Ремилитаризация долины Рейна глубочайшим образом изменила баланс международных сил в Европе. До этого момента, как было ясно продемонстрировано в 1923 году, французы могли заставить Германию выполнять свои обязательства, введя войска в область Рейна и заняв крупнейший промышленный регион страны Рур. Теперь они больше не имели такой возможности. После 1936 года французы занимали исключительно оборонительное положение. Это дало Третьему рейху свободу действия против малых стран Восточной Европы. Шокированные событиями, которые сделали их исключительно уязвимыми, многие из них, прежде состоявшие в союзе с Францией, стали предпринимать шаги по улучшению отношений с Третьим рейхом. Австрия попала в зону особого риска, учитывая новоиспеченную дружбу между Германией и Италией. А в скором времени отношения Гитлера и Муссолини стали еще более тесными. Потому что после победы левых на испанских выборах в феврале 1936 года правые армейские офицеры в разных частях страны 17 июля 1936 года подняли организованное восстание с целью свергнуть Республику и установить военную диктатуру. Восстание не смогло достичь поставленных целей в большей части страны, и вскоре Испания погрузилась в отчаянную и кровавую гражданскую войну. Немецкие госслужащие и бизнесмены в Испании просили Гитлера поддержать мятежников, а один из лидеров восстания, генерал Франсиско Франко, обратился к Гитлеру за помощью напрямую. Она не заставила себя долго ждать.

Еще до конца июля 1936 года немецкие самолеты прибыли в Испанию и стали заниматься переброской войск мятежников на основные направления с целью не допустить провала восстания. После этого скромного начала немецкая интервенция вскоре достигла впечатляющих масштабов. Основные причины для нее были как военные, так и политические. Политическая ситуация в Испании стремительно поляризовалась, и Гитлер начал беспокоиться о том, что победа республиканцев может привести страну в руки коммунистов, в то время как правительство Народного фронта, поддерживаемое коммунистической партией, только что пришло к власти во Франции. Союз двух стран мог стать в Западной Европе серьезным препятствием для его планов экспансии и войны на Востоке, особенно в отношении Советского Союза, что, в конечном счете, было неизбежно. Помимо этого, он понял, что война станет идеальным полигоном для новых вооруженных сил и боевой техники Германии. Вскоре Вернер фон Бломберг — глава немецкого военного министерства, недавно произведенный в фельдмаршалы, — приехал в Испанию и сообщил Франко, что предоставит в его распоряжение немецкие войска и боевую технику при условии, что тот начнет вести войну более агрессивно, чем раньше. В ноябре 1936 года в Кадис прибыли 11 000 немецких солдат и обслуживающего персонала вместе с самолетами, артиллерией и танками. К концу месяца Третий рейх официально признал националистический режим правительством Испании, а немецкие войска были объединены в одно боеспособное соединение — легион «Кондор».

Гитлер и его генералы четко понимали, что немецкая помощь Франко не может увеличиваться бесконечно, не вызвав негодования со стороны других европейских держав. Великобритания и Франция договорились о политике невмешательства. Это не привело к прекращению поставок для националистов, в особенности из Соединенного Королевства, но означало, что для сохранения видимости общего нейтралитета другим странам следовало быть осторожными в масштабах своего вмешательства. Помощь Муссолини мятежникам была намного больше, чем со стороны Гитлера, но обе страны уступали в объемах поддержки, которую оказывал республиканцам Советский Союз. Под знамена Республики стекались добровольцы из многих стран, из которых были сформированы Интернациональные бригады. На сторону франкистов встало достаточно небольшое число людей. В такой ситуации, казалось, было в общих интересах ограничить конфликт и не допустить его перерастания в масштабную войну. Ставки были не слишком высоки. Поэтому Гитлер сохранял относительно небольшую численность легиона «Кондор», хотя и формировал его прекрасно обученными и профессиональными солдатами.

Однако под командованием генерала Гуго Шперле тот сыграл значительную роль в военных успехах националистов. Вскоре легион уже тестировал свои новые 88-миллиметровые зенитные орудия против республиканских самолетов. Однако самый серьезный вклад в войну был сделан его бомбардировщиками, которые участвовали в организованном наступлении, предпринятом по приказу Шперле в Стране басков. 31 марта 1937 года легионовские «Юнкерсы» разбомбили незащищенный город Дуранго, убив 248 жителей, включая нескольких священников и монахов, первый европейский город, подвергшийся массированной бомбардировке. Однако гораздо более разрушительным оказался налет, совершенный ими вместе с четырьмя новыми бомбардировщиками «Хейнкель» Не. 111 и несколькими неопробованными истребителями «Мессершмитт» Bf. 109 на город Герника 26 апреля 1937 года. Сорок три самолета, включая небольшое число итальянских, сбросили 45 000 кг зажигательных, фугасных и шрапнельных бомб на город, пока истребители на бреющем полете расстреливали из пулеметов жителей и беженцев на улицах. В тот момент в городе, население которого не превышало 7000 человек, было много беженцев, отступавших республиканских солдат и крестьян, приехавших на ярмарочный день. Более 1600 человек было убито и более 800 ранено. Центр города сровняли с землей. Налет подтвердил распространенные в Европе опасения о разрушительных последствиях воздушных бомбардировок. И без того ставший символом нападения на басков, налет получил мировую известность благодаря изгнанному прореспубликан-скому испанскому художнику Пабло Пикассо, отразившему его в своей картине «Герника», которую ему поручили написать для Всемирной выставки в Париже, где с удивительной силой изображены страдания города и его людей.

Международное негодование, с которым был воспринят этот налет, заставил немцев и испанских националистов отрицать свою причастность. Многие годы после этого утверждалось, что баски сами взорвали свой город. В частных беседах полковник Вольфрам фон Рихтгофен, организовавший налет, с удовлетворением отмечал, что новые самолеты и бомбы доказали свою эффективность, хотя он и был несколько разочарован тем, что генералы испанских националистов не смогли после налета организовать немедленный решительный удар по своим баскским противникам. Но легион «Кондор» больше не повторял этот смертоносный эксперимент. Позже его предложение использовать скоростные танки на заключительной фазе войны было отклонено традиционалистом Франко. Тем не менее благодаря помощи немцев и итальянцев, более качественному снабжению и профессиональному генералитету, внутреннему единству и международному нейтралитету франкисты в конце марта 1939 года добились победы. 18 мая 1939 года под руководством Рихтгофена легион гордо промаршировал перед Франко в Мадриде на параде, посвященном окончательной победе. И снова пассивность международного сообщества дала Гитлеру свободу действий. Испанская гражданская война стала для него еще одним примером вялого малодушия Великобритании и Франции и, таким образом, еще больше убедила его действовать еще быстрее в реализации своих собственных задач. По крайней мере в этом смысле испанский конфликт ускорил наступление войны.

Однако в ближайшей перспективе он сцементировал союз Гитлера и Муссолини. Уже в сентябре 1936 года Ганс Франк приехал в Рим, чтобы начать переговоры, а в следующем месяце министр иностранных дел Италии Чиано посетил Германию, чтобы подписать тайное соглашение с Гитлером. В ноябре 1936 года Муссолини уже открыто говорил об «оси Рим — Берлин». Обе страны договорились уважать амбиции друг друга и действовать вместе против Испанской республики. В то же время за спиной Министерства иностранных дел Гитлер поручил ведомству Риббентропа заключить антикоминтерновский пакт с Японией и договориться об оборонительном альянсе против Советского Союза. На тот момент он не имел особой ценности, но вместе с «осью Рим — Берлин» завершил объединение ревизионистских, экспансионистских стран, которое приняло такой разрушительный вид во Второй мировой войне. Попытка привлечь Великобританию к участию в антикоминтерновском пакте, начатая назначением Риббентропа послом в Лондоне в августе 1936 года, никогда бы не увенчалась успехом. Она провалилась из-за бестактности нового посланника и использования им угрозы подорвать морскую империю Великобритании в качестве инструмента шантажа — угрозы, которую британцы принимали полностью всерьез. Более того, по мнению Гитлера, на тот момент только заключение глобального договора с Соединенным Королевством могло бы стоить охлаждения отношений с итальянцами, учитывая масштабы британского присутствия в Средиземноморье. Он не оставил идею о договоре какого-либо вида с британцами и продолжал верить, что Великобритания не будет вмешиваться в европейские события, как бы они ни разворачивались. Однако на тот момент подобные планы занимали второе место по сравнению с решением текущих задач на Европейском континенте.

