил его показывать дорогу.

Офицеры почти всегда носят карты в шапках. Они никогда их не разворачивают. Карта-двухверстка, которая не поступает в продажу, достаточно достоверна. Десятиверстка полна неточностей и явных ошибок.

Двухверстки поступают в войска в недостаточном количестве, поэтому некоторые офицеры пользуются трехверсткой, скверной картой, где слабо отражен рельеф местности.

Офицеры в составе «боевых патрулей» часто оказывались без карты местности, на которой им предстояло действовать. Причина, разумеется, заключалась в том, что такие карты остались в тыловом обозе.

После начала войны каждый полк 14-й дивизии получил по 203 запасных лошади. Эти лошади поступили в резервные эскадроны. Примерно 90 из них через несколько месяцев пошли на ежегодную замену конного состава. Остальные были предназначены для создания шести новых кавалерийских полков, которые предложили сформировать в этом году. Большинство животных плохо обучены и настолько слабы, что множество уже успело выйти из строя. Помимо этого, больных и слабых лошадей практически каждый день прямо на марше меняют на реквизированных в обмен на квитанции у местного населения.

Дивизионный врач сегодня показал мне сводку убитых и раненых за последний месяц – с 13 августа по 13 сентября. Этот период дивизия постоянно находилась при выполнении боевой задачи. Офицеры: убитых – 0, раненых – 7. Рядовой состав: убитых – 32, раненых – 130. Это из общего количества 5200 человек.

Два еврея спорят о войне. Один заявил: «Мы победим». Другой с ним согласился. Кто-то спросил, а на какой они стороне? Оба ответили: «Конечно, мы за тех, кто победит».

Во время нашей сегодняшней стычки с «соколами» мы подожгли усадьбу Чарков, прекрасное старинное здание. Его владельца молодого графа Павловского со слугой привезли к нам на крестьянской телеге. Мне было жаль этого мальчишку, который выглядел как воспитанный джентльмен. Его вид очень контрастировал с некоторыми из субъектов, столпившихся вокруг него, однако всем было ясно, что именно он укрывал у себя «соколов» до нашего прихода. А местные жители указали на графа как на главного организатора отряда. Старший брат молодого человека имеет австрийское гражданство и служит в австрийском кавалерийском полку. Другой брат служил вольноопределяющимся в том самом полку, что сегодня захватил его в плен. Семья имеет владения в Литве и под Краковом. Юноша держался естественно, без напыщенности. То и дело он оглядывался на свой сгоревший дом. Под конвоем его увезли в Буск. Сам он, несомненно, оставался в доме в надежде, что его пожалеют и не тронут.

Сегодня мне довелось собственными глазами увидеть действие в построении «лавой», что совсем не впечатлило. Эскадрон просто наступал в открытом строю, а когда по нему открыли огонь, отступил. Он грубо нащупал очертания траншей противника и не имел потерь только потому, что ему противостояли нерегулярные войска. Такая тактика, на мой взгляд, является уязвимой. Поскольку прежде мы уже располагали информацией, что нам противостоят всего 200 «соколов», мы могли бы отправить одну бригаду маршем к месту, где располагается бивуак. И если бы вторая бригада направила вперед один из своих полков в построении «лавой», он быстро нащупал бы фланги противника и вынудил его отступить из траншеи, а затем мог бы отрезать неприятелю путь к отступлению.

В приказах на марш, отданных вчера вечером, был указан район расположения бивуака. В устных приказах, отданных сегодня к полудню, бригадам назначили населенные пункты, в которых они будут дислоцированы. Приказы об организации охранения быстро написал капитан Сапожников еще во время «битвы».

Я очень удобно расположился на ночлег у графа Веселовского. Мы прекрасно поужинали, а утром мне даже удалось принять ванну.

В 15.00 капитан Сапожников, взяв с собой один эскадрон и офицера понтонной бригады, отправился на рекогносцировку в район Бржеско. По нашим данным, там располагался батальон австрийцев, которые то ли разрушали, то ли, наоборот, строили мост. Если верно последнее предположение, нам следует ожидать здесь наступление противника, но лично я думаю, что это маловероятно. Я все еще надеюсь, что мы все же переправимся на другой берег и тем самым ослабим оборону неприятеля и ускорим наступление 9-й армии на Краков.

Сегодня мы узнали, что войска Плеве заняли Ярослав, таким образом отрезав Перемышль от прямого железнодорожного сообщения с Краковом.

Мне очень жаль поляков. Эти бедняги не знают, оставаться ли им в своих домах или попытаться уйти. Сами они говорят, что, когда приходят вооруженные «соколы», они не в силах сопротивляться, а потом русские военные обвиняют их в этом. Сегодня за чаем пожилая хозяйка дома спросила меня, кто был молодой офицер, который сидел с нами за столом. Узнав, что это казак, она содрогнулась. Женщина рассказала, как 10 дней назад ее брат, хозяин соседней усадьбы, умер от сердечного приступа, когда подавал платок казаку, которому он понадобился для маскировки. В 1863 г. ее дед и отец участвовали в партизанском движении. Их дом окружили, оба мужчины были ранены. Ее бабку, которой было 80 лет, застрелил казак. Я очень надеюсь, что после наступления мира положение этого многострадального народа улучшится. Наша хозяйка призналась, что только вчера в пять часов вечера узнала, что ее дом будет «занят». Это была плохая новость, но здесь ничего нельзя поделать. Бедная женщина пришла в ужас при виде грязи, которую посыльные разносят на своих сапогах, но, в конце концов, здесь нет коврика, чтобы чистить обувь!

Сегодня она горько пожаловалась на то, что солдаты воруют яблоки у еврея, который уже купил у нее урожай фруктов. Она рассказала об этом коменданту, но, как я догадываюсь, это ни к чему не приведет. Похоже, офицеры не понимают, что это подрывает дисциплину.

Попрощавшись с хозяевами, в девять утра мы отправились дальше. Наш путь лежал на юг, в сторону Добьеславице. Славный день! «Кровожадный корнет» (как мы окрестили молодого офицера, который постоянно жаждет крови бошей) едет верхом на ирландском «гунтере», лошади, купленной у наших хозяев за 400 рублей, которую он сразу же решил продать не дешевле чем за 750. Пока никто не предложил ему больше 300 рублей, так как это животное явно относится к разряду тягловых.

Мы пообедали в доме польского землевладельца, у которого в коллекции обнаружили несколько прекрасных старинных гравюр. Во время обеда генералу принесли депешу из штаба корпуса, где сообщалось о том, что немцы наступают двумя крупными группировками с опорой на Ченстохов и Бендин и что дальше к северу они оккупировали Новорадомск. Нам было приказано выступить на север в направлении на Пинчов, отказавшись от идеи переправиться через Вислу, что мы планировали сделать сегодня вечером. Нашей задачей теперь стало задержать немецкое наступление на Варшаву до завершения сосредоточения армии в тылу. С утра мы успели пройти 25 верст, теперь же, в 15.30, нам придется пройти еще 35 в прямо противоположном направлении.

