Глава двадцать пятая
— Извини, — говорит Рут, сидя на диване Питера. Как во всех снятых внаем домах, мебель кажется неподходящей для комнаты, диван — неудобный.
— Что происходит? — спрашивает Питер, все еще стоя у двери.
— Ты бы сел, — предлагает Рут.
Она рассказывает ему о письмах, о Шоне и Эрике и, наконец, об идентификации по почерку.
— Господи. — Питер глубоко вдыхает. — Ты уверена?
— Да, — отвечает Рут, — и Шона призналась. Они писали эти письма, пытаясь сорвать расследование.
— Зачем им это?
— Дело в том, что одного из студентов Эрика обвинили в убийстве полицейского. Он был признан виновным и покончил с собой в тюрьме. Эрик винит во всем Нельсона, полицейского, который ведет дело об убийстве Скарлетт Хендерсон.
— Почему?
— Нельсон давал показания против этого студента. Его звали Джеймс Эгар.
— И теперь полиция ищет Эрика?
— Да, но он скрылся.
— А что Шона?
— Говорит, что не знает, где он.
Питер несколько секунд молчит, тревожно глядя на Рут.
— Они… полицейские полагают, что Эрик мог убить эту девочку?
— Не исключают этого.
— А как по-твоему?
Рут колеблется с ответом, не зная, что и думать. Она считала Эрика всемогущим, а Шону — своей подругой. Теперь и то и другое оказалось ошибкой.
— Не знаю, — говорит она наконец, — но, вероятно, это так. Автор письма словно бы намекал на то, где похоронено тело Скарлетт.
— Не может это быть совпадением?
Рут думает о загадочном, дразнящем тоне писем.
— Может. В письмах полно разных намеков. В них легко вложить какой угодно смысл.
— С какой стати Эрику убивать ее?
Рут вздыхает:
— Как знать? Может, он думал, что нужно принести жертву богам.
— Неужели ты веришь в это?
— Нет, не верю. Но может быть, Эрик верил.
Питер снова погружается в молчание.
Питер готовит омлет и откупоривает бутылку красного вина. Рут жадно ест. Обед с Шоной кажется столетней давностью. Оба изрядно выпивают, стремясь забыть об открытиях этого вечера.
— Знаешь, — твердит Питер, — я никак не могу поверить про Эрика. Мне он всегда казался настоящим нью-эйджером. Мир, любовь и бесплатные наркотики для всех. Не представляю, чтобы он убил маленькую девочку.
— А что, если он действительно верит во все это — в жертвы и приношения богам? Может, он счел, что нужно умиротворить богов за разрушение хенджа.
— По-твоему, он безумец?
Рут молча взбалтывает в стакане красное вино.
— Кто мы, чтобы решать, что безумно, а что разумно?
— Ты цитируешь Эрика!
— Да.
Рут, сидя на диване, подбирает под себя ноги. Несмотря ни на что, ее начинает одолевать сонливость.
— Ты его любила, так ведь? — спрашивает Питер изменившимся голосом.
— Что?
— Ты любила его. Я все время думал, ты любишь меня, но ты на самом деле любила Эрика.
— Нет, — возражает Рут. — Любила, но как друга. Может быть, как учителя. Я любила и Магду. С тобой было по-другому.
— Правда? — Питер подходит и становится перед ней на колени. — Правда, Рут?
— Да.
Питер целует ее, и ей кажется, что она тает в его объятиях. «Разве это дурно? — спрашивает она себя. — Он расстался с женой, я незамужняя. Кому мы причиним боль?»
— Господи, Рут, — бормочет Питер, уткнувшись ей в шею, — я так тосковал по тебе. Я люблю тебя.
Это ставит точку. Рут выпрямляется и отталкивает его.
— Нет.
— Что «нет»?
Питер садится рядом с ней на диване и обнимает ее.
— Ты меня не любишь.
— Люблю. Женитьба на Виктории — ошибка. Мы с тобой всегда были предназначены друг для друга.
— Нет, не были.
— Почему?
Рут делает глубокий вдох. Ей кажется очень важным расставить все точки над i. Чтобы хоть что-то было ясным, прямым, недвусмысленным.
— Я не люблю тебя, — говорит она. — Можно, я буду спать на этом диване?