Эти цели оказались значительно ближе к осуществлению во второй половине 1936 года. Полным ходом шло выполнение Четырехлетнего плана, который должен был позволить достаточно быстро создать в Германии армию, способную вести масштабную войну в начале 1940-х годов. «Ось Рим — Берлин», Антикоминтерновский пакт, успешное участие в испанской гражданской войне и доминирование политики умиротворения в британском правительстве вместе помогли убедить Гитлера в том, что он мог ускорить реализацию своих внешнеполитических планов даже без союза с Великобританией. Именно в такой атмосфере Гитлер провел совещание с Бломбергом, Фричем, Герингом, Нейратом и Редером 5 ноября 1937 года, на котором полковник Хоссбах отметил намерение нацистского фюрера предпринять военные действия против Австрии и Чехословакии в самом ближайшем будущем. Но к этому времени Гитлер начал ощущать, что многие его начинания сводятся на нет обструкционизмом и отсутствием энтузиазма со стороны некоторых его подчиненных. Зимой 1937/38 года он начал менять их на людей, которые были готовы ускорить подготовку к войне. Однако изрядное число высших военных руководителей, поддерживаемых сторонниками в Министерстве иностранных дел, начали испытывать крайнюю озабоченность постоянно усиливавшимся желанием Гитлера развязать войну. Германия могла захватить Австрию и, вероятно, Чехословакию, однако состояние военной подготовки в стране, по их мнению, было далеко от того, которое позволило бы выиграть войну с Великобританией и Францией, если бы военный конфликт в Центральной и Восточной Европе привел бы к крупномасштабному противостоянию. Военный министр фельдмаршал Вернер фон Бломберг, министр иностранных дел Константин фон Нейрат и главнокомандующий сухопутными войсками Вернер фон Фрич — все выражали серьезные сомнения после совещания в ноябре 1937 года. Глава Генштаба сухопутных войск генерал Людвиг Бек был обеспокоен еще больше и выражал свою тревогу из-за безответственности Гитлера. Все эти люди верили, что глобальная война была и неизбежна, и желательна, однако они также были убеждены, что начинать ее в тот момент было опасно и преждевременно.

В первые месяцы 1938 года один неожиданный скандал предоставил Гитлеру возможность действовать. 12 января 1938 года Бломберг, одинокий вдовец, женился на женщине младше его на тридцать пять лет. Он встретил ее, гуляя в Тиргартене в Берлине. Новая жена Бломберга, Маргарет Грун, была простой девушкой из небогатой семьи. Гитлер одобрил этот союз, поскольку он демонстрировал незначительность социальных различий в Третьем рейхе. Поэтому он согласился стать свидетелем на церемонии бракосочетания. Однако прошлое Грун на самом деле было совсем не безупречным. Фрич получил анонимный звонок, в котором ему сообщили, что она состояла на учете в полиции как проститутка, позировала для порнографических фотографов и была осуждена за кражу у клиента. Полиция подтвердила ее личность. 24 января Геринг решил, что его долг — показать ее полицейское досье Гитлеру. Взволнованный тем, каким посмешищем он мог бы стать, если бы стало известно, что он был свидетелем на свадьбе бывшей проститутки, Гитлер впал в глубокую депрессию и потерял сон. Ситуация для него осложнялась еще и тем, что порнографические снимки делал еврей, с которым Грун жила в то время. Геббельс писал в своем дневнике, что это был самый серьезный кризис режима после дела Рёма. «Вождь, — говорил он, — полностью разбит». По мнению Геббельса, единственным приемлемым выходом из этой ситуации для Бломберга было застрелиться. Бломберг отверг предложение Геринга отменить свадьбу, и ему пришлось уйти с поста военного министра. 27 января Гитлер видел его в последний раз, на следующий день фельдмаршал и его жена уехали в Италию в годичный отпуск.

Однако на этом история совсем не закончилась. Размышляя о том, что и другие высокопоставленные офицеры могли быть запятнаны моральными скандалами, Гитлер внезапно вспомнил о представленном ему летом 1936 года досье на генерал-полковника Фрича, в котором содержались заявления о его гомосексуальной связи с одним берлинским проституткой-мужчиной Отто Шмидтом. В то время Гитлер отмахнулся от этих утверждений и приказал уничтожить досье. Однако дотошный Гейдрих просто запер его в сейф и представил Гитлеру 25 января 1938 года. Шокированный военный адъютант Гитлера, полковник Хоссбах, сообщил об этом фон Фричу, который заявил, что все те утверждения были абсолютно ложными. Возможно, рассказал Фрич на в спешке организованной на следующий день встрече с Гитлером, Герингом и Отто Шмидтом, вытащенным по такому случаю из тюрьмы гестапо, речь шла о периоде 1933—1934 годов, когда он регулярно обедал наедине с членом Гитлерюгенда, которого бесплатно подкармливал. Если так, то он мог заверить всех в том, что эти отношения были совершенно невинными. Ранее не знавший об этой связи Гитлер встревожился еще больше. И не слишком бурное негодование Фрича, с которым он отмел историю Шмидта, также не очень ему помогло. На допросе 27 января в гестапо Шмидт выложил дополнительные детали его предполагаемой связи с Фричем. Командующий сухопутными войсками без труда их опроверг. Но ущерб был уже нанесен. Гитлер больше не доверял ему. Министр юстиции Гюртнер, которого спрашивали по этому поводу, предположил, что Фричу не удалось очистить свое имя. Погруженный в еще более глубокую меланхолию, Гитлер отменил свою ежегодную речь на годовщине своего назначения рейхсканцлером 30 января. 3 февраля 1938 года он попросил Фрича уйти в отставку.

По настоянию Портнера 18 марта 1938 года Фрича судил военный трибунал. С него однозначно сняли все обвинения, которые базировались, как заключил суд, на ошибочном опознании: тот Фрич оказался другим человеком. Не имея больше доступа в высшие военные инстанции, он отправился добровольцем на польский фронт и был убит в бою 22 сентября 1939 года. Бломберг пережил войну в отставке и умер в тюрьме союзников в марте 1946 года. Тем временем Гитлеру необходимо было найти выход из этого кризиса. И после напряженных консультаций с Геббельсом он наконец сделал свой ход. Смещение двух высших людей в армии можно было с выгодой представить как часть гораздо более масштабных перестановок. Гитлер отправил в отставку не меньше четырнадцати генералов, включая шестерых в военно-воздушных силах. Среди них было много людей, прохладно относившихся к национал-социализму. Еще сорок шесть высокопоставленных офицеров были переведены на другие посты. На посту главнокомандующего сухопутными войсками Фрича заменил Вальтер фон Браухич, артиллерийский офицер, которое произвели в генерал-полковники. Браухич не был нацистом, но горячо почитал Гитлера и был намного более предан ему, чем его предшественник. Гитлер отмахнулся от требований Геринга назначить военным министром его. Его текущее военное звание (капитан в отставке) было слишком низким, чтобы его восприняли всерьез другие генералы, а кроме того, эта должность могла сделать его слишком могущественным. Гитлер отделался от него, присудив звание фельдмаршала.