Дивизия выдвинулась тремя параллельными колоннами, имея на флангах по одной бригаде, сосредоточив транспорт по центру. Наша группа ехала в передовом подразделении бригады на левом фланге. В восемь часов вечера солдатами немецкого патруля был обстрелян связной нашего авангарда. В это время все мы сделали короткую остановку в лощине. Генерал приказал эскадрону выдвигаться, и солдаты устремились лавой вперед. Вскоре вернулся «кровожадный корнет», который рассказал, что немецкий стрелок ранен и захвачен в плен. Корнет с победным видом продемонстрировал нам его саблю и шлем. По словам офицера, немец не мог нормально разговаривать, так как был ранен пикой в рот!

Подъехал офицерский патруль, который сообщил, что 8-я дивизия в районе Мехова ведет бой с пехотой противника. Завтра мы продолжим путь на север. Правый фланг будет обеспечивать туркестанская бригада. С севера нас прикрывает кавказская кавалерийская дивизия под командованием генерала Charpentier (на самом деле такого не было, командир великий князь М.А. – Пер.).

К 11 часам вы подъехали к ферме, но очень мало шансов, что сегодня до ночи мы увидим наш обоз.

Ротмистр Николаев, который с вьючным транспортом следует по центральной дороге, сегодня наткнулся на немецкий патруль. Оказавшись в поле зрения немцев, он не растерялся, а вместе с тягловыми лошадьми быстрым галопом поскакал в сторону неприятеля. Всего ротмистр успел насчитать девять солдат неприятеля. Он проявил присутствие духа, достойное истинного кавалериста, потому что, промедли он хоть немного, патруль наверняка успел бы развернуться и скрыться. Все убитые и раненые в стычке пострадали от ударов пик. Командир патруля в звании капитана получил ужасное ранение в рот, лишившись всех зубов. Весь вечер он лежит на диване в столовой дома, где мы остановились, и таращится на нас. Второй офицер был убит. Всего мы насчитали убитыми или взятыми в плен 23 солдата противника из 26 патрульных.

В дневнике командира отмечалось, что сегодня утром он видел, как мы направлялись на юг. Он не рассчитывал, что мы вернемся так скоро. Здешние дороги скрыты на местности, и на них не так просто обнаружить движение войск.

Молодой лейтенант, взявший на себя роль переводчика, сумел довольно грамотно выбить информацию из захваченного в плен немецкого унтер-офицера. Его метод заключался в том, что он заявил пленному, что если он станет лгать и мы не поверим ему, то его сразу же расстреляют. Если же, напротив, все пройдет как нужно, его как военнопленного отправят в Центральную Россию, где он прекрасно проведет время. Потом офицер спросил немца, есть ли у него жена и дети, и, когда глаза того наполнились слезами, понял, что «тот приведен в нужное состояние духа». Это была незабываемая сцена – находиться в комнате, полной офицеров и пленных, при свете одной-единственной мерцающей свечи.

Только того унтер-офицера и нескольких солдат допрашивали отдельно, чтобы затем сверить показания. Офицеров не допрашивали, так как, согласно русским понятиям, офицер является человеком чести и его нельзя оскорблять или оказывать на него давление с целью заставить давать информацию против собственной страны.

Раненый унтер-офицер утверждал, что патруль выслали два дня назад из района, расположенного на один час западнее Мехова. Он принадлежал немецкому гвардейскому драгунскому полку. Пунктом сбора была назначена деревня в 15 верстах к юго-западу от места нашего теперешнего нахождения, и этот пункт заняла неприятельская пехота.

Максим прибыл с обозом в рабочую избу примерно в три часа ночи. Я проспал примерно три часа. В девять утра отправился верхом в путь через Пинчов.

Пинчов – городок, где в мирное время был расквартирован один из полков дивизии, 14-й уланский. Я въехал в город вместе со штаб-ротмистром Плотниковым, командиром боевого патруля, назначенного этим полком. Он был рад снова оказаться в родной обстановке. По словам офицера, было любопытно ехать в военное время через лес, где он так часто собирал грибы со своей женой. Через приятеля-еврея он достал для меня сигарет, а также помог найти место в городе, где можно было поесть.

Переехав через реку Нида по мосту у Мотковице, мы продолжили путь верхом в Ясень. Там мы остановились в маленьком деревенском доме, населенном группой женщин. Их гостиная была полна цветов, но завтра комната будет выглядеть совсем по-другому. Они могут предоставить нам только четыре комнаты, а нас здесь 18 офицеров.

Во время переправы через Ниду наше фланговое охранение заметило немецкий патруль, но противнику удалось скрыться, несмотря на то что за ним было отправлено два эскадрона. Жаль, это может испортить картину, сложившуюся вчера.

По оценкам штаба корпуса, на участке Ченстохов – Бендин противник располагает всего одним армейским корпусом в составе резервных гвардейских частей и частей IV корпуса. Если нам удастся уничтожить вражескую кавалерию и тем самым, по выражению Шапошникова, «ослепить противника», тогда нам удастся повеселиться.

Вчера Логинов, который с туркестанской казачьей бригадой вел разведку на чересчур широком фронте, был отброшен от Конецполя, а позже, как многие считают, и от Влошчовы. 8-я дивизия должна находиться в районе Водзислава, а 5-я – у Мехова, но их командиры действуют не очень энергично. Завтра одна из донских дивизий придет после форсированного марша в Кельцы на помощь Логинову. Другая, скорее всего, будет продолжать движение по краю на левом фланге. Нам предстоит несколько задержаться и задержать противника. Нида с ее заболоченной долиной является естественным оборонительным рубежом.

Мой гражданский слуга Максим попросил меня представить его к Георгиевскому кресту за участие во вчерашнем бою. Поскольку он просто ехал на телеге в центре колонны и не был вооружен, я спросил его, что он такого совершил. Он гордо ответил: «Я кричал „Ура!“»

Прекрасное утро, но после полудня появились облака. Прошлой ночью были заморозки.

Пехота противника находится где-то в радиусе 35 верст от Андреева в полосе справа налево западнее Влошчовы – Щекоцини – Ярновец – Мехов. Прошлым вечером два наших эскадрона отбросили колонну неприятельской кавалерии, которая попыталась прорваться к Андрееву.

Туркестанская бригада вновь заняла Влошчову. 5-я донская казачья дивизия сегодня прибыла в Кельцы. 14-я дивизия собирается передислоцироваться в Андреев; 8-я дивизия – в Водзислав; 5-я дивизия – в Скалбмиерж; 4-я донская казачья дивизия сегодня может прибыть в Буск, что, впрочем, сомнительно. По агентурной информации, полученной сегодня в десять утра, два полка пехоты противника наступают на Нагловице. Главные силы немцев, по-видимому, будут продвигаться на юго-восток к Мехову, то есть, возможно, планируется фланговый удар против 9-й армии. Среди рядового состава имеются призывники этого года. 4-я армия отходит к Ивангороду. В настоящее время в районе Ивангорода у нас имеется только одна бригада 79-й дивизии, и еще одна бригада той же дивизии отступает по берегу Вислы на север. Сегодня штаб кавалерийского корпуса переезжает в Мотковице, расположенный на реке Нида, к юго-востоку от Андреева. Сегодня утром были уничтожены три железнодорожных моста северо-восточнее, западнее и юго-западнее Андреева.

