Глава 12. Разведка — инструмент политики

Информация, получаемая разведывательной службой агентурным путем или из открытых источников, мало полезна, пока не попадет в руки, так сказать, «пользователей» — облеченных властью лиц, которые делают политику. И они должны получать сведения в максимально короткий срок, четко и ясно составленными, чтобы факты могли быть легко соотнесены с политической проблемой, которая решается в данный момент.

Эти критерии соблюсти не просто, так как объем имеющейся разведывательной информации по интересующей проблеме обычно очень велик. Тысячи донесений, еще больше различных данных ежедневно поступают в штаб-квартиру ЦРУ непосредственно, либо через другие правительственные ведомства, в частности, госдепартамент и министерство обороны. Много других сведений управление получает в результате исследовательской работы ученых, и не стоит удивляться, что объем требуемой информации достигает таких колоссальных размеров: нам нужно знать в идеале обо всем, что происходит за «железным занавесом» и в более чем сотне других стран. В любой точке земного шара возможны события, которые могут затрагивать безопасность Соединенных Штатов. Каким образом обрабатывается вся эта масса информации в службах, ее собирающих? Как ведется этот процесс в государственном департаменте, министерстве обороны и ЦРУ?

Между этими тремя ведомствами ведется постоянный обмен важными разведывательными сведениями. Конечно, кто-то должен решать, какую информацию надо считать важной и приоритетной. Тот, кто направил в центр разведывательное донесение (один из наших официальных представителей за рубежом — дипломат, военный или разведчик), обычно сам определяет категорию его важности, однако вопрос приоритетности решают, как правило, в центральном аппарате. Если в донесении затрагивается вопрос о возможности опасных враждебных действий против США или серьезной угрозы нашей национальной безопасности, то отправитель пошлет его по каналам, которые автоматически обеспечат поступление к офицеру разведки в государственном департаменте, министерстве обороны и ЦРУ. Последний, будучи координатором зарубежных шпионских сведений, имеет право доступа ко всей разведывательной информации, получаемой любым правительственным ведомством. Это его право обеспечивается законом.

Важная информация поступает в государственный департамент, министерство обороны и ЦРУ круглосуточно. В течение рабочего дня (а он в разведслужбах никогда не бывает нормальным) ответственные офицеры анализируют полученные сведения и определяют, нет ли среди них таких, которые требуют принятия срочных мер. Ночью в этих трех ведомствах дежурят компетентные офицеры — оценка поступающей информации не прекращается ни на минуту. Они поддерживают тесную связь и постоянно обмениваются идеями и соображениями, что, безусловно, помогает быстро и надежно определить кризисную обстановку и проследить за ее развитием. Если в потоке ночных донесений офицеры выловят данные опасного характера, они немедленно докладывают своим непосредственным начальникам. Последние решают, кому из руководителей трех ведомств или даже президенту направить тревожное донесение. Дежурные офицеры следят также за сообщениями печати и передачами радиостанций, включая советские и коммунистического Китая.

Важные новости, рассчитанные на широкую публику, такие, как смерть Сталина, революция в Ираке, убийство какого-либо политического лидера и тому подобное, благодаря высокому уровню развития обычных средств связи могут дойти до Вашингтона гораздо быстрее, чем по разведывательным каналам. Наши официальные лица за рубежом, конечно, располагают быстродействующей радиотехникой для передачи донесений из наших посольств и других зарубежных учреждений. Но нужно иметь в виду, что процессы зашифровки и последующей дешифровки текстов требуют немало времени.

Когда происходит какое-либо важное событие, затрагивающее нашу безопасность и требующее политических решений и действий, обычно проводится тщательное расследование, насколько эффективно обрабатывалась имевшаяся по этому вопросу информация и поступали ли до того предупреждения по линии разведки. Такое разбирательство состоялось, например, после революции в Ираке и возведения стены, разделившей Берлин 13 августа 1961 года, так как и в том и в другом случаях по разведывательным каналам не передавалось никаких более или менее ясных предостережений. Цель подобных тщательных разборов — избежать в дальнейшем возможных ошибок в повседневной трудной и сложной деятельности.

Обработка поступающей информации включает три фазы. Сначала производится сортировка сообщений. Затем следует обработка данных, сгруппированных по крупным проблемам, которые интересуют правительство. Например, одна группа аналитиков работает над информацией о советской экономике, другая — о сельском хозяйстве, третья — о производстве стали и средств производства, и, наконец, еще одна занимается сведениями о развитии авиации и ракет в Советском Союзе. Эти группы определяют основные параметры дальнейших специальных исследований (аналитики называют их «базовыми разведданными»). Последняя фаза — сопоставление всех полученных данных и их итоговая оценка.

