КНИГА ТРЕТЬЯ

Камера, в которую Старина Филипп проводил Жака Кера, находилась на верху башни Лузиньяна. Это была довольно большая комната, иногда Керу приходилось занимать и менее удобные помещения. Там была постель из соломы, стул и ведро. В камере было одно окно. Пахло плесенью. На стенах, как обычно, были нацарапаны какие-то рисунки и грустные послания прежних заключенных.

Старина Филипп зажег свечу и поставил ее на каменный пол рядом с койкой Кера. Он выпрямился и уставился на своего подопечного.

— Великий господин Кер, — прошептал он, — я никогда не думал, что вы окажетесь здесь под моим присмотром! Какой странный и жестокий мир! — Он покачал головой, как бы удивляясь переменчивой судьбе, затем быстро добавил: — Сударь, вам будет выдаваться одна свеча в неделю, и не более того, поэтому вам придется быть очень экономным.

Кер спокойно спросил:

— Разве я не имею права покупать дополнительные свечи?

— Да, сударь, это позволяется, — ответил Старина Филипп. — Так бывает, когда у заключенных имеются свои деньги. Господин Кер желает, чтобы я купил для него дополнительные свечи?

— Когда меня сюда привели, подчиненные надсмотрщика меня обыскали, — ответил ему Кер. — Они забрали все золото, которое было со мной, и объяснили, что, если меня отсюда выпустят, золото будет мне возвращено.

Филипп кивнул:

— Таков обычай. Но, может, господину Керу удалось сохранить какую-то часть бывшего с ним золота? Если так, то вам повезло, сударь. Иначе как наши заключенные могут получать хорошее вино и пищу? Они иногда могут себе купить лаже белый хлеб, хорошее мясо или паштет из угрей. Им порой удается держать при себе животных-любимцев — парочку белых мышей, миленькую лягушку и даже кота. Я надеюсь, что вам удалось пронести с собой деньги.

Конечно, Керу в этом смысле повезло. В его поясе, надетом прямо на тело, было около дюжины золотых монет. Но Кер не желал, чтобы об этом стало кому-то известно, и он грустно покачал головой.

— У меня будут деньги, но только после того, как мне удастся связаться со своими друзьями, оставшимися на свободе. Если вы, господин тюремный надзиратель, поможете мне передать им весточку, у меня будет достаточно золота, и я смогу заплатить за лишние свечи и хорошую пищу, и конечно, вам тоже достанутся золотые монетки. Их будет столько, сколько вам никогда прежде не приходилось держать в руках.

Старина Филипп на это не согласился, он покачал головой и сказал:

— Это очень плохо. Так плохо, сударь!

Кер внимательно взглянул на него. Он не сомневался, что им удастся договориться. Он не стал настаивать и задал вопрос:

— Мадемуазель Марэ тоже привели сюда?

Кер постарался спросить об этом абсолютно равнодушно, но сам сильно волновался и с нетерпением ждал ответа. С тех пор как их арестовали, он не видел Валери и ничего о ней не знал. По дороге в Париж его помещали в разные тюрьмы, но там он ее не видел. Девушку могли к этому времени осудить. Ее могли допрашивать, плохо с ней обращаться, как это было с ним, — допросы продолжались день за днем и ночь за ночью. Ему стало плохо при мысли о том, что Валери могли пытать. Если это с ней произойдет, а Кер не сомневался, что рано или поздно так и будет, то фальшивые доказательства окажутся в руках его врагов. И когда будут судить Кера, ему предъявят страшные и будто бы подтвержденные сообщницей обвинения.

На лице надзирателя появилось ответное равнодушное выражение. Так случалось во всех тюрьмах, где уже пришлось побывать Керу. Старина Филипп покачал головой:

— Сударь, здесь нет никого с этим именем.

— Но вы ничего не слышали о том, что она может появиться? Ее могут сюда прислать.

— Сударь, мне ничего об этом не известно.

