Эпилог

Весной 1965 г. Гаверниц предложил организовать встречу союзных и швейцарских участников операции «Восход» в Асконе, в том самом месте, где представители фельдмаршала Александера встретились с генералом Вольфом двадцать лет назад. Датой, которую он предложил для встречи, была годовщина капитуляции, 2 мая. К сожалению, не у всех нас, разбросанных по пяти странам, была возможность собраться в этот день. В конце концов генерал Лемницер, Гаверниц и я, с некоторыми членами наших семей, встретились в Асконе в середине июня. Макс Вайбель жил неподалеку, и кое-кому из нас удалось с ним повидаться.

Это была возможность не только для воспоминаний о событиях двадцатилетней давности, но также и для того, чтобы представить, чего добилась операция «Восход» и какие уроки мы из этого извлекли. Кроме того, мы обменялись рассказами о том, что впоследствии случилось с людьми с обеих сторон, которые в завершающие месяцы великой войны нежданно-негаданно объединились в своих уникальных усилиях по достижению мира.

Карьера некоторых военных участников со стороны союзников хорошо известна. Фельдмаршал Александер вскоре после войны стал генерал-губернатором Канады, а по возвращении в Англию в 1952 г. был назначен министром обороны. В это же самое время ему был пожалован титул графа, и он стал виконтом Александером Тунисским. Генерал Эйри, после четырех лет исполнения обязанностей военного губернатора Триеста и недолгого пребывания в штаб-квартире SHAPE в Париже, стал британским командором в Гонконге. По уходе в отставку в 1954 г. он был пожалован в рыцарское звание.

Генерал Лемницер, чья вера в цели «Восхода» и спокойная дипломатия в огромной мере помогли в объединении усилий союзников в этом предприятии, несмотря на препятствия со стороны Сталина, стал верховным главнокомандующим силами НАТО в Европе как раз во время нашей встречи в Асконе. В предшествующие годы он был командующим в Корее, стал начальником штаба армии США, а затем председателем Объединенного комитета начальников штабов. Макс Вайбель тем временем добрался до одного из высших постов в швейцарской армии и в послевоенные годы полностью посвятил себя ее модернизации. Он был назначен на пост начальника пехоты со званием Oberstdivisionar, что соответствует генерал-майору в нашей армии.

Из гражданских, участвовавших в «Восходе», двое умерли: барон Парильи в 1954 г. и профессор Гусман вскоре после нашей встречи в 1965 г.

Я расстался с юридической практикой. Отозван от нее я был президентом Трумэном, в 1947 г., когда наше правительство начало серьезное планирование своих послевоенных разведывательных операций. Я согласился стать консультантом на недолгое время, но скоро втянулся в это дело, в 1953 г. стал директором Центральной разведки и служил там до 1961 г., пока не вернулся к частной жизни.

После войны Гаверниц работал вместе со мной в Берлине во время первых месяцев оккупации города союзниками. Со своим глубоким знанием ситуации в Германии и благодаря личным связям с ведущими членами германского антинацистского Сопротивления он оказал неоценимые услуги оккупационным властям США в трудный послевоенный период, когда они старались выискивать немцев, с которыми союзники могли сотрудничать в построении нового режима для Германии. В 1946 г. Гаверниц вернулся к частной жизни и вскоре, в сотрудничестве со своим другом Фабианом фон Шлабрендорфом – тем самым, который в 1943 г. подложил бомбу с часовым механизмом в самолет фюрера на Восточном фронте (к несчастью, она не взорвалась), – он опубликовал один из первых рассказов о немецком антинацистском Сопротивлении и об этом инциденте с бомбой, «Они почти убили Гитлера». В последующие годы он занимался собственным бизнесом в Европе и Южной Америке.

Я очень хотел бы, чтобы у меня была возможность рассказать, что судьба была благосклонна к нашему бесстрашному радисту, Маленькому Уолли, ключевой фигуре нашей операции. После прекращения военных действий генерал Лемницер предложил организовать для Уолли, в признание его заслуг перед нашей страной, вступление в армию США. Это упростило бы ему процедуру получения американского гражданства. Уолли, однако, стремился вернуться в Чехословакию, повидаться с семьей. Он не принял предложение генерала Лемницера и поехал домой. С тех пор у меня нет никаких сведений о нем. Это неудивительно, так как коммунисты давно взяли власть в стране. Где бы он ни был, я желаю, чтобы у него все было хорошо.

Парри, храбрый итальянский патриот, освобожденный и привезенный ко мне как свидетельство серьезности намерений немцев участвовать в операции «Восход», стал первым послевоенным премьер-министром Италии. Это удивительное освобождение, послужившее прелюдией к «Восходу», было злобно оклеветано в одном из тех споров, которые часто возникают среди итальянских политиков. Перестав быть премьер-министром, он затем, в 1953 г., выставил свою кандидатуру на сенатских выборах. Одна группа его оппонентов, что довольно удивительно, неофашистская группировка, попыталась лишить его шансов на избрание, распространяя в газетных статьях в Риме и на плакатах в Милане лживые слухи о том, что Парри, находясь в заключении у немцев, якобы передал им информацию об итальянском Сопротивлении и таким способом заполучил себе свободу.