Пока я делал эту запись, к северо-западу от Андреева послышалась канонада и пулеметные очереди. Мы попрощались с хозяйкой и ее шестью дочерьми, которые выглядели напуганными. Они и понятия не имели, что пруссаки находятся совсем рядом, пока своими ушами не услышали эту стрельбу. Надеюсь, что бой, который здесь будет завтра, не затронет их прекрасный сад. Мне особенно жаль их, потому что их отец, единственный мужчина в доме, является полным идиотом. Пожилая дама рассказывала мне, что хотела бы уехать, но не смогла получить в банке деньги, после чего оказалась запертой в своей маленькой усадьбе, где раньше всегда могла спокойно жить за счет продажи яблок из сада. Здесь у всех накапливается приличный счет к Германии.

Мы проехали примерно милю в сторону Андреева и остались там на один день. Немецкие орудия вели непрерывный огонь по католической церкви в Андрееве, в результате чего она загорелась. Затем в дело вступила сначала одна, а затем и еще одна наша батарея, и немцы прекратили огонь. Гусарский офицер поделился со мной подробностями о немецкой атаке, которая началась нападением роты велосипедистов и двух эскадронов кавалерии на его пикет (укрепленный пункт, занятый войсками), и ему пришлось отступить. Примерно в два часа дня в фермерском доме нам удалось получить хлеб с сыром, затем мы верхом отправились назад к нашим прежним хозяевам, в доме которых пообедали примерно в шесть часов вечера. После этого мы поскакали в Мотковице, владение М. Гурского, который на время войны переехал в Варшаву. Генерал князь Кантакузен и я устроились в гостиной, причем мне достался прекрасный диван. Штаб корпуса размещается здесь же, но в этом замечательном доме нашлась комната и для всех нас. Завтрашний день должен быть интересным. Сегодня тоже было интересно, но туман не дал нам ничего как следует разглядеть.

Ночь провел с комфортом в доме М. Гурского в Мотковице на диване. Плотный завтрак в шесть утра и снова в путь. Мы ехали верхом на северо-запад в сторону Андреева через линию боевого охранения, выставленную прошлой ночью, которая проходит всего в пяти верстах от штаба и имеет форму арки протяженностью 12 верст. Мы выступили, чтобы нанести противнику «укусы», как выразился командир передового полка. Наше построение было приблизительно таким: 1-я бригада справа от шоссе, 2-я бригада – слева, пограничная стража – в центре.

Впервые мне пришлось лично испытать то влияние, которое артиллерийский огонь оказывает на моральное состояние войск. Очевидно, для вражеских артиллеристов штаб с ординарцами и лошадьми на шоссе показался завидной целью, так как они открыли по нам огонь шрапнелью. Следующие пять минут были для нас очень жаркими. Это стало для нас сюрпризом, но и у нас был свой сюрприз для неприятеля. Он отходил на северо-восток по шоссе на Кельцы, когда одна из артиллерийских батарей на правом фланге открыла по нему огонь с закрытых позиций. Через бинокль мы могли наблюдать, как колонна противника смешалась. Теперь его артиллерия вступила в бой с нашей батареей, и, казалось, ничто не может выжить под таким огнем. Тем не менее, как оказалось, наши артиллеристы отошли, потеряв всего трех человек ранеными! Еще одна батарея вступила в дело справа от дороги, но без особых результатов. Воцарилась короткая пауза, которой противник воспользовался, несомненно, для того, чтобы привести в порядок свою колонну и бросить ее против нас, так как он, разумеется, не мог бы продолжать марш на Кельцы и Радом, имея на своем правом фланге неприятельские силы неустановленной численности. Неожиданно послышалась перестрелка на дороге с направления на Андреев. Она очень быстро разгоралась по всему нашему небольшому участку фронта. Подскакал посыльный пограничной стражи, который спросил разрешения на отход, так как его эскадрон оказался в опасном положении. Эрдели посоветовал ему не горячиться, а отправиться назад и держать фронт. Мы вернулись на главную позицию, туда, где на северо-западной опушке густого леса были замаскированы восемь артиллерийских орудий. Артиллеристов прикрывала редкая цепь спешенных кавалеристов, развернутая на расстоянии примерно 200 метров от них. Спокойствие русских было поразительным. Я видел, как буквально за пару минут до начала боя русские наводчики спали под прикрытием орудийных щитов. Когда через десять минут по позициям пристрелялась артиллерия противника, место сразу же стало «нездоровым». Несколько осколков упали в 200 ярдах за нами, по другую сторону леса, но грохот стоял просто ужасающий. Когда батарея отошла, капитан из пограничной стражи подскакал к нам и доложил, что один из расчетов был уничтожен. Он взял с собой солдат для того, чтобы оказать помощь артиллеристам, и теперь пушку медленно катили по дороге две лошади, одна из которых имела тяжелые ранения. Группа солдат несла своего мертвого товарища. Батареи продолжали вести огонь до тех пор, пока орудия противника находились на дистанции не более 1500 ярдов. И снова потери оказались незначительными. Батарея из восьми орудий потеряла одного солдата убитым и шестерых ранеными. Были убиты шесть лошадей и двенадцать ранены.

Это стало второй и главной позицией за сегодняшний день. Потом мы отошли примерно на четыре версты к Мотковице до реки Нида, где на двух мостах уже было подготовлено сено и взрывчатка для их уничтожения. Подразделение солдат получило приказ удерживать рубеж на подходе к Мотковице до тех пор, пока все те, кто был впереди, не пройдут через мосты.

Напротив входа в дом, где мы ночевали прошлой ночью, когда находились в Мотковице, висел труп еврея, повешенного на дереве у дороги. Кепка оставалась на голове мертвеца, и, когда мы торопливо грохотали мимо под мелким дождем, я, не заметив веревки, был очень удивлен тем, что еврей не приветствует нас. Но, посмотрев на него внимательнее, я увидел, что ноги бедняги на несколько дюймов не доставали до земли. Этого человека казнили по приказу штаба корпуса за шпионаж.

Велосипедисты противника появились слишком поздно, и они не смогли помешать уничтожению моста. Мы оборудовали длинный оборонительный рубеж, куда посадили спешенных солдат, которые должны были оборонять переправу, но противнику, вероятно, показалось, что на сегодня ему достаточно, и после нескольких ружейных и револьверных выстрелов день наконец закончился.

Мы сделали остановку в Каи, чтобы написать приказы о прекращении движения, а потом верхом отправились в Хмельник, до которого было уже рукой подать. Наш передовой пост расположился в лесу, примерно в пяти верстах западнее Хмельника.

Чистым результатом нашего сегодняшнего боя стало то, что противник силами примерно до пехотной бригады, кавалерийского полка и двух батарей шестиорудийного состава не сумел совершить марш на Кельцы, как он, очевидно, намеревался. Ему пришлось вступить с нами в бой, в результате чего ему удалось преодолеть только 12 верст от Андреева до Мотковице, а не совершить обычный 20-километровый марш. Ему придется восстановить мосты в районе Мотковице или вернуться в Андреев, прежде чем он возобновит марш на северо-восток или юго-восток, где попытается найти другое место переправы для своих орудий.