Иногда не хватает времени для того, чтобы детально проанализировать каждое важное сообщение — до того, как оно будет передано в компетентное правительственное учреждение. Но сырой, то есть не перепроверенной, разведывательной информацией пользоваться опасно — ведь в таком виде она лишь неподтвержденное донесение, часто отправленное с места событий сотрудником, у которого не было возможности определить окончательно степень его точности и надежности. Поэтому получателей таких сведений в форме периодических сводок или отдельных сообщений, если их важность требует срочного решения, специально предупреждают не предпринимать поспешных действий лишь на основе сырого разведдонесения.

Сводки, как ежедневные, так и недельные, включают собранные во всем мире сведения о важных событиях и процессах за истекшие часы или дни. Они содержат также оценки пославших их лиц или комментарии ЦРУ, составленные после консультации с представителями других правительственных разведслужб. Последние часто встречаются между собой для оценки сообщений, которые включаются в ежедневную сводку. Новая информация всегда может быть включена сюда дополнительно вплоть до раннего утра следующего дня, когда заканчивается работа над составлением сводки. При рассылке самой сводки нередко прилагается отдельное пояснение об источниках, способах получения и надежности включенных в сводку материалов. Доказательство подлинности сведений иногда можно найти в самом тексте, где изложено данное событие.

Кроме текущих сырых разведдонесений и материалов с базовыми разведданными имеются еще и более основательные оперативные сводки. Их называют национальными оценками, и готовятся они всеми правительственными разведслужбами, входящими в разведывательное сообщество США. В них учитываются все данные по конкретной проблеме, имеющиеся в нашем распоряжении. Здесь мы подходим к одной из самых важных функций всей деятельности разведки — как выделить из огромного количества информации о текущих процессах и перспективном развитии во всем мире полезные для наших руководителей данные. Именно такие, которые помогут им правильно ориентироваться в обстановке и принимать важные решения по самым острым политическим проблемам — сегодняшним и завтрашним, таким, как Берлин, Куба, Лаос, цели и планы коммунистов, военные и ядерные программы Советов, экономика СССР и коммунистического Китая… Список этот может быть продолжен до бесконечности, ибо он отнюдь не ограничивается делами государств восточного блока. Иногда «национальную оценку» приходится выдавать в кратчайший срок. Но когда речь идет о долгосрочных оценках, требуется, естественно, длительное время — несколько недель, чтобы произвести тщательный анализ.

Главная причина, вызвавшая организацию ЦРУ, — необходимость создания механизма координации деятельности по составлению «национальных оценок», чтобы президент, госсекретарь и министр обороны в любой момент могли бы иметь их перед собою с единым и обоснованным анализом международной ситуации, затрагивающей нашу национальную безопасность. Президент Трумэн, который в 1947 году внес законопроект о создании ЦРУ, так объяснил в своих мемуарах необходимость своего шага:

«Война преподала нам урок: добычу разведывательных сведений необходимо организовать таким образом, чтобы информация, когда в ней возникает необходимость, всегда оказывалась под рукой и к тому же — в продуманной и понятной форме. В противном случае она бесполезна».

Трумэн вместе с тем определил систему координации разведывательных сведений и роль в этом правительственных ведомств:

«Всякий раз, когда Совет национальной безопасности собирается рассматривать какие-то планы, скажем политику в отношении Юго-Восточной Азии, он тут же предлагает ЦРУ дать оценку возможных последствий этой политики. Директор управления участвует в работе СНБ, постоянно информирует его членов в связи с той или иной рассматриваемой им проблемой. Его оценки выражают мнение центральной разведки и учитывают точки зрения всех других служб, сообщающих свои рекомендации ЦРУ (разведывательных управлений штаба армии (Джи-2), штаба военно-морских сил (А-2), штаба военно-морских сил (Оу-Эн-Ай), Бюро разведки и исследований госдепартамента, Федерального бюро расследований и разведывательного отдела Комиссии по атомной энергии). Затем госсекретарь дает заключительную рекомендацию по рассматриваемому вопросу, а президент принимает окончательное решение».

Механизм, который президент Трумэн назвал «службами, сообщающими свои рекомендации ЦРУ», был создан в 1950 году и получил название Разведывательный консультативный комитет. Позже его переименовали в Разведывательный комитет США (нередко его называют Разведывательным советом). Недавно в этом комитете прибавился еще один член — руководитель вновь созданного Разведывательного управления министерства обороны (РУМО), в задачу которого входит координация деятельности армейской, морской и авиационной разведок. Роль РУМО в разведывательном сообществе непрерывно растет. То же самое можно сказать и о Бюро разведки и исследований госдепартамента, директор которого является одновременно помощником руководителя дипломатического ведомства. Члены комитета встречаются регулярно не реже одного раза в неделю (бывает, и чаще в периоды кризисов или когда поступают важные разведывательные сообщения). Директор ЦРУ, председательствующий в комитете, несет ответственность за выработанные оценки. Вместе с тем, если кто-либо из его членов расходится со взглядами большинства, он вправе потребовать, чтобы его особое мнение было запротоколировано и включено в текст оценки. В таком виде она представляется в конечном счете президенту и членам Совета национальной безопасности.