Парри немедленно предъявил в Милане иск за клевету, и последовавший судебный процесс был во многом обзором операции «Восход». Некоторые из участников операции, как от союзников, так и с немецкой стороны, были вызваны для дачи показаний. Мы искренне свидетельствовали о высоких мотивах поступков Парри и его верности и мужестве.

Из немцев, принимавших участие в «Восходе», те, кто не служил в СС, включая Рана, Рёттигера и Швайница, начали новую, успешную карьеру.

Ран стал ведущей фигурой в немецкой компании «Кока-Кола» и в период нашей встречи в Асконе баллотировался в германский парламент.

Генерал Рёттигер во время оккупации Германии был нанят американской армией для работы в проекте, посвященном написанию военной истории Второй мировой войны. Когда после 1951 г. была сформирована новая немецкая армия, он был выбран, ввиду его блестящих характеристик военного времени и как генерала, и как антинациста, на должность первого генерал-инспектора. Он оставался на этом посту до самой смерти в середине 50-х. Виктор фон Швайниц стал ведущим сотрудником германской компании, занимающейся торговлей сталью. Генерал Витингоф умер всего через несколько лет после окончания войны.

У служивших в СС задачи были потруднее. Перед войной между союзниками было решено, что эсэсовцы, сотрудники нацистской секретной полиции, военизированных и разведывательных организаций подпадают под категорию «автоматического ареста». Это означало задержание на срок больший, чем для других военнопленных.

Адъютант Вольфа, Веннер, бежал из заключения и отправился в Южную Америку. С Гвидо Циммера, капитана-эстета, довольно быстро были сняты все обвинения, и ему позволили вернуться в Германию. В конце концов он эмигрировал в Аргентину, где Парильи, его давний хороший друг, помог ему организовать собственное дело.

Дольман бежал из американского лагеря для интернированных в Римини в Италии, но, в отличие от Веннера, не попытался перебраться в Южную Америку. Он направился в Милан. Здесь, как сообщают, он наладил некоторые старые церковные контакты с теми, с кем сотрудничал во время войны. В итоге он вернулся в Мюнхен, свой родной город, где, как я понимаю, занимается литературными делами.

Генерал Вольф осенью 1945 г. был переправлен из лагеря для интернированных в Италии в Нюрнберг, где выступал в качестве свидетеля на нескольких важнейших процессах над военными преступниками. Его удерживали в течение четырех лет, пока длились эти процессы, но в статусе свидетеля. Рассматривался вопрос о его собственной причастности к преступлениям СС, однако свидетельства оказались недостаточными для привлечения его к суду союзниками. В 1964 г. Вольфа судил германский суд, который дал ему 15 лет за «длительное участие и глубокую вовлеченность в преступления». Очевидно, его близость к Гиммлеру означала, что он был посвящен в действия СС и что, несмотря на помощь, которую он неоднократно оказывал преследуемым лицам в частном порядке, оставление его в занимаемой должности могло бы быть истолковано только как попытка смотреть сквозь пальцы на происходящее.

Имелось и одно документальное свидетельство. В 1942 г. Вольф поставил свою подпись на бумаге с запросом дополнительных грузовых автомобилей у министерства транспорта для использования в Польше. Похоже, имелись основания считать, что автомобили предполагалось использовать для перевозки евреев в лагеря уничтожения. На суде Вольф заявил, что не знал о таких целях использования машин.

Здесь не место и не время для попыток выяснить степень виновности Вольфа или анализировать его побуждения и мотивы во время участия в операции «Восход». Германский суд воздал за содеянное, и бесполезно пытаться здесь примирить его поведение как близкого сподвижника Гиммлера на протяжении многих лет с поведением человека, внесшего самый большой вклад в окончательную капитуляцию немцев в Северной Италии.

В этой повести я представил факты, касающиеся Вольфа, такими, как я их видел. Все выводы оставим истории. Одно мне ясно: однажды поняв, что он и германский народ были обмануты и введены в заблуждение Гитлером и что продолжением войны Гитлер просто обрекает германский народ на бессмысленное истребление, Вольф решил, что, какими бы ни были его прежние цели и мотивы, впредь его долг сделать все возможное для окончания войны. На протяжении долгих недель наших переговоров он никогда не отступал от этого решения и не менял курс. Он никогда, сколько я мог видеть, не давал нам обещаний, которые не мог выполнить в пределах своих полномочий и возможностей. Тем самым он и внес огромный вклад в успех операции «Восход».

Гаверниц, который внимательно следил за процессом Вольфа и представил германскому суду полную историю участия Вольфа в «Восходе», пришел к выводу, который разделяю и я: «Просветление для Вольфа наступило в 1943 году, и он попытался не решать проблему для себя одного, а вывести нацию из этой трагической ситуации».