Кресло военного министра оставалось незанятым. С этого момента Гитлер стал выполнять его функции самостоятельно в качестве верховного главнокомандующего, создав три подчиненных министерства для каждого из трех родов вооруженных сил, координацией которых занималось новое Верховное командование вермахта (Oberkommando der Wehrmacht или OKW) под началом генерала Вильгельма Кейтеля, высокопоставленного военного администратора в старой структуре. В то же время Гитлер воспользовался возможностью заменить Нейрата на посту министра иностранных дел на своего человека, Иоахима фон Риббентропа, которому можно было доверять гораздо больше. Консервативный Ульрих фон Хассель был отозван из посольства в Риме и заменен на более уступчивого посла. Гитлер также объявил о назначении лояльного Вальтера Функа на место Шахта в Министерстве экономики, откуда ШЬхтушел 26 ноября 1937 года. Официальное объяснение этих перемен заключалось в том, что Бломберг и Фрич ушли в отставку по причине плохого здоровья, однако Гитлер рассказал реальную подоплеку как правительству, которое собралось в последний раз 5 февраля 1938 года, так и высокопоставленным генералам — раньше в тот же день. Армейские офицеры, убежденные подробными деталями, приведенными Гитлером, были в ужасе. Нравственная незапятнанность армейского руководства была поставлена под сомнение. Теперь оно было целиком в руках Гитлера. 20 февраля он несколько часов выступал с обращением в Рейхстаге. Он объявил, что вооруженные силы теперь «были преданы национал-социалистическому государству в слепой вере и послушании».

После этих изменений Гитлер получил неограниченный контроль над внешней, военной и экономической политикой Германии. В окружении прислужников, которые постоянно твердили о своем восхищении им, не осталось никого, кто мог бы его сдерживать. К тому времени он также оттолкнул от себя нескольких близких друзей, которые имели хоть сколько-нибудь независимое мнение. Один из них, Эрнст «Путци» Ганфштангль, поддерживавший Гитлера в начале его пути, получил в 1932 году ничего не значащий титул советника по иностранной прессе в нацистской партии. Однако он не мог пошатнуть доминирование Геббельса в области пропаганды, и сам Гитлер больше никак его по-настоящему не использовал. Ушли те унизительные времена, когда Гитлер вышагивал по гостиной Ганфштангля, размахивая руками в такт, пока тот играл Вагнера на пианино. Тщеславный, самодовольный, никогда не принадлежавший раболепной когорте обожателей Гитлера, Ганфштангль вызывал все большее раздражение среди нацистского руководства красочными рассказами о своей храбрости, которую он демонстрировал, оставшись в Нью-Йорке во время Первой мировой войны после вступления в войну Америки в 1917 году, когда многие из нацистов воевали на фронте. А когда к этому он добавил пренебрежительное отношение к смелости немецких войск, сражавшихся на стороне Франко в годы испанской гражданской войны, Гитлер и Геббельс решили преподать ему урок. В феврале 1937 года Гитлер приказал Ганфштанглю отправиться в Испанию, чтобы установить связь с немецкими военными корреспондентами за линией фронта. Во время полета пилот, следуя инструкциям Гитлера, сообщил Ганфштанглю, что на самом деле он был направлен для исполнения секретной миссии в тылу врага. Не отличавшийся особой смелостью Ганфштангль запаниковал. В конечном счете пилот посадил самолет на аэродроме рядом с Лейпцигом, заявив о какой-то неисправности двигателя. Все фрагменты этого были запечатлены на пленку операторами Геббельса. Геббельс отмечал в своем дневнике, что, посмотрев получившийся фильм, можно было умереть со смеху. Ганфштангль не понял шутки. Убежденный в том, что на него была предпринята попытка покушения, он бежал в Швейцарию и больше не вернулся.

В начале 1938 года Гитлер снова обратил свое внимание на Австрию. 11 июля 1936 года он заключил официальное соглашение с австрийским правительством, в котором Австрия признала, что являлась немецким государством, а австрийский диктатор Курт фон Шушнигг выполнил требование Гитлера предоставить «национальной оппозиции», то есть австрийской нацистской партии, долю в правительстве. Однако если Шушнигг считал это соглашение улаживанием проблем, возникших в австрогерманских отношениях после попытки переворота двухлетней давности, то Гитлер рассматривал его исключительно как начало сложного политического процесса, который в конечном счете должен был привести к разрушению австрийского суверенитета и созданию полноценного союза с Германией. Тем не менее достаточно долгое время Гитлер не считал, что пришел подходящий момент для действия. В течение 1936 года он призывал австрийских нацистов к осторожности, не желая вызывать международную тревогу, пока остальная Европа переваривала ремилитаризацию долины Рейна и ее последствия. Он продолжал в том же духе и большую часть 1937 года. Руководство австрийских нацистов следовало приказам, приглушая свою враждебность к католической церкви, которая вызывала такой гнев у северных соседей. Австрия была всецело католическим государством, и было крайне важно сохранить по крайней мере нейтралитет духовенства, а лучше заручиться его поддержкой в отношении идеи об объединении с Германией. Рядовых членов движения раздражали ограничения, которые такая политика накладывала на их действия, и подпольная активность партии была серьезно разрознена. Другим источником напряженности стало назначение Шушниггом пронацистского адвоката Артура Зейсс-Инкварта в состав правительства. Негодование австрийской нацистской партии по поводу этого включения одного из своих лидеров в политический аппарат правительства было настолько велико, что в октябре 1937 года она официально исключила из своих рядов одного из членов команды Зейсс-Инкварта — Одило Глобочника. Австрийское отделение СС под руководством Эрнста Кальтенбруннера особенно упорствовало в распространении незаконных действий наперекор желаниям партийного руководства. В свете такой разрозненности можно было забыть о любых надеждах на ликвидацию австрийской независимости изнутри.

Однако пока Гитлер призывал соблюдать осторожность, Герман Геринг занимал более решительную позицию. В роли главы Четырехлетнего плана его все больше беспокоила быстро растущая нехватка сырья и квалифицированных рабочих для проведения перевооружения и подготовки к войне. В Австрии в избытке было и то и другое. Геринг особенно стремился захватить богатые железорудные залежи в Штирии. Он четко продемонстрировал свои намерения, показав специально подготовленную карту Европы, где Австрия уже была включена в состав Германии, Муссолини в сентябре 1937 года и высокопоставленным чиновникам австрийского МИДа два месяца спустя. Молчание Муссолини он принял за согласие. Поглощение Австрии прекрасно вписывалось в геополитические представления Геринга об обширной экономической сфере в Центральной Европе под руководством Германии — о Миттельевропе (Mitteleuropa), концепция которой была достаточно популярна уже с начала 1900-х годов. Он также настаивал на объединении валют двух стран. Эту идею австрийское правительство встретило без особого воодушевления, поскольку полагало, что это неминуемо приведет к политическому слиянию, учитывая намного большую экономическую силу Германии. Такая агрессивная политика была чересчур жестка, говорил Гитлер Муссолини во время визита итальянского лидера в Германию в сентябре 1937 года. Тем не менее он ничего не предпринял, чтобы остановить инициативы Геринга. Потому что на деле он уже склонялся к позиции Геринга и начинал считать, что поглощение Австрии раньше или позже обязательно произойдет.

