Глава шестнадцатая

Они ждут отлива и выходят на рассвете. Возвращаются с круга хенджа с телом Скарлетт в застегнутом мешке для перевозки трупов и отвозят Рут домой. Она оставила Нельсона на автостоянке, возле которой нашли кости. Он ждет женщину-полицейского, чтобы сообщить эту новость родителям Скарлетт. Рут не предлагает сопровождать их. Она понимает, что это самая настоящая трусость, но ей легче броситься в море и утопиться, чем смотреть в лицо Делиле Хендерсон. Нельсон, видимо, испытывает то же самое, но все-таки должен это сделать. Он не разговаривает ни с Рут, ни с экспертами, быстро приехавшими в белых комбинезонах. Стоит в стороне с таким грозным видом, что никто не смеет подойти к нему.

По дороге домой Рут просит водителя остановиться, потому что у нее сводит желудок. Ее снова рвет в коттедже, когда она слушает новости по радио. «Полиция в поисках четырехлетней Скарлетт Хендерсон обнаружила тело, очевидно, именно этого пропавшего ребенка. Полицейские источники отказываются подтвердить…» Пропавший ребенок. Разве могут эти слова передать жуткое зрелище маленькой ручки, охваченной серебряным браслетом? Маленькая девочка похищена у любящих родителей, убита и закопана в песок, заливаемый морем. Когда убийца хоронил ее? Ночью? Если б Рут смотрела, увидела бы она огоньки, ведущие к мертвому ребенку?

Рут звонит Филу и говорит, что не появится. Фил сгорает от любопытства, но не забывает пожалеть родителей Скарлетт: «Бедные люди, думать об этом невыносимо». Но Рут предстоит думать об этом весь день. Через десять минут звонит Питер. Может, ему приехать? Нет, с ней все в порядке. Она не хочет видеть Питера, не хочет видеть никого.

К полудню Солончак полон людей. Снова начинается дождь, но Рут видит движущиеся по пескам фигурки и вдали, в море, огни полицейских катеров. Мимо проходит еще одна свора журналистов, хрипло крича и гогоча, словно стая кормящихся птиц. Рут видит Дэвида, стоящего с биноклем в руке возле своего дома, вид у него гневный. Должно быть, он возмущен этим нашествием людей на Солончак — они спугнули птиц. Небо затянуто низкими темными тучами. Слава Богу, Эд и Сэмми вернулись в Лондон, и Рут не приходится выносить их любопытство и тревогу. Спасибо и за то, что до нее еще не добралась пресса.

Звонит Эрик. Говорит озабоченно, успокаивающе. Рут неприятно думать, что место археологических раскопок его волнует не меньше, чем судьба Скарлетт. Полицейские вовсю копают в самом центре круга хенджа. Для Эрика, как и для Дэвида, священное место осквернено навсегда. Однако он не может сказать этого и после нескольких банальностей кладет трубку.

Еще одно потрясение Рут испытывает, когда смотрит новости по телевизору и видит, как экран заполняет серый, залитый дождем Солончак. «Вот на этом пустынном берегу, — нараспев говорит ведущий, — полиция сегодня рано утром сделала трагическую находку…» О Рут никакого упоминания. Слава тебе, Господи.

Звонит телефон. На проводе мать Рут. Плохо ты постарался, Господи.

— Рут! По телевизору показывают это ужасное место, где ты живешь.

— Я знаю, мама.

— Они нашли эту бедную маленькую девочку. Наша группа изучения Библии каждый вечер молилась за нее.

— Знаю.

— Папа сказал, что видел на экране твой дом.

— Конечно, видел.

— Ужасно, правда? Папа говорит, чтобы ты непременно запирала окна и двери.

— Запру.

— Бедная маленькая девочка. Такая хорошенькая. Ты видела ее фотографию в «Новостях»?

Сказать матери, что это она нашла тело? Что это она подняла ручку, чудесно сохранившуюся в торфе, и смотрела на серебряный браслет, украшенный переплетенными сердцами? Что видела точно такой же на запястье Делилы Хендерсон, когда они разговаривали на кухне? Что наблюдала, как тельце вынимали из могилы и рука безвольно раскачивалась, словно махая в прощании? Что она знает убийцу и слышит во сне его голос, хотя ей неизвестно его имя? Сказать ей о Спарки, брошенной истекать кровью у нее на пороге в качестве угрозы, предостережения?

