Глава 15

Конная разведка реабилитировала себя прямо с утра. Журбин часть своих людей отправил в дозор на южную дорогу (так как меня по-прежнему волновал «железный капут»), а из остальных выстроил эстафету, чуть ли не до самого Дьяково. Поэтому о том, что немцы вышли, и о составе их сил, нам стало известно за час до прибытия ворогов. Честно говоря, я думал, что противник пришлет максимум пару отделений, дабы успокоить своих тыловиков. Рассуждал так – комендант станции получил известие о каких-то бандитах, желающих напасть на село. При этом бандиты, от недалекого ума, заранее всех предупредили. То есть они – дураки. Ночью сейчас не воюют, поэтому нападение ожидается с утра. Вернее всего, получив отпор от тыловиков, эти бандиты опять сбегут в свои дикие степи. Но сигнал получен и отреагировать надо. Поэтому можно послать десяток-полтора солдат для улаживания ситуации. Если нападающие все-таки рискнут упорствовать, то подмога не будет лишней и легко размотает очередную банду аборигенов. Если никакого нападения не будет, то солдаты просто разомнутся и в виде приза к финишу получат сало, млеко, яйки.

Но немчура, видно напуганная недавним уничтожением эшелона, решила не мелочиться. Против нас двинули взвод на трех грузовиках. А впереди этой процессии присутствовали даже два мотоциклиста. Эта парочка, наверное, должна была выполнять функции передового дозора и разведки. Ну да – лошадки просто не выдержат темп грузовиков, и легкие мотоциклы будут вполне к месту.

Батальон к этому времени уже был в селе, и комиссар колокольным звоном сзывал народ на митинг. Оставив ему для поддержки невыспавшийся третий взвод, я занялся подготовкой к приему гостей. Второму взводу приказал копать замаскированную ловушку на южной дороге. И там же занимать оборону на случай внезапного появления противника. Ну а мы с первым взводом и с пулеметчиками Михайловского стали готовить очередную засаду. Холмов в этой местности не было, но примерно километрах в двух от села присутствовала небольшая роща. Правда, оглядев диспозицию, я ее забраковал. Просто от дороги к деревьям была отвилка, и мотоциклисты, если не дураки (а считать немцев дураками у меня оснований не было), обязательно проверят, что там и как. Для них это пятиминутная задержка, а нам это может выйти боком.

От дороги до рощи метров пятьсот. То есть, когда разведка нас обнаружит, до грузовиков (с учетом отрыва передового дозора) будет километра два с половиной – три. Это значит, что немцы успеют покинуть транспорт и занять оборону. А оно нам надо? Поэтому пулеметы были сняты с тачанок и замаскированы прямо в чистом поле, метрах в трехстах по обе стороны дороги. Дальше отойти не получалось, так как степь уже начала цвести, и трава сильно уменьшала обзор. При этом я очень просил пулеметчиков стараться бить грузовики в борт и сзади, по возможности не цепляя двигатель. Понятно, что там уж как получится так получится, но мне сильно хотелось затрофеить авто. До этого подобный транспорт был просто не нужен, так как я не представлял, где для него можно добыть ГСМ? Но в связи с тем, что батальон будет брать станцию, а грузовики были именно с этой станции, вопросы с горючкой отпадали. У меня даже пара водил для такого дела есть! Или как их сейчас называют – шо́фферов.

Тут, глядя, как Михайловский, бегая вдалеке, проверяет маскировку своих машинок и раздает последние указания, я хмыкнул. Ну да – наш пулеметный воевода сегодня удивил с самого утра. Оно как получилось – после того как батальон вошел в село, началась нормальная рабочая суета. Чуть позже я услышал шум каких-то разборок, в котором преобладал голос Виктора. Но не обратил внимания, так как в это время принимал доклад от разведки. А вот уже когда мы собрались выдвигаться за околицу, вдруг увидел подходящего к нам свежезавербованного поручика. Тот шел не сам, а был тянут на буксире Михайловским. Сияющий Витька, подтолкнув поручика вперед, воскликнул:

– Товарищ Чур, вы посмотрите, кого я нашел!

Скептически хмыкнув, я поправил:

– Ну, положим, это я его нашел.

Но взводный меня как будто не услышал:

– Позвольте вам представить – поручик, барон фон Берг, Евгений Генрихович! – При упоминании фона и барона его спутник настороженно зыркнул на взводного, но Михайловский на это не обратил внимания, продолжая: – Мой лучший друг и лучший пулеметчик из тех, кого я видел! Я его еще с детства знаю, и воевали мы вместе, еще с четырнадцатого. Это же просто виртуоз своего дела! Он…

Договорить я не дал, подняв перед собой ладонь и тем самым прерывая собеседника:

– Виктор Евсеевич, начнем с того, что это не поручик, а боец третьего взвода первого батальона морской пехоты Балтийского флота. – Не дав собеседнику вставить слова, продолжил: – Далее – этот человек пока, я подчеркиваю – пока, не является нашим товарищем. При этом я помню свои слова о том, что поиск людей к вам во взвод у нас в приоритете. Но здесь дело такое, что по возвращению из рейда данный боец может нас покинуть. И мне совершенно не нужно, чтобы наши наработки ведения боевых действий попали к возможному противнику. Будучи рядовым в пехотном взводе, он, разумеется, узнает и увидит многое. Но именно ваш взвод является основой нашей работы. И здесь он может узнать гораздо больше, чем надо. Только поэтому, не выясняя его предыдущих навыков, я направил поручика служить обычным бойцом.

И тут взводный меня удивил. Он даже не стал спорить или как-то виниться. Парень, глядя мне в глаза, просто произнес:

– За Евгения Генриховича я ручаюсь. Своим словом и своей жизнью.

Несколько опешив от подобного поворота, я поднял руки:

– Понял. Если красный командир и орденоносец за кого-то ручается, то это очень весомый аргумент. И не принять его я не могу. Забирай бойца к себе. Только дай мне минуту с ним переговорить.

Михайловский козырнул и отвалил в сторону, а я несколько секунд разглядывал фон барона. Блин! Вот никогда бы не сказал, что этот человек имеет какое-то отношение к немецкому дворянству. Сам смуглый и чернявый. Шрам на брови делает рожу вообще какой-то бандитской. Но вид независимый, это да. И глаза не опускает. Прислушавшись к внутренним ощущениям, я не почувствовал антипатии. Скорее наоборот. Да и на допросе поручик вел себя нормально. Ладно, посмотрим, что получится. Только вот предостеречь парня все равно надо. Сделав шаг и подойдя вплотную к Бергу, я тихо произнес:

– Ты, парень, понял, что сейчас произошло? За тебя Виктор Евсеевич голову заложил. Не разочаруй его, а то придется вмешаться мне. Я совершенно не пугаю, просто поверь, что тогда род Бергов, начиная с тебя и до второго колена, исчезнет. Где бы он ни находился. Хоть в Германии, хоть в Аргентине. И если у тебя есть какие-то левые мысли, то лучше откажись от его предложения и возвращайся в третий взвод. Обещаю – репрессий никаких не будет…

И тут наглый поручик меня удивил. Приблизившись к моему уху, он так же тихо ответил:

– Иди-ка ты на хрен. Я за Витьку сам кого хочешь порешу! Он мне словно брат, и ты со своими угрозами тут вообще ничего не решаешь!