Мы потеряли убитыми, ранеными и пропавшими без вести примерно 60 человек. Большая часть потерь пришлась на солдат пограничной стражи, сотня которой была оставлена на передовой позиции после того, как немецкая пехота пошла в наступление. Говорят, их уничтожили пулеметным огнем. В любом случае их коноводы вернулись одни. Потери немцев тоже должны быть высоки после того, как наши орудия вели огонь по их наступающим колоннам. В то же время наш ружейный огонь вряд ли нанес немцам большой ущерб, так как нам пришлось начать отступление в момент, когда атакующие находились от нас на дистанции более тысячи ярдов. Местность оказалась особенно сложной для действий кавалерии, поскольку леса здесь слишком густые для действий всадников с пиками.

Эрдели был само хладнокровие: он принимал доклады и отдавал приказы, демонстрируя невероятное спокойствие. Немецкая пехота наступала решительно, артиллерия тоже вела стрельбу хорошо.

Общее положение: говорят, что 8-я кавалерийская дивизия находится восточнее Пинчова, а 5-я – в Буске. Никаких новостей из Келец. Штаб корпуса находится здесь, в Хмельнике. Наша задача заключается в том, чтобы «задержать наступление противника до 1 октября; к этому сроку должна подготовиться 4-я армия». Однако нам не уточнили, на каком рубеже мы должны задерживать неприятеля.

Мы хорошо поужинали в Хмельнике и отлично выспались. Погода весь день оставалась отвратительной – сильный ветер и ливень, как из душа.

В девять утра снялись с места и отправились верхом в Петроковице, где стали ждать результатов разведки. Вчера поздно вечером стало известно, что противник выслал передовые отряды и двинул пять пехотных рот к Ниде и что к утру он восстановил мосты. Должно быть, их взорвали очень неудачно!

Между 12.30 и 13.00 было получено три донесения, в которых подтверждался тот факт, что немцы продолжают наступление на Хмельник. Мы двигались в восточном направлении, на Оциесенки, двумя колонами, проделав по ужасным дорогам марш протяженностью 40 верст. В городок мы прибыли к 8.30 утра, и для нас было приятным сюрпризом обнаружить, что наш багаж уже успел прибыть туда и все вещи ждут нас в доме священника. Тем не менее мы не получили ужина до 23.00.

Никаких новостей из Келец, но похоже, что туркестанская бригада и 5-я донская казачья дивизия отступили оттуда.

Для удерживания подходов к Пинчову 8-я дивизия оставила три эскадрона, два артиллерийских орудия и два пулемета, но эти силы были опрокинуты немецкой пехотой прошлой ночью примерно в 23.30. 8-я дивизия находится в Гнойно, юго-восточнее Хмельника, а 5-я – в районе Стопницы.

Похоже, что мы выйдем между Островцом и Опатовом.

Вчера вечером во время ужина казачий офицер привел троих пленных. Его патрульное подразделение в составе 11 человек уничтожило двоих и захватило в плен троих солдат неприятеля. Он сообщил об этом, добавив, что ему удалось избежать крупных неприятностей. Все это было сказано ровным тоном, без всякого намека на желание произвести эффект. Сегодня наш пикет захватил двух пленных и уничтожил еще одного солдата немецкого патруля. Русские необычно хорошо относятся к своим пленным, дают им хлеб и поят чаем, хотя и сами испытывают трудности с продуктами.

В настоящее время Хмельник занят авангардом колонны немецких войск, которая движется из Андреева.

Утром мы отдыхали и продолжили отход только в три часа дня. Когда мы уезжали, священник благословил нас.

Любуясь прекрасным пейзажем, мы скакали строго на восток, в Лагов, до которого было всего девять верст.

8-я дивизия совершила переход на север к Ракову, а 5-я так и находится в самой Стопнице и восточнее ее.

Я понял, что нам приказано двигаться в общем направлении на северо-восток. Штаб корпуса находится в Сташове.

Вечером из двухдневного разведывательного рейда вернулся командир казачьего эскадрона. Разведка велась в промежутке между двумя наступающими колоннами противника. Офицер и его люди шли на очень большой риск, но вернулись, что можно расценивать как настоящее чудо, потеряв всего двух солдат. Командир разведчиков больше похож на добропорядочного учителя, чем на дикого казака. У него брюшко и очки на носу. В одной из деревень произошел случай, когда он наткнулся на немецкий караул и зашел в дом, где спало много солдат неприятеля. Но он ничего не сделал, так как «не знал, как вернется назад». Информация, которую он привез, сводится к нулю, потому что он даже не разглядел погон на плечах неприятеля. Такие офицеры позорят собственных солдат. Эрдели высказал в его адрес несколько «крылатых фраз».

Прекрасно выспался в доме священника в Лагове. Внушает уважение его уборная, что для Польши просто чудо.

Немцы действуют тремя группировками: северная – в районе Кельцы, центральная – в Хмельнике и правофланговая – в районе Буска. 4-я донская казачья дивизия находится северовосточнее от Келец, а туркестанская бригада и 5-я донская казачья дивизия – восточнее этого города, 14-я кавалерийская дивизия – в Лагове, 8-я – в Ракове, 5-я – в Сташове. Штаб корпуса сегодня переезжает на северо-восток, в Иванишку.

У немцев здесь действуют XI и XX регулярные армейские корпуса, а также гвардейский корпус резерва.

Мы отправились в путь в 14.00 и преодолели верхом 15 верст на северо-восток, добравшись по живописной горной дороге до городка Зволя-Сарня. Генерал осмотрел местность и выбрал позицию, где расположится колонна, которая, как нам сообщили, должна будет выдвинуться сюда из Келец. Мы же остановились в небольшом фермерском домике.

На вооружении дивизии состоит восемь пулеметов «максим» новой (более легкой) модификации. Пулеметы используются парами, то есть обычно следуют в передовом охранении и в арьергарде.

Кавалерийский полк имеет в своем составе 44 офицера и 996 солдат; в эскадроне 147 солдат.

Обычно одновременно перед нами действуют три разведывательных эскадрона. Каждому назначается полоса местности шириной примерно 8—10 верст. Эскадрон проходит вперед, скажем, на 30 верст, после чего высылает три патруля, одним из которых, как правило, командует офицер, а двумя оставшимися – унтер-офицеры. Патрули могут пройти еще примерно по 10 верст. Таким образом, эскадрон действует на глубину 40 верст, если ему специально не ставится задача ведения разведки на меньшем удалении. Для обеспечения разведки на участках местности между разведывательными эскадронами назначаются особые офицерские патрули. «Ближняя разведка» назначается на направлении действий бригады и обычно ведется на глубину до 15 верст.

Отправились в путь в 6.15 ужасным утром – холодный ветер и ураганный ливень, чтобы верхом добраться до расположенного западнее городка Новая Слуня, где по приказу командира корпуса должны будем задержать наступление противника, когда тот спустится с холмов на открытую местность. 1-я бригада заняла позиции фасом на запад правее дороги Опатов – Новая Слуня. 2-я бригада расположилась там же, левее дороги. Обе батареи развернулись в поле правее дороги, на расстоянии примерно 400 ярдов одна от другой.