Нет, матери она ничего не скажет. Вместо этого обещает запереть двери и позвонить завтра. Она чувствует себя такой усталой, что даже не спорит, когда мать выражает надежду, что ребенок крещеный и сможет попасть в рай.

«Кому захочется в рай со всеми этими христианами?» — обычно отвечала Рут. Теперь она думает об Алане и Делиле. Верят они, что увидятся со Скарлетт снова, что воссоединятся в некоем лучшем мире? Она надеется, что верят. Очень надеется.

Дождь продолжает идти, расстроив планы журналистов, и те возвращаются по новой дороге, с досадой убрав мобильные телефоны. Рут, не евшая весь день, наливает себе стакан вина и включает радио. «Что смерть маленькой Скарлетт Хендерсон говорит о нашем обществе…» Выключает его. Она не хочет слушать, как люди, ни разу не видевшие Скарлетт, болтают об усвоенных уроках, падении нравов и о том, почему детям больше небезопасно гулять. Скарлетт не была в безопасности; девочку похитили из ее сада, когда она играла на горке с братьями-близнецами. Никто из них ничего не видел. Скарлетт только что находилась там, и вдруг ее не стало. Делила, возившаяся в доме с капризной Океаной, даже не знала, что дочь исчезла, пока два часа спустя не позвала ее к чаю. Экспертам придется определять, когда Скарлетт убили. Рут очень хочется, чтобы сразу, пока она еще была радостна от игры с братьями, пока ничего не поняла.

Снаружи уже темно. Рут доливает себе вина. Звонит телефон. Она устало поднимает трубку. Питер? Эрик? Мать?

— Доктор Рут Гэллоуэй?

Незнакомый голос, с легкой одышкой.

— Да.

— Я из «Кроникл». — Это местная газета. — Говорят, вы принимали участие в обнаружении тела Скарлетт Хендерсон?

— Мне нечего сказать.

Рут с силой вешает трубку, руки ее дрожат. Телефон тут же звонит снова, и она отключает аппарат.

Флинт врывается через откидную дверцу, заставив Рут подскочить. Она кормит его и пытается усадить себе на колени, но он явно обеспокоен, бродит по комнате, опустив голову и подрагивая усами.

Девять часов. Рут, поднявшаяся в четыре, устала, но слишком взвинчена, чтобы ложиться в постель. И почему-то не может ни читать, ни смотреть телевизор. Просто сидит в темноте, смотрит, как ходит по комнате Флинт, и прислушивается к шуму дождя за окном.

Десять часов. Сильный стук в дверь гонит Флинта вверх по лестнице. Рут почему-то вся дрожит. Она включает свет и медленно идет к двери. И хотя рассудительный археолог в ней говорит, что это, видимо, Питер, Эрик или Шона (кстати, до сих пор не звонившая), иррациональная часть сознания, преобладавшая весь вечер, уверяет, что за дверью таится нечто страшное. Нечто жуткое, восставшее из грязи и песка. Что попадает в эти пески, то остается там навсегда.

— Кто там? — спрашивает она, стараясь говорить твердо.

— Я. Нельсон.

Рут открывает дверь.

Нельсон, небритый, с покрасневшими глазами, в мокрой одежде, выглядит ужасно. Он молча идет в гостиную и садится на диван. Кажется, ему здесь самое место.

— Выпьете чего-нибудь? — спрашивает Рут. — Чаю? Кофе? Вина?

— Кофе, пожалуйста.

Когда Рут возвращается с кофе, Нельсон сидит, подавшись вперед и обхватив голову руками. Она замечает седину в его густых темных волосах. Неужели он постарел всего за несколько месяцев?

Рут ставит кофе на стол возле него и робко спрашивает:

— Ужасно было?

Нельсон стонет, потирая ладонями лицо.

— Ужасно, — говорит он наконец. — Делила прямо-таки… прямо-таки рухнула, словно ее покинула жизнь. Лежала, сжавшись в комок, плакала, звала Скарлетт. Чем мы могли ей помочь? Муж пытался обнять ее, но она отбивалась. Джуди, детектив-констебль, была молодчиной, но разве от этого легче? Господи. Мне уже приходилось приносить печальные вести, но ничего подобного не бывало. Если завтра я попаду в ад, там не может быть хуже.

Он умолкает на несколько секунд, хмуро смотрит в чашку с кофе. Рут молча кладет ладонь на его руку. К чему слова?

