Глава 32
Глава 32
Алексу снился сон. Прекрасный сон. Кажется, в этом сне тот старый хрен, сидящей где-то в иных пластах реальности, в городе с куполами цвета гаснущих звезд, простил ему все грехи. Простил и дал крылья. И Алекс летел — ходил среди птиц и облаков. А компанию ему составлял ангел. Немного грустный, разбитый, надкушенный ангел.
Как фарфоровая статуэтку. Её достали из бабушкиного серванта. Попытались очистить от пыли, отполировать, но в процессе уронили. Надкусили.
Или это про печенье.
Мысли путались.
Кажется, старый хрен его, все же, не простил. Передумал. Отнял крылья и камнем обрушил вниз, на землю. Они упали и только чудом выжили, а может потому, что их подхватил порыв магического ветра, пропахнувший зверолюдьми.
Алекс плохо помнил.
Что-то тяжелое врезалось ему под затылок и выключило свет. Причем сразу во всем мире.
— Он долго… будет… приходить… в себя?
Звуки доносились как из-под подушки. Может он спит. Но если спит, то вставать не хотелось.
— Я еще посплю, Робин. Отвали, — проворчал сквозь сон Алекс.
— Включай тумблер.
Что? Что еще за, нахрен, тумблер?
Ответ не заставил себя ждать.
Как и агония.
Алекс, все же, лежал не в кровати. Если только в Икее не начали продавать кровати, сделанные из жидкого огня. Тот потоками хлынул в тело Дума. И жуткий, дерущий глотку вопль, вырвался из недр того океана боли, куда его заставили нырнуть.
Дум попытался дотянуться до источника магии, но напоролся на стену, блокирующую его доступ к источнику.
И он кричал. Кричал и горел.
Сколько это длилось? Может долю секунду, может двадцать лет. Когда ты весь горишь изнутри, когда кости буквально выворачиваются из суставов, чтобы найти хоть какую-то лазейку для бегства, когда рвутся мышцы, когда кровь буквально затапливает твои легкие — последнее, чему ты отдаешь отчет, это время.
А затем все прекратилось. Тело еще била легкая огонь, но огонь исчез. Алекс дергался, на его губах булькала пена, а сознание дрожало где-то на грани бытия и забытья.
Ему в лицо плеснули холодной водой.
Спасибо.
Он жадно облизывал губы, в надежде, что несколько капель живительной влаги помогут остудить все еще тлеющий внутри огонь.
С трудом, но он открыл глаза.
— Ты… блять… мертв… — прохрипел он. — Или я… в аду?
Изображение рябило. Мутные круги гуляли перед его глазами. Но с каждой секундой реальность врывалась в его сознание. С ноги крушила все те преграды и барьеры, что еще недавно выставила боль. Такова суть живых существ. Чтобы не происходило, а разум, воспользовавшись адреналиновый бурей, попытается вернуть тело в готовность к бегству.
Вот только бежать Алекс не мог.
Он был прикован к полу железными цепями. Полу, затопленному на несколько миллиметров соленой водой. Горло сжимал адамантиевый ошейник. Тот самый, который цепляют на магов, угодивших в тюрьму.
Дум украдкой огляделся. Никаких окон, только старый стены с обшарпанным кафелем. И пол, идущий под уклоном. Может быть ясельный бассейн или недоделанная купель.
Звуков тоже не было.
— Рад, что вы теперь с нами, мистер…
— До пошел… ты… на… х…
— Тумблер.
И снова глотку рвут адские вопли. Думу казалось, что еще немного и он собственным криком порвет свой же рот или щеки. Но это будет даже хорошо — может от крови он задохнется и избавиться от этой адской боли.
И снова все стихло. Но на этот раз он куда дольше приходил в себя. Видел какие-то картины из прошлого. Картины, которые так старательно хотел забыть.
— Ну-ну, мистер маг, вы не спешите отбывать на тот свет, — ему в обнаженную грудь прилетело несколько острых осколков керамики. — Открывайте глаза.
Алекс подчинился.