При возникновении критических ситуаций директор ЦРУ имеет право срочно обратиться к президенту и другим членам правительства, а руководители других разведслужб — к своим министрам или начальникам правительственных ведомств. Многолетний опыт показал, что эта система работает бесперебойно. За время моей службы в качестве директора ЦРУ не было ни одного случая, чтобы я не связался с президентом в течение нескольких минут, чтобы доложить ему разведывательные сведения, которые считал исключительно важными.

В ЦРУ также создана комиссия по национальным оценкам, в которую включена группа гражданских и военных аналитиков — специалистов по разведывательной информации. Комиссия готовит проекты большинства оценок, которые затем обсуждаются с представителями Разведывательного комитета. Для рассмотрения сложных научно-технических проблем, таких, как советские ракеты, авиация или ядерная программа, в Комитете образованы компетентные подкомитеты из специалистов высшей квалификации. В отдельных случаях для консультации привлекаются эксперты со стороны.

Понятно, что процедура подготовки и согласования первоначального проекта оценки, представление его в Разведывательный комитет, формулировка последним окончательного текста с учетом мнения оппонентов и передача его компетентным правительственным ведомствам занимает много времени. Но иногда требуются немедленные оценки. Так было, например, в ноябре 1956 года, когда возник суэцкий кризис. Я выехал из Вашингтона на место своего жительства в штат Нью-Йорк, чтобы выполнить свой гражданский долг — подать свой голос на президентских выборах. А вечером накануне этого события мне позвонил генерал Чарльз Кейбелл, заместитель директора ЦРУ. Он прочитал текст советской ноты, только что переданной по телеграфу. Булганин угрожал, что нанесет ракетные удары по Лондону и Парижу, если английские и французские войска не выведут из Египта. Я попросил генерала Кейбелла собрать Разведывательный совет и немедленно вылетел в Вашингтон. Мы заседали всю ночь, а утром в день выборов я представил президенту Эйзенхауэру единогласно принятую оценку советских намерений и наши соображения относительно возможного развития кризиса.

Содержание этого доклада, как и в большинстве других случаев, держалось в секрете. Однако общество должно знать, что такой механизм существует и может действовать оперативно. Это — важная часть нашей структуры национальной безопасности. И люди были об этом осведомлены.

Когда 22 октября 1962 года президент Кеннеди обратился к нации и заявил о том, что Советы тайно установили на Кубе ракеты среднего радиуса действия, наши разведывательные службы уже систематически получали сообщения от агентов и беженцев, в которых речь шла о возводимых на острове таинственных сооружениях, похожих на ракетные базы. Хорошо известным фактом являлось и то, что некоторое время назад Кастро построил несколько полигонов для запуска ракет класса «земля — воздух». Это, однако, были ракеты ближнего радиуса действия, которые предназначались для борьбы с самолетами, вторгнувшимися в воздушное пространство Кубы. Поскольку донесения поступали в основном от лиц, мало разбиравшихся в ракетном деле, нельзя было с достоверностью сказать, являлись ли все ракеты ракетами противовоздушной обороны или же среди них были более опасные, серьезно угрожавшие нам.

Собранных доказательств вполне хватило, чтобы встревожить Разведывательный совет, который дал указание своим службам установить за Кубой непрерывное наблюдение. Полеты разведывательных самолетов дали конкретные доказательства. Президент использовал их в своем обращении к нации, когда объявил о карантине и блокаде Кубы. Предварительно пришлось, конечно, не только самым тщательным образом проанализировать все разведданные, но и быстро оценить их. Как заявил президент, воздушная разведка позволила точно установить, что на Кубе велось строительство не только баз противовоздушной обороны. Это был, между прочим, тот случай, когда выводы разведки нужно было довести до сведения общественности. Последующие заявления Хрущева и его действия подтвердили правильность анализа.

И в данном случае потребовалась блицоценка. Конечно, большей частью работа над информацией ведется в более спокойной обстановке. Безусловно, относительной, ибо вся разведывательная деятельность проходит под знаком вечной нехватки времени.

Но идет ли речь об оценке, принятой в течение нескольких недель, или же она сделана за одну ночь, все равно для этого требуются годы для подготовки аналитиков, пока те сумеют быстро, а главное, точно выдавать конечный информационный продукт. В случае с Кубой оценку смогли подготовить незамедлительно, потому что ей предшествовала многолетняя работа высококвалифицированных специалистов в области аэрофотодешифровки. Эти мужчины и женщины достигли высочайшей компетенции, изучая длительное время предшествующие снимки ракет. То, что для новичков показалось бы неразборчивым, расплывчатым и могло бы привести к неверному истолкованию, для квалифицированных экспертов было четкой и достоверной информацией, когда они изучили эти снимки.