Кер протянул руку и схватил его за сальный воротник куртки:

— Старикан, я тебе обещаю и клянусь любым святым и бородой восточного пророка, что ты получишь много денег, если сообщишь мне что-либо о девушке. Если тебе удастся рассказать мне о ней первым, ты получишь огромную сумму, тебе этого хватит до конца жизни.

Старина Филипп раскачал ключи на железном кольце и наблюдал за их движением.

— Наверное, вы сможете мне вручить подобную награду, когда вам удастся связаться со своими друзьями на воле…

Кер подтвердил это, но надзиратель покачал головой:

— Сударь, у вас впереди все так неопределенно. На обещаниях не разбогатеешь. Мне надо все как следует обдумать. Для этого нужно время, сударь.

Старик ушел. Скрежет ключа означал, что он запер камеру на ночь. Кер подумал: «Кажется, этот старик сделает все, о чем я его попрошу. Я видел огонек алчности в его воспаленных глазах».

Он не стал радоваться тому, что сделан первый шаг. Это был уже не прежний Кер — тот бы непременно был очень доволен.

«Если Валери не привезут сюда, что они собираются с ней делать? — размышлял он. — Может, ее судьбой уже распорядились? Вполне возможно, что ее уже осудили и сожгли на костре». Кер понимал, что в этом случае ее смерть ляжет на его совесть страшным грузом. Он почему-то поверил в то, что все так и случилось, что Валери уже мертва.

Когда на следующее утро Кер проснулся, сквозь окошко проникал слабый свет. Кер уселся на соломенной подстилке и вдруг ощутил нечто вроде радости. Впервые после заключения он оказался в камере, где можно было различить первые лучи рассвета.

Старина Филипп прибыл через час. Казалось, что на этот раз у него было хорошее настроение. Он гордо сообщил, что смог добавить к тюремному завтраку Кера омлет, булку белого хлеба и бутылку вина.

— Сударь, это сант-эмильон, — сказал он, указывая на вино. — Это лучшее, что у нас есть.

Заключенный спокойно взглянул на поднос с тюремными яствами и заметил:

— Значит, вы решили мне поверить? Надзиратель быстро закивал в знак согласия.

— Мы все обговорили с моими товарищами, — ответил он. — И все мы решили, что стоит рисковать и подождать денег.

— Вы приняли мудрое решение, — заметил Кер.

Он выудил из глубокого кармана монетку и швырнул ее старику. Тот ловко поймал ее.

— Эту монетку не смогли найти люди, обыскивающие меня. Утром я ее обнаружил.

Надзиратель убрал деньги и подмигнул Керу:

— Так бывает очень часто. Неуклюжие пальцы солдат могут не добраться до золота, завалившегося в укромное местечко. Не правда ли, сударь, как хорошо, что у пленников имеются такие удобные карманы? Скользкие монетки так и норовят попасть туда. Весьма интересно, господин Кер, что сначала никто из заключенных даже не подозревает, как ему повезло. Может пройти целая неделя, пока найдутся деньги.

Каждый день Кер задавал надзирателю один и тот же вопрос:

— Вам уже удалось связаться с моими друзьями?

— Нет, сударь, — был постоянный ответ.

— Вы уверены, — как-то возмутился Кер, — что люди, которым вы поручили это дело, действительно пытаются что-то сделать? Может, у них для этого не хватает ума? Может, они ненадежны?

— Это мой шурин и лучший друг — кузнец, сударь. Могу вас уверить, они сделают все, кроме того, что удушат своих жен и продадут свои бессмертные души дьяволу, чтобы получить от вас заслуженную награду. Господин Кер, им помогает очень умный человек — продавец книг, который приехал сюда из Парижа.

— Это все очень странно, потому что к этому времени мои друзья уже должны бы были напасть на мой след. Господин надзиратель, вы обязательно обратите на них внимание. Жан де Виллаж — огромный человек, и уж конечно, его заметят в долине Воина. Когда он шагает, у него под ногами трясется земля. Что касается господина д'Арлея, он обычно шагает или скачет, наклонив голову вниз, а его сабля гораздо длиннее всех мечей. Старина Филипп, они могут появиться здесь под фальшивыми именами. Вы предупредили об этом ваших неумелых ищеек?