Он понятия не имел, что произошло, и как этот ублюдок выжил, но… Перед ним, на возвышении, куда не дотягивалась вода, стоял посол Зимнего Двора. Все такой же толстеющий, со спокойным взглядом темно-карих глаз, только костюм другой и лицо чуть более… живое, что ли.
Живое.
Проклятье.
Блядство!
И почему Алекс не заметил сразу. Он ведь изучал этот раздел магии в Фоллене! Причем ради того, чтобы лучше понимать, как ему обыграть куклы Раевского. Куклы, на которых их учили отрабатывать проклятья. Куклы, являвшиеся внешне точными копиями учеников Фоллена.
Дум, когда-то, со счета сбился, сколько раз он проклинал самого себя — в самом прямом смысле.
Раевский тогда говорил, что лучше всего осознать воздействие проклятья можно только тогда, когда видишь, как это проклятье разрушает тебя самого. И еще шутил, что если они будут филонить, то он заставит их в действительности проклинать самих себя, а не големов.
Голем.
Высококлассный, накачанный магией под завязку, отданный на дистанционное управление. Вот кого они с Адель встретили на дирижабле. И то, что девушка спутала с Письмом Мертвеца на деле являлось амулетом дистанционного контроля.
— Вижу вы догадались, — улыбнулся посол. Улыбкой зверя — не человека. — Как же вас. Мистер…
Он повернулся к своему громиле — другому орку. Очень похожему на того, что был отправлен Алексом в короткий полет сквозь кипящую кислоту и металл. Брат или отец. Плевать.
— Посос…
Алекс кричал. Кричал и дергался. Пытался оторвать собственные руки. Вырывать ноги. Лишь бы хоть как-то сбежать из этого кипящего озера.
С очередным щелчком тумблера боль ушла. Дум стонал и хрипел. Плевался кровью и дергался, но как бы не старался — два провода, идущих от генератора и вонзенных клемами ему в бедра, не получилось выдернуть.
— Вы так грубы, юноша, — фыркнул посол. — а ведь мы спасли ваши жизни. Да-да. Или вы уже забыли?
Воспоминания нехотя возвращались к Думу. Он вспомнил, как взорвал стену дирижабля, и разница в давлении вытолкнула их наружу. Помнил, как они летели, уворачиваясь от пылающих обломков. С истощенным запасом магии, Дум не мог полностью контролировать чары на костюме и израсходовал заклинание полета еще до того, как они приземлились.
Алекс прижал к себе Адель и почему-то не боялся. Он ощущал только… покой. Покой, нарушенный магом фейри, поймавшим их двоих и опустивших на землю, где по Думу прошелся град ударов жесткими берцами, а затем его закинул в багажник.
На земле их уже ждал посол. И теперь он находился где-то в застенках. И только оставалось надеяться, что это не застенки посольства, потому как лучше откусить сейчас свой собственный язык, чем попасться в пыточную к Мэб. О её жертвах ходили легенды.
Страшные легенды.
— Можно ведь и поблагодарить за спасение, — посол достал белый платок и вытер лицо.
— Где… она…
Двое — громила орк и сраный зверолюд переглянулись. Они что-то молча, взглядами, обсуждали.
— Кто знает, — медленно поворачиваясь к Алексу, произнес посол. — может составляет компанию братьям моих гвардейцев, с которыми вы так жестоко обошлись. А может уже кормит червей.
Алекс задергался в цепях.
— Но-но, молодой человек, не лишайте моего офицера удовольствия мести убийце своего отца.
— Сука! — закричал Алекс. — Я выжгу твою душу!
— Как тривиально, — хмыкнул посол, поднялся со стула и, ничего не говоря, ничего не спрашивая и не требуя, направился к двери. — развлекайся, Хык’Ток. Он твой.
А Дум все кричал ему в спину.
— Ты, блять, будешь страдать! Веками! В самых глубоких уголках бездны! Я тебе обещаю! Я сожру твое сердце!
Кричал сквозь боль и агонию. Потому что значит какое-то пламя с мыслями о том, что стало с Адель. Что он смог её защитить.
Профессор Раевский всегда предупреждал, что черная магия не умеет защищать. Только уничтожать.
Но Алекс не справился даже с этим.
А затем огонь затопил все вокруг.