Эрдели со штабом верхом доехали до домика на левом фланге, примерно в 400 метрах перед батареями. Здание фермы на краю левого фланга было уже занято спешенным казачьим эскадроном, получившим приказ «держаться так долго, как только смогут». Я спросил одного из офицеров, что эти слова обозначают в случае, когда спешенной кавалерии приходится действовать против пехоты, и тот пояснил мне, что это значит, что казаки могут отойти только тогда, когда возникнет опасность для коневодов. Обычно это означало, что отступать нужно будет, когда неприятельская пехота подойдет на дистанцию 1000 ярдов.

Та позиция, которую мы заняли ранним утром, была безнадежной с точки зрения выполнения нашей задачи. С учетом того, что артиллерия не может вести огонь на дистанции ближе 3000 ярдов, а видимость составляла не более 1000 ярдов из-за тумана.

Среди офицеров ходили разговоры о том, что все их попытки задержать наступление пехоты окажутся безнадежны. Спешенная кавалерия будет сниматься с позиций, едва успев обменяться с противником выстрелами, поэтому весь бой сведется к артиллерийской дуэли, в которой нашим восьми пушкам будет противостоять превосходящая мощь. Позиция, которую нам сегодня предстояло занять, была плохой еще и оттого, что после того, как противник овладеет ею, он займет господствующее положение над местностью, куда нам рано или поздно придется отходить.

К двенадцати туман рассеялся, и мы продолжали стоять на месте и ждать, пока не поступило донесение, что колонна противника, появления которой мы дожидались, повернула на юг, на Опатов. В 16.15 поступила депеша (почему-то без указания времени на ней) о том, что смешанная колонна противника вошла в Хибице, строго на север от нашей позиции и от дороги на Васнюв, где была намечена остановка на ночлег. Мы сразу же снялись с позиций и заняли другие, во фланг наступающей колонне, чтобы не допустить ее дальнейшего продвижения. Вперед выслали патрули, которые должны были добыть достоверные сведения о том, остановится ли противник на ночь в Хибице или будет продолжать движение. Оба офицера, командовавшие патрулями, доложили, что немцы вошли в Хибице, после чего генерал отругал их за то, что они не подождали и не продолжили наблюдение за тем, станет ли противник двигаться дальше, а если да, то по каким дорогам.

Наконец, было принято решение, что мы заночуем в Васнюве, в шести милях от пехоты противника. Обоз, который первоначально был отправлен на восток, мы отозвали обратно. Остановились в доме священника, который предоставил в наше распоряжение лучшее из того, что у него было. Ужинали в складчину тем, что удалось наскрести: ветчиной, хлебом с маслом и вином. Доброта русских поразительна. Прежде всего они заботятся о том, чтобы у меня было все, что мне нужно, и уже после этого начинают думать о себе.

Домик, в котором мы провели весь день, принадлежит старому человеку в возрасте 85 лет, который даже не помнит точно, сколько у него детей, семь или восемь. Это типичный представитель крепкого и рассудительного польского крестьянина.

Завтра мы уже будем за позициями нашей пехоты. Надеюсь, они успели подготовиться к тому, чтобы потревожить немцев.

Продолжаем отступать. 8-й дивизии приказано двигаться назад из Рудников, где она провела прошлую ночь, в Сенно, но возможно, она не успеет туда дойти. 5-я дивизия должна двигаться из Мидлова в Островец, но, скорее всего, она проведет ночь юго-восточнее пункта назначения. Все три казачьи дивизии, 4-я и 5-я донские и уральская (Кауфмана) переместились севернее и западнее левого фланга группировки противника в Кельцах, туда, где образовалась широкая брешь между левым флангом группировки в Кельцах и правым флангом немецкой группировки, развернутой севернее.

Ночь прошла спокойно, несмотря на то что наше передовое охранение было выставлено вплотную к немецким постам у Хибице. Мы отправились в путь в 8.30 и заняли укрепленную позицию восточнее Васнюва.

Вскоре появились немцы, которые плотными колоннами спускались по противоположному холму в сторону Васнюва. Их артиллерия дала один залп, который упал с недолетом. Наша левофланговая батарея стреляла довольно долго, но все снаряды тоже ложились с недолетом, и немцы не отвечали на наш огонь. И это очень хорошо, что не отвечали, так как вся левая сторона имевшего вытянутую форму поселка была забита лошадьми и солдатами, среди которых первые же выстрелы могли бы вызвать панику.

Солдаты даже не выстраивались в боевой порядок. В двенадцать Васнюв был уже занят противником, а еще через час пришла депеша (на которой указывалось время отправления – 10.20), где говорилось, что в Кунове находится пехота, кавалерия и велосипедисты и что последние движутся в сторону Островца, к конечному пункту нашего отступления. Мы быстро проехали через Островец, поскольку вражеских велосипедистов заметили уже вблизи самого города. Когда город был уже отчетливо виден, генерал приказал сделать остановку и распорядился встать лагерем у Янова, в 23 верстах к северо-востоку от Островца. Большая часть дороги шла через лес. По ней было приятно ехать верхом, но глубина песка заставляла сердца командиров обливаться кровью от беспокойства за лошадей.

В Янове мы расположились в уютном деревенском доме, который был хорошо знаком офицерам 14-й дивизии по их блужданиям в прошлом месяце.

Из корпуса забрали две донские казачьи дивизии, а сам корпус (в составе 5, 8 и 14-й кавалерийских дивизий) планировалось перебросить на северо-восток, к Ивангороду, а оттуда – в Варшаву, где он будет принимать участие в наступлении на запад.

Было большим ударом услышать, что 4-я армия только переправляется в районе Ново-Александрии и Юзефова. Переправа 9-й армии задерживалась из-за разрушенных мостов: один под Сандомиром уничтожили австрийцы, а другие – под Завихостом и Аннополем разрушились после наводнения. Тем не менее, как говорят, и 4-я, и 9-я армии к 6-му числу будут на другом берегу. Если они успеют, то это будет более чем своевременно. В любом случае, даже если армии не успеют переправиться вовремя, они смогут остановить противника на реке Висла. Гвардейская стрелковая бригада и отдельная гвардейская кавалерийская бригада уже в Опатове.

Все твердо уверены в том, что война окончится в течение двух месяцев. Сегодня, когда мы с Эрдели ехали верхом рядом друг с другом, он заявил мне, что Новый год мы встретим в Петрограде.

Сегодня узнали о том, что главнокомандующий прислал свою благодарность за бои под Андреевом; командир батареи, которого тогда ранили, был награжден золотым оружием.

В русской армии рацион, принятый для лошадей, выражается следующими цифрами:

При отсутствии овса лошадям выдается ячмень.

Несколько раз разговаривал с Шапошниковым по поводу разведки. За сбор разведывательных данных в мирное время отвечает штаб округа, однако в этой работе принимает участие штаб каждой кавалерийской дивизии. В 14-й кавалерийской дивизии, расквартированной в Ченстохове, имелось по одному агенту, отвечавшему за работу против Германии и против Австрии. Один из агентов, действующий до сих пор, является поляком-резервистом, который активно передвигается по территории на телеге. За первое задание он получил 100 рублей, теперь же за каждую поездку ему платят по 40–50 рублей. Он передал много ценной информации об австро-венгерской армии, работу же против немцев считает гораздо более сложной. Перед наступлением на Сандомир он привез точные сведения о гарнизоне противника, включая количество артиллерии. Агент постоянно применяет различные виды маскировки. Однако Шапошников никогда не доверял ему полностью. Он всегда лишь приблизительно сообщает агенту, где в определенный день может находиться дивизия.