Надзиратель утвердительно кивнул:

— Многократно, господин Кер. Я им велел не спрашивать имен, а искать мощного, высокого моряка. Не волнуйтесь, сударь, если ваши друзья сюда прибудут, весть о них в этом городе разнесется вмиг, словно эпидемия оспы.

И все равно каждый день Кер спрашивал об одном и том же:

— Вам ничего не известно о мадемуазель Марэ? Каждый день его ожидал один и тот же ответ:

— Нет, сударь, мы ничего о ней не слыхали.

В воздухе чувствовалось прохладное дыхание осени. Влажный ветер дул вдоль крепостных валов в долине Бонна. Д 'Арлей взглянул на тюремные башни, под которыми, казалось, съежился город. Он сказал своему товарищу:

— Жан, на этот раз они поместили льва в прочную клетку. Жан де Виллаж ему не ответил. Он видел, что их кто-то преследует. Какой-то забавный человечек в сером плаще и берете шел за ними по пятам и пытался сделать вид, что его ничего не интересует. Капитан резко остановился и громко приказал:

— А ну, иди сюда!

Человечек робко приблизился к ним. Он не сводил глаз с огромного моряка и был готов при малейшем намеке на угрозу ускользнуть.

— Ты, шваль из таверны, почему ты нас преследуешь? Вонючий ветер с задворков!

Человечек нервно вздохнул и ответил тонким голоском:

— Я пытался набраться смелости, чтобы спросить: может, ваше имя Жан де Виллаж?

Моряк сильно нахмурился, а потом сказал:

— Если бы ты задал мне такой вопрос, возможно, я ответил бы тебе: «Да!»

— Я так и думал. — Человечек более спокойно перевел дыхание. Он подошел к ним ближе и шепотом произнес: — Храброе сердце…

— Достаточно. Что тебе от нас нужно?

— Я… — начал он, но передумал. — Мое имя вам не нужно знать, милорд. Достаточно сказать, что я пришел от Старины Филиппа, который является… — Он помолчал и плечом указал на замок, где томился Жак Кер.

— Что ты нам должен передать? — спросил моряк.

— Идите в лавочку под названием «Серебряный служебник». — Горожанин еще сильнее понизил голос. — Лавочка находится на узкой улице за воротами Бейл. Скажите владельцу, кто вы такие.

Он попятился назад. Жан де Виллаж крикнул ему вслед:

— Минуту, я должен тебе задать несколько вопросов, ты, трус!

— Я больше ничего не могу вам сказать.

Человечек быстро, но осторожно двинулся вперед. Когда он отошел на безопасное расстояние, пустился мелкой трусцой и вскоре исчез из виду.

Д'Арлей и де Виллаж легко нашли «Серебряный служебник». Это была крохотная лавчонка, втиснувшаяся между большими и процветающими лавками. С одной стороны находился торговец тканями, с другой — мясник. В лавочке имелся прилавок, за ним теснились ряды полок, заполненные книгами и манускриптами, запасами писчей бумаги и чернил.

Когда д’Арлей и де Виллаж вошли в лавку, хозяин внимательно посмотрел на них. Его позабавила огромная фигура моряка.

— Что вам угодно, господа? — спросил он.

— Мы с Востока, — ответил д'Арлей. — Нам сейчас нечего делать, и мы заглянули к вам из любопытства, просто посмотреть, какие здесь продаются книги — так далеко от Парижского университета.

— Значит, вы с Востока, — медленно повторил хозяин.

— Нас удивляет — в городе, где нет никаких учебных заведений, имеется книжная лавка, — продолжил д'Арлей.

— Господин, вы плохо думаете о Западе. Вокруг существуют богатые аббатства, которые время от времени покупают книги для своих библиотек. Вдоль берега располагаются крупные морские порты, и там живут люди, сильно разбогатевшие от морской торговли. Они пытаются подражать образованным людям и платят хорошие деньги за романтические книги и исторические хроники. Они у меня покупают все, что я только могу достать.