Усилившееся ощущение неотложности, которое захватило Гитлера в начале 1938 года, имело несколько причин. Немецкое перевооружение продолжалось бурными темпами, однако другие страны также начинали перевооружаться, и вскоре преимущество, созданное Германией, могло быть потеряно. Кроме того, на тот момент опыт показывал, что Великобритания и Франция не хотели идти на жесткие меры против Германии в случае ее экспансии. Это нежелание было подчеркнуто заменой 21 февраля 1938 года Энтони Идена на более склонного к уступкам лорда Галифакса на посту британского министра иностранных дел. Но сколько могло продолжаться такое стремление к умиротворению? Более того, около 1937—1938 годов Гитлер сам почувствовал, что его время истекает. Он приближался к своему пятидесятому дню рождения и стал беспокоиться о своем здоровье. В мае 1938 года он даже подозревал, что болен раком. Но среди текущих и более насущных задач было отвлечь внимание от кризиса в армейском руководстве, и для этого как никогда бы сгодилось какое-либо яркое действие во внешней политике. И здесь не в первый и не в последний раз события сыграли на руку Гитлеру. Растущее сближение между Германией и Италией привело помимо прочего к снятию всех прежних возражений Муссолини относительно захвата Австрии Германией, о чем Гитлер, бывший прирожденным австрийцем, думал с самого начала своей политической карьеры. Более того, Шушнигг, воодушевленный тем, что специальным послом в Вене был назначен Франц фон Папен, страстно желал встретиться с Гитлером, чтобы попробовать добиться прекращения насилия австрийских нацистов, которые, как он боялся, планировали переворот наподобие провалившегося путча, который привел к смерти его предшественника в 1934 году. Эта встреча имела самые важные последствия.

Правительство Шушнигга постоянно слабело начиная с 1936 года. Ему не удалось добиться практически никаких успехов в улучшении экономики, которая была глубоко подавлена продолжавшейся Депрессией. Годы мучительной бедности и массовой безработицы лишили большинство населения всяких иллюзий в отношении правительства и убедили больше, чем когда-либо, что маленькая Австрийская республика никогда не будет экономически жизнеспособной сама по себе. В течение 1920-х годов все ведущие политические партии стремились к воссоединению Австрии, которая была частью Германии во всех своих инкарнациях вплоть до 1866 года, с рейхом. Хотя захват власти нацистами привел к тому, что придерживавшиеся марксистских взглядов австрийские социалисты исключили это требование из своей программы в 1933 году, не было сомнений, что многие из них продолжали считать это наилучшим решением проблем своей страны. В конце концов, думали они, присоединившись к Третьему рейху, они бы просто поменяли неудачную диктатуру на удачную. Более того, многие социалисты, озлобленные жестоким подавлением своего движения со стороны правительства и армии в феврале 1934 года, ни при каких обстоятельствах не стали бы под держивать ненавидимого Шушнигга, которого считали в первую очередь виноватым за убийство сотен своих товарищей во время конфликта. В более общем смысле австрийский антисемитизм, как отмечалось в правительственном отчете от 1936 года, «постоянно усиливался», по мере того как люди искали виноватых в своих проблемах. Он вдохновлялся не только австрийскими нацистами, но и малочисленным, но набиравшим популярность движением монархистов под руководством эрцгерцога Отто фон Габсбурга, наследника трона Габсбургов. Попытка Шушнигга организовать для себя поддержку, основав собственное движение фашистского толка «Отечественный фронт», полностью провалилась. Фашистские движения в Европе черпали свою силу из недовольства народа, а контролируемая правительством имитация никого не убедила. В 1936 году Шушнигг запретил непокорные Бригады национальной обороны. Это лишило его единственной остававшейся полувоенной силы, которая могла бы ему помочь в сопротивлении немецкому вторжению. Полувоенная организация австрийских социалистов уже была распущена при его предшественнике Дольфусе. Тысячи недовольных солдат военизированных отрядов склонялись в своих предпочтениях к подпольной австрийской нацистской партии, которая также была запрещена при Шушнигге.

Организованная Папеном встреча между Гитлером и Шуш-ниггом состоялась в Берхтесгадене 12 февраля 1938 года. Чтобы устрашить австрийского диктатора, Гитлер собрал в горном дворце высокопоставленных немецких военных, включая командира легиона «Кондор» Гуго Шперле. Гитлер уже имел детальные сведения от Зейсса-Инкварта о позиции Шушнигга. Не дав тому возможности высказать свои доводы, Гитлер разразился гневной тирадой. «Вся история Австрии, — вещал он, — представляет собой один безостановочный акт государственной измены. Это было в прошлом и продолжается и поныне. Этот исторический парадокс сегодня должен прийти к давно назревшему финалу». В течение двух часов он разглагольствовал о своей непобедимости («Я реализовал все поставленные собой задачи и таким образом стал, пожалуй, самым великим немцем за всю историю») и дал понять, что если австрийцы не примут его требования, за этим последует военное вмешательство без помех со стороны иностранных государств («Немецкий рейх — это великая держава, и никто не сможет и не станет пытаться мешать нам наводить порядок внутри наших границ»). Когда Шушнгг заколебался и попросил время посоветоваться, Гитлер вызвал генерала Кейтеля, который десять минут сидел в комнате, излучая скрытую угрозу, прежде чем был отправлен назад. На следующее утро, чтобы подчеркнуть серьезность своих намерений, Кейтеля вызвали в Берлин для подготовки военных маневров у австрийской границы с целью запугивания.

15 февраля основательно испугавшийся Шушнигг принял требования Гитлера и официально согласился вести совместную внешнюю политику с Германией, легализовать австрийскую нацистскую партию в рамках Отечественного фронта, освободить заключенных нацистов и отменить все меры, предпринятые против них, а также начать программы военного и экономического сотрудничества. По требованию Гитлера Зейсс-Инкварт был назначен австрийским министром внутренних дел. Многие австрийские нацисты ненавидели Зейсс-Инкварта, готовность которого идти на компромиссы с правительством они считали изменой, и в ответ на это разбили все окна в немецком посольстве в Вене. 21 февраля 1938 года Гитлер вызвал пятерых главных руководителей австрийских нацистов в Берлин и отправил их в отставку, запретив возвращаться. С этого момента, сказал он, партия должна была перейти на легальное положение. Он сообщил, что путь вперед заключался в эволюционном развитии посредством захвата австрийского правительства, а не в революции снизу. Но даже это не смогло погасить радикализм некоторых членов австрийской нацистской партии, которые организовали публичные демонстрации, намного превосходившие по масштабу мероприятия Отечественного фронта. Сообщалось, что все больше людей использовали гитлеровский салют и свастику на публике, несмотря на попытки Зейсс-Инкварта запретить их в стремлении реализовать политику захвата власти изнутри. Полиция теперь отказывалась следить за соблюдением этих норм, а армия также перешла на сторону национал-социалистов. Похожие противоречия возникали из-за официального давления сверху вкупе с разговорами о сдержанности и быстро нараставшего давления снизу. Принятие Шушниггом условий соглашения с Гитлером превратило Австрию в сателлит Германии. Теперь среди нараставшего ожидания того, что это приведет к быстрому объединению двух стран, его поддержка и без того хрупкая легитимность австрийского государства исчезали у него на глазах.