Анализ разведывательной информации необходимо вести по всем странам, где могут быть затронуты наши интересы, а также в некоторых областях военного дела, экономики, международных отношений, которые требуют нашего внимания, например, советские достижения в ядерной физике, баллистике, аэродинамике и космонавтике, а также в промышленности, сельском хозяйстве и на транспорте. Естественно, нас может заинтересовать политическое, экономическое или социальное положение в любом государстве. Я вспоминаю, что однажды мне потребовалась подробная информация о Гренландии. Буквально через несколько минут передо мной лежала подробная справка о географии, геологии, климатических условиях, населении и истории этой мало посещаемой страны.

Быстрота получения необходимых справок — не результат лишь механизации и автоматизации учетных картотек и архивов. Но использование технических новинок не ухудшает качество справочного материала. Оно лишь ускоряет процесс. Чем больше достижений дарят нам наука и техника, тем выше требования, которые предъявляются к аналитикам и персоналу, обслуживающему сложные вычислительные машины и приборы. Без этих знаний мало пользы принесет информация, полученная с помощью современных технических средств. Обязательно нужен терпеливый и настойчивый аналитик, который классифицирует, взвешивает, исследует, сравнивает различные гипотезы и версии, а затем делает соответствующие выводы. Для выполнения своей задачи он должен обладать глубокими знаниями, воображением и самостоятельным мышлением объективного и пунктуального ученого.

Случается, что известные вещи вдруг предстают перед нами непонятными и даже загадочными. Иногда просто, а иной раз очень трудно объяснить, почему так получается. И это рождает чувство неуверенности. В таких случаях, если нужда в обоснованном предположении сохраняется, мы переходим к другой фазе аналитической работы — предполагаемой оценке. Оценочные выводы можно делать не только по известным фактам, но, как увидим далее, и по таким, о которых абсолютно ничего не известно.

Это — не воспетая и, можно сказать, незаметная часть разведывательной деятельности, но я часто сталкивался с удивительными результатами, достигнутыми нашими аналитиками, когда они готовили предполагаемые оценки для компетентных правительственных учреждений.

Некоторые оперативные сводки, составленные по такому методу, специально заказывали руководители правительства, чтобы правильно ориентироваться при рассмотрении сложных проблем или получить ясное представление о том, как противник будет реагировать на их действия — с чем им необходимо считаться. Другие оперативные сводки готовятся регулярно на плановой основе в установленные сроки, как, например, сообщения о военных мерах Советов или о развитии техники в СССР. Прежде чем приступить к подготовке сводки, делается срочный запрос тем, кто собирает информацию, чтобы попытаться заполнить отдельные пробелы в уже имеющихся данных по конкретной проблеме. Такие «белые пятна» возможны в военной или экономической информации, а также в наших знаниях о намерениях тех или иных правительств.

Наконец, оценки часто готовятся потому, что кто-то из членов Разведывательного совета считает: данное положение вещей требует особого внимания. Облако на небе размером с ладонь может предвещать бурю. Поэтому задача разведки — подать сигнал тревоги, прежде чем небольшое осложнение обстановки достигнет критических размеров. Иногда выдвигают обвинение, что разведка, мол, не смогла своевременно предупредить о наступлении того или иного кризиса. Я должен на это ответить следующее: пресса и сторонние наблюдатели просто не знают, сколько раз разведка предупреждала об опасности, ибо разведывательная деятельность, по вполне понятным причинам, не афишируется.

Одно из основных направлений наших разведывательных усилий, которому постоянно уделяется серьезное внимание и по которому очень часто, можно даже сказать, регулярно делаются обстоятельные оперативные сводки, — это развитие промышленности, производящей вооружение, особенно в СССР. Интерес представляют советские программы и новейшие достижения в ракетном деле, в области производства ядерных боеголовок, строительства атомных подводных лодок, новейших самолетов и всего того, что может привести к рывку в каком-либо виде вооружений, как случилось в области космоса. Это — одна из наиболее трудных задач, с которыми сталкивается аналитик разведывательной информации.

Речь здесь идет о возможностях Советского Союза по производству какого-либо вида оружия, роли, которая отводится этому виду военными, и его истинном месте в данном секторе военного производства. Всегда трудно предсказывать, какое место отводится конкретной системе оружия до тех пор, пока не завершатся разработка и испытания на эффективность, а заводы не получат приказа начать серийное производство. В начальной стадии создания новой системы мы можем оценить лишь производственные возможности и прикинуть, где и как будет использоваться это оружие. Как только станут известными фактические данные, появится возможность точно оценить программу производства оружия и само оружие.