— Но где же вы можете достать книги для продажи? — удивленно спросил его д'Арлей.

Продавец книг довольно долго молчал, затем поднял руки вверх и улыбнулся.

— Могу с вами поделиться, потому что, видимо, это давно перестало быть секретом. Сударь, у меня была лавочка в Париже, где, как вам известно, торговля книгами контролируется университетом. Он взял торговлю в свои руки, а мне надоело получать мизерные доходы. Мы чаще всего даем напрокат книги студентам. Вам, наверное, трудно представить себе, какие мы испытываем трудности. Студенты Парижа — это ленивые и разнузданные люди. Они постоянно забывают книги в тавернах, во время пьянства могут залить их вином или испачкать едой. Нередко они отдают книги своим товарищам по учебе, которые не в состоянии заплатить даже за прокат, а это, поверьте, совсем недорого. Половину времени я тратил на то, чтобы отыскать свои книги. Мне приходилось карабкаться по вонючим лестницам, сражаться с хозяевами ночлежек, чтобы получить свою собственность обратно. Если мне приносили книгу на реализацию, — продолжал продавец, — я не имел права получить свою долю от продажи. Господа, я даже не мог купить эту книгу, а потом продать за назначенную мною цену. Прежде всего я должен был в течение месяца предлагать ее покупателям — вот и получалось, что почти всегда книгу приобретал кто-то другой, а не я. — Он заговорил совсем громко. — А мне по закону доставались два процента за то, что я эту книгу продал. Посчитайте, можно ли жить на два процента человеку, имеющему семью и ненавидящему дешевое вино!

— Наверное, это очень сложно, — заметил д'Арлей.

— Поэтому, сударь, я и отправился на Запад. Когда моим старым друзьям по торговле в Париже предлагают книгу, они говорят: «Какая жалость, если книгу придется продать тут за такую маленькую сумму». Они считают — и правильно, — что цены на Западе гораздо выше, и присылают книги мне. А уж я их продаю. Сударь, здесь цены в два раза выше, чем в Париже. И… — тут он заговорил шепотом, — я беру себе двадцать процентов вместо двух! Конечно, половина дохода отправляется в Париж моим товарищам.

Неожиданно книготорговец достал из-под прилавка письмо.

— Вы — сир д'Арлей?

— Да, а это — Жан де Виллаж.

— Я в этом не сомневаюсь. Господа, я вас давно жду. Меня зовут Пьер Дюпэн. Я уже боялся, что не смогу помочь тем людям, которые отдали мне это послание. — Он положил письмо перед д’Арлеем. — Я бы не советовал вам открывать письмо, пока вы не окажетесь в своей комнате — подальше от любопытных глаз.

Д’Арлей положил бумаги в карман куртки.

— Мы будем очень осторожны, — обещал он.

— Позвольте мне предложить, чтобы вы проходили мимо лавки хотя бы раз в день. Если у меня будет для вас известие, я вам улыбнусь и поздороваюсь с вами. Если новостей не будет, то я не стану обращать на вас внимание.

Д'Арлей и де Виллаж остановились в таверне, расположенной на темной боковой улочке, у них был свой номер. Там д'Арлей открыл письмо. Почерк, несомненно, принадлежал Жаку Керу.

«Мне здесь живется неплохо, но ничего не известно о том, что вообще происходит. Если вы получите эту записку, станет ясно, что мы сможем передавать друг другу весточки. Будьте очень осторожны, но напишите мне все новости, особенно все, что вам известно о Валери. Я ничего не знаю о девушке с тех пор, как нас арестовали в Бурже.

P.S. Открыть инструкцию номер шестнадцать».

Жан де Виллаж все инструкции отдал д’Арлею — тот зашил их в подкладку куртки. Инструкция номер шестнадцать содержала информацию о том, где можно достать золото. Друзья Кера должны были отправиться к отцу Этьену в кафедральный собор в Пуатье. «На него можно рассчитывать во всем», — гласила шестнадцатая инструкция.

Золото, полученное от священника, должно было выручить Кера из беды.

