Глава 27

Зимой Вайолет исполнилось четыре, а в начале весны нам позвонила воспитательница из детского сада и предложила встретиться в пятницу после занятий.

– Особенно беспокоиться не о чем, – произнесла она, подчеркнув слово «особенно», – но нам нужно поговорить.

Ты отнесся к этому предложению с недоверием, хотя в глубине души волновался. Что, наша дочь не хочет делиться фломастерами?

Мы уселись на детских стульчиках, едва не прижимая колени к подбородку. Воспитательница принесла нам воды в розовых пластиковых стаканах, пахнущих хозяйственным мылом.

Всем известно, что начинать разговор нужно с хорошего.

– Вайолет – чудесная девочка, очень способная и сообразительная. Она необычайно развита для своих лет.

Однако были случаи, когда Вайолет обижала детей в группе. Например, один мальчик боится садиться рядом с ней, потому что пару раз она сильно выкрутила ему пальцы, доведя до слез. Одну девочку сильно ткнула карандашом в бедро. Позавчера, на прогулке, стащила с другой девочки штаны и засунула ей в трусы горсть камней.

Кровь бросилась мне в лицо; я прикрыла шею, в уверенности, что та пошла пятнами. Мне было стыдно за дочь; какой ужас – мы вырастили ребенка, способного на подобные поступки. Я взглянула в окно на детскую площадку, усыпанную мелкими камушками, вспомнила, какой агрессивной Вайолет была в младенчестве, какой бесчувственной стала сейчас. Я легко могла представить, что она действительно совершила все перечисленное.

– Да, она извиняется, когда ее об этом просят, – замявшись, ответила воспитательница на твой вопрос. – Она понимает, что подобное поведение недопустимо, однако это ее не останавливает. Полагаю, на данном этапе нам следует установить для нее определенные последствия.

Мы обсудили стратегию поведения и поблагодарили за встречу.

– Каждый ребенок через это проходит. Проверяет границы. Скорее всего, ей просто здесь скучно. Ты видела эти пластиковые игрушки? Они же для младенцев. Сколько мы платим за садик?

Я задумчиво смотрела, как на дне твоего бокала пляшут пузырьки. По моему настоянию мы зашли выпить. Я надеялась, это поможет нам снять напряжение.

– Мы поговорим с ней, – рассудительно произнес ты. – Попробуем выяснить, что случилось. Наверняка ее что-то спровоцировало.

Я кивнула. Твоя реакция казалась мне нелепой. Вроде бы здравомыслящий человек, но когда дело касалось дочери, ты совершенно терял рассудок и был готов защищать ее, несмотря ни на что.

– Что молчишь? – сердито спросил ты.

– Я расстроена, разочарована. Да, конечно, мы поговорим с ней…

– Но?..

– Но я не удивлена.

Ты покачал головой. Ну вот, пошло-поехало.

– Другие дети ее возраста в таких случаях кусаются, дерутся или говорят «я не позову тебя на день рождения». А она действует… жестоко, расчетливо. – Я обхватила голову руками.

– Ей всего четыре, Блайт. Она еще шнурки не умеет завязывать.

– Я люблю ее, просто мне кажется…

– Правда любишь?

Как, наверное, тебе было сладко. Ты давно думал об этом и сейчас впервые произнес вслух. На барной стойке остались следы от стаканов.

– Я люблю ее, Фокс. Дело не во мне. – Мне вспомнилось, как аккуратно воспитательница подбирала слова.

Я вернулась домой одна, дала няне денег на такси. Вайолет уже спала. Я прилегла к ней на кровать, укрыла ноги покрывалом. Она шевельнулась, и я затаила дыхание. Ей не хотелось, чтобы я была рядом. Мне тоже часто этого не хотелось. Глядя на нее, спящую, я надеялась обрести нечто важное. Возможно, мне необходимо было почувствовать ее сладкий запах, чтобы вспомнить, откуда она взялась. Да, Вайолет неидеальна, с ней непросто, однако она моя дочь и я должна дать ей больше, чем даю сейчас.

Тем не менее, лежа в темноте и вспоминая разговор с воспитательницей, я испытала нечто вроде удовлетворения. Меня постоянно терзало ужасное, неотступное подозрение – с моей дочерью что-то не так, и теперь я убедилась, что неодинока в своих сомнениях.