В 1954 году были получены сведения, что Советский Союз начал производство межконтинентальных тяжелых бомбардировщиков дальнего радиуса действия, сравнимых с нашими «Б-52». Поначалу все — даже их демонстрация на параде в 1955 году, о чем я уже писал, свидетельствовало, что русские рассматривают это оружие как главный элемент своих наступательных сил и планируют организовать серийное производство тяжелых бомбардировщиков столь быстро, насколько позволят их экономика и уровень техники. Разведывательный совет по просьбе министерства обороны подготовил прогноз — как будет развертываться выпуск супербомбардировщиков в ближайшие годы. Документ основывался на имевшихся у нас данных о том, что представляла собой советская авиационная промышленность и какие типы самолетов она выпускала. Он включал в себя и предположение: число бомбардировщиков, которые могут быть построены дополнительно, исходя из имевшихся производственных мощностей и с учетом того, что потенциал отрасли наверняка будет увеличен. Далее высказывалось твердое мнение: если Советы захотят, они смогут ежегодно удерживать повышенный уровень производства тяжелых бомбардировщиков. К моменту окончания доклада бывшие в нашем распоряжении факты свидетельствовали: такое желание действительно имелось. Более того, Советы намеревались использовать все свои возможности для выполнения программы. Это вызвало у нас толки об «отставании» США от СССР в области строительства тяжелых бомбардировщиков.

Естественно, наша разведка продолжала пристально наблюдать за развитием событий в Советском Союзе. Производство самолетов не увеличивалось столь быстро, как мы предполагали. Стали накапливаться данные, что эксплуатационные качества бомбардировщика оказались низкими. Где-то в 1957 году советские лидеры приняли решение резко сократить производство таких самолетов. «Отставания в бомбардировщиках» не получилось.

Однако появились данные об успешном развитии русской программы строительства межконтинентальных ракет, что, естественно, вызвало нашу озабоченность. Таким образом, хотя прежняя оценка возможностей производства тяжелых бомбардировщиков в принципе не потеряла своей актуальности, изменение советской политики в области вооружения потребовало нового прогноза — как будет развиваться ракетное производство в ближайшие годы.

Планы могут меняться и даже превращаться в свою противоположность, поэтому разведка никогда не должна удовлетворяться достигнутым. Кстати, такие изменения бывают и у нас. Недавно мы скорректировали свои планы в отношении ракеты «Скайболт», что заставило советскую разведку изрядно поломать голову.

Советская ракетная программа, как и программа строительства тяжелых бомбардировщиков, претерпела немало превратностей. Советы быстро (во всяком случае раньше нас) смекнули, что ракеты — это оружие будущего и что успехи в космосе оказывают колоссальное психологическое воздействие на человечество. Они увидели это даже до того, как стало ясно: можно значительно уменьшить вес и размеры ядерной боеголовки, что позволит доставлять ее к целям, удаленным на гораздо большее расстояние, чем прежде. В Москве вскоре также поняли, что даже ракеты ближнего и среднего радиуса действия, учитывая географическое положение СССР, смогут сыграть важную роль в установлении советского господства в Европе.

Истоки ракетной программы Москвы уходят к концу Второй мировой войны. Советы внимательно следили за успешным использованием немцами ракет «Фау-1» и «Фау-2». Когда Красная Армия оккупировала Восточную Германию, советские власти приняли меры к тому, чтобы, во-первых, захватить как можно больше ракет и запасных частей к ним, а во-вторых, заставить работать на себя немецких ракетчиков — ученых и технических специалистов. Часть из них насильно вывезли в Россию, а некоторые поехали туда добровольно, заключив контракты.

Однако было бы ошибкой отнести советские успехи в области ракетостроения только за счет немцев. Сами русские давно занимались этим делом и быстро достигли высокой компетенции. Они не посвящали немцев в свои секреты и не разрешали им бывать на полигонах. Их держали за чертежными досками, выкачивая знания. Поскольку советские власти предполагали, что немецкие специалисты, возвратившись в Германию, несомненно, привлекут к себе внимание западных спецслужб, они не подпускали пленников к своим актуальным разработкам, чтобы те не стали носителями секретов. И действительно, наши разведслужбы на смогли извлечь ничего существенного из контактов с немецкими ракетчиками, побывавшими в России.

В первые десять лет после окончания войны мы мало знали о советской ракетной программе.

Чертежные доски ничего не расскажут, а ракеты ближнего радиуса действия не производили большого впечатления: они нас не достанут. И лишь когда мы стали применять новые технические средства разведки, а с 1956 года получать фотоснимки с помощью самолетов «У-2», в руки заждавшихся аналитиков начала поступать достоверная информация. Нетерпение было понятным, поскольку на них давило министерство обороны, отвечавшее за свою ракетную программу и противоракетную оборону. Планирование этой области занимает годы, и Пентагон считал, что в данном случае его обращение за помощью к Разведывательному совету вполне оправдано: получение достоверной шпионской информации о развитии ракетостроения в Советском Союзе могло бы ускорить решение проблем, над которыми бились американские ракетчики.