Утром 9 марта 1938 года в ответ на эту все более усугублявшуюся ситуацию Шушнигг вдруг объявил, что 13 марта будет проведен референдум, на котором австрийским избирателям будет задан вопрос, поддерживают ли они «свободную, немецкую, независимую и социальную, христианскую и единую Австрию» и отдают ли свой голос «за свободу, работу и равенство всех, кто выступает за народ и родину». Чтобы гарантировать ответ «да» на этот запутанный вопрос, принять участие в голосовании могли только люди старше двадцати четырех лет, что позволило исключить большую часть нацистов, основную часть которых составляла молодежь. Более того, в условиях репрессивной клерикально-фашистской диктатуры Шушнигга не было никаких гарантий того, что голосование будет свободным или тайным, и сам канцлер не предоставлял подобных заверений. А отсутствие нормального списка избирателей открывало возможности для массовых подлогов. Гитлер пришел в ярость от этого, по его мнению, предательства берхтесгаденского соглашения. Вызвав Геринга и Геббельса, он устроил лихорадочное обсуждение того, что можно было предпринять, чтобы остановить голосование. Пока армия в спешке составляла планы вторжения, основанные только на анализе, подготовленном ранее на случай возможного восстановления монархии Габсбургов, Гитлер в десять утра 11 марта 1938 года направил Шушнигту ультиматум: референдум следовало отложить на две недели, а формулировку изменить на вопрос, схожий с использовавшимся на референдуме в Сааре. Другими словами, в вопросе должен был содержаться неявный призыв одобрить объединение, а не отклонить. Шушнигг должен был подать в отставку, а на его место должен был быть назначен Зейсс-Инкварт. Шушнигг согласился отложить голосование, но отказался уйти с поста. Перехватив инициативу, Геринг позвонил по телефону нервничавшему и сопротивлявшемуся Зейссу-Инкварту и приказал ему сообщить австрийскому главе государства Вильгельму Микласу, что если тот не назначит Зейсса-Инкварта канцлером, «то вторжение войск, уже стянутых к границе, произойдет этой же ночью и станет концом Австрии». Он также добавил: «Вы должны дать национал-социалистам свободу действий во всей стране. Теперь им можно выходить на улицы везде».

К вечеру 11 марта демонстрации австрийских нацистов уже шли по всей стране, а отряды СС заняли штаб-квартиру провинциального правительства Тироля. Нацистский гаулейтер Верхней Австрии объявил исступленной толпе из 20 000 человек, собравшихся на главной площади в Линце, что Шушнигг подал в отставку, что тот и сделал в 15.30 под влиянием второго ультиматума Геринга. Референдум был отменен. Случайно в Вене Уильям Л. Ширер был «захвачен орущей, истеричной нацистской толпой». По его словам, полиция «смотрела на это с ухмылкой». Некоторые уже надели наручные повязки со свастикой. «Молодые хулиганы швыряли булыжники из мостовых в окна еврейских магазинов. Толпы восторженно ревели». По мере распространения демонстраций Геринг приказал Зейссу-Инкварту направить официальный запрос с просьбой ввести немецкие войска для восстановления порядка. Еще не назначенный канцлером, он колебался, поэтому запрос направил Вильгельм Кеппелер, глава австрийского бюро нацистской партии, который теперь находился в Вене. Он ушел в десять минут девятого вечера 11 марта 1938 года. Тем временем Гитлер направил принца Филиппа Гессенского к Муссолини, чтобы заручиться его нейтралитетом. В 21.45 принц позвонил Гитлеру лично и сообщил, что все было в порядке. «Пожалуйста, сообщите Муссолини, что я никогда ему этого не забуду, — сказал Гитлер. — Никогда, никогда, никогда, что бы ни случилось». Англичане заняли нейтральную позицию. В полночь австрийский президент наконец уступил и назначил Зейсс-Инкварта канцлером. В любом случае было слишком поздно. Подгоняемый Герингом, который заявил, что он покажется слабым, если не будет действовать, независимо от того, примут ли австрийцы ультиматум, Гитлер дал Кейтелю приказ о вторжении в четверть девятого. Раньше этим вечером Шушнигг выступил с эмоциональным обращением к австрийскому народу, обрисовав условия ультиматума и опровергнув наличие каких-либо беспорядков. «Даже в этой ужасной ситуации мы не готовы проливать кровь», — сказал он. В 5.30 утра 12 марта 1938 года немецкие войска, переброшенные в Баварию в предыдущие два дня, перешли австрийскую границу. Они не встретили никакого сопротивления.

Когда утром немецкие части медленно проходили по главным городам Австрии, их встречали исступленные толпы, кричащие «Хайль!» и бросавшие цветы к их ногам. Повсюду прежде тайные члены запрещенной австрийской нацистской партии открыто выражали свою принадлежность, для виду выставляя напоказ пуговицы со свастикой, скрытые раньше за отворотами. Получив заверения военных в том, что он будет в безопасности, Гитлер прилетел в Мюнхен, откуда переехал через границу на машине с открытым верхом в сопровождении моторизованной колонны своих эсэсовских телохранителей. Прибыв в 15.30 в своей родной город, Браунау-на-Инне, он был встречен радостными толпами, которые приветствовали его на протяжении всей дороги. Позже вечером после четырехчасовой поездки, постоянных остановок из-за разгоряченных людей на улицах, он прибыл в Линц, где присоединился к группе высокопоставленных нацистов, включая Гиммлера и Зейсс-Инкварта. Когда прозвенели церковные колокола, Гитлер обратился к огромной толпе с балкона городской ратуши, постоянно прерываемый криками «Хайль!» и пением «Один народ, один рейх, один фюрер». «Все дальнейшие попытки разлучить этот народ, — предупредил он, — обречены на провал». Возложив цветы на могилу своих родителей в Леондинге и посетив свой старый дом, Гитлер вернулся в отель, чтобы обдумать, как лучше всего организовать официальное объединение Австрии и Германии. Вначале он думал только о том, чтобы стать президентом Австрии и провести референдум об объединении, который бы оставил большую часть существовавших институтов Австрии без изменений. Однако полученный им восторженный прием убедил его, что настал момент, когда можно было провести полное включение Австрии в рейх без какого-либо серьезного противодействия. «Эти люди здесь — немцы», — говорил он британскому журналисту.

Вечером 13 марта 1938 года был утвержден закон об аншлюсе Австрии, предложенный высокопоставленным чиновником Министерства внутренних дел, прилетевшим из Берлина, утвержденный восстановленным австрийским правительством и подписанный Гитлером. Союз двух стран привел к образованию Великой Германии (Grossdeutschland). Вначале сама Австрия стала провинцией под руководством Зейсс-Инкварта, но теперь Гитлер был настроен уничтожить австрийскую идентичность и полностью уничтожить влияние Вены, столицы, которую, по сравнению с другими регионами, он никогда не любил. В апреле 1939 года рейнский гаулейтер Йозеф Бюркель, прилетевший, чтобы стать имперским уполномоченным по воссоединению Австрии с рейхом, упразднил региональные собрания и объединил их с партийной администрацией, таким образом сохранив идентичность самих регионов. Австрия стала Восточной маркой (Ostmark). Ее суверенитет был полностью ликвидирован в 1942 году, когда она была разделена на имперские регионы Альп и Дуная. Это было не то, на что рассчитывали многие австрийцы, и в особенности венцы. Даже лидеры австрийской нацистской партии были горько разочарованы, потеряв свои места, на которые были назначены администраторы из Германии. Однако, по крайней мере в начале, их энтузиазм был подавляющим. 14 марта 1938 года автомобильная кавалькада Гитлера выехала из Линца в Вену, ее снова останавливали приветствующие толпы. По прибытии ему пришлось обратиться к ним с балкона своего отеля, чтобы успокоить. Задержка его прибытия дала венским нацистам время подготовиться: по случаю были закрыты школы и отменена работа, нацистов и ребят из Гитлерюгенда свозили на автобусах из деревень. 15 марта Гитлер обратился к огромной опьяненной толпе численностью около 250 тысяч человек в Вене, объявив, что новая историческая миссия Австрии теперь заключалась в том, чтобы стать бастионом против угрозы с Востока.

Принятие австрийцами аншлюса было обеспечено не только долгим разочарованием граждан в своем маленьком нежизнеспособном государстве, но и тщательной подготовкой со стороны нацистов. Социалисты давно высказывались в пользу воссоединения, и некоторые сомнения у них были только из-за той формы, которую приняло немецкое правительство в 1933 году, а не из-за каких-либо общих национальных принципов.