Ух ты! Мощно задвинул! Я опять оглядел собеседника, который, набычившись и сжав кулаки, теперь ожидал за свою дерзость вообще чего угодно. Вплоть до того, что его прямо здесь пристрелят. Ведь вот так, в открытую, посылать командиров в принципе не рекомендуется, а уж как в нынешней ситуации, так и вообще. Но парень смел. Без базара. Поэтому я просто ухмыльнулся и, хлопнув напряженного поручика по плечу, констатировал:

– Споемся! – после чего крикнул, обращаясь к Михайловскому: – Виктор! Забирай своего человека!

А уже когда они вместе отходили от меня, добавил:

– Еще раз пошлешь – нос сломаю.

И больше не обращая на них внимания, двинул к своей лошадке. Идя, обдумывал мысль, что на этого Берга надо бы комиссара натравить. Пусть расскажет ему, что к чему. Да и самому тоже поближе познакомиться не мешало. А то у этого офицера сейчас какая-то хреновая аргументация: «За Витьку всех порешу». А не дай бог убьют Михайловского, и что? Свалит ведь от нас этот фон. Свалит со всеми наработками. Поэтому как будет время, надо его брать за жабры и растолковывать «политику партии». Так растолковывать, чтобы он наш стал, со всеми потрохами…

У батальона все было готово к приему гостей, и я, жуя травинку, поглядывал на далекие клубы пыли, поднятые движущимся в нашу сторону транспортом. Поглядывал и думал, за счет чего у нас так легко всё получается? Ну, поставил пулемет на тачанку, тем самым придав ему мобильности. Это что – чудо-оружие? Да ни фига! Один пулемет – это, конечно, сила, но он особо не роляет. Может, дело в том, что у меня они собраны в кулак? Ну да. Сосредоточенный огонь десятка пулеметов на небольшом участке фронта, это уже очень серьезно. Почему другие так не делают? Может, потому что мы действуем из засады, где сами выбираем, кого и когда бить, а у них линия обороны, которую надо держать? И пулеметы – дефицит. А уж с патронами так вообще швах.

Поэтому сейчас, как у блатного представителя ВЦИК, у меня и получается блистать на фоне остальных. Их и снабжают как бедных родственников, плюс разные солдатские комитеты воду мутят. Да еще и распри политические раздирают. Вот и получается, что мой батальон, как тот Д’Артаньян – весь в белом, а остальные… ну остальные в чем есть, в том есть. Но ладно красные и белые – у них там такой бардак, что черт ногу сломит. Только почему немцы настолько вялые?

Я ведь намедни от эшелона бежал да следы путал, имея в виду быстрое прибытие каких-нибудь подготовленных ягдгрупп на место крушения. И только потом дошло, что подобного в природе просто нет! Ни охраны железных дорог, ни противопартизанских подразделений, ни предателей-полицаев, ни тотального контроля местности, ни нормальной связи. Я же все со своими инстинктами справиться не могу и постоянно упускаю из виду, что сейчас даже не середина двадцатого века, а его начало, и противник просто не знает, как себя вести в подобных случаях.

Вот что они могут мне противопоставить? Нет, не так. Что бы я сам делал на месте толкового кайзеровского офицера-контрразведчика? Ну… Во-первых, локализовал местонахождение противника. Как? Да просто – авиаразведкой, либо массовой рассылкой конных разъездов. После чего, определившись с местонахождением зловредных бандитов и примерной численностью, силами пары эскадронов их надо или уничтожить, или вытеснить на пулеметно-артиллерийскую засаду.

И вот тут возникает вопрос – сможет ли этот самый контрразведчик добиться, чтобы под его начало передали авиацию, кавалерию и артиллерию? Очень сильно сомневаюсь. Подобное никому (включая самого контрика) сейчас и в голову не придет, так как, во-первых – так делать просто не принято, а во-вторых – нынешний народ совершенно не привык учитывать опасность рейдовых групп. Это ведь не прорыв фронта вражеской армией. Это просто бандиты, которые шалят.

Значит, коменданты районов должны с ними справляться своими силами. И чем дольше противник так будет думать, тем больше у нас шансов порезвиться от души. Один минус – настолько богато воевать мне осталось буквально на пару-тройку боев. Вот сейчас постреляем, а потом еще на станции и всё – аллес. Если трофеев не будет, то наши «мак-симки» превратятся в тяжелое дополнение к тачанкам. И станем мы, как все прочие…

При мысли быть, как все, я поморщился. Но потом взбодрился – нет, в любом случае будем отличаться. Хотя бы дисциплиной. Это я все время бурчу на своих ребят, а ведь мы только за счет этой самой дисциплины да повышающейся с каждым разом боевой выучки сейчас одно из самых боеспособных подразделений красных. И даже без пулеметов представляем собой силу, способную на равных противостоять тем же белякам. Битых один раз «дроздов» я не рассматриваю – там все сложно. А вот остальные…

Ведь что собой представляют сейчас собравшиеся у белых войска? Гражданских добровольцев можно особо не считать – большую часть из них вполне возможно распропагандировать в нужную сторону. Тем более что у краснопузых тех закидонов, что были в моем времени, почти не наблюдается. Там Жилин бьется, как лев, и не допускает принятия наиболее одиозных решений, сильно попортивших дело в прошлый раз.

А офицеры… Начнем с того, что это тоже люди. А вот теперь прикинем, что этим людям, при старом режиме, категорически запрещалось заниматься политикой. Им запрещалось заниматься любым предпринимательством. Да что говорить – им даже жениться запрещалось до достижения определенного возраста! Плюс к этой женитьбе человек был обязан скопить некую указанную сумму, а без этих накоплений – хрен ему, а не женитьба! То есть служивое сословие было полностью исключено из общегражданского социума. Офицеров, выходцев из семей крупных землевладельцев или заводчиков, не рассматриваем. Их сравнительно немного, и вот они скорее всего перейдут в стан непримиримых. А остальные – это серые лошадки, тянущие армейскую лямку, для которых главное – оклад и выслуга лет. И они больше ничего не умеют, кроме как воевать и убивать.

Получается – служили себе люди, воевали понемногу – и вдруг пошла сильнейшая угроза их будущему. В смысле – армия странным образом распалась, и дальнейшие жизненные планы стали накрываться подозрительно знакомым волосатым объектом. В стране какая-то революция приключилась (и что этим гражданским спокойно не жилось?), появились непонятные комиссары (кто это вообще?!), организовались противоречащие здравому армейскому смыслу солдатские комитеты (это же пипец!!!). И не просто организовались, а еще и принялись в открытую командование вертеть на натруженных крестьянских буях. Да тут любой взвоет!

Вот и побежали офицеры туда, где все привычно. То есть к Деникину. А потом те же поручики или штабс-капитаны с легкостью соглашались на должность отделенного командира, лишь бы вокруг была привычная армейская обстановка. И политические пристрастия здесь особой роли не играли. Главное, чтобы присутствовала хоть какая-то определенность и перспективы. Это позже – когда пойдет взаимное озверение и непримиримость, для них пути назад не останется. А сейчас для офицерства еще ничего не решено. Тем более что на переговорах будет озвучено решение о формировании регулярных частей Красной Армии. И там уже посмотрим, что к чему. Во всяком случае, у служивых нормальный выбор появится.