— До Пуатье десять лье, — сказал де Виллаж. — Если мы сейчас туда отправимся, то доберемся к ночи.

Старина Филипп принес поднос с едой, вполне подходящей для губернатора. Он был чрезвычайно доволен — тренированное ухо могло различить звяканье золотых у него в кармане.

— Сударь, — сказал он, ставя поднос на пол рядом с постелью, на которой лежал Кер, — у меня для вас хорошие новости.

Кер посмотрел на него:

— Это связано с мадемуазель Марэ?

— Да, сударь. Она теперь находится здесь.

Кер поднялся и крепко пожал руку надзирателю.

— Дружище, — воскликнул он, — мой старичок с седой бородкой! Как я рад это слышать! Ты получишь за это много денег. Когда ее сюда привезли?

Старина Филипп решил быть осторожным.

— Господин Кер, у меня нет точных сведений. Наверное, несколько дней назад.

— Как она себя чувствует? И какое у нее настроение? Как она содержится?

— Сударь, я ее не видел. Мне только сказали, что она почти ничего не ест — капельку пищи и глоток вина. Больше мне ничего не известно, сударь.

— Наверное, она больна? Может, ее так обижали, что она после этого не может есть?

— Девушка очень худая. Тощая и бледная.

— Она… — Кер никак не мог заставить себя задать самый важный и тяжелый для него вопрос, — ее пытали?

Старина Филипп отрицательно покачал головой:

— Сударь, мне сказали, что ее не трогали. Я считаю, что у нее нет аппетита, потому что она всего боится. Она постоянно задает всем один и тот же вопрос. Она не перестает его задавать.

— Какой вопрос?

— Кажется, она очень боится, что ее сожгут на костре. Ей кто-то сказал, что так казнят женщин, виновных в отравлении. Сударь, но она права. Их действительно так казнят. Эти мысли не дают ей спокойно жить. Она ни о чем больше не может говорить. Сударь, она очень боится смерти на костре.

Кер отвернулся. Он встал с постели и нетвердой походкой направился к окну, откуда был виден кусочек неба.

— Да, — мрачно сказал он, — меня это не удивляет. Бедное дитя! Неудивительно, что она постоянно думает об этом!

Когда Валери появилась в дверях, Кер решил, что она потеряла зрение. Она медленно продвигалась вперед и, казалось, не видела его.

Девушка была одета в тюремные одежды. Юбка волочилась по земле, рукава были очень грязными. В одежде было множество прорех. Клочья соломы висели на одежде, некоторые стебельки зацепились за волосы. Валери была очень худой, под глазами у нее залегли темные тени. Керу стало ясно, что девушка полностью потеряла надежду. «Как ужасно они обошлись с тобой, бедное дитя!» — подумал Кер.

Девушка стояла у двери, глядя в окно и прикрывая рукой глаза от непривычного света.

— Валери, — промолвил Кер.

Она быстро повернулась на звук его голоса. Удивление на ее лице быстро сменилось выражением радости. Валери подбежала к Керу, широко расставив руки.

— Они мне не сказали, что я увижу вас! — воскликнула девушка. — Я думала, что они меня переводят в другую камеру. Господин Кер, мне так хотелось вас увидеть и узнать, как у вас дела!

Ее глаза привыкли к свету, и Валери внимательно взглянула на Кера.

— Они хорошо к вам относились? — Она помолчала, а потом продолжила: — Сударь, а где Робин? Вы что-нибудь о нем слышали?

Кер медленно кивнул:

— Он здесь, в этом городе. Мне удается держать с ним связь.

— Сударь, вы не можете ему передать, что я его очень люблю и постоянно о нем думаю, даже если… меня обуревают самые страшные мысли.

— Конечно, я сразу же свяжусь с ним.

Кер положил руки девушке на плечи и с грустью оглядел ее.

— Вы не должны терять веры, — сказал он. — Все будет хорошо, и не сомневайтесь в этом, Валери.

Девушка опустила голову.