Партия в любом случае была уничтожена Дольфусом в ходе короткого гражданского конфликта в феврале 1934 года. Ее лидеры в большинстве своем находились в изгнании, в тюрьме или в подпольной оппозиции либо ушли с политической сцены. Нацисты провели серьезную работу с умеренным крылом партии, убедив ее лидера Карла Реннера открыто заявить 3 апреля, что он скажет «да» на предстоящем референдуме. А на встрече, организованной неутомимым Францем фон Папеном, кардинал Инницер, глава австрийских католиков, принял личные заверения Гитлера в том, что Церковь и ее институты, включая школы, останутся в неприкосновенности. И без того склонный видеть в нацизме наилучшую защиту от большевистской угрозы, Инни-цер призвал других видных священнослужителей, чтобы издать совместное заявление в пользу воссоединения 18 марта, поставив личную подпись «Хайль Гитлер!» внизу страницы. Организованный Йозефом Бюркелем, успешно осуществившим голосование в Сааре, референдум был совмещен с выборами, на которых избирателям был предложен список кандидатов в Рейхстаг Великой Германии, составленный самим фюрером. Он прошел 10 апреля в обстановке массовых подтасовок и запугиваний. Предсказуемое число в 99,75 % австрийцев высказалось за аннексию, хотя, вероятно, даже если судить по некоторым отчетам гестапо, только от четверти до трети венских избирателей на самом деле поддерживали идею объединения.

Скоро австрийцы узнали, что на практике означало включение в состав Третьего рейха. Почтовая служба, железные дороги, банковская система, валюта и все другие экономические институты были заменены немецкими эквивалентами, системы налогообложения были объединены с января 1940 года. В течение двух дней после захвата австрийская экономика была включена в Четырехлетний план. Немецкие фирмы стали захватывать австрийские компании, которые экономические управляющие плана считали неэффективными и отсталыми. Разумеется, некоторые австрийские компании уже принадлежали немцам, однако захват подхлестнул новую войну приобретений. В Линце был учрежден новый гигантский концерн «Герман Геринг Верке», который занялся разработкой крупных австрийских месторождений железной руды. В результате объединения производство бензина и стали значительно возросло. Значительные запасы золота и иностранной валюты Австрии, также перешедшие рейху, позволили временно резко увеличить резервы Германии. Перенос немецкой границы на юго-восток упростил торговлю с Балканами. Австрия также поставляла рабочую силу для Четырехлетнего плана. Слияние с уже перегретой немецкой экономикой принесло много преимуществ австрийцам, безработица быстро сокращалась, а наплыв немецких солдат и управленцев в Австрию повысил местный спрос на товары и услуги. Однако экономические проблемы Австрии не исчезли за одну ночь, а более высокие зарплаты в Германии оказались недостаточным стимулом, чтобы привлечь квалифицированных промышленных рабочих из австрийских провинций. Поэтому, чтобы устранить нехватку рабочих рук в Германии и помочь сократить безработицу в Австрии, Геринг решил набирать рабочих силой. Декрет по этому поводу был издан 22 июня 1938 года, и в следующем году 100 000 австрийских рабочих, включая 10 000 квалифицированных машиностроителей, были принудительно направлены на работу в области, которые теперь назывались Старым рейхом. Их отъезд из страны, предоставление новых рабочих мест в самой Австрии и регистрация всех австрийских рабочих в Немецком трудовом фронте и организации «Сила через радость» оказали серьезный успокаивающий эффект на рабочую оппозицию.

Однако нацисты не собирались рисковать. В числе первых прибывших в Вену были Гиммлер и Гейдрих, которые привезли с собой группу офицеров гестапо для искоренения оппозиции. Несмотря на то что многие руководители прошлого режима бежали из страны, экс-канцлер Шушнигг отказался уехать, был арестован и оставался в заключении до краха Третьего рейха. Секретарь Папена Вильгельм фон Кеттелер был захвачен гестапо, вскоре после этого его безжизненное тело нашли в канале. Бывший лидер Бригад национальной обороны майор Фей, сыгравший ключевую роль в подавлении нацистского восстания в 1934 году, покончил жизнь самоубийством вместе со всей своей семьей, 2555 офицеров были уволены из австрийской армии, а еще большее число были переведены на административные должности. Эти меры затронули больше 40 % офицерского корпуса. Остальные войска были разбросаны по немецкой армии, что окончательно уничтожило суверенитет австрийцев. Министр безопасности, руководивший полицией, был заменен на главу австрийских подразделений СС Эрнста Кальтенбруннера, а новым шефом полиции Вены стал Отто Штейнхойзль, сыгравший важную роль в неудавшемся путче 1934 года. Шесть тысяч обычных немецких полицейских были призваны в качестве подкрепления вместе со значительным числом агентов гестапо. Однако в целом австрийская полиция не нуждалась в кардинальной чистке. Многие из них были тайными нацистами. Они

с готовностью передали подробные и длинные списки оппозиционеров, составленные при Дольфусе и Шушнигге. Гестапо быстро взялось за дело, арестовав всех, кто представлял собой угрозу для нацистской власти, — в общем 21 000 человек в ночь с 12 на 13 марта. Для их размещения в концентрационном лагере Дахау были организованы дополнительные помещения. Многие из этих заключенных были освобождены позже в этом году и только 1500 остались до конца 1938 года. В Австрии не было серьезного сопротивления почти до конца войны. Тем временем Гиммлер создал совершенно новый лагерь в Маутхаузене рядом с Линцем, где заключенные со всего рейха добывали камень для строительных проектов Шпеера. Условия в нем были самыми невыносимыми из всех лагерей на территории Великой Германии до вторжения в Советский Союз в 1941 году. Городской совет Вены выделил эту землю при условии, что часть добываемого камня будет использоваться для мощения городских улиц.

Самое жесткое давление обрушилось на австрийских евреев, подавляющее большинство которых, около 170 000 из 200 000 человек, проживали в Вене. В течение многих лет испытывавшие жестокое разочарование от своего нелегального положения австрийские нацисты накопили столько не нашедшей выхода агрессии, которая превосходила все, что видели до этого в Старом рейхе. Бескомпромиссные нацисты радовались тому, что один из них назвал «освобождением Вены и Восточной Марки от чужеродного еврейского правления» и объявил «всеобщее очищение евреизированной Австрии». Все различные стадии антисемитской политики и мер, которые в течение долгого времени применялись в Германии, теперь происходили в Австрии одновременно в одном взрыве яростной ненависти и насилия. Новые нацистские руководители страны быстро ввели в действие все антисемитские нормы Старого рейха, включая Арийскую статью и (в мае 1938 года) нюрнбергские законы. Евреев разом изгнали с госслужбы и из профессиональной деятельности. Для проведения ариизации еврейских компаний было создано разветвленное Управление по передаче собственности со штатом в 500 человек. Огромные средства евреев попали в руки старых австрийских нацистов, которые потребовали их в качестве компенсации за годы репрессий, от которых они страдали при Шушнигге (и за которые евреи не могли нести никакой вины). К маю 1938 года 7000 из 33 000 еврейских компаний в Вене были закрыты, к августу 1938 года закрылось еще 23 000. Оставшиеся были ариизированы. Официальные процедуры часто предварялись неофициальным насилием. Вскоре после захвата банда штурмовиков затолкала Франца Ротенберга, председателя правления «Кредитанштальта», самого влиятельного австрийского банка, в машину и выкинула его на предельной скорости, нанеся ему тяжелые травмы. Исидор Поллак, генеральный директор фабрики по производству динамита, в апреле был так сильно избит коричневорубашечниками, что скончался от травм, его фирму захватила «И.Г. Фарбен», а «Кредитанштальт» попал в руки «Дойчебанка».

