Глава LVIII
Мучимый ревностью, я иду домой и оскорбляю Стрэпа. — Получаю весть от Нарциссы, после которой спешу к ней, и ее нежные уверения изгоняют все мои сомнения и страхи. — Покинув ее дом, замечаю в темноте какого-то человека и, заподозрив в нем шпиона, собираюсь его заколоть, но к своему великому изумлению обнаруживаю не кого иного, как Стрэпа. — Мелинда поносит меня. — Я знакомлюсь с лордом Куивервит, пытающимся выведать у меня сведения о Нарциссе. — Сквайра представляют его лордству; его холодность ко мне. — Я узнаю от моей наперсницы, что его лордство объявляет о своей любви к моей владычице, остающейся верной мне, несмотря на дошедшие до нее слухи, позорящие меня. — Я вне себя от огорчения, узнав, что ее приданое целиком зависит от милости ее брата. — Мистер Фримен сокрушается об ущербе, нанесенном моему доброму имени, которое я столь успешно и к полному его удовлетворению отстаиваю, что он берется ради меня сразиться с молвой
Издав сие восклицание, в ответ на что она вздохнула, я отправился домой в состоянии буйного помешательства и, найдя у себя в комнате догорающий камин, обрушил ярость на беднягу Стрэпа, которого столь сильно ущипнул за ухо, что он взвыл от боли, а когда я отпустил ухо, на лице его выразился такой безумный ужас, что посторонний наблюдатель мог бы лопнуть от смеха.
Правду сказать, я скоро почувствовал, как я обидел его, и попросил прощения за содеянное, в ответ на что мой верный лакей покачал головой и сказал:
— Я прощаю вам, и пусть вам господь простит!
Но он не мог удержаться, чтобы не пролить слез из-за моей грубости.
Я чувствовал невыразимое раскаяние, проклял мою неблагодарность и счел его слезы за упрек, который моя душа, находившаяся теперь в полном смятении, не могла вынести. Этот упрек привел все мои страсти в брожение. Я изрыгал страшные проклятия без всякого смысла, пена
выступила у меня на губах, я крушил кресла и так безумствовал, что напугал моего друга почти до потери сознания. В конце концов мое исступление утихло, я впал в меланхолию и стал проливать слезы.
Пребывая в таком унынии, я был удивлен появлением мисс Уильямс, которую, не предупредив меня, ввел Стрэп, не перестававший хныкать. Она пришла в сильное волнение, узнав от Стрэпа о моем состоянии, просила меня умерить мои страсти, отринуть мои догадки и пойти с ней к Нарциссе, пожелавшей видеть меня немедленно.
Это дорогое имя воздействовало на меня, как талисман!
Я пустился в путь и не открывал рта, пока меня не ввели в ее комнаты через сад, куда мы вошли потайной дверью. Обожаемое создание я нашел в слезах. При виде их я растрогался, некоторое время мы молчали, мое сердце было слишком переполнено, чтобы я мог заговорить; ее белоснежная грудь трепетала от глубоких вздохов; наконец она воскликнула всхлипывая:
— Чем я досадила вам?
Мое сердце умилилось от этого нежного вопроса. Я приблизился к ней с благоговением, упал на колени и, целуя ее руку, вскричал:
— О, ты — воплощение доброты и совершенства! Меня убивает мое ничтожество! Я недостоин обладать твоими прелестями, которые небеса предназначили для существа, более счастливого!
Она догадалась о причине моей тревоги, ласково укорила меня за подозрительность и дала мне столь обнадеживающие заверения своей вечной верности, что все мои сомнения и страхи покинули меня и мир и благоволение воцарились в сердце моем.
В полночь я оставил прекрасную деву, удалившуюся почивать, мисс Уильямс проводила меня до садовой калитки, я направился в темноте домой, как вдруг услышал у себя за спиной шум, весьма схожий с лопотаньем и повизгиванием павиана. Я повернулся и, увидев нечто черное, решил, что это шпион, нанятый, чтобы меня подстеречь. Возбужденный этой догадкой, которая угрожала добродетельной Нарциссе потерей доброго имени, я выхватил шпагу и принес бы шпиона в жертву ее чести, если бы мою руку не остановил голос Стрэпа.
С большим трудом он мог произнести:
— Уб… б… б… ивайте, е… жели хот… т… тите!
От холода ему так свело челюсти, что его зубы стучали, как кастаньеты. Обрадованный тем, что мои опасения не подтвердились, я расхохотался, видя его испуг, и спросил, что его сюда принесло. На это он ответил, что, боясь за меня, он пришел сюда, где и ждал до сего часа; он откровенно признался, что, хотя и уважает мисс Уильямс, но был очень неспокоен, зная, в каком душевном расположении я вышел из дому, и, если бы я не появился еще некоторое время, он позвал бы соседей мне на помощь.
Намерение это меня взволновало. Я объяснил ему плачевные последствия столь безрассудного поступка и, строго наказав на будущее так не поступать, закончил увещания угрозой предать его смерти, если он когда-нибудь поступит столь сумасбродно.
— Потерпите немножко! Ваш гнев и без того меня прикончит и незачем вам совершать убийства! — воскликнул он жалостным тоном.
Я был растроган этим упреком; и как только мы вернулись домой, счел долгом успокоить его, объяснив причину моего гнева, который привел к тому, что я обращался с ним так недостойно.