Мне вдруг неожиданно вспомнились события моего девяносто первого. Тогда ведь тоже, как ни крути, революция приключилась. Только буржуазная. Но вот ни армия, ни милиция в ней практически не участвовали. И не надо тут трындеть, что у господ офицеров была честь с нимбом над головой и хрустом французской булки, а у товарищей офицеров была лишь бутылка водки и командный мат. Фигня это всё. Просто переворот девяносто первого никак не затронул силовиков. Это уже гораздо позже и зарплаты стали задерживать, и вещевое довольствие не вовремя выдавать. Но так было по всей стране, поэтому и терпели. К слову сказать, для лучшей аналогии, что «комитеты нерожавших матерей» по своей деструктивности вполне можно было приравнять к нынешним солдатским комитетам. Но основы не были затронуты, поэтому все прошло мирно.

А теперь представьте, что демократы, захватив власть, объявляют: врагов в мире у нас больше нет, поэтому армия распускается. Поэтому будут созданы истинно демократические отряды самообороны, а вы, товарищи офицеры, представляющие собой сборище гнусных коммунистов и комсомольцев (то есть большевистских сатрапов), можете идти лесом. С собой в путь захватите оклады, карьерный рост, пенсию через двадцать пять лет службы и все положенные льготы.

Вот тут бы армия и поднялась. Еще бы – какие-то непонятные мудаки кусок изо рта вырвали и профессии лишили! Поднялась бы далеко не вся, но даже если несколько командиров дивизий или армий отдадут приказ, то буча получилась бы знатная! И там бы все покатилось как снежный ком. А после пролития крови пути назад ни у кого бы не осталось. Вот как здесь сейчас и происходит.

Только демократы учли опыт большевиков и постарались силовиков вообще никак не трогать. Поэтому (к добру ли, к худу) в конце двадцатого века обошлось без второй Гражданской…

Эти философские размышления прервал приближающийся треск двигателей. Осторожно приподнявшись, я увидел моторизованный дозор. Увидел и офигел. Мне почему-то казалось, что нынешние мотоциклы будут больше напоминать велосипеды с моторчиком, и на наличие той же коляски никак не рассчитывал. Оказалось – ошибался. Нет, конечно, это не «цундап» немецкой разведки времен Второй мировой, но довольно близко к нему. Экипаж – два человека. Все как положено – в касках, в очках, а в довершение ко всему, у одного байка на коляске был присобачен MG-08 с большим коробом под ленту на сто патронов. Надо же… Я думал, это будут два смертника на мопедках, а тут четверо, да еще и с пулеметом. То есть огрызнуться такая разведка сможет очень даже нехило.

Тем временем пулеметный мотик остановился возле развилки, прикрывая второго, рванувшего к роще. Тот доехал, огляделся, после чего вернулся, и они запылили дальше по дороге. Глядя на столь слаженные действия, у меня даже сомнения закрались – не рано ли я немцев вялыми назвал? Это сталкиваясь с чем-то новым, они теряются, а когда все знакомо и привычно – пройдут паровым катком и не заметят.

А еще меня сильно заинтересовали их транспортные средства. Байки бензина жрут немного, в обслуживании наверняка неприхотливы. Но вот как для дальней разведки – исключительно интересная штука получится. У той же лошади радиус действия километров пятнадцать. То есть разведка может удалиться на пятнадцать километров, а потом быстро вернуться с докладом. И всё – у коняшки силы закончились и ей надо отдыхать. Нет, может, и есть где-то скакуны, которые с лихвой перекрывают это достижения. Только вот у нас такие отсутствуют, и приходится для больших расстояний строить эстафету. А вот на мотоцикле и пятьдесят километров не предел. Конечно, они связаны дорогами, но ведь и от любой погони уйти смогут! Та же лошадь высокую скорость может держать минут пятнадцать, а потом устает. Мотор же усталости не знает. А будущих байкеров я сам вождению обучу. Тут сложного ничего нет! Особенно если задействовать наших шустрых студентов. Они парни продвинутые, и трехколесный механизм для них не станет дивом диковинным.

Шум нескольких двигателей стал громче, и я опять прильнул к биноклю. Вот они – красавцы. Идут с дистанцией метров сто (чтобы пыль сносить успевало). Грузовички размером меньше «Газели». Кабина открытая и рядом с водителем находится пассажир. В передней, судя по погонам, какой-то офицер. Кузова тоже без тента и там, в два ряда, спинами к борту сидят солдаты.

Ха, а грузовик-то не немецкий! Во всяком случае, на радиаторе переднего красовалась большая диагональная надпись – «PRAGA». Но долго разглядывать представителей чешского (точнее австро-венгерского) автопрома у меня не получилось, так как вся техника втянулась в зону обстрела, и пулеметы начали работу.

Глядя, как от удара пули разлетелась большая фара, установленная над капотом, я поморщился – ведь просил же по движкам не шмалять! Но долго морщиться не пришлось, так как обстрел длился не более минуты. Михайловский понял, что означает слово «экономия», и, опасаясь лишиться орудий производства, отныне расходует боеприпасы весьма бережно. С другой стороны, этого огневого налета фрицам хватило выше крыши. Вон, даже из кузовов никто выпрыгнуть не успел…

Тут со стороны села послышалась стрельба, но так же быстро стихла. Вернее, я услышал уже окончание этой стрельбы. Это значит, что и разведку приняли… А сейчас, поднявшись во весь рост, имел удовольствие наблюдать, как к машинам шустро бегут мои ребята. И не толпой бегут, а прикрывая друг друга. То есть часть выдвинулась и встала на колено, контролируя обстановку до тех пор, пока остальные не приблизятся. Потом вперед двигаются уже прикрывающие. Даже гордость почувствовал – вот не зря их гоняю!

А когда я дошел до колонны, то там уже все было кончено, и народ занялся изучением трофеев и легкой мародеркой. Мы с Григорием, не размениваясь на мелочи, сразу занялись осмотром машин. Ну что сказать – первую раздолбали весьма качественно, расхреначив все что возможно. Вернее, в капот попало всего несколько пуль, но настолько удачно (или неудачно, это как посмотреть), что данный грузовик уже никуда не поедет. Со второй «Прагой», которая скатилась с дороги и заглохла, упершись в большой куст, дела обстояли гораздо лучше. Кузов как решето, да и задним скатам досталось, но кабина и движок целенькие, так что из двух мы одну точно соберем. А ведь есть еще и третья машина. Но вот она, съехав в небольшой кювет, как-то подозрительно дымит. Да и народ от нее отходить начал.

В общем, пока я добежал до последней «Праги», она уже не дымила, а откровенно горела. Тушить ее было нечем, и мы могли лишь наблюдать, как полыхает наш трофей. Эх! В данном случае даже пулеметчиков обвинить не получится, потому что вот так поджечь транспорт можно лишь случайно. Хорошо еще жмуриков из кузова повыкидывать успели, а то сейчас здесь не только бензиновая вонизма была бы…

А на эти трупы у меня были планы. Вернее, не на тела, а на форму и снаряжение с амуницией. Я еще перед боем предупредил взводного-1, что нам предстоит возможный маскарад с переодеванием. Тогда еще эти ухари (в смысле Трофимов и Липатов) меня удивили. Вот вроде бы анархисты-анархистами, но кое-что из общих правил помнят. В частности, например, то, что переодевание в форму вражеских солдат считается недопустимым, и в случае поимки такого перца противник его имеет право сразу расстреливать на месте без суда и следствия. Правда, их волнения я пресек вопросом: «А кому вы там, собственно, в плен сдаваться собрались?» – и проблема была улажена.