Тем временем австрийские нацисты врывались в еврейские дома, квартиры и апартаменты, грабя их содержимое, выгоняя жильцов на улицу, где их собирали в кучу под гром проклятий и ударов и уводили смывать антинацистские рисунки с городских зданий. Вскоре придумали новую разновидность этого спорта: евреев заставляли становиться на колени на улице и стирать австрийские кресты и другие знаки, нарисованные краской или мелом, под насмешливые комментарии и аплодисменты зевак. Часто их обливали холодной водой, толкали и пинали, пока они делали свою унизительную работу. «День за днем, — писал Георг Гедье, венский корреспондент лондонской «Дейли Телеграф», — нацистские штурмовики, окруженные наседавшими, глумившимися и насмехавшимися толпами «золотых венских сердец», вытаскивали евреев из магазинов, офисов и домов, мужчин и женщин, давали им жесткие щетки и заставляли на коленях ползать по улицам и часами выполнять безнадежную задачу по уничтожению следов пропаганды Шушнигга. Все это я видел из окна своего кабинета, выходящего на Грабен. (Где таких следов не было, я видел, как нацисты рисовали их, чтобы евреям было что стирать.)… Каждое утро на Габсбургерштрассе частям СС сообщали, сколько евреев нужно было согнать в этот день для рабской работы… Любимым заданием была чистка емкостей с фекалиями в казармах СС, которую евреев заставляли делать голыми руками».

Других евреев, выходивших по своим делам на улицы, безнаказанно оскорбляли, отбирали кошельки и меховые шубы, после чего избивали.

К 17 марта 1938 года даже Гейдрих предложил приказать гестапо арестовать нацистов, ответственных за такие действия. И только 29 апреля руководителям штурмовиков пригрозили отставкой в случае, если они не прекратят этот произвол, после чего волна насилия стала спадать. Тем временем нацисты начали официальную конфискацию еврейских квартир в Вене. 44 000 из 70 000 были ариизированы к концу 1938 года. Они также начали принудительное изгнание еврейского населения в гораздо более прямой форме, чем это происходило в Старом рейхе. В маленьком восточном регионе Бургенланде, граничащим с Венгрией, новые нацистские правители конфисковали собственность 3800 членов давно сложившегося здесь еврейского сообщества, закрыли все еврейские компании, арестовали лидеров сообщества, а затем объявили о создании специальной зоны безопасности на границе в качестве предлога для изгнания всего еврейского населения. Многих евреев приволакивали в полицейские участки и избивали до тех пор, пока они не подписывали документы о передаче своего имущества. Полиция привозила их к границе и заставляла переходить ее. Однако поскольку соседние страны часто отказывались принимать их, многие евреи оказывались выброшенными на произвол судьбы на ничейной полосе. Так, например, пятьдесят одного человека бесцеремонно сгрузили на пустынном песчаном островке Дуная, что вызвало категорическое осуждение в мировой прессе. Большинство бежало к друзьям и родственникам в Вене. К концу 1938 года в Бургенланде евреев не осталось. Гестапо, несшее частичную ответственность за это массовое бегство, с 25 по 27 мая арестовало в Вене 1900 евреев, у которых были какие-либо хоть самые незначительные судимости, и отправило их в Дахау, где их поместили в отдельные бараки и обращались с ними особенно жестоко. Полиция также арестовала и выдворила из страны всех иностранных евреев и даже немецких евреев, проживавших в Вене. Всего к ноябрю 1938 года из Австрии было депортировано 5000 евреев. К этому времени евреев, живших за пределами столицы, силой перевозили в Вену. Все эти события породили панику среди австрийских евреев. Несколько сот человек в отчаянии покончили с собой. Тысячи других стремились покинуть страну любыми возможными путями. Чтобы ускорить этот процесс, 20 августа 1938 года нацистские власти учредили Центральное ведомство по еврейской эмиграции.

Управлял им Адольф Эйхман, человек, который в будущем получит страшную славу за свое участие в уничтожении европейских евреев в годы войны. Поэтому его карьера заслуживает более детального рассмотрения на тот момент, в 1938 году, когда он впервые получил серьезную должность, не в последнюю очередь потому, что процедуры, которые он организовал в Центральном ведомстве, получили гораздо более широкое применение позднее. Эйхман родился в долине Рейна в 1906 году и жил в Австрии с того времени, как его семья переехала в Линц за год до начала Первой мировой войны. Он принадлежал среднему классу по происхождению и воспитанию, у него не было университетского образования, но в 1920-х годах он работал торговым представителем нефтяной компании. Будучи представителем немногочисленного протестантского меньшинства Австрии, он горячо поддерживал пангерманский национализм, вступил в независимое молодежное движение и водил дружбу с правыми националистами, в основном с Кальтенбруннерами, семьей из среднего класса, придерживавшейся пангерманских взглядов. Он вступил в австрийскую нацистскую партию в 1932 году и попал под влияние Эрнста Кальтен-бруннера, 29-летнего выпускника юридического факультета и бывшего активиста студенческого братства. Кальтенбруннер был активным антисемитом, он вступил в австрийское отделение СС в 1930 году, а в 1932 году убедил Эйхмана присоединиться к нему. Потеряв работу в годы Депрессии, Эйхман переехал в Германию в августе 1933 года и прошел интенсивную физическую и идеологическую подготовку в СС. Вскоре он перешел в Службу безопасности СС Гейдриха, где занялся сбором информации о масонах в Германии. Его усердие и эффективность обеспечили ему быстрое продвижение по карьерной лестнице. К 1936 году он работал в еврейском департаменте Службы безопасности, составлял справочные документы по поводу сионизма, эмиграции и схожих тем и впитывал представления о радикальном, «рациональном» антисемитизме, царившие в департаменте.

Эйхман прибыл в Вену 16 марта 1938 года в составе особой части, уже имевшей за своими плечами целый список арестов известных евреев. Служба безопасности понимала, что для организованного проведения принудительной эмиграции требовалось сотрудничество еврейских лидеров, особенно если в план нужно было включить беднейших евреев, у которых не было средств на отъезд и начало новой жизни на другом месте. Эйхман вызвал к себе для разговора самых видных представителей еврейского сообщества, находившихся на тот момент в заключении, и выбрал Йозефа Лёвенхерца, уважаемого адвоката, как наиболее подходившего для его задачи. Он отправил его обратно в камеру с приказом не выпускать до тех пор, пока он не придумает план массовой эмиграции австрийских евреев. Просьба Лёвенхерца оптимизировать систему обработки заявок, которая позволила бы покончить с бюрократией и намеренными задержками, распространенными в то время, нашла самое живое понимание. Эйхман установил официальный порядок обработки заявок и сделал так, что конфискованные средства еврейского сообщества и его членов использовались Центральным ведомством для помощи в эмиграции бедным евреям. Подталкиваемые ужасающими историями о жестоком обращении с австрийскими евреями в Дахау, систематическим притеснением и оскорблениями со стороны чиновников агентства и непрекра-щающимся террором на улицах, австрийские евреи тысячами выстраивались в очереди для получения выездных виз. Лёвен-херц и другие евреи были привлечены для работы в агентстве, и им постоянно угрожали высылкой в Дахау, если бы они не выполняли свои квоты. В результате, как позднее хвастался Эйхман, к маю 1939 года законным путем эмигрировало около 100 000 австрийских евреев, а еще несколько тысяч пересекли границу незаконно, многие из которых в конечном счете добрались до Палестины. Получивший в качестве награды повышение и наслаждавшийся обретенной властью Эйхман стал грубым и жестоким в обращении с отдельными евреями. Его ведомство с конвейерной системой обработки, систематическим грабежом еврейских накоплений для субсидирования эмиграции беднейших, использованием террора и еврейских осведомителей, стало моделью для Службы безопасности СС в ее последующей политике обращения с евреями.