Бедный полковник Вестфален, естественно, должен чувствовать себя уязвленным, так как его подчиненного Шапошникова постоянно вызывают к генералу для консультаций, а его самого – никогда.

Сегодня к нам присоединился отряд из примерно 200 донских казаков, которые в течение девяти дней пытались найти 4-ю донскую дивизию. Это в основном молодежь, которая прежде по семейным обстоятельствам получила отсрочку от службы.

В настоящее время в разведке действуют четыре эскадрона. Два из них отправились в рейд пять дней назад. Обычно на три разведывательных эскадрона приходится один пункт сбора информации, который для связи со штабом дивизии (дистанция до которого составляет примерно 20 верст) высылает «летучий отряд». Эскадрон действует на расстоянии 10–12 верст до пункта сбора информации. В свою очередь, каждый эскадрон высылает по два разведывательных патруля. Эскадрон находится в рейде «до получения дальнейших указаний», которые передаются ему через «летучие отряды». С двумя из упомянутых выше эскадронов не было возможности связаться в течение более трех дней. Они действуют «на свой страх и риск» в тылу противника.

Способ отправки боевых патрулей заключается в следующем. Начальник дивизии вызывает к себе офицера, ответственного за следующий боевой разведывательный патруль из 1-й (или 2-й) бригады, устно ставит ему задачу, после чего офицер верхом выезжает в расположение бригады и требует, чтобы ему предоставили, например, уланский (или гусарский, драгунский или казачий) боевой разведывательный патруль. От бригады назначается по два патруля (по одному от каждого полка) и обычно по два – на бригаду (одному на полк) подразделения для связи (в составе одного офицера и двух солдат).

Вчера вечером я во второй раз настолько устал, что не стал дожидаться ужина. До одиннадцати ночи он все еще не был готов, поэтому в 22.30 я отправился спать.

В час ночи нас разбудили. Под проливным дождем нам предстоял марш на Солейку-Воля, еще 16 верст вдобавок к тем 35, что нам уже довелось пройти вчера. У меня болело горло, и вообще я чувствовал себя разбитым.

Нас потревожили из-за амбиций одного молодого корнета. Этот молодой человек, в течение последнего года выполнявший обязанности полкового казначея, загорелся тем, чтобы, как поведал мне его друг, обеспечить себе особые военные почести. От местных жителей он узнал, что в двух верстах от переднего края расположился вражеский разведывательный пикет, и решил атаковать его. Он выступил во главе отряда из 24 человек, 16 солдат и 8 казаков. Воспользовавшись фактором неожиданности, корнет атаковал пикет, насчитывавший 32 солдата. Во время боя убили и сожгли (так как по его приказу наши солдаты подожгли место, где спали разведчики противника) 28 человек, а одного солдата взяли в плен.

Одновременно поступила информация о том, что к нам вплотную подошла вражеская пехота, и генерал принял решение отойти. Пока мы вытаскивали себя из кроватей, Кантакузен заметил, что и эту ночь мы должны будем припомнить немцам во время мирных переговоров. Пока мы ждали отправки нашего багажа, привели пленного, юношу 17 лет родом из Восточной Пруссии. Он дрожал и, как признался нам, до смерти устал. Его призвали всего пять дней назад, и можно себе представить, в каком аду он себя ощутил во время той стычки.

Картина в нашей столовой была впечатляющей – этот мальчик, стоявший в окружении своих врагов, множества добродушных сонных русских, нашего хозяина, бородатого поляка благообразной наружности, его сына и дочери, которые с явным интересом прислушивались ко всему сказанному в полумраке при мерцающем фонаре и под шум ливня и порывов ветра снаружи.

В Солейке-Воля мы несколько часов отлеживались, но заснуть было трудно. Мне досталась кровать хозяина, но в той же комнате на диванах, стульях, матрасах, раскладных койках и просто на полу устроились еще 16 офицеров. В 12 часов дня мы пообедали тем, что смогли наскрести из наших запасов, а в два часа продолжили путь и покрыли верхом еще 16 верст до переправы через приток Вислы между Цеплевом и Ситсиной. Переправа не была занята противником, и к 19.30 мы прибыли в большой фермерский дом в Ситсине, который штаб 14-й кавалерийской дивизии занимал вот уже шестой раз после начала войны. То есть в 14-й дивизии должны были знать эту местность, и, как я надеялся, так оно и было.

По моим данным, западнее верхнего течения Вислы были развернуты всего две группировки русской пехоты – 75-я дивизия в Радоме, имевшая соседями 4-ю и 5-ю донские кавалерийские дивизии, уральскую казачью дивизию и туркестанскую казачью бригаду, а также гвардейская стрелковая бригада, расквартированная в Опатове.

Вчера в Скаришеве, юго-восточнее Радома, 5-я донская казачья дивизия провела успешный бой, после чего, как говорят, 75-я дивизия отбросила противника на 10 верст. Сегодня к ночи наше охранение снова войдет в соприкосновение с пехотными авангардами противника. Каждый день, по мере выполнения нашего флангового марша на север, разведчики обнаруживают новую колонну неприятельских войск. Немцы сожгли весь поселок там, где прошлой ночью они потеряли свой пикет. Огромное зарево на берегу Вислы было хорошо видно в темноте на протяжении всего нашего пути к новому месту дислокации. Похоже, что немцам удалось отрезать путь отступления на север 5-й и 8-й дивизиям. Однако они всегда могут отойти у Сандомира.

8-я кавалерийская дивизия, которая провела вчерашнюю ночь у Опатова, как сообщили в штабе корпуса, должна была сегодня выдвинуться к Сенно, а 5-я дивизия – из Мидлова (южнее Опатова) должна была совершить марш на Марушев, юго-восточнее Сенно. Было бы интересно узнать, насколько точно выполняются эти приказы. В Островце штаб самого корпуса подвергся обстрелу. Сегодня оттуда пришел адресованный нам приказ – до последнего удерживать Янов, где мы провели начало вчерашней ночи. Из-за стремительного немецкого наступления обстановка менялась настолько быстро, что корпус попросту потерял способность контролировать наше передвижение, и теперь безопасность каждой дивизии будет по большей степени зависеть от умения ее начальника.

Хлеб, как правило, доставляется из государственных пекарен, которые имеются в каждом корпусе. В конце сентября в Опатове для снабжения 9-й армии организовали частную пекарню. Черный хлеб из нее отправили кавалерийским частям в Юго-Западной Польше. В двух случаях, когда он не прибыл, интендантская служба 14-й кавалерийской дивизии покупала хлеб у местных пекарей-евреев, а затем распределяла его по частям и подразделениям дивизии. В течение последних пяти дней солдаты этапной роты в Сандомире сидели без хлеба. В таких случаях каждому солдату выдается по 50 копеек, на которые он покупает хлеб, если достанет!

Когда нет казенного скота, каждый эскадрон или батальон сам закупает для себя мясо на местном рынке. То же самое относится и к овощам. Когда в полку подходят к концу запасы чая, сахара или соли, они пополняются интендантской службой.

