Эпилог
Вика

Последние пару дней я чувствовала себя так, будто у меня из-под ног выбили все опоры.

Словно я лечу куда-то, но полет этот не приятный, как во сне, или, как говорят, в невесомости – а будто я несусь и ни на что не могу положиться и опереться.

Только что я была любимой и любящей. У меня был прекрасный возлюбленный. И замечательная квартира в столице.

Теперь эта квартира оказалась вся залита кровью.

Его кровью.

Моего любовника, которого я в буквальном смысле загрызла.

Загрызла насмерть, словно тигрица.

Разумеется, никакая молодая семья с ребеночком ни в какую мою квартиру не въехала.

Я вообще в сердцах сказала Янине, чтобы она выставила мою однушку на Рижской на продажу.

Она:

– Подожди, не горячись, еще образуется, наладится. Отмоют тебе все, уберут. Хочешь, я профессиональную уборку вызову?

А я:

– Нет-нет, ничего хорошего мне эта квартира, отцом подаренная, который и не отец мне оказался, не приносит. Лучше я продам ее и отдам деньги на благотворительность – честнее будет.

Почему я о квартире – не очень хочется думать о других, более серьезных вещах.

Потому что и в остальном ничего хорошего не было. Против меня возбудили дело – статья сто восьмая, подумать только! Превышение пределов необходимой обороны. Ограничение или лишение свободы на срок до двух лет. И меня уже дважды допрашивали, да оба раза часа по четыре: все про Дениса, и как мы с ним, и не были ли мы в сговоре.

Пришлось звонить на службу в М.: «На работу выйти не могу, дайте за свой счет». – «А почему?»

Что-то врала, не говорить же им, что опять уголовка, – совсем я получусь в глазах работодателя какой-то рецидивисткой. Впрочем, мой адвокат Мирский, к услугам которого пришлось вновь обратиться, уверенно утверждал, что меня, конечно же, не посадят и дело таки прекратят, нервы только помотают.

В квартире на проспекте Мира я находиться не смогла.

Меня приютила бабушка Галя на Ленинском.

Почему она, а не, скажем, дед Влад, который по всем параметрам значительно мне ближе?

Да потому что к Владиславу Дмитриевичу прибыл из Штатов его сыночек (и мой отец) Юрий Владиславович.

Прибыл спасать и навещать другого своего отпрыска, Арсения.

Сеньку спасло, конечно, чудо.

Точнее, как нам сказали врачи, целая совокупность факторов, каждый из которых сам по себе уже являлся достаточно чудесным. А тут их оказалось как минимум четыре.

Во-первых, Сеня ожидал нападения и сумел хоть отчасти напрячься и сгруппироваться. Во-вторых, он правильно помог себе сам, очень крепко зажав рану. В-третьих, на лестничной площадке рядом с ним жил его приятель врач, и он оказался дома. И, в-четвертых, тот, не уповая ни на какую «Скорую помощь», немедленно посадил залитого кровью Арсения к себе в авто и доставил в стационар, где ему немедленно стали оказывать первую помощь.

Владислав Дмитриевич Иноземцев, который даром что секретный ракетчик, в последние, постсоветские годы здорово в Бога уверовал и в церкву постоянно ходил, убежденно сказал: «Это сам Господь Сеньку спас».

А дальше сыграли роль семейные наработанные связи.

Выяснилось, что по-прежнему наилучшие хирурги – в госпитале Бурденко. И туда правдами-неправдами, пользуясь знакомствами бабушки Гали и деда Влада, удалось Арсения перевести.

И там хирурги сделали ему операцию на гортани. И даже сказали: его жизнь вне опасности.

…Мы шли пешком от платформы «Маленковская» в глубь Лосиного острова. Дорожки были пусты, смеркалось, как оглашенные носились и кричали птицы.

Нас было четверо: бабушка Галя, дед Влад, мой отец Юрий Владиславович и я.

Вчера было время для посещения другой стороны – бабушки Эльвиры и Марии Радиевны, поэтому нас уговорили не приезжать.

– С ума сойти можно, – говорила бабушка Галя, – я ведь лежала именно в этом госпитале без малого шестьдесят лет назад! Когда нас отбирали в космонавтки.

– Да, – подхватил дед Влад, – я приходил тогда к тебе, приносил конфеты «Мишка» и уговаривал вернуться ко мне.

– Совершенно точно, гуляли по этим дорожкам, ты сделал мне из фольги колечко и стоял передо мной на коленях.

– На одном колене, если быть точными, – пробурчал Владислав Дмитриевич.

– Так Сенька не случайно в этом госпитале оказался? – спросил мой отец.

– Ой, Юрочка, ты совсем в своей Америке от наших реалий оторвался! Конечно, не случайно, мы с дедом помогли.

Корпус, в котором отбирали в космонавтки бабушку Галю – старый, деревянный, – оказалось, закрыт и на реконструкции.

Больные лежали в относительно новом – семидесятых годов, в нелепом нынче постмодернистском стиле.

Сеня помещался в палате на одного. Он полусидел на высоких подушках. У него было забинтовано не только горло, но и почему-то вся голова.

Бабушка Галя с порога кинулась к нему:

– Сенечка! Миленький! Как ты?!

Арсений беспомощно указал на свое горло и улыбнулся.