На следующий день, когда я вошел в Большой зал, я услышал, как вокруг меня начали перешептываться, и не сомневался, что виновница этих пересудов — Мелинда; но я утешил себя тем, что Нарцисса питает ко мне любовь, на которую я могу положиться с полным доверием. Подойдя к столу «роли-поли», я выиграл несколько монет у моего предполагаемого соперника, который крайне любезно завел со мной разговор и предложил отправиться в кофейню, где угостил чаем и шоколадом. Я вспомнил Стратуела и не весьма доверял его вкрадчивой обходительности; мои подозрения не оказались пустыми: он ловко перевел беседу на Нарциссу и, упомянув, как бы невзначай, будто он уже занят какой-то другой любовной интригой, старался узнать, в каких я нахожусь отношениях с Нарциссой. Но его хитрость ни к чему не привела; я был убежден в его притворстве и давал столь общие ответы на его вопросы, что он заговорил о чем-то другом.
Покуда мы беседовали, вошел сквайр с каким-то джентльменом, познакомившим его с милордом, который отнесся к нему с особой любезностью, убедившей меня, что его лордству он нужен для какой-то цели; это я счел дурным предзнаменованием.
Но у меня было больше оснований испугаться на следующий день, когда я увидел сквайра в обществе Meлинды и ее матери, наградивших меня взглядами, полными презрения, а когда повстречался после этого со сквайром, то он, вместо того чтобы сердечно пожать мне руку, холодно ответил на мое приветствие, повторив дважды «здравствуйте» с таким безразличием и, я сказал бы даже, с таким пренебрежением, что, не будь он братом Нарциссы, я посчитался бы с ним на глазах у всех.
Эти происшествия немало меня встревожили. Я предвидел приближение бури и вооружился смелостью; ставкой была Нарцисса, и я не собирался уступать. Я мог бы отказаться с большим или меньшим мужеством от любой другой радости жизни, но угроза потерять ее обрекала на бессилие мою философию и доводила меня до сумасшествия. На следующее утро мисс Уильямс нашла меня в тревоге и волнении, отнюдь не утихнувших от ее сообщений о том, что милорд Куивервит выразил лестное желание быть представленным моей дорогой владычице ее братом, который со слов Мелинды начал говорить, будто я безродный и нищий ирландский охотник за приданым, добывающий шулерством и другими неблаговидными способами деньги, чтобы казаться джентльменом, и к тому же столь темного происхождения, что даже не знаю, кто мои предки.
Хотя я и ожидал всех этих злых козней, но не мог спокойно слышать о них, в особенности потому, что истина и ложь так были перемешаны в этом утверждении, что их почти невозможно было отделить друг от друга и оправдаться. Но об этом я ничего не сказал, нетерпеливо ожидая узнать, как Нарцисса отнеслась к такому открытию.
Это благородное создание не поверило ни одному из обвинений и, уединившись со своей наперсницей, она тотчас же обрушилась с большим жаром на зложелательство света, коему целиком приписала все, сказанное мне в поношение; и, подробно рассказав наперснице о моем поведении, она признала его обходительным, достойным и бескорыстным, и ни в какой мере не усомнилась в том, что я в самом деле джентльмен, а не только выдаю себя за такового. «Я воздержалась с умыслом, — говорила Нарцисса, — от расспросов о подробностях его жизни, боясь, как бы рассказ о несчастьях, которые он перенес, не доставил ему мучения, а что касается до его денежных средств, то я также опасалась о них говорить и поведать о своих собственных, чтобы разговор о них не поверг нас в уныние… ибо, увы, мое состояние принадлежит мне не безусловно, но целиком зависит от согласия брата на мой брак».
Меня как громом поразило это сообщение; у меня потемнело в глазах, я побледнел, и все мое существо затрепетало!
Моя приятельница, заметив мое волнение, пыталась вдохнуть в меня мужество уверениями в постоянстве Нарциссы и надеждой на какую-нибудь случайность, благодетельную для нашей любви; в виде утешения она сказала, что вкратце познакомила мою властительницу с историей моей жизни и та, узнав о плачевном состоянии моих финансов, не только не стала любить меня меньше, но, наоборот, ее любовь и уважение ко мне возросли. Эти заверения меня весьма успокоили и спасли от множества тревог и волнений, так как когда-нибудь я все равно должен был бы рассказать Нарциссе о своем положении, а эту трудную обязанность я не смог бы выполнить, не испытывая смущений и стыда.
Я не сомневался, что скандальная клевета Мелинды уже распространилась по городу, и решил собрать все силы, чтобы с надменным видом встретить последствия ее злокозненности, а также в отместку поведать о ее приключении с офранцуженным цырюльником.
Пообещав ждать меня в полночь у садовой калитки, мисс Уильямc ушла, прося меня положиться на нерушимую любовь моей дорогой Нарциссы.
Прежде чем я вышел из дому, меня посетил Фримен, пришедший рассказать о злой молве на мой счет. Я слушал с полным спокойствием и в свою очередь рассказал о том, что произошло между Мелиндой и мною, и позабавил его историей с цырюльником, в которой принимал участие его друг Бентер. Он понял, какой ущерб был нанесен моему доброму имени, и, нисколько не сомневаясь, откуда излился на меня поток клеветы, решил защитить меня и разубедить общество, направив сей поток назад к его источнику; однако он посоветовал мне не появляться в свете, пока все так предубеждены против меня, ибо я рискую встретить такой прием, который может иметь дурные последствия.