— Сударь, я потеряла всякую надежду. Сначала я была уверена, что вы найдете возможность помочь мне. Я ждала и каждый день думала, что вот сейчас откроется дверь и мне скажут, что я свободна. Этого не случилось, и мне пришлось примириться с правдой, что вы тоже сидите в тюрьме и ничего не можете для меня сделать. Я так давно потеряла надежду на счастливый исход. Не могу точно сказать, сколько это продолжалось, потому что я потеряла счет времени. Я очень долго находилась в темноте и могла отличить день от ночи, только когда они приносили мне поесть.

— Ты говоришь, что они держали тебя в камере без окна? Девушка медленно кивнула:

— Да, сударь. К этому сначала было трудно привыкнуть, но потом я смирилась. Можно привыкнуть к самым ужасным невзгодам, даже если вы слышите, как крысы шастают по полу, шлепаются на пол лягушки. — Девушка подняла глаза, и Кер увидел в них ужас. — Нет, сударь! Я не права. Не ко всему. Нельзя привыкнуть ждать чего-то, и ничего не слышать, и бояться прихода смерти в такой ужасной форме! — Она снова опустила глаза. — Сударь, я, наверное, жуткая трусиха!

Кер слушал девушку и думал: «Если возникнет необходимость, я могу поторговаться с ними — моя жизнь в обмен на жизнь Валери. Они настолько заинтересованы в том, чтобы сделать меня виновным перед всем миром, что охотно даруют ей жизнь в обмен на мои признания!»

Эта идея давно приходила ему на ум, но он пытался не задумываться об этом. Кер понимал, что таким образом ему придется расстаться не только с честью, но и с жизнью. Ему придется признаться, что он убил Агнес Сорель, и это будет записано в исторических хрониках.

Кер усадил девушку на стул, повернув лицом к свету.

— Вы когда-нибудь раньше думали о том, какое это чудо — солнце? Скоро вам удастся покинуть эту темную тюрьму и отправиться туда, куда вы пожелаете, где станете купаться в ласковых теплых лучах.

— Скоро? — В голосе девушки прозвучала робкая надежда. — Как бы мне хотелось вам поверить! Но… Нет, это невозможно, и я понимаю, что вы это говорите, чтобы подбодрить меня.

— Вы должны меня слушаться и верить каждому мной сказанному слову. Суд состоится здесь, и уже назначена дата, хотя мне не объявили, когда это будет. Наверное, все свершится скоро. У меня создалось впечатление, что они уже готовы нанести удар. В этом я абсолютно уверен. Я отправлюсь на суд один. Если они будут продолжать меня обвинять — а я не верю, что они вынесут обвинительный приговор, ведь доказательств у них нет, — вас отпустят, и вам даже не придется появляться в суде. Если меня осудят, вас станут судить как мою сообщницу.

Девушка задрожала, услышав последние слова Кера. Он вновь поспешил ее успокоить:

— Если все пойдет не так, имеются и другие способы вас спасти. Я уже начал готовиться к этому. Не задавайте мне вопросов, но не сомневайтесь, что в конце концов вам удастся освободиться. Клянусь верой в Бога и надеждой в небесное прощение, что это правда.

Пока девушка слушала Кера, выражение ее лица менялось. Когда Валери вошла в его камеру, она была в полном отчаянии, но сейчас несколько приободрилась.

— Вы действительно так думаете? — шепотом спросила она. — Неужели это правда?

— Да, дитя мое. — Кер сильно волновался. — Но чтобы получить свободу, которую я вам обещаю, придется помочь мне. Это будет сделать нелегко. Вы должны быть готовы… он сделал паузу, — к тому, что на вас станут сильнейшим образом давить. Они пойдут на все, чтобы получить от вас признание, которое можно будет использовать против меня.

— Как они могут надеяться получить от меня это признание? — У нее широко раскрылись глаза, девушка слегка порозовела. На ее лице читались самые разные эмоции: удивление, недоверие и возвращавшийся страх. — Я им ничего не скажу. Они думают, что я стану лгать, чтобы навредить вам?

— Вас уже допрашивали?

