Глава 2

Вот о чем я вспоминаю, когда думаю о начале нашей совместной жизни:

Твои мама и папа. Может, для других это не столь важно, но все вы были для меня семьей. Моей единственной семьей. Твои родители очень хорошо ко мне относились – дарили щедрые подарки, покупали авиабилеты, чтобы я съездила с тобой в теплые края. У них всегда пахло глаженым бельем; мне каждый раз не хотелось покидать их гостеприимный дом. Твоя мама касалась моих волос, и я еле сдерживалась, чтобы не забраться к ней на колени. Иногда мне думалось, что она любит меня так же сильно, как тебя.

Они тактично не расспрашивали меня об отце и не обиделись, когда он отклонил их приглашение на ужин. О Сесилии даже не упоминали; прежде чем нас познакомить, ты предупредил, чтобы они не затрагивали эту тему. (Блайт замечательная, самая лучшая. Но просто на всякий случай…) Вы не обсуждали мою мать даже между собой, ведь вам нравилось беседовать лишь о приятном.

Еще бы, вы и сами были безупречны.

Ты называл младшую сестру «золотце», а она тебя боготворила. Каждый вечер звонил родителям; я подслушивала в коридоре, гадая, что такое рассказывает тебе мать, раз ты так хохочешь. Через выходные ездил домой, чтобы помочь отцу по хозяйству. Вы обнимались. Ты присматривал за младшими двоюродными братьями, помнил наизусть мамин рецепт бананового пирога, на каждую годовщину свадьбы дарил родителям открытку. Мои вообще не вспоминали о своей свадьбе.

Когда я отправила отцу сообщение, что в этом году не приеду на День благодарения, он не отозвался. Я сказала тебе: папа рад, что я встречаюсь с хорошим парнем, и поздравляет с праздником тебя и твою семью. На самом деле мы почти год не разговаривали. Общались только через автоответчик, и то лишь пустыми шаблонными фразами; слава богу, ты их не слышал. Сама не знаю, как мы до такого докатились. Пришлось в очередной раз солгать, чтобы ты не заподозрил, насколько у меня все плохо. Семья была для тебя на первом месте, и я боялась, что, узнав правду, ты во мне разочаруешься.

Наша первая квартира. Больше всего ты нравился мне по утрам. Я умилялась, глядя, как ты закутываешься в одеяло с головой, чтобы еще подремать, вдыхала терпкий юношеский запах, оставшийся на подушке. В те дни я вставала рано, до рассвета, и писа́ла на кухне. Там всегда было ужасно холодно, поэтому я куталась в твой халат и пила горячий чай из керамической кружки, которую расписала для тебя на каком-то мастер-классе. Потом, когда полы нагревались, и света, льющегося сквозь жалюзи, становилось достаточно, чтобы разглядеть изгибы моей фигуры, ты звал меня, затаскивал в постель, и мы экспериментировали – ты был смел, уверен в себе и раньше меня понял, на что способно мое тело. Я восхищалась тобой – твоей решительностью, твоим терпением, твоей животной потребностью во мне.

Вечера с Грейс. Она была моей единственной подругой по колледжу, с кем я общалась после выпуска. Я не признавалась, что она мне по душе, ведь ты немного ревновал, что я провожу с ней время, и считал, что мы слишком много пьем, хотя на самом деле мы не так уж тесно общались. Тем не менее в год, когда Грейс ни с кем не встречалась, ты купил цветы на Валентинов день для нас обеих. Примерно раз в месяц я приглашала ее в гости; по дороге с работы ты покупал бутылку хорошего вина, а потом сидел с нами на перевернутом мусорном ведре. Когда общие темы для беседы заканчивались и Грейс доставала сигареты, ты вежливо извинялся и брал в руки книгу. Однажды мы случайно услышали, как ты на балконе разговаривал по телефону с сестрой, пока мы курили в комнате (можешь себе представить?). Твоя сестра рассталась с парнем и первым делом позвонила тебе, старшему брату. Грейс спросила, что с тобой не так. Плох в постели? Дурной характер? Ну не может мужчина быть настолько безупречным. Но я не видела в тебе ни единого недостатка. Тогда я ничего не замечала. Считала, что мне несказанно повезло. И действительно, мне повезло. Я не могла назвать себя богачкой, зато у меня был ты.

Работа. Мы с тобой редко о ней говорили. Я завидовала твоим успехам, и ты об этом знал – ты щепетильно относился к различиям в нашей карьере, в наших доходах. Ты делал деньги, а я предавалась мечтам. После выпуска я так и не устроилась на работу. У меня было несколько маленьких фрилансерских проектов, но ты щедро платил за нас обоих и даже выдал мне кредитную карту: «Используй на свое усмотрение». К тому времени тебя взяли в архитектурную фирму и дважды повысили, а я успела написать всего три рассказа (их так и не опубликовали). Ты уходил на работу, словно на свидание с любимой женщиной.

Раз за разом я получала отказы. Так и должно быть, слава сразу не приходит, утешал меня ты, часто и по-доброму. Все получится. Твоя безусловная вера в меня казалась поразительной. Я отчаянно хотела доказать самой себе, что я действительно такая, какой ты меня считаешь. «Почитай, что ты написала сегодня. Ну пожалуйста!» Каждый раз я заставляла тебя умолять, и когда наконец утомленно вздыхала и соглашалась, ты довольно хмыкал себе под нос. Такой у нас был дурацкий ритуал. Не сняв костюма, ты укладывался на диване в гостиной и закрывал глаза. Я читала написанное за день, а ты улыбался наиболее удачным строчкам.

Когда мой рассказ впервые напечатали в толстом журнале, я вручила тебе экземпляр. Твои руки дрожали. Потом я часто вспоминала этот момент: ты мной гордился. Через несколько лет я снова увидела твою дрожащую руку – ты сжимал в ней крошечную влажную ладошку, перепачканную моей кровью.

Но прежде:

В день моего двадцатипятилетия ты сделал мне предложение.

И подарил кольцо, которое я до сих пор иногда надеваю.