Пока я возвращался к более-менее целому грузовичку, ко мне присоединился печальный Михайловский. Печален он был от того, что и ему достался трофей в виде пулемета. Но опять некондиционный. Там одной пулей кожух вскрыло чуть не по всей длине и второй ударило в тело MG. Ударило в краешек, но замятость есть и ее надо выправлять. Поэтому сейчас у нас получается странная ситуация – немецких патронов вполне хватает, но пулемет под 7,92 всего один. И наоборот – наших пулеметов много, а патронов 7,62 – кот наплакал. При этом Виктор лелеял робкую надежду, что тот ручник, который он видел у мотоциклистов, не пострадал. Еще он сильно желал найти в селе хоть какую-то механическую мастерскую или хотя бы инструменты и приступить к починке как нынешних, так и собранных ранее трофеев.

Я выразил сомнения в наличие желаемого. Это на станции всего должно хватать, а в селе… Хотя и мне инструменты сейчас тоже не помешают. Домкрат, ба-лонные ключи, кувалда, молоток. И это только чтобы поменять задние скаты. Хорошо еще они цельнорезиновые и там камер нет. Но все равно внешнюю часть хорошо так разлохматило.

При этом мне оказалось проще – нужные принадлежности нашлись в ремонтном ящике на машине. Так что, отдав необходимые распоряжения, занялся приведением грузовичка в божеский вид. Помощников вполне хватало, поэтому я в основном руководил, показывая, что крутить и куда бить. Чуть позже появились оба водителя, которые тут же кинулись проверять, заводится ли агрегат, а потом начали снимать с разбитой машины все что можно.

Оглядев орлиным взором рабочую суету, я подозвал наших водил и сказал:

– В общем, так – час вам на все про все. Все подтянуть, проверить. Горючку из той бибики, – я ткнул пальцем в побитую машину, – слить и забрать с собой.

Один из них удивленно вякнул:

– Куда же мы ее сольем?

На что я пожал плечами:

– Проявите смекалку. Сгоняйте в село – может, там тару найдете. Пусть даже бочку деревянную. Потом, на станции, что-нибудь более подходящее найдете. Понятно?

Те кивнули, а я верхом направился к основным силам, где был встречен возбужденным комиссаром и (очень неожиданно) попом. Лапин, делая широкий жест в его сторону, сразу представил долгогривого:

– Это товарищ Барметов, здешний священнослужитель. Пользуется в селе авторитетом, поэтому помогал мне распределять зерно среди нуждающихся. Он же послал гонцов в соседние деревни, а то зерна получилось слишком много, и если большую часть оставить здесь, то немцы потом могут провести ревизию. А так – все нормально получится.

Спорить, как именно получится, я не стал (держа в уме, что ныне не сорок первый, и фиг его знает какие сейчас порядки у немцев), а перевел внимание на его спутника. Местный поп руку мне для поцелуя совать не стал, а просто протянул ладонь, представляясь:

– Отец Вениамин. Настоятель Квашнинского прихода.

– Командир подразделения – Чур.

Священник слегка дернулся и, перекрестившись, осторожно уточнил:

– Эвона как… просто Чур? Разве сие возможно?

Не склонный вдаваться в долгие объяснения, я лишь пожал плечами:

– Так вышло… А вы что-то имеете против?

Барметов взмахнул обеими руками:

– Господь с вами! Не судите, да не судимы будете. – А потом, еще раз окинув меня взглядом, хитро улыбнулся. – А вы знаете – действительно, схожесть есть. Особенно цветом глаз…

Кузьма, недоуменно слушающий наш разговор, встрепенулся:

– А вы что, видели товарища Чура раньше?

Священник ответить не успел, так как я отвлек его вопросом:

– Товарищ Барметов, за помощь вам большое спасибо. Единственно, у меня есть опасения, что когда вернувшиеся немцы узнают, кто именно занимался распределением умыкнутого у них зерна (а они обязательно узнают), то возникнут вопросы. Конкретно к вам. Проще говоря – никто не может предположить, какая именно шлея им под фалды попадет. Могут и расстрелять. Вы это понимаете?

Настоятель кивнул:

– Понимаю. Ну да, бог не выдаст, свинья не съест. Ко мне на подворье завезут три телеги с мешками. А супостатам я скажу, что продукт вы хотели просто сжечь, но я не дал. Предложил раздать страждущим. Вот народишко и расхватал, что было предложено. Расхватал и употребил, потому как кушать хочется. Ну а я, по мере сил, сберег чужое добро, дабы вернуть его хозяину. Вряд ли они после такого сильно злобствовать станут.

– Добре. А амбар мы действительно запалим. Тогда и вопросов меньше будет. Оставить там пару десятков мешков зерна и сжечь. Тогда хрен кто доподлинно узнает, сколько вывезли, а сколько сожгли.

И обращаясь к комиссару, подытожил:

– Ладно, с этим всё. Пойдем теперь наши дела решать.

А когда отошли подальше, я задумчиво поделился:

– Слушай, Кузьма, тебе не кажется, что этот поп какой-то очень правильный. И о нуждающихся знает, и красным помогает, и немцев не боится. Хоть в святые записывай. Интересно – ему нимб на голову не давит?

Трофимов, который как раз на этих словах нас догнал, поинтересовался:

– Кому чего не давит?

– Да здешний «падре» какой-то со всех сторон положительный. Вот я и задумался…

Комиссар отмахнулся:

– Не забивай голову. Иногда такие встречаются. Редко, но бывает. Я же тебе говорил, что он авторитетом во всей округе пользуется. А просто так у народа авторитет не заработаешь. Барметов же в дела паствы вникает, помогает людям чем может, опять-таки при церкви странноприимный дом содержит.

Я ехидно хмыкнул:

– Это он сам тебе все рассказал?

Лапин удивился:

– Вот еще. Я ведь с людьми говорил. Через них на этого священника и вышел.

Бескомпромиссный Гриня не выдержал:

– Все равно мы скоро всех попов упраздним. И хороших, и плохих!

Возражать я не стал, а оглянулся и, ткнув его в бок, указал пальцем:

– Вон видишь, две бабки и дед идут? Иди и расскажи им, что Бога нет. Только учти, что у той бабки, которая слева, клюка, судя по всему, тяжелая…

Зам, мельком оглянувшись, задрал нос, отвергая предложение:

– Ага – сейчас! Они старые и темные, и объяснять им что-либо бессмысленно.

И тут меня приятно удивил комиссар:

– Вот то-то и оно! Пока молодой, так Бога и нет. Но чем ближе к старости, тем больше надежд, что он все-таки есть. Поэтому, Гришка, правильные священники Советской власти очень даже пригодятся. Мы под руководством партии будем работать с молодежью, а они с пожилыми людьми. И работа эта будет в одном направлении.

Трофимов хотел было что-то возразить, но его прервало появление перед трактиром трофейных мототранспортных средств, и все отвлеклись. Я, принимая доклад и глядя на слегка помятые средства передвижения, лишь вздохнул. Да уж… дорого нам достались эти мотики. Под случайную очередь сразу двое наших попало. Обоих наповал… А ведь сколько раз говорил – рассредоточивайтесь! Нет же, мля, скучковались, как бараны. В общем, сначала взводный за хреновую выучку получил причитающееся, а потом я занялся осмотром.

Один из мотоциклов сразу ушел в утиль. У него сломалась передняя вилка, а колесо получило даже не «восьмерку», а тупо смялось. Зато второй был вполне на ходу. Битую коляску только надо будет перекинуть и все. Но этим займемся, когда наши водилы с инструментом появятся. А пока озадачил найти людей, которые уже после прихода немцев посещали Дьяково. Мне нужно было, чтобы они хоть приблизительно описали, где фрицы расположились, да и вообще – что и как там в этом городке.