Рут просыпается утром и обнаруживает, что укрыта курткой Нельсона и пуховым одеялом. Сквозь тонкие шторы просачивается серый свет. На ее мобильном указано время 07:15. Новых сообщений нет. Рут садится, голова болит, глаза словно засыпаны песком. Сколько она выпила вчера вечером? На полу валяются две пустые бутылки. По студенческим меркам, не много, но вот уже несколько лет она не позволяла себе ничего подобного. Она не может даже вспомнить, как легла спать. Помнит только что Питер вышел из комнаты, хлопнув дверью, когда она сказала, что не любит его. Однако, должно быть, вернулся и накрыл ее пуховым одеялом. Господи, как тяжело.
Рут отправляется на поиски туалета и душа, но, открыв дверь, сталкивается лицом к лицу с Питером, несущим чай.
— Спасибо, — говорит она, беря чашку. — Я ужасно себя чувствую.
Питер улыбается:
— Я тоже. Мы уже не молоды, Рут. Кстати, ванная наверху. Первая дверь слева. Полотенца в шкафу рядом.
— Спасибо, — повторяет Рут. Может, все будет не так уж плохо.
Ужасно надевать старую одежду после душа, но по крайней мере помылась. Обернув голову полотенцем, она спускается. Питер жарит гренки в крохотной кухне.
Рут садится, стараясь придумать тему для разговора, способную разрядить атмосферу, — что-нибудь легкое, не вызывающее полемики. Заговорить о погоде, раскопках, о радиопрограмме «Арчеры»? Напомнить Питеру о его жизни за пределами Норфолка, о жене и детях?
— У тебя есть фотография сына? — спрашивает наконец Рут. — Я видела его только младенцем.
Удивленный Питер достает черный мобильный телефон и придвигает к Рут.
— Здесь, — говорит он. — Под надписью «Фотографии».
Рут с трудом прокручивает меню. Она терпеть не может эти крохотные телефоны — чувствует себя огромной. На первой фотографии улыбается рыжеволосый мальчик.
— Как по-твоему, похож он на меня? — спрашивает Питер.
— Да, — отвечает Рут, хотя карточка такая маленькая, что понять трудно.
— Рыжими волосами. Лицом он больше походит на Викторию.
Рут просматривает остальные снимки. На всех запечатлен Дэниел, и только на одном Солончак — крохотный серый прямоугольник. Фотографий Виктории нет.
— Что собираешься делать? — интересуется Питер, кладя перед ней гренок.
— Отправлюсь на работу, наведу там порядок. Потом, видимо, ненадолго уеду. Повидаю родителей.
При этих словах перед ее мысленным взором встает шоссе М-11, унылое, серое. Мать наверняка спросит о Питере.
— Черт. Дела, должно быть, скверные.
Рут улыбается, но лицо Питера, неожиданно мрачнеет. Он сам на себя не похож.
— Помни, Рут, — говорит он, — я знаю, где ты.
— Эрик действительно подозреваемый? — спрашивает Фил, закрывая за ней дверь своего кабинета. — Рут, что происходит?
— Понятия не имею, — лжет Рут. — Знаю только, что полицейские хотят поговорить с ним.
По дороге в университет она думала о словах Питера. «Я знаю, где ты». Мог Питер отправить эти сообщения? Она не давала ему номер своего мобильного, но узнать его нетрудно. Питер мог спросить у кого угодно — Шоны, Эрика, даже у Фила. Но зачем Питеру пугать ее таким образом? Это бессмысленно, однако ясно одно — доверять нельзя никому.
— Что происходит? — повторяет Фил стараясь скрыть возбуждение. — Здесь были полицейские, искали Эрика. Приходила твоя подруга Шона с кафедры английской литературы, явно очень расстроенная.
Рут прекрасно представляет Шону, картинно плачущую на плече Фила. Может, он следующий в ее списке женатых преподавателей?
— Не могут же они, — Фил театрально понижает голос, — подозревать его?
— Не знаю, — устало произносит Рут. — Послушай, Фил, у меня к тебе просьба. Полицейские считают, что мне нужно уехать на несколько дней, и я решила отправиться к родителям в Лондон. Можно мне взять несколько выходных? У меня всего одна лекция и одна консультация.
Фил делает большие глаза.
— Они думают, что тебе грозит опасность? Со стороны Эрика?