Полагаю, что я имею полное право сказать: разведка была бы счастлива, если бы ее освободили от дачи прогнозов, составленных по методу «гадания на кофейной гуще». Но военные требуют даже таких оценок — без них они обойтись не могут, — заявляя офицерам разведки: «Если вы не желаете снабжать нас оценками на ближайшее будущее, мы подготовим их сами. Однако ваши аналитики сделают такие прогнозы лучше нас». Отрицать это утверждение разведывательная служба не могла, ибо в противном случае ей пришлось бы признать свою несостоятельность.

Первые данные о производстве ракет в Советском Союзе мы получили не агентурным путем, а чисто аналитическим методом, оценив предполагаемый объем продукции в данный момент и ее возможное увеличение в ближайшем будущем. Плюс к этому надо было прикинуть, как Москва распределяет свой промышленный потенциал между различными видами вооружений. Какая часть его пойдет на ракеты? А на производство ядерного оружия? А что достанется тяжелым бомбардировщикам, истребительной авиации и наземной противовоздушной обороне? Что получит строительство подводных лодок? И в конечном счете: сколько будет выделено наступательным видам и сколько останется оборонительным?

Атмосфера неуверенности и неопределенности, характерная для конца пятидесятых годов, вызвала в нашем обществе толки о так называемом «ракетном отставании» США от СССР. Основываясь на реальных данных о возможностях Советов и наших прогнозах об их стратегических планах, мы несколько позже определили количество ракет и ядерных боеголовок, которые в ближайшие несколько лет могут оказаться на пусковых установках в Советском Союзе.

Испытания советских ракет в 1957 году и вслед за этим значительное увеличение их мощности доказали высокую компетентность советских специалистов в области межконтинентальных баллистических ракет (МКБР). Советы произвели запуски на расстояние от семи до восьми тысяч миль в районы Тихого океана, о чем широко оповестили весь мир. Они вывели на орбиту первый спутник. Результаты испытаний МКБР, по-видимому, их вполне удовлетворили. Но станут ли Советы применять сейчас громоздкие и в какой-то степени неуклюжие межконтиненталки первого поколения, хотя и достаточно эффективные, или же они, по зрелом размышлении, подождут, пока появятся МКБР третьего поколения? Намерены ли они использовать свое вероятное в данный момент ракетное превосходство и принести в жертву строительство более совершенных ракет? Ответ предполагал, что они выберут последнее. Однако, как только мы получили достоверные данные, прогнозы по МКБР, как и в случае с тяжелыми бомбардировщиками, были пересмотрены: разговоры о нашем «ракетном отставании» также оказались преувеличенными.

Ныне, после инцидента на Кубе, может возникнуть вопрос, не свидетельствуют ли последние действия Советов о том, что они должны были поторопиться со своей ракетной программой. Ведь Москва пошла на большой риск, установив на Кубе несколько ракет среднего радиуса действия, чтобы усилить угрозу Соединенным Штатам, которую представляли МКБР, расположенные в России.

Во всяком случае, собранные разведывательные данные по советским ракетам прекрасно обрисовали, насколько велика потенциальная опасность, нависшая над США. Наша разведка своевременно получила достаточно полные данные о советском производстве высоконадежных ракет, работах по созданию искусственного спутника Земли и подготовке его запуска. Эта информация заставила нас заняться собственными ракетной и космической программами, бросив на них большие силы и средства.

Если перейти от военной области к политической, то здесь стоящие перед аналитиком проблемы зачастую еще более сложны. Анализ поведения человека и прогноз его реакции в той или иной ситуации нельзя поручать компьютеру. Такое задание даже для самого опытного исследователя может стать неразрешимой проблемой.

Более десяти лет тому назад осенью 1950 года наша страна столкнулась в Северной Корее с необходимостью принять решение по сложной проблеме: продвигаться к реке Ялу¹ и воссоединить тем самым Корею или нет? Ответят ли китайские коммунисты на такой шаг прямой атакой? Или тронулись бы они со своих позиций, если бы, например, основную массу наступающей группировки составили южно-корейские силы, а не войска США и ООН? Или же, если бы мы не разбомбили в Северной Корее электростанции, снабжавшие электроэнергией Китай?