Солдаты 14-й дивизии всегда хорошо обеспечивались продовольствием, хотя зачастую им приходилось питаться недопустимо нерегулярно.

Фураж, если есть такая возможность, покупается командирами эскадронов за наличные.

Лишь благодаря счастливому случаю рано утром 3-го числа Эрдели удалось отправить эскадрон с двумя пулеметами из Васнюва в Островец. Я слышал, как он отдавал такой приказ, когда принимал у Шапошникова доклад об изменении в обстановке за прошлую ночь. Тогда выяснилось, что Кунев заняли велосипедисты противника. Приказ был важным, так как предыдущей ночью нас проинформировали из штаба корпуса, что в Островце будет находиться 2-я стрелковая бригада. Однако получилось так, что в Островце совсем не оказалось войск, а кавалерия прибыла туда, всего за несколько минут опередив немецких велосипедистов. Только поэтому мы смогли обеспечить свой проход через город спустя шесть часов.

Весь день мы оставались в Ситсине с целью «обеспечить левый фланг 75-й дивизии, расквартированной в Радоме». Я полагал, что было очень вероятно, что и Зволен уже успели оккупировать немцы и тогда нам придется отступать по ужасным дорогам северо-восточнее Ситсины. В шесть часов я вышел на прогулку, а по возвращении обнаружил, что все уже готовятся сниматься с места. 75-я дивизия пятилась назад из Радома, а 5-я донская казачья дивизия откатывалась от Зволена на север. Я попрощался с хозяйкой и ее маленькой трехлетней дочерью, и мы помчались верхом в дальнейший путь. Стояла на удивление хорошая погода: почти полная луна и, к счастью, не было ветра. Зволен все еще не был занят войсками. Наш путь стал намного легче, когда мы вышли на шоссе Радом – Ново-Александрия. На ночь мы остановились в Лагове, примерно в 15 верстах от реки, выставив из собственной кровати беднягу землевладельца и приведя в полный беспорядок его дом.

Сегодня нам сказали, что штаб корпуса теперь находится в Ново-Александрии.

Вскоре после того, как рассвело, мы выехали из Лагова и преодолели пять с половиной верст на запад, прибыв на местность к востоку от Зволена, где заняли позиции с задачей «задержать немецкое наступление». 2-я бригада развернулась справа от шоссе. В центре выдвинулись вперед подразделения пограничной стражи, а на левом фланге находились позиции 1-й бригады. На две батареи, одна из которых развернулась правее, а вторая – левее шоссе, приходился один общий командный пункт – деревянная мельница на левом фланге, ближе к центру, рядом с нашими позициями. Целый день лило не переставая – настоящий потоп, но было менее ветрено, чем обычно.

Командир патруля западнее Зволена только что доложил о наступлении роты велосипедистов, двух эскадронов кавалерии при поддержке пехоты, а также о том, что он принял решение отходить на местность восточнее Зволена. Возникло некоторое оживление при виде того, как на опушке леса в трех с половиной верстах появились два эскадрона. Артиллеристы не стреляли, так как это могли быть и наши солдаты. Получив доклад о том, что колонна войск противника повернула от Зволена на северо-восток, Эрдели был вынужден отвести правофланговую бригаду на три версты, на новую позицию. Начиная примерно с двенадцати послышалась стрельба в поселке перед нами и на нашем левом фланге. Было очевидно, что противник пытается охватить наши фланги. С учетом того, что в тылу у нас находилась переправа через Вислу, это было крайне опасно. Закрепившись у нас на флангах, противник мог бы прорвать с помощью пулеметов на автомобилях наш фронт, а затем двинуть вперед тяжелую артиллерию с задачей обстреливать мост. Согласно полученному этим утром приказу штаба корпуса, мы должны были задержать продвижение противника, но при этом не дать втянуть себя в серьезные бои, а затем отойти через реку на новый бивуак восточнее Ново-Александрии. Подчиненные, а также полковник Сенча настоятельно, насколько позволяла дисциплина, советовали Эрдели отступать. Однако сам наш командир намеревался пустить в ход артиллерию и остался с ней в поисках достойной цели. Наконец, в 13.45 было произведено несколько выстрелов по опушке леса, где, как полагали, могла находиться пехота противника. После этого мы немедленно выступили. Бригада отходила очень быстро, но сумела сохранить безукоризненный порядок. Когда к 17.00 мы прибыли к мосту в районе Ново-Александрии, там уже находилась вся 1-я бригада. 2-я бригада была близко, на подходе. Расстояние, которое преодолели обе бригады, было от 18 до 21 версты. Противник не делал попыток нас преследовать, вероятно, потому, что ждал прибытия подкреплений из тыла.

Обстановку, сложившуюся к утру, когда мы заняли позиции восточнее Зволена, мне обрисовал Шапошников.

Генерал Штегельман М.И. со своей 75-й пехотной дивизией, а также 4-я донская и уральская казачьи дивизии продолжили отступление, которое началось утром 5 октября, и вышли к рубежу западнее и юго-западнее Козеницы. Туркестанская казачья бригада отходила на восток по шоссе от Радома до Ивангорода.

5-я донская казачья дивизия провела ночь у Поличны, севернее Зволена, тоже медленно отходит на северо-восток. Наша дивизия находится на самом краю левого фланга.

Штаб 4-й армии находится в Люблине. Согласно приказу штаба армии, к Ново-Александрии подтягивается гренадерский корпус, а к Ивангороду – XVI армейский корпус. Одна из бригад гренадерского корпуса заняла хорошо укрепленные позиции, оборудованные траншеей, западнее реки. Как говорят, корпус прибыл к новому месту дислокации всего три дня назад.

Штаб 9-й армии три дня назад переехал из Золбнева в Красник. Говорят, что гвардейский корпус находится в Юзефове.

Очень похоже, что русские в настоящее время собираются удовлетвориться пассивной обороной на рубеже, который проходит по верхнему течению Вислы. Если это соответствует действительности, то хватит ли в таком случае у немцев сил, чтобы перенести наступление на другой берег? А если хватит, то способны ли они своим наступлением затронуть жизненно важные для русских цели? Считается, что на этом участке войска противника имеют в своем составе гвардейский резервный корпус, XX и XI корпуса, а также один австро-венгерский корпус на правом фланге. Если удар наносится силами всего лишь четырех корпусов, то он попал в пустоту и не достиг своих целей. Русские смогут удерживать фронт наступающего противника силами 4-й и 9-й армий, а затем обрушат его левый фланг, бросив туда всю массу кавалерии со своего правого фланга.

Если даже с точки зрения стратегии наступление немцев провалилось, оно все равно успело принести людям много страданий. Больно смотреть на то, как при нашем отступлении на восток движутся повозки с целыми семьями. Родители со всеми родственниками, включая крошечных младенцев, теснятся со всеми своими пожитками в длинных польских телегах, дрожа от холода и дождя. Перед австрийским наступлением люди не пытались бежать.

В Ново-Александрии мы ужинали в том же ресторане, где мне уже приходилось бывать два с половиной года назад. Здесь же присутствовал генерал Новиков, который все так же демонстрировал присущую всем кавалеристам тягу к хвастовству и постоянно поглаживал усы. После долгого ожидания нам подали кошмарную еду. Из питья не было ничего, кроме бренди. А затем нам пришлось покрыть верхом восемь верст под все еще не прекратившимся дождем до деревенского дома, где мы остановились на ночь.