Пока шли поиски, я продолжал слушать комиссара. Оказывается, в результате его пылкой речи к нам решило присоединиться четырнадцать человек. В основном это были молодые батраки, пришедшие в село на работы из окрестных деревень. Пацанва, лет восемнадцати-девятнадцати. Многие частичные или полные сироты. Честно говоря, глядя на тонкие шеи и босые ноги, меня вовсю терзали сомнения в их общей идеологической подкованности и непреодолимом желании принести жизнь на алтарь защиты революции. А вот желание получать паек и нормальную одежку просматривалось невооруженным глазом. Как по мне – балласт. Но отказывать нельзя, поэтому на время прохождения курса молодого бойца отдал их под начало Федора Потапова. Тот из студента почти нормального человека сделал (сейчас Бурцев в писарях подвизается и не жужжит), а уж этих воспитать будет гораздо проще.

Потом народ занялся застирыванием от кровавых пятен немецких мундиров. Стирали тут же – в одолженных корытах. Поначалу сами бойцы. Но после появились какие-то солидные бабы под присмотром нескольких дедов и оттеснили морпехов от дела. Девок, что характерно, предусмотрительные сельчане нам даже не показывали. Зато разновозрастной ребятни вполне хватало.

Примерно в это же время появились люди, знающие, что и как на станции. Точнее всего два человека – крепкий мужик в сапогах, пиджаке, косоворотке, застегнутой на все пуговицы, и стандартной с этих местах прической, а также давешний поп. На пару они и пояснили, что немчура обитает в здании вокзала (буквально несколько человек), железнодорожных складах (в основном кладовщики и помощники), казарме пехотного полка (основной состав немцев) и в доме исчезнувшего пару месяцев назад купца Курочкина. Там обосновался комендант – обер-лейтенант Тайбих со своим денщиком и посыльными. На рыхлом, коричневатого цвета листе бумаги помощники рисовали линии и квадратики, поясняя, что где расположено.

Понять было довольно тяжело, но думаю, разберемся. Во всяком случае, мимо вокзала и складов точно не промахнемся. А конкретное расположение казарм и особняка можно уточнить у местных жителей. К слову сказать – в городе также присутствовали почта, телеграф и телефонный узел, находящиеся в одном здании, на центральной площади. Телеграф был и на вокзале. Но вокзальный относился исключительно к ведомству железной дороги.

На мой вопрос, на одной или на разных линиях сидят городской и вокзальный телеграфы, собеседники пожали плечами. Ну да – им эти тонкости неинтересны. А вот мне наоборот – вовсе не хотелось, чтобы немцы раньше времени алармы стали рассылать. Поэтому не станем надеяться на авось, захватывая пункты связи, а надо заранее озадачить разведку валить телеграфные столбы в обе стороны от города. По паре-тройке штук с каждой стороны будет вполне достаточно. Еще и провод смотать, чтобы сразу и починить не смогли. Рвать связь будем перед атакой, и немцы наверняка пошлют ремонтников. А чтобы исключить накладки, мы провода заберем. Вряд ли монтеры с собой таскают сотню метров кабелей.

А когда уже прощался с помощниками, священник вдруг тормознулся. Глядя, как он мнется, я подбодрил:

– У вас какой-то вопрос возник?

Тот пожевал губами и решился:

– Не то чтобы вопрос… Просто у меня сын пропал.

– Хм… И давно?

– Да в том-то и дело, что утром, после митинга. Я как домой вернулся, смотрю – самого нет и вещички кое-какие тоже прибраны. Ох, чует мое сердце, что этот стервец с вами намылился уйти. Он, неугомонный, уже раз к старшенькому моему сбегал. – Видя немой вопрос в моих глазах, Барметов пояснил: – Мой старший сын служил вольнонанимаемым на юго-западном фронте. Во время Луцкого прорыва погиб…

Собеседник тяжело вздохнул и, перекрестившись, продолжил:

– Сдается мне, что средненький сейчас за селом прячется и к вам пристроиться желает. Уж больно смерть брата ему душу исковеркала. Сколько раз неслуху говорил: «Мне отмщение и аз воздам», да куда там! Ничего слушать не хочет! Богом прошу, вы уж гоните его – мальчишка же совсем…

Задумчиво почесав щетинистую щеку, я поинтересовался:

– А сколько ему?

– На Вознесение семнадцать будет…

Да уж… Барметова можно понять. Старший сын погиб. Средний рвется отомстить. И ему по фигу, с кем: с белыми, с красными – лишь бы немца бить. А возраст такой, что он хрен кого слушать будет.

– Как отпрыска зовут?

– Алексеем кличут. Алексей Демидович Барметов.

Я хмыкнул:

– Алеша Попович?

Священник согласно улыбнулся:

– И так его дразнили. С кем-то дрался из-за этого.

Друзьям попущал.

Еще раз кивнув, ответил:

– Понятно…, то прогоню домой.

А про себя подумал, что пацан, судя по всему, еще тот бегунок. Сам таким был. И если намерения у него серьезные, то определю щегла к управленцам. Они в атаки не ходят и пропасть поповичу не дадут.

В общем, успокоенный священник удалился, и тут как раз пригнали грузовик. Глядя на довольные физиономии парней, окруживших средство передвижения, я тоже улыбнулся. Не знаю, сколько он с нами проездит, но сейчас приобщение к техническому прогрессу народу очень нравилось.

Потом были похороны с проникновенной речью комиссара, после которых батальон выдвинулся на Дьяково. Пеших у нас вообще не осталось (в тему пришлись немецкие телеги с лошадьми), поэтому ехали не то чтобы быстро, но уверенно. Во всяком случае, к концу марша личный состав не будет уставшим. И по моим прикидкам до станции доберемся часам к пяти-шести. То есть, если не станем телиться, то впотьмах воевать не придется.

Часть разведки ушла головным дозором, а остальные казачки рванули валить столбы. Они даже пилы для такого дела раздобыли. Единственно, я проверил, чтобы у обеих групп вальщиков были часы. Заодно их сверили (что было вовсе не лишним, так как у кого-то эти карманные ходики уходили вперед, а у кого-то отставали, так что общая разница была аж в полчаса). Волевым решением обозначил свои как эталон и назначил время, когда надо рвать связь – семнадцать тридцать.

А потом была долгая дорога по степи. И так как байкеров у нас не нашлось, то осваивать двухколесное средство передвижения пришлось самому. Вот я и гонял на нем, наслаждаясь полузабытой скоростью и ощущением мощи в руках. Честно говоря, мощности, как по мне, там было кот наплакал, но по сравнению с гужевым транспортом это – ого-го! Поэтому тарахтел в свое удовольствие, то обгоняя дозор, то возвращаясь к колонне. «Прага» тоже не плелась вместе со всеми. Грузовик с десятком бойцов, переодетых в немецкую униформу, обгонял всех километров на пять, а потом останавливался, ожидая подхода неторопливых лошадок. Вот так и двигались.

При этом меня постепенно раздирали противоречивые чувства. Блин! Грузовики – это скорость, а значит, и внезапность нанесения возможного удара там, где противник не ждет. С другой стороны – это движение только по дорогам и вечные заморочки с горючим. Бензоколонок я тут что-то не наблюдаю. Да и магазины, торгующие запчастями, не встречались.

Лошади же гораздо медленнее. Они устают, теряют подковы, легко ломают ноги или заболевают. Но при этом двигаться могут без всяких дорог, а жрать так просто травку (про овес я пока молчу). Но это лошади без телеги. А вот если есть телега, то и дорога нужна. В противном случае запаришься эту телегу толкать.