В то время мы были хорошо осведомлены о силе и дислокации краснокитайских войск на другом берегу реки Ялу. Нам нужно было выяснить планы Москвы и Пекина. Мы ничего не знали об их секретных совещаниях и о принятых на них решениях. В подобных случаях опрометчиво и даже опасно офицеру разведки высказывать твердое мнение, не имея надежных сведений о расположении и передвижениях войск противника, подходе стратегических резервов и подвозе снабжения и тому подобного. Я могу говорить совершенно объективно и беспристрастно об оценке положения на Ялу в 1950 году: она была дана незадолго до начала моей службы в ЦРУ. Тогдашние аналитики пришли к заключению, что при определенных обстоятельствах китайцы, возможно, не вмешаются в конфликт. В действительности мы не имели понятия, что предпримут китайские коммунисты. Не знали мы и того, сколь настойчиво Советский Союз будет оказывать на них давление и как далеко зайдет Москва в поддержке Пекина, если он все же решит вмешаться.

Нельзя исходить из того, что коммунистический лидер будет действовать так же, как мы, или что он всегда правильно оценит наши шаги. Нам часто трудно понять Советы, а им нас. В случае с Кубой Хрущев в октябре 1962 года самонадеянно рассчитал, что ему удастся незаметно доставить на остров свои ракеты, установить и замаскировать их, а затем, выбрав удобный момент, поставить Соединенные Штаты перед совершившимся фактом, который США вынуждены были бы признать, предпочтя это риску войны. Конечно, он допустил ошибку — так же как и кое-кто у нас, поверхностно оценив ситуацию: они утверждали, что Хрущев не решится разместить наступательное оружие прямо под нашим носом.

Роль разведки на ранней фазе кубинского кризиса в октябре 1962 года стала темой официального доклада, подготовленного согласительным подкомитетом сенатского комитета по вооруженным силам под председательством сенатора Джона Стенниса от штата Миссисипи. Главный вывод: «Ошибочная оценка создавшейся ситуации и поверхностные умозаключения руководителей разведки, увлекшихся философствованием, а не анализом конкретных фактов, привели к ошибочному решению: размещение стратегического ядерного оружия на Кубе противоречит советской политике. Однако позже выяснилось, что этот прогноз оказался совершенно неверным».

Эта критика в адрес разведки относилась к сентябрю — началу октября, то есть еще до получения качественных аэрофотоснимков. Но затем в наше распоряжение поступили данные, которые создали впечатление, что вряд ли русские доставили на Кубу ракеты среднего радиуса действия, которые могут поразить цели в глубине территории Соединенных Штатов. Но среди американских государственных и политических деятелей были и такие (упомяну хотя бы тогдашнего директора ЦРУ Маккоуна), которые высказывали серьезные сомнения в отношении такого вывода. Однако в Разведывательном совете верх взяло все же убеждение: Хрущев, мол, не рискнет сделать шаг, который означал бы прямую угрозу Соединенным Штатам. Карибский кризис явил собой пример того, что Хрущев может действовать неожиданно, необычно, шокирующе. И в то же время он уверен, что сумеет сразу же отступить, если увидит: противник настроен решительно и даст отпор. Советский лидер, кроме того, заранее рассчитал, что уступка на Кубе не нанесет существенного ущерба его собственным позициям в СССР. Полностью контролируя советские средства массовой информации, он без труда сможет убедить общественность в своей стране и во всем коммунистическом блоке, что отступление на Кубе было сделано, чтобы сохранить мир.

При подготовке оценок политики Советов и их действий всегда полезно иметь среди аналитиков одного или двоих человек, которые должны играть роль «адвокатов дьявола»: аргументировать и объяснять, почему Хрущев или какой-либо другой советский руководитель предпринял необычный, драматический, а иногда, с нашей точки зрения, даже неумный и невыгодный для собственных интересов шаг. Конечно, в большинстве случаев можно прийти к нелепым и, вероятно, даже ошибочным выводам, если исходить из предположения: все, что делает или будет делать Советский Союз, нужно рассматривать как нечто необычное или анормальное. Политикам надо время от времени напоминать, что Советы в общем действуют вполне логично и расчетливо, хотя иногда их шаги нам трудно понять и объяснить.

Если некоторые наши аналитики сделали неверный вывод из кубинской аферы Советов, то Хрущев со своими советниками допустил еще более серьезный просчет, полагая, что его грубый и дерзкий маневр не встретит энергичный и решительный отпор Вашингтона. Офицерам разведки приходится сталкиваться с возмущением общественности по поводу того, что опять, мол, «наши шпионы прохлопали». Это происходит обычно в тех случаях, когда на международной арене разыгрываются какие-то драматические события, к которым широкая публика оказалась неподготовленной. Правда, иногда обвинения бывают и справедливыми. Но в большинстве случаев разведка предвидит события и дает им правильную оценку. Но люди этого не знают, а мы не имеем права рекламировать свои успехи.

Так было, например, с вторжением в район Суэца в 1956 году. Наша разведка тогда была полностью в курсе того, что Израиль, а затем Англия и Франция намеревались предпринять. У общественности же сложилось впечатление, что разведслужба допустила промах, поскольку официальные лица США заявили с расчетом на определенный эффект, что страна не была своевременно предупреждена об этом. Официальные представители США, конечно, подразумевали под этим то, что Англия, Франция и Израиль забыли предупредить нас о своих планах. В действительности же разведка Вашингтона постоянно информировала правительство обо всем, но, как обычно, не имела права рекламировать свои успехи.