Включение Австрии в состав Третьего рейха и сопутствовавшие ему антиеврейские эксцессы дали огромный толчок для усиления антисемитизма по всей Германии. Помимо других причин прибавление 200 000 евреев к населению Третьего рейха практически восстановило численность евреев, которых нацистам удалось заставить покинуть пределы Германии в период с марта 1933 года по май 1938 года. Это делало все усилия как будто бесполезными. Поэтому нацисты удвоили свои усилия по проведению принудительной эмиграции. Без примера Австрии и чувства триумфа и неуязвимости, которое он вызывал у активистов нацистской партии, невозможно понять всплеск ненависти к евреям, который захлестнул Германию летом 1938 года и вылился в погром 9—10 ноября. Этот погром в полной мере ощутили и в Австрии. В Вене было сожжено сорок две синагоги, большая часть из остававшихся еврейских магазинов были уничтожены, а около 2000 еврейских семей выкинули из домов и квартир. 10 ноября отряд эсэсовцев разгромил штаб-квартиру еврейского сообщества и офисы сионистов. Эйхман жаловался, что погром нарушил организованное проведение эмиграции, но на самом деле прекрасно понимал, что его основной задачей было ускорить весь процесс за счет внезапного проявления массового террора, и именно такой эффект он произвел в Австрии, как и в других местах.

Таким же впечатляющим был импульс, который получили культурные амбиции высокопоставленных нацистов в результате аннексии Австрии и экспроприации ее еврейского сообщества. Они конфисковали множество собраний произведений искусства, включая принадлежавшие Ротшильдам, которые Имперское министерство финансов в конечном счете стало распродавать, чтобы покрыть некоторые свои расходы. Обер-бургомистр Нюрнберга смог вернуть королевские регалии Священной Римской империи, вывезенные из его города в Вену в 1794 году, перед подготовкой к партийному съезду 1938 года. Торговцы произведениями искусства стали собираться вокруг разграбленных коллекций, как стервятники у туш животных. Герман Геринг запретил дальнейшие продажи и экспорт, желая в будущем получить некоторые работы для себя. Однако во главе грабежей все равно стоял Гитлер. Визит в Рим в мае 1938 года убелил его, что для Великой Германии также была необходима настоящая художественная столица, и его взгляд устремился в сторону Линца, где он провел свое детство. 26 июня 1939 года он приказал Гансу Поссе, историку искусств и директору Дрезденского музея, создать коллекцию для планировавшегося музея искусств в Линце. 24 июля австрийская администрация под руководством Брюкеля получила уведомление от Бормана, что все конфискованные коллекции должны были быть переданы Поссе или лично Гитлеру. К октябрю Поссе смог заполучить и собрания Ротшильдов. Началось разграбление культурного наследия Европы.

Об этих актах мародерства знали немногие немцы. Их первая реакция на аннексию была смешанной. Был очевиден тот же шаблон, что и в предыдущие разы, как в случае с ремилитаризацией долины Рейна в 1936 году: национальная гордость смешивалась с нервозностью и даже паникой, которые порождались страхом перед масштабной войной. По данным некоторых отчетов, именно они были первой реакцией на австрийский кризис, довольно быстро сменившись националистическим энтузиазмом, когда другие европейские державы дали понять, что войны не будет, по крайней мере в этот раз. «Гитлер — гений политики, — таково было распространенное мнение. — Он по-настоящему великий государственный деятель, он превосходит даже Наполеона, потому что он завоевывает мир без войны». Здесь ключевым фактором был мирный характер аннексии. Рабочие могли и испытывать разочарование из-за отсутствия социалистической оппозиции («где была Красная Вена?»), но многие были крайне впечатлены бескровным переворотом Гитлера: «Он действительно хороший парень», — вспоминал один из них.

Речь Гитлера в Вене 15 марта 1938 года была встречена ликованием, которое один агент социал-демократов описывал как: «Массовый энтузиазм и радость от такого успеха… Ликование не имело границ… Даже слои общества, до этого времени относившиеся к Гитлеру прохладно или отвергавшие его, оказались захвачены моментом и признали, что в конечном счете Гитлер был великим и умным политиком, который снова вернет Германии величие и уважение, потерянные в 1918 году».

Аннексия Австрии принесла Гитлеру беспрецедентную популярность. Националисты из средних классов были в экстазе, несмотря ни на какие другие сомнения относительно политики Третьего рейха. Воссоединение Германии и Австрии было, как писала Луиза Зольмиц в своем дневнике, «мировой историей, свершением моей старой немецкой мечты о по-настоящему единой Германии, и этого добился человек, который ничего не боится, не знает компромиссов, препятствий или трудностей». С растущим восхищением она слушала радио, по которому транслировали разворачивавшиеся события, записывая каждый ход, каждую речь в нараставшем экстазе, несмотря на все проблемы, из-за которых страдала ее семья в силу своего смешанного расового статуса. «Это как сон, — писала она, — ты полностью оторван от своего мира и от самого себя… Приходится вспоминать, что ты выброшен из народного сообщества, как преступник или опустившийся человек». Виктор Клемперер был в отчаянии: «Мы не доживем до дня падения Третьего рейха», — писал он 20 марта 1938 г. Он также отмечал, что «со вчерашнего дня на каждом столбе нашей ограды висят широкие желтые листы со Звездой Давида: Еврей».

Что касается самого Гитлера, успех аннексии еще больше повысил его уверенность в себе, стал дополнительным доказательством того, что он был избран самим Провидением, что он не мог ошибаться. Его речи того времени полны упоминаний о его предопределенной судьбой роли архитектора возрождения Германии. Рядом с ним не оставалось никого, способного его сдерживать. Армия, все еще испытывавшая шок и разочарование после истории с Бломбергом и Фричем, никак не отреагировала на этот крупный успех. Даже офицеры, которые теперь были убеждены, что в конечном счете Гитлер приведет их в пропасть, чувствовали, что не могут предпринять каких-либо мер ввиду гигантской популярности нацистского вождя. А Гитлер уже смотрел в сторону Чехословакии, подстрекаемый Риббентропом, который беззаботно убеждал его, что Великобритания не станет вмешиваться. Реакция других европейских стран на аннексию Австрии была такой ничтожной, что, казалось, не было никаких причин считать, почему захват Чехословакии, объявленный Гитлером в качестве промежуточной цели на собрании, записанном полковником Хоссбахом в 1937 году, может не состояться.

В своем обращении к Рейхстагу 18 марта 1938 года Гитлер в эмоциональных выражениях уже говорил о «жестоком насилии, которому подвергаются бесчисленные миллионы немецких расовых товарищей» по всей Европе. 28 марта в середине кампании публичных выступлений и съездов за проведение объединенных выборов и референдума 10 апреля Гитлер провел тайное совещание с лидером Судетской немецкой партии, поддерживаемой нацистами организации, которая заявляла, что представляет немецкое меньшинство в Чехословакии. Гитлер заявил, что партия должна прекратить сотрудничество с чешским правительством и, наоборот, начать кампанию «полной свободы для судетских немцев». Началась подготовка к ниспровержению Чехословакии. Ее конечной целью было полное уничтожение Чехословацкого государства и его поглощение Великогерманским рейхом в той или иной форме. Только так можно было изменить границы Германии таким образом, чтобы создать плацдарм для вторжения в Польшу и Россию и создания «жизненного пространства» для немцев в Восточной Европе на расовых принципах, о котором давно мечтал Гитлер. 28 марта Гитлер сообщил своим генералам и чиновникам МИДа, что он «полностью убежден в том, что Чехословакия должна исчезнуть с карты мира». Два дня спустя были представлены скорректированные военные планы для реализации этого «окончательного решения по уничтожению Чехословакии в ходе военных действий в ближайшем обозримом будущем». Таким образом, Гитлер впервые вступал на путь, который нельзя было представить как урегулирование несправедливых штрафных санкций, наложенных на Германию в мирном соглашении 1919 года. Последствия этого шага были грандиозными.