Несмотря на то что 14-я дивизия уже переправилась на другой берег, в тылах противника все еще действовали отправленные туда на разведку три эскадрона. Целую неделю от них не было никаких вестей, но очень хочется верить, что хоть кто-то сумеет пробиться обратно и переправиться через реку, может быть, на других участках.

По всей видимости, 4-я и 9-я армии разворачиваются вдоль берега Вислы. Штаб 4-й армии находится в Люблине, а штаб 9-й – в Краснике.

По словам генерала Эрдели, 2-я армия выдвигается к Варшаве. Всей кавалерии приказано в течение четырех дней отдыхать в районе Ново-Александрии, а затем короткими маршами двигаться на север, к Варшаве. Полагаю, что примерно через неделю может начаться решающее сражение на этом участке фронта.

Вчера в одиннадцать утра я попрощался с офицерами 14-й дивизии и отправился с места нашего ночлега на вокзал в Ново-Александрию. По-моему, всех искренне огорчил мой отъезд. По крайней мере, мне самому было очень жаль, ведь я успел со многими подружиться, с кем приходилось расставаться.

На вокзале в Ново-Александрии мне пришлось пять часов дожидаться поезда. Наконец я решил сделать крюк, отправившись до Ивангорода, где очень довольный пересел на другой поезд, который сегодня к 6.30 утра подвез меня почти до Варшавы (не доехав туда всего три мили).

Из 15 дней, которые я провел в составе 14-й кавалерийской дивизии, 13 мы провели на марше и два – на отдыхе. Во время конных переходов мы покрыли 424 версты (280 миль), то есть делали примерно по 22 мили в день. И это – только те расстояния, которые пришлось пройти штабу, а войска, разумеется, преодолевали гораздо большие дистанции.

Я предпочел бы остаться с этой дивизией или перейти в другую дивизию, может быть, пехотную, потому что здесь, как и во всех армиях, чем ближе ты оказываешься к фронту, тем лучших людей встречаешь на своем пути. Но я не мог не понимать, что моим долгом было отправиться в какой-нибудь более крупный штаб в глубоком тылу, так как оттуда я мог бы лучше понимать обстановку и получать более точную информацию о ходе боев. Поэтому я решил остаться на пару дней в Варшаве для отправки писем, а затем возвратиться в штаб 9-й армии.

То короткое время, которое я провел в 14-й кавалерийской дивизии, сделало меня самым горячим почитателем русского солдата-кавалериста, отменного воина-наездника. И если русская кавалерия не смогла достичь во время войны результатов, на которые все рассчитывали, исходя из ее подавляющего численного превосходства над кавалерией противника, то в этом не было вины простого солдата или его командиров-офицеров вплоть до эскадронного уровня. Не вызывает сомнения то, что во многих случаях кавалерийскому командованию высшего звена недостает инициативы и смелости, решимости доводить до логического конца все намеченные замыслы, независимо от потерь, – качества, от нехватки которого всегда страдали русские. Однако это не относится к 14-й дивизии, где Эрдели был прекрасным начальником, а Сенча – лихим командиром бригады.

Мне никогда больше не пришлось попасть в 14-ю кавалерийскую дивизию, хотя часто в дальнейшем доводилось встречать офицеров, с которыми бок о бок скакали верхом в Юго-Западной Польше осенью 1914 г. Это соединение продолжало прекрасно нести службу вплоть до того, как через десять месяцев его вывели из Польши. После этого вместе с прочими кавалерийскими дивизиями она находилась на пассивном участке фронта на Двине, между Двинском и Якобштадтом, где оставалась в течение двух лет. Дивизия сохраняла верность присяге еще долгое время после того, как многие пехотные соединения изменили ей. В июле 1917 г. она входила в состав войск, брошенных в Петроград для того, чтобы не допустить большевистского переворота.

Эрдели получил повышение в должности и стал командовать 2-й гвардейской кавалерийской дивизией, с которой провел много месяцев в Пинских болотах. Затем, устав от бездействия, он попросил перевода на должность начальника пехотной дивизии в Карпаты. Весной 1917 г. генерал получил назначение на должность командира XXX армейского корпуса, а незадолго перед последним наступлением русской армии в июле 1917 г. ему было поручено командование армией на правом фланге наступления – 11-й армией в Галиции. Тогда я часто виделся с ним. Несмотря на то что этот человек был аристократом и адъютантом императора, он делал все для спасения русской армии. Генерал даже пошел против собственных убеждений и подчинился навязанной ему безумной системе солдатских комитетов. В сентябре 1917 г. Эрдели был арестован и содержался вместе с другим генералом-патриотом – Корниловым Л.Г. Вместе с ним он бежал из-под ареста, а затем продолжил борьбу на юге России вместе с генералами Алексеевым, Деникиным А.И. и Врангелем П.Н.

С полковником Сенча я никогда больше не встречался, но всегда буду помнить его стройную фигуру воина в развевающейся бурке. Он стал начальником штаба кавалерийского корпуса.

Бедный Вестфален получил назначение на должность командира одного из полков дивизии. Он погиб в бою, командуя своими солдатами под Наревом в августе 1915 г. Это был простой и скромный офицер. Большой немецкий пистолет, который он отдал мне на сохранение до конца войны, достался большевикам.

Шапошников долгое время служил в разведке, и я часто встречался с ним. Позже он стал начальником казачьей кавалерийской дивизии. Повсюду он имел репутацию очень грамотного специалиста.

Несчастный Плотников, лихой командир патруля и прекрасный наездник, который ехал рядом со мной верхом через Пинчов и, когда мы скакали через лес, предавался сентиментальным воспоминаниям о своей жене и походах за грибами, через несколько месяцев во время разведывательного рейда получил пулю прямо в сердце. У него было странное предчувствие приближающейся смерти: в то утро он приказал упаковать свои вещи и отправить их жене.

Генерал Новиков позже получил назначение на должность командира XLIII армейского корпуса, действовавшего на Рижском плацдарме. Я видел его там в феврале 1916 г. Он был таким же крупным и приятным мужчиной, однако его волосы начали редеть. Вспоминая о тех днях 1914 г., он поделился со мной своими расчетами, согласно которым получалось, что наш кавалерийский корпус задержал немецкое наступление на Варшаву не менее чем на пять дней. Я не согласился с ним: ведь противник там, где действовала 14-я кавалерийская дивизия, в любом случае проходил в день не менее 15 верст.

Новиков рассказал мне, что счел своим долгом отправить телеграмму генералу Лечицкому, в которой предупредил его о том, что гвардейская стрелковая бригада в Опатове находится в очень опасном положении. Лечицкий отдал приказ бригаде на отступление, но его распоряжения были получены слишком поздно, так как бригада уже вела бои.

С начальником штаба корпуса Новикова полковником Дрейером случилось горе, после чего он несколько недель оставался не у дел, пока наконец не получил назначение на должность начальника штаба пехотной дивизии. Его дивизия была уничтожена во время катастрофы, произошедшей с 10-й армией в феврале 1915 г. Однако полковнику тогда удалось избежать плена; он спас и копии оперативных приказов.