Наконец Нельсон продолжает:

— Я даже не представлял, как она верила, что Скарлетт жива. Думаю, мы все считали… два месяца… должно быть, она мертва. Как и с Люси, постепенно перестаешь надеяться. Но Делила, бедняжка, искренне верила, что однажды ее дочурка снова войдет в парадную дверь. Сперва она твердила: «Скарлетт не может умереть, не может умереть». Мне пришлось сказать: «Я видел ее», — а потом, Господи, пришлось попросить их опознать тело.

— Они оба поехали?

— Я хотел, чтобы Алан ехал один, но Делила настояла, что тоже поедет. Думаю, до того как увидела тело, она все еще надеялась, что это не Скарлетт. А увидев, рухнула.

— Известно, как давно… как давно ее убили?

— Нет. Нужно ждать заключения экспертов. — Нельсон вздыхает, трет глаза и говорит деловым тоном полицейского: — По виду не скажешь, что она пролежала долго, так ведь?

— Все дело в торфе, — поясняет Рут, — это природный консервант.

Они снова ненадолго умолкают, погрузившись в свои мысли. Рут думает о торфе, сохранившем столбы хенджа и теперь скрывавшем свой новый секрет. Если б они не нашли ее, пролежала бы там Скарлетт, как тела из железного века, сотни, тысячи лет? Нашли бы ее археологи, движимые научным любопытством, и ее подлинная история осталась бы навсегда неизвестной?

— Я получил еще одно письмо, — нарушает молчание Нельсон.

— Что?

В ответ Нельсон достает из кармана мятый листок бумаги.

— Это копия, — объясняет он. — Оригинал у экспертов.

Рут подается вперед и читает:

Рут смотрит на Нельсона.

— Когда вы его получили?

— Сегодня. В пришедшей почте. Отправлено вчера.

— Значит, когда Катбад находился под стражей?

— Да. — Нельсон поднимает взгляд. — Однако это не значит, что он не поручил отправить письмо.

— Думаете, дело обстояло так?

— Возможно. Или это письмо от другого человека.

— Оно похоже на остальные, — говорит Рут, рассматривая печатный текст. — Библейская цитата, тон, упоминание видения. Тут даже написано: «Это я вам уже говорил».

— Да. Я тоже обратил на это внимание. Автор словно бы старается связать его с остальными письмами.

Рут смотрит на слова «Провести линию к Люси и Скарлетт». Вспоминает, как накануне вечером чертила на карте линию от спенуэллских костей к найденным на болоте костям и хенджу. Вздрагивает. Автор словно бы наблюдал, как она вела черту, приведшую к Скарлетт. И кости. «Не забывайте о костях». В этом письме много говорится о костях. Кости ее специальность. Не посылает ли автор ей сообщение?

— «Чем ближе кость, тем слаще мясо», — читает она вслух. — Это отвратительно, как людоедство.

— Это поговорка, — говорит Нельсон. — Я нашел ее в справочнике.

— Значит, все-таки думаете, что письмо написал Катбад?

Нельсон вздыхает и проводит рукой по волосам так, что они встают ежиком.

— Не знаю, но у меня нет улик, чтобы предъявить ему обвинение. Ни ДНК, ни мотива, ни признания. Мы тщательно обыскали его фургон, но ничего не нашли. Я продержу его под стражей, пока не получу заключение экспертизы. Если найду след ДНК Катбада на Скарлетт, его песенка спета.

Рут смотрит на Нельсона. Может, причиной тому взъерошенные волосы и неопрятная одежда, но он выглядит очень молодым и ранимым.

— Но вы не думаете, что убийство совершил он, так ведь?

Нельсон поднимает на нее глаза.

— Нет, не думаю.

— Тогда кто же?

— Не знаю. — Нельсон тяжело вздыхает. — Это ужасно, постыдно. Столько часов расследования, работы, столько обысков и допросов, а я до сих пор не представляю, кто убил этих девочек. Неудивительно, что пресса требует моей головы.

— Мне сегодня вечером звонили из «Кроникл».

— Мерзавцы! Как они узнали о вас? Я специально не упоминал вашего имени.

— Ну, рано или поздно должны были узнать.

«Однако кто же мог сказать им? — думает Рут. — Эрик? Шона? Питер?»

— Они вам житья не дадут, — предупреждает Нельсон. — Вы могли бы уехать куда-нибудь на несколько дней?

— Могу пожить у моей подруги Шоны.

Рут тут же пугается долгих уютных вечеров с Шоной, старающейся разузнать побольше. Придется работать по ночам.