Когда после капитуляции Гаверниц и я посетили Ставку союзных войск в Казерте и генерала Эйзенхауэра в Реймсе, мы получили большее, чем заслужили, количество поздравлений в связи с успешным исходом этого уникального миротворческого предприятия. Две полученные тогда телеграммы мы не забудем никогда. Одна была от генерала Лемницера и в ней содержалось следующее:

«Сердечные поздравления по поводу итогов «Кроссворда». Достигнут полный и потрясающий успех. Вы и Ваши товарищи можете гордиться блестящей ролью, которую вы сыграли в происшедших ныне эпохальных событиях. Восхищаюсь Вашей верностью своему долгу на протяжении последних трудных недель и равным образом горд тем, что имел честь и радость участвовать с Вами в этой операции, которая повлекла за собой конец власти нацистов в Европе».

Еще одна телеграмма была от заместителя Донована, бригадного генерала Джона Магрудера, который в течение всех переговоров по «Восходу» держал сторону Донована и которому мы во многом должны быть благодарны за полезные указания, полученные от руководства. В то время я не знал, что его сын служил в 10-й горной дивизии, которая готовилась к наступлению, когда 2 мая пришел приказ о прекращении огня. Вот какое послание я получил:

«Макгрудер – 110-му [Это был мой номер в УСС]:

Бесчисленные тысячи родителей благословили Вас, имея честь узнать о том, что Вы сделали. Как один из тех, кто удостоился этой чести, вместе с моим мальчиком в горной дивизии, я благословляю Вас».

Обсуждая операцию «Восход» на встрече в Асконе, мы задавали себе вопрос, каким уроком для будущего стали те переговоры.

Легко начинать войны или втягиваться в них, но очень трудно их останавливать. Как только соперничающие силы вступают в бой, связи между ними прекращаются. Действительно, недопустимо же иметь дело с врагом. «Взаимообмен», в самом широком смысле слова, попадает под запрет. На переговоры накладывается табу. Даже если лидеры одной из сторон хотят прекратить сражения, они не желают рекламировать это на весь мир, и в первую очередь – рассказывать об этом противнику, чтобы избежать публичных упреков и не получить клеймо предателей. Обычно очень не легко быстро найти безопасный и надежный путь сообщить другой стороне о желании примириться.

Одним из уроков, который мы извлекли из «Восхода», явилось понимание жизненной важности установления тайных контактов и надежной связи между лидерами всех враждующих сторон. Как только это сделано и есть уверенность, что может происходить обмен идеями без опасений их вынесения на широкую публику или досрочного раскрытия, переговоры приобретают обнадеживающий оборот. На фоне сражений сделать это нелегко, но «Восход» доказал, что вполне возможно. Огромное количество исследований посвящается подготовке войн, но очень мало внимания уделяется куда более важной задаче прекращения однажды начатых сражений. Операция «Восход», возможно, открыла здесь некоторые полезные моменты, и, изучая использованные в ней методы, встреченные и преодоленные трудности, мы можем найти для себя пути для будущих переговоров.

Еще когда мы работали над «Восходом», кое-что об этой операции стало известно японским представителям в Швейцарии. В апреле 1945 г., во время пика сражений на Окинаве, Гаверница и меня посетили в Швейцарии пресс-атташе японской армии и флота в этой стране, а также несколько японских чиновников базельского Банка международных расчетов. Они желали уяснить, не могут ли они также воспользоваться секретными каналами связи с Вашингтоном, установленными для «Восхода», в целях обеспечения мира для Японии. Я информировал об этом Вашингтон и был уполномочен выслушать японцев. В эти переговоры был вовлечен Пер Якобссон, способный экономический советник базельского банка, и начался активный обмен сообщениями между Вашингтоном и Берном.

20 июля 1945 г., по указаниям из Вашингтона, я выехал на Потсдамскую конференцию и отчитался там перед секретарем Стимсоном о том, что узнал из Токио, – японцы желали капитулировать, если они смогут сохранить императора и конституцию как основу для поддержания дисциплины и порядка в стране после того, как ужасающая новость о капитуляции станет известной японскому народу. К тому времени известия о капитуляции в Италии и рассказы о том, как она была организована, были широко освещены прессой, эффект оказался подобным инфекции. К несчастью, в случае с Японией время было нами упущено. Раньше, чем власти в Токио сумели сообразить, что есть надежный путь к миру и что американцы, с которыми они беседовали, имеют прямой контакт с высшими чинами в Вашингтоне, на сцене, как посредник, появилась Москва, и японское правительство решило искать пути к миру через Советский Союз. Роберт Дж. С. Бьютов в своей книге «Японское решение о капитуляции» завершает отчет об этих переговорах в Швейцарии следующими словами: «Когда наконец настал роковой день капитуляции, командующий Йосиро Фудзимура вспоминал с досадой слепоту, которая помешала его правительству» добиться выгод от швейцарских переговоров. А в Цюрихе генерал-лейтенант Сейго Окамото «несмываемо вписал свое имя в священные списки самураев, прервав свою жизнь собственными руками». Оба они участвовали в швейцарских переговорах. Если бы было чуть больше времени для разработки этого канала переговоров, история с японской капитуляцией могла бы иметь другое окончание.