Другой пример — искусственный спутник Земли. Здесь, несмотря на повсеместно сложившееся в стране мнение, Разведывательный совет очень точно предсказал прогресс Советов в области космической технологии и приблизительное время, когда они смогут вывести свой спутник на орбиту.

В других случаях пресса и общественность впадали в ошибку относительно реальной роли разведки в конкретных ситуациях. Считая, что действия правительства должны обязательно опираться на разведывательные сводки, газеты и политики, когда у нас что-нибудь не получалось в международных делах, обвиняли в первую очередь разведслужбы даже тогда, когда на самом деле последние в подготовке таких шагов никакого участия не принимали.

Взять, например, эпизод в бухте Кочинос в 1961 году. Большая часть американской прессы в то время считала, что операция потерпела неудачу из-за ошибочной оценки разведслужбы, которая утверждала: высадка вооруженных отрядов эмигрантов вряд ли вызовет народное восстание на Кубе. Те, кто работал, как это пришлось мне, с антигитлеровским подпольем за линией фронта во Франции, Италии и Германии во время Второй мировой войны, и те, кто наблюдал трагедию венгерских патриотов в 1956 году, должны понять: спонтанные революционные выступления невооруженного народа в современную эпоху — неэффективны и часто гибельны. Я не разбирал нигде детально кубинскую операцию 1961 года и не собираюсь делать этого здесь. Повторю лишь то, что уже сказал где-то откровенно: «Я не знаю никаких прогнозов о том, что такая высадка вызовет самопроизвольное восстание невооруженного народа Кубы».

Ясно, что наши оперативные сводки, особенно те, где речь идет о коммунистическом блоке, должны отражать не только естественное и обычное, но и необычное, жестокое и неожиданное — короче говоря, все, что там делается. Действия и намерения Советов нельзя оценивать лишь с точки зрения того, как бы мы поступили сами в том или ином случае, будь на месте Хрущева. А советский лидер не особенно соблюдает приличия, как это было в Организации Объединенных Наций, когда он даже разулся перед высоким собранием. У нас часто создается впечатление, что меры советского правительства принимаются под влиянием теории Ивана Петровича Павлова, известного русского физиолога, который стимулировал определенные рефлексы у подопытных животных, а затем, резко изменяя обращение с ними, приводил их, этих животных, в состояние полного смятения. Внезапные изменения в поведении и действиях Хрущева заставляют вспомнить о теориях Павлова. Торпедирование Парижской встречи на высшем уровне в I960 году, хотя советский лидер уже несколько лет знал о разведывательных полетах над территорией СССР «У-2», неожиданное возобновление ядерных испытаний, когда в 1961 году неприсоединившиеся страны собрались в Белграде, и даже его знаменитая выходка с ботинком на трибуне ООН были рассчитаны на то, чтобы их шоковый эффект помог ему достичь желаемого результата. Советский лидер, по-видимому, надеялся, что его афера с размещением ракет на Кубе тоже потрясет США и мировое сообщество. Наши дальнейшие оценки, как Хрущев будет действовать в той или иной ситуации, должны обязательно учитывать эти особенности.

Готовность страны согласиться с падением ее международного престижа в результате мер своего правительства по обеспечению жизненно важных интересов тоже можно рассматривать как элемент силы. Из-за нашего стремления к тому, чтобы нас все любили в этом мире, такой элемент часто отсутствовал в американской внешней политике, но это вовсе не означает, что мы должны соревноваться с Хрущевым в использовании его любимых шоковых приемов.

Конечно, мы не часто располагаем сведениями обо всех факторах, влияющих на ту или иную конкретную ситуацию. Никто не может с уверенностью предсказать ход мыслей лидеров, решения которых делают историю. И будем предельно откровенны: если бы нам пришлось давать оценку того, каковыми будут наши политические решения через несколько лет, мы вскоре заблудились бы в чащобе неуверенности, как в густом лесу. И тем не менее наши аналитики призваны решать, что намерены делать другие политические лидеры и правительства. Печальная правда состоит в том, что анализ разведывательной информации никогда не станет точной наукой.

И тем не менее мы достигли некоторого прогресса в искусстве составлять по отдельным элементам цельную мозаику конкретного события и поэтому в состоянии оказать большую помощь нашим правительственным учреждениям. Ныне все чаще из многих возможностей и вероятностей нам удается выбрать именно те факторы, которые смогут оказать существенное влияние на решения Кремля и Пекина. Одно несомненно: со времени Пёрл-Харбора мы многому научились и отказались от наших тогдашних методов в большей или меньшей степени зависевших от случайностей.