— Отлично. Я отправил жену и дочерей к своей матери. До тех пор пока не кончится самое худшее.

— А когда оно кончится?

— Не знаю.

Нельсон снова тревожно смотрит на Рут. Она слышит снаружи шум ветра и дождя, но почему-то он кажется очень далеким, словно эта комната, этот крохотный кружок света — все, что осталось в мире.

Нельсон продолжает смотреть на нее.

— Я не хочу ехать домой, — наконец говорит он.

Рут кладет ладонь на его руку.

— И не нужно, — говорит она.

Рут просыпается от тишины. Ветер и дождь прекратились, ночь спокойна. Ей чудится уханье совы и далекий, легкий шелест волн.

Луна безмятежно светит в окно с раздвинутыми шторами, освещает смятую постель, разбросанную одежду и спящего старшего детектива-инспектора Гарри Нельсона — он тяжело дышит, рука его лежит на груди Рут. Рут мягко снимает ее и встает, чтобы надеть пижаму. Неужели она легла в постель голой? Еще труднее поверить, что легла с Нельсоном. Что положила ладонь на его руку, а через несколько секунд коснулась губами его губ. Она помнит его легкое колебание, короткий вдох, перед тем как обхватить рукой ее голову и притянуть к себе. Они прижались друг к другу, целуясь страстно, жадно под стук дождя по окнам. Она помнит грубость его кожи, неожиданную нежность губ, ощущение прильнувшего к ней тела.

Как это могло случиться? Она почти не знает Гарри Нельсона. Два месяца назад она воспринимала его как одного из грубых полицейских. Этой ночью нечто соединило их воедино, отделив от всего прочего мира. Они видели безжизненное тело Скарлетт, поднимавшееся из песка. В какой-то степени разделяли горе ее семьи. Читали письма. Знали о близости зла снаружи, в темноте. Знали и о Люси Дауни, боялись, что следующим открытием станет ее тело. И в ту минуту казалось вполне естественным броситься в объятия друг другу и заглушить эту боль блаженством тела. Возможно, между ними ничего больше не будет, но эта ночь… эта ночь была правильной.

«И все-таки, — думает Рут, надевая самую красивую пижаму (она не покажется ему в серой), — он должен уехать». Пресса знает о ней. Им обоим меньше всего хочется, чтобы журналисты пронюхали, что полицейский, возглавлявший розыск Скарлетт Хендерсон, провел ночь с экспертом по костям. Она смотрит на Нельсона. Во сне он кажется гораздо моложе, суровые губы нежны. Рут вздрагивает, но не от холода.

— Нельсон, — трясет она его.

Он тут же просыпается.

— Что такое?

— Тебе нужно уезжать.

Он стонет.

— Который час?

— Почти четыре.

Он смотрит на нее несколько секунд, словно не узнавая, потом улыбается. Улыбка удивительно добрая, такую она видела всего раза два.

— Доброе утро, доктор Гэллоуэй.

— Доброе утро, детектив-инспектор Нельсон, — говорит Рут, — тебе надо одеваться.

Когда Нельсон тянется за брюками, Рут видит у него на плече татуировку — синюю надпись вокруг какого-то щита.

— Что у тебя за наколка?

— «Приморцы». Так называли мою команду в Блэкпуле. Наколол, когда мне было шестнадцать. Мишель терпеть ее не может.

Ну вот, он произнес ее имя. Мишель, превосходная жена, всю ночь нависавшая над ними, внезапно оказывается в этой комнате. Натягивающий брюки Нельсон как будто не сознает своих слов. «Может быть, с ним всегда так», — думает Рут.

Одетый, Нельсон выглядит другим человеком. Полицейским, незнакомцем. Подходит к ней, садится на кровать и берет ее руку.

— Спасибо, — говорит он.

— За что?

— За то, что была там.

— Просто исполняла свой гражданский долг.

Нельсон усмехается.

— Тебя нужно наградить медалью.

Рут наблюдает, как он достает из-под кровати свой мобильный. Чувствует себя странно отстраненной, словно смотрит фильм по телевизору. Но она не включает такие программы — предпочитает документальные ленты.

— Переберешься к своей подруге? — спрашивает, натягивая куртку, Нельсон.

— Да. Наверно.

— Поддерживай связь. Начнут докучать эти мерзавцы журналисты — тут же сообщи мне.

— Непременно.

У двери он поворачивается с улыбкой.

— До свидания, доктор Гэллоуэй.

И выходит.