И вот что тут выбрать? В конце концов пришел к мысли, что чистого счастья в жизни не бывает. А значит, надо вспоминать и делать микс. То есть батальону нужны пара мотоциклов для разведки. Штуки три грузовика для переброски достаточного количества бойцов. Взвод при пулеметах – это грозная сила. А остальные останутся как есть. Тогда и маневр улучшится, и заморочек с техникой будет не так много.

Тут я хмыкнул, так как получилось, что сейчас невольно воспроизвел немецкое построение «летучего отряда». Именно таким составом они и двигались. И мы их вынесли в момент. А это значит, что туда необходимо добавить броневичок. Не тот монструозный «железный капут», что я намедни видел, а что-то поменьше. С одним или двумя пулеметами. Больше и не требуется. Вот он и станет той самой вишенкой на торте мотомеханизированного кулака.

Как-то блиндировать грузовики я не хотел. Это паллиатив. Проще найти броневик и довести его до ума. И я нутром чую, что этот самый нужный мне бронетранспорт сейчас где-то беззаботно катается, не ведая будущей героической участи. Но как говорил самый молодой мушкетер: «Мы встретимся! Мы обязательно встретимся!» Главное только, чтобы эта встреча мне боком не вышла…

Очередной раз обогнав головной дозор, я остановился и, сдвинув на лоб очки, оглядел дорогу в бинокль. Угу… телега с пейзанами двигается навстречу. Мы таких уже встречали – и попутных и встречных. Правда, из Дьяково никого не было, так что обстановку на станции скорее всего будем узнавать непосредственно у немцев. Поправив висящий за спиной автомат, я добавил газу и покатил к далекой телеге.

Да, кстати, про автоматы. В тот же день, как мы их затрофеили, я гордо продемонстрировал новинку бойцам. Но народ вначале не совсем понял, что ему показывают. Если это такой маленький ручной пулемет, то почему патрон пистолетный? Если это пистолет, то почему настолько несуразно огромный? Про автоматическую винтовку Федорова люди если и слыхали, то краем уха, а уж про концепцию пистолета-пулемета вообще никто был не в курсе. Пришлось объяснять.

Бойцы загорелись, но после начала практических испытаний резко потухли. А все из-за того, что данное чудо-оружие подклинивало. Да что там «подклинивало»! Оно откровенно клинило! Я сначала даже сам не понял, в чем дело. Ладно, допустим, что конструкция еще не совсем отработана и остались «детские болезни». Но ведь не настолько, чтобы такое убогое дерьмо в войска посылать стали! А потом выяснилось – для того, чтобы улиточные магазины занимали меньше места в телеге, их просто вынули из ящиков и положили в мешок. С остаточной трухой, пылью и прочим мусором. При этом сами автоматы оставили в ящиках. А так как на испытания «улитку» принесли в руках (предварительно протерев, чтобы командир не испачкался), то я даже предположить не мог, что с этой капризной вещью могли так обращаться.

В общем, пока разбирал, чистил и смазывал магазин (та еще морока), краем уха ловил разговоры, что демонстрируемое оружие как-то не очень. Нежное чересчур. Грязи сильно боится. То ли дело «мосинка» – простая, надежная. Хоть в болото ее роняй, а потом стрельнул, и вся грязь сама вылетела. А эта автоматическая хреновина откажет в самый неподходящий момент, и всё – привет маме! Да и дальность в сто метров, это вообще ни о чем. Слушая подобные реплики, я лишь злобствовал про себя: вот тоже мне – снайперы хреновы! Вы и на сто метров через раз мажете, а туда же! Ведь объяснял, что это оружие для ближнего боя. Но нет – дальность им подавай! Ретрограды хреновы…

Но нашлись и энтузиасты, с которыми я провел пару занятий, а сейчас свел их в штурмовое отделение автоматчиков. Вот они, кстати, в грузовике и едут. У каждого автомат, четыре гранаты-колотушки, запасной магазин (их по две штуки шло, к каждому изделию Хуго Шмайссера) и несколько пачек патронов в специальной сумке. Понятно, что во время боя толком не перезарядишься, но если приспичит, то и не так раскорячишься… А остальные автоматы разошлись по командному составу.

К городку мы приблизились в начале шестого. Не прямо к окраине, а так – остановились километрах в трех, скрываясь за невысоким, но длинным холмом. В компании взводных, верхами выдвинулись вперед, чтобы осмотреться. Ну что сказать – город небольшой. Чем-то похож на поселок городского типа моего времени. Ближе к нам располагаются домики, практически деревенские. А дальше видны двух- и даже трехэтажные кирпичные здания. Церковь хорошо просматривается. Пожарная каланча. Сверяясь с тем, что нам начертили сельские помощники, сориентировались на местности и распределили цели атак.

К слову сказать – на въезде в город обнаружился пост из трех человек. И службу они тащили совершенно расслабленно. Сидели за столом под большим навесом и даже на выезжающий шарабан не отреагировали, лишь лениво проводив его взглядом. К сожалению, этот шарабан вместе с двумя пассажирами свернул в сторону, не доезжая до нас. Так бы хоть у людей обстановку в городе узнали. С другой стороны – чего там узнавать? Все что надо нам известно.

Прикинув по времени, что разведка уже начала рвать связь, вернулись назад, где я раздал последние указания. Ну а после этого завел мотоцикл и, подмигнув сидящему в коляске Федору, первым стал выруливать к дороге. Грузовик двигался следом, а уже за ним выстраивалась батальонная колонна. От основных сил мы оторвались почти на километр, чтобы немцы на посту не начали паниковать. Сама грунтовка просматривалась довольно хорошо, поэтому их надо гасить побыстрее, пока остальных наших гавриков не увидели. Вдруг они живут настолько богато, что протянули полевой телефон? А сейчас, по логике, немцы должны узнать свою технику и не особо суетиться.

В принципе, так и произошло. Постовые нас увидели издалека, но тревоги никак не проявили. Единственно, что все трое вылезли из-под навеса и встали на обочине. Там я их тремя выстрелами и свалил. Практически не останавливаясь. И так же, не останавливаясь, сразу покатил к центру, где находился местный узел связи.

У идущих следом свои цели. Одни должны взять здешнего коменданта. Другие захватить вокзал. Часть людей сразу уйдет к складам, а основные силы направятся на атаку казармы. Ну и еще два отделения пробегутся по постам на въездах-выездах.

Почему я ехал на местную почту, а не к тем же казармам? Да потому что существовал маленький шанс, что у разведки пойдет что-то не так. Или не те столбы спилят, или что-то помешает им это сделать. И какой-нибудь шустрый вражина сумеет дать паническое сообщение. Поэтому я ехал сюда, а Трофимов имел задачу кровь из носу с ходу взять здание вокзала с тамошним телеграфом. Ну а Михайловский с Васильевым ребята хваткие и с оставшимися силами фрицев должны справиться самостоятельно.

В общем, катил я себе по Дьяково, поглядывая по сторонам и отмечая, что город еще не подозревает о захвате. Патрулей нет. По улицам люди ходят, детишки бегают. Доехав до перекрестка, решил уточнить дорогу у какого-то солидного господина в котелке и с тростью:

– Уважаемый, не подскажете, как до телеграфа добраться?