— Извини, Фил, — говорит Рут, — больше ничего не могу сказать. Можно, я возьму несколько выходных?
— Конечно, — кивает Фил. — Могу я задать тебе вопрос?
— Да, — настороженно отвечает Рут.
— Почему на тебе куртка полицейского?
Рут хотела выехать пораньше, но добралась до Солончака уже в сумерках. Внезапно оказалось, что у нее много дел: нужно было отменить лекцию, попросить Фила провести за нее консультацию по останкам животных на заболоченных землях, позвонить родителям, чтобы предупредить о своем приезде. Она оставила без ответа сообщения Шоны, становившиеся все более отчаянными. Кроме того, звонит Нельсон.
— Рут, у тебя все в порядке?
— Все отлично.
— Джуди сказала, что вчера отвезла тебя в дом подруги. Больше не делай этого. Тебе нужно находиться в безопасном месте.
— Я уезжаю к родителям. В Лондон.
Пауза.
— Хорошо. Это годится.
Говорит Нельсон рассеянно, похоже, одновременно перебирает бумаги.
— Эрика еще не нашел? — спрашивает она.
— Нет. Он словно сквозь землю провалился. Но мы возьмем его. Наши люди наблюдают за пансионом, домом его любовницы, университетом. Во всех аэропортах объявлена тревога.
— А фургон Катбада?
— Мы об этом подумали. Утром я нанес визит нашему другу Мэлоуну. Он говорит, что не видел Андерсена несколько дней, но мы ведем наблюдение и за ним.
— Должно быть, все это дорого обходится.
Нельсон громко рассмеялся:
— Оно того стоит, если мы его возьмем.
Рут ездила на такси в полицейский участок за своей машиной, но Нельсона не видела. Дежурный сержант сказал ей, что детектив-инспектор «проверяет полученные сведения». Она подумала, не значит ли это, что он нашел Эрика? Чуть было не оставила куртку Нельсона в полицейском участке, но что-то удержало ее от этого. Куртка напоминала ей о Нельсоне, почему-то придавала смелости. К тому же была очень теплая.
Рут сворачивает на новую дорогу в четыре часа. Над морем собираются зловещие серые тучи. Надвигается шторм. Ветер внезапно утих, воздух насыщен ожиданием. На горизонте горит багрово-желтая полоса, и даже птицы умолкли.
Рут входит в дом, и Флинт встречает ее громким мяуканьем. Господи, она забыла о нем вчера ночью. В кухне он опрокинул коробку с сухим кормом и прорвал в картоне дыру. Кот злобно смотрит на нее, пока она наполняет его миску. Она возьмет Флинта с собой к родителям. Невыносимо снова просить Дэвида, и она не знает, когда вернется. Рут поднимается на чердак, чтобы взять его переноску, и слышит первый далекий раскат грома.
Она торопливо бросает в чемодан топы, брюки, джемперы. Нет смысла выбирать одежду, мать все равно ее раскритикует. Куртка все еще на ней. Она скажет матери, что в Норфолке это самый шик. Прихватив детективный роман и ноутбук (может быть, удастся поработать), Рут вытаскивает чемодан на лестничную площадку, опрокинув картонную фигуру Леонарда Маккоя. Улыбнись мне, шотландец! Оттолкнув его, она быстро спускается вниз. Пять часов.
Черт, так она доедет до Лондона только к полуночи. И на дорогах будет столпотворение. Рут выглядывает в окно. Уже совсем стемнело, и ветер поднимается снова. Калитка ходит туда-сюда, словно ею играет невидимый ребенок.
Она хватает протестующего Флинта и заталкивает в переноску. Нужно спешить.
И все-таки она подходит к столу, чтобы взглянуть на торк железного века, с которого все началось. Сама не знает почему. Торк следовало отдать Филу, чтобы он присоединил его к другим находкам, но отчего-то она не может с ним расстаться.
Изогнутый кусок металла, красивый и зловещий, тускло поблескивает в ее руке. Зачем его положили в могилу? Чтобы обозначить статус мертвой девочки или в качестве приношения богам подземного мира и троп — богам, охраняющим вход на болота?
Рут с минуту взвешивает на ладони тяжелый золотой предмет.
И тут раздается поучительный голос:
— Думаю, примерно семидесятый год до нашей эры. Времена икенов.
Это голос Эрика.