Господин остановился и, вместо ответа, стал удивленно на нас пялиться. До этого он лишь мельком глянул в сторону транспорта – ну едут себе немцы и едут. А сейчас у горожанина произошел некоторый разрыв шаблона – в грузовике точно немцы сидят. Но вот на мотоцикле перед ними кто-то в немецкой каске, непонятной форме и говорит по-русски. Но мужик быстро взял себя в руки, произнеся:

– Прямо по этой улице, до площади. C левой стороны будет здание купеческого собрания, а чуть дальше – здание почты. Там и телеграф расположен.

– Благодарю.

И мы поехали дальше. Почту нашли сразу. Да там промахнуться бы не и получилось. Большая вывеска с надписью четко позиционировала объект. А возле ступеней входа стояли два немца. Не караульные. Они просто стояли и трындели с каким-то парнем в студенческой фуражке. На подъехавший кортеж глянули удивленно, но потом (видимо, увидав пулевые отверстия в бортах кузова) насторожились. Только вот сделать ничего не успели. Я резко свернул в их сторону и, соскочив с мотоцикла, скомандовал:

– Хальт! Хенде хох!

Противники, удивленно отрыв рот, начали поднимать руки. А подскочившие через пару секунд бойцы быстро скрутили обоих. Гражданский тем временем так и продолжал хлопать глазами. Мои ребята вместе с пленными шустро втянулись в здание, оставив на улице лишь водителя грузовика и Федора с ручным пулеметом. Я же, на секунду тормознувшись возле парня, рявкнул:

– Чего застыл? Бегом домой и не высовываться!

Глядя, как тот чесанул по улице, двинул следом за своими людьми.

В самом здании разобрались без задержек, пристрелив немца, сидящего в операторском зале. Унтер сдуру потянулся за пистолетом, вот и схлопотал пулю. Две девицы, находящиеся тут же (те самые, которые «барышня, Смольный!»), дружно взвизгнули, но в обморок падать не торопились. Просто забились в угол, откуда глядели на снующих туда-сюда бойцов круглыми глазами.

Быстро найденное начальство пояснило, что фриц в здании был один. Он немного знал русский и поэтому контролировал работу телефонных операторов. Ну как контролировал – просто переводил им цифры необходимого номера, если абонент был из оккупационной администрации. Прикинув, что нам звонить точно никуда не нужно, распорядился срезать на фиг все штекеры в зале у телефонисток и раздолбать телеграфный аппарат у телеграфистов. У последних еще и провода порезали (вдруг аппарат на замену найдется?). Просто я не планировал оставлять здесь людей, а после нашего набега никто ни с кем отсюда не свяжется. Так что можно смело всей группой идти на соединение с остальными.

А уже на выходе меня тормознул боец и, показывая на пленных, спросил:

– С этими что делать?

Я сплюнул:

– В зад их поцелуй!

Морпех понятливо хмыкнул, начиная поднимать ствол, но разрастающаяся в отдалении стрельба заставила переменить решение:

– Стоп. С собой заберем. Что-то мне не нравится эта канонада. Чересчур густо палят. Поехали к нашим, там и допросим этих хмырей.

А у наших было все странно. Нет – вокзал захватили быстро. Склады тоже. Но вот возле казарм встряли. По предварительным прикидкам, в городе из боевых частей должно быть не больше пехотного взвода и человек сорок тыловой шушеры. Шушеру взяли тепленькой – прямо на рабочих местах. Соединиться с боевыми подразделениями тыловики просто не успели. Но сейчас из казарм отстреливается не менее полусотни стволов. А то и больше. Глядя, как резво мелькают расцветающие выстрелами фигуры в окнах трехэтажной кирпичной казармы, внес поправку – точно, раза в два больше.

Сука! Откуда они там взялись?! Да еще и пулеметные позиции успели занять. Станковый MG в каком-то недострое слева, а еще пара в самом здании. И если учесть, что с одной стороны окна выходят на плац, а с другой на какое-то подобие культурного скверика, с простреливаемыми насквозь кустами, то этот орешек просто так не раскусить.

С другой стороны, а надо ли вообще его грызть? С чего нам тут вообще упираться-то? Сейчас наберем на складах все, что в телеги поместится, и рванем из города, оставив часть людей Михайловского в прикрытие. Они немцев часа полтора-два продержат, а потом уйдут следом за нами, и ищи ветра в поле. Так зачем нам сейчас нарываться и долбиться лбом в неожиданное препятствие? Вон, сдуру уже сунулись, и восемь человек махом потеряли. Засел противник плотно, так и пускай там сидит!

Но откуда же здесь фрицев так богато привалило? Блин! Чего я гадаю? У нас же пленные есть. И не только та парочка, что мы возле почты взяли, а еще человек десять разнообразных тыловиков. И пусть здешнего коменданта завалили в процессе взятия, но ведь и обычные солдаты должны быть в курсе происходящего. В общем, отдав распоряжения о быстрой ревизии и экспроприации со складов всего наиболее интересного, затребовал к себе свежезахваченных немцев.

А те, даже не запираясь, поведали очень интересную штуку. Оказывается, сегодня к обеду, в Дьяково, на пассажирском поезде, прибыл экипаж бронепоезда Panzerzug 12. В его состав входило около сорока бойцов пехотного прикрытия и под тридцать человек технического и командирского состава. А сам PZ ожидается сегодня же – в районе двадцати одного часа. Рассчитывалось, что экипаж его примет у перегонной команды, с комфортом переночует в казарме и завтра с утра поедет бить красные войска, которые упорно сопротивляются в районе Таганрога.

От подобных известий я даже растерялся. Не знаю, насколько хорошо там наши держатся (в смысле есть ли запас прочности), но вот появление бронепоезда может стать большое неожиданностью и спутать все карты. Мой командный состав тоже несколько завис.

Первым пришел в себя Лапин. После нескольких секунд раздумий он выдал:

– Товарищи, надо что-то делать! Этот бронепоезд, он ведь костью в горле встанет! Может, его прямо на станции подорвать? У нас же взрывчатка еще осталась? Вот прямо как есть, возле вокзала и подорвать! А пока враги будут после взрыва в себя приходить, захватить штурмом этот бэпэ да разнести там все к чертовой матери! И солдат внутри немного должно быть. Ну сколько там в перегонной команде – человек десять-пятнадцать? Только чтобы караул нести…

Гришка возразил:

– Хорошо бы, только ведь эти паразиты стрельбу услышат и на станцию просто не заедут. Мы связь прервали, но это ладно еще. Неполадки наверняка и просто так случаются. А вот если связи нет и стрельба слышна, то к станции они точно не сунутся. Дадут задний ход и укатят, откуда пришли, до выяснения обстановки.

К этому времени я уже несколько очухался и принял решение:

– Трофимов прав. Услышат стрельбу и сюда не сунутся. Значит, надо гасить здешних фрицев до девяти вечера. Точнее, до восьми тридцати, чтобы с запасом. Поэтому сделаем так – Журбину необходимо взять под плотный контроль железку и дорогу. Прямо сейчас. Вдруг кто-нибудь из немцев по шпалам рванет, предупреждать о захвате города. Выполнять! И не дай боже вам обмишуриться. Это значит, что мы здесь зазря гибнуть будем…

Казак лишь козырнул и:

– Александр Михайлович, на тебе будет лежать основная тяжесть. У вас ведь десяток зажигательных мин есть?

Тот кивнул:

– Двенадцать штук.

– Вот и добре. Значит, становишься вон за теми строениями и в первую очередь гасишь пулемет, что в недострое стоит. Потом переносишь огонь на казарму. Как кровля здания будет разрушена, переходишь на обстрел зажигательными минами. Нехай их сверху припечет. Да и потом мины не экономить. Мы их сейчас на время да на жизни меняем. Двадцать минут вам на развертывание. Идите – готовьтесь.

После артиллериста обратился к Михайловскому:

– Твоя задача – когда противник из горящего здания полезет, не дать им развернуться для прорыва. Пулеметов у нас хватает, поэтому бери первый взвод и всех, у кого ручники, но чтобы там даже мышь не проскочила. Как будешь готов – доложишь.

Потом отдал и подтянул к себе зама:

– Гриш, ты бери отделение и ищи здешних пожарных. Они где-то в районе каланчи должны обитать. В общем, пускай заправляют свои бочки, или что там у них есть, и выдвигаются сюда. Нам ведь не только немцев завалить надо, но и пожар успеть потушить. В противном случае вечером от станции его хорошо видно будет. Перегонщики могут насторожиться. И давай не возражай. Здесь все равно шашкой махать не придется – работу артиллерия да пулеметы должны сделать. А без пожарных всё может пойти насмарку…

Васильев оказался пунктуален, и через двадцать минут первые пристрелочные мины с фырчанием ушли в небо. Я, стоя на чердаке двухэтажного дома, наблюдал за работой минометчиков. В принципе – неплохо. Очень даже неплохо! Отдельно стоящий пулемет они накрыли уже вторым залпом. Немчура совершенно не ожидала наличия у неизвестных захватчиков артиллерии, и было видно, как в самом здании заметались фигуры противников. А мины начали шлепаться уже и на крышу. Промахов тоже хватало, но кровлю раздолбали быстро и, судя по появляющимся дымам, пожар начался даже без зажигалок. Но те неплохо прибавили огоньку.

Третий этаж уже весь был в огне, да и из окон второго кое-где вырывались языки пламени, когда немцы решили не дожидаться превращения в гриль, а рвануть на свежий воздух. У главного входа двери были выбиты, поэтому они даже не распахивались. Из проема просто выбежала толпа человек в сорок, желая рывком пересечь плац. Но в этой ситуации открытое пространство играло уже на нашей стороне. Да и пулеметы Михайловского до этого момента себя практически не показывали. Только в самом начале штурма стрелял один «максим». Ну а сейчас по атакующим влупили сразу несколько станкачей. Судя по трескотне за казармой, с другой стороны происходило приблизительно то же самое. Но самое интересное, что даже в этом свинцовом шквале трое шустрых фрицев успели нырнуть назад, под прикрытие кирпичных стен.

Блин. Как-то они это не вовремя сделали. У нас уже пожарные, стоя на боковой улице, копытом бьют, а тут внезапная задержка. Ну да ладно. Долго ждать не станем. Тем более что появился хороший повод потренировать своих автоматчиков, почти в тепличных условиях.

Быстро собрав штурмовое отделение (Гришка, собака, тоже к нам прилип), мы рывком добежали до стен казармы. Сверху сыпались искры, и пламя гудело уже вполне серьезно. Но на первом этаже дыма почти не было. Поэтому, прежде чем войти внутрь, я быстро напомнил правила поведения:

– Вначале идет граната, потом ты и очередь во все подозрительные места. Даже если это труп, то все равно пулю в него всади. Показываю…

Ну и показал. Метнул внутрь «колотушку» и, дождавшись бабаха, кубарем вкатился внутрь довольно большого холла. Дал две короткие очереди по лежавшим возле стены телам и побежал дальше. Кстати, трупы были вовсе не тех фрицев, что сюда заскочили. Ну не стали бы убегавшие тереться возле входа. Слишком уж они напуганы были. А этих, видно, в самом начале осады ухлопали, вот их вдоль стеночки и сложили. Потом было здоровенное пустое помещение с кроватями. А вот уже из соседней комнаты надрывно завопили:

– Нихт шизен! Нихт шизен! Вир гебен ауф!

Ну, сдаетесь так сдаетесь. Сдавшихся неожиданно оказалось пятеро. Хм… или двое изначально в атаку не ходили, или это те, кто сумел удрать, когда их приложили с той стороны казармы.

Отправив человека сопровождать пленных, мы быстренько проскочили по остальным помещениям. И не зря, так как возле лестницы нашли вполне целенький MG-08. Несколько коробов с патронами валялись здесь же. Вот Витька порадуется! Остальные пулеметы, очевидно, остались наверху, но мы туда не пойдем. Нафиг-нафиг. Уже здесь припекать начинает…

Поэтому мы покинули горящее здание, натравив на него изнывающих пожарных. А потом, глядя, как они раскатывают брезентовые шланги, я закурил и спросил подошедшего забрать пулемет Михайловского:

– Твой Берг живой?

Тот удивился:

– Да… Чего ему сделается? С людьми сошелся, сегодня себя народу хорошо показал. Если бы он в начале атаки казармы фланговый пулемет не заткнул, то потерь больше было бы. Вот, думаю, замкомвзвода его назначить…

Но сейчас мне было не до этих разговоров:

– Давай его сюда.

А минут через пять, когда появился запыхавшийся поручик, я спросил:

– Евгений Генрихович, ты у нас все-таки целый барон, поэтому ответь – немецким языком владеешь? И если «да», то насколько хорошо?

Тот хмыкнул на «барона», но пояснил:

– Знаю в совершенстве. Когда мальчишкой к тетке в Мюнхен ездил, по выговору все принимали за берлинца. А что?

– Да организовалось у нас дело одно – на миллион. И для этого нужен человек, говорящий на немецком, как на родном.

А дело я действительно задумал грандиозное. Мне уже было не интересно просто так подорвать немецкий PZ. Гораздо интереснее было его захватить. Как там Жилин говорил: имя надо нарабатывать? Ну, думаю, что захват вражеского бронепоезда, – это то деяние, что в историю войдет. Я еще не знаю, что с ним делать. Как и куда его перегонять. Возможен ли на нем прорыв к нашим? Но экипаж для него у меня есть. Мои матросики быстро разберутся, что к чему. И если не получится его провести к красным, то и здесь шороху наведем – мама не горюй! А если что, подорвать эту бандуру всегда успеем!

Весенний вечер был необычайно хорош. Теплый ветерок чуть колыхал знамя, установленное над главным входом вокзального здания. А на перроне, выстроенные по ниточке, стояли бравые кайзеровские солдаты. Экипаж для подходящего к станции грозного броневого кулака Четверного союза, бронепоезда PZ 12.

Мощный паровоз, тянувший состав вдоль перрона, с шипением выпустил струю пара и, лязгнув сцепками, ощетинившаяся орудиями и пулеметами металлическая гусеница замерла. Почти сразу в броневагоне стукнул запор открываемой двери, и выбравшийся наружу фельдфебель в сопровождении унтера строевым гусиным шагом двинулись к стоящему перед строем обер-лейтенанту. Тот, благожелательно улыбаясь, выслушал доклад старшего перегонной команды и предложил:

– Ну что же, господа. Надеюсь, вы доставили мое хозяйство в целости и сохранности, поэтому приемка не доставит нам хлопот. Давайте не мешкая займемся делом. – После чего, не поворачиваясь, рявкнул: – Краузе!

К обер-лейтенанту подскочил унтер-офицер с удивительно синими глазами и, вытянувшись, замер. А тот продолжил:

– Начинайте приемку. А мы с фельдфебелем пока займемся заполнением документов.

Унтер опять вытянулся:

– Есть, господин обер-лейтенант!

Отойдя на три шага, он взмахом руки подозвал к себе еще пятерых солдат, и через несколько секунд первая группа приемщиков скрылась внутри бронепоезда.