— Дважды. На следующий день после нашего ареста меня привели к господину Гуффье, и он меня долго допрашивал. Спустя месяц, когда меня перевели в другую тюрьму, меня привели к нему во второй раз. Он расспрашивал меня, наверное, час, снова и снова задавал прежние вопросы. Иногда он их формулировал по-иному.

— Вам угрожали, когда вы отказывались говорить, что км было нужно? Гуффье не грозил применить к вам другие методы?

Валери покачала головой:

— Он был разочарован. Я слышала, как он сказал: «Она очень хитрая и держится за свою историю, как пиявка». Во второй раз Гуффье выглядел очень злобным, но мне не угрожал.

Кер понизил голос:

— Они смогут добиться своего только в том случае, если получат от одного из нас признание. Мне кажется, они попытаются добиться признания прежде всего от вас, Валери. — Кер наклонился к девушке, не сводя с нее взгляда. — Ваши муки скоро начнутся. Они станут вас допрашивать часами, день за днем. Попытаются поймать вас в ловушку, заставить вас противоречить самой себе и, конечно, станут угрожать. Они могут настолько вымотать вас, что вам захочется во всем признаться — лишь бы поскорее закончился этот кошмар. Все, что угодно, только бы освободиться от них и немного отдохнуть. Дитя мое, в этом и заключается реальная опасность! Если вы сдадитесь, то действительно сможете отдохнуть от них, но всего несколько часов, за которыми последуют ваша и моя казни. Они вам станут давать обещания и даже согласятся освободить вас, если вы будете свидетельствовать против меня. Ничему не верьте. Их обещания ничего не стоят. Если вы один раз спасуете перед ними, они тут же воспользуются этим и вынесут вам и мне смертный приговор. Вы должны быть мужественной и стойкой, Валери. Наши жизни теперь только в ваших руках, помните об этом.

— Я это знаю, — шепнула Валери. — Я думала об этом много раз и понимаю, что меня ждет, если я проявлю слабость и спасую перед ними.

Надзиратель не стал запирать дверь камеры и стоял в коридоре. Они видели, что он не спускает с них глаз, и слышали, как звенят его ключи.

— Старина Филипп скоро отведет вас в вашу камеру, — шепнул Кер. — Мне хотелось так много вам сказать, но сейчас для этого нет времени. — Он упал на колено перед девушкой и взял ее руку. — Они хитры, как змеи, эти люди, которые будто бы олицетворяют справедливость. Они могут прийти к вам и сказать, что я во всем признался и что вы сможете спасти свою жизнь, если сделаете то же самое. Они даже могут заявить, что я во всем обвинил вас. К таким уловкам они прибегают чаще всего — стараются натравить друзей друг на друга. Валери! Если вы цените свою жизнь, не верьте ничему, что они станут рассказывать про меня. Я не собираюсь брать на себя вину за преступление, которого я не совершал. Клянусь Богом, если даже они начнут меня пытать, я буду говорить только правду.

— Пытки! — Валери разрыдалась. — Я не выношу боли. Я всегда была здоровой и никогда не болела, но я никогда не забуду боли от ссадин и ушибов. Я так страдала от укуса пчелы, мне тогда казалось, что я больше не выдержу и сейчас же умру! От боли в ухе я чуть не сошла с ума. — Девушка начала так рыдать, что не могла вымолвить ни слова. — Добрый Боже на небесах, что же мне делать? Я не могу лгать, но боюсь, я не смогу выдержать пытки! Что же мне делать?

— Успокойтесь, дитя мое. Вам не грозит опасность! Вы не должны давать волю собственному воображению.

Валери больше не могла себя сдерживать и начала перечислять свои страхи:

— Мне рассказывали, что перед тем, как сжечь на костре приговоренного, палач душит его. Господин Кер, это правда? Могу ли я надеяться на скорую смерть до того, как языки пламени начнут меня лизать, а потом поглотят меня, как Орлеанскую Деву? — Девушка прикрыла лицо руками. — Господин Кер, говорят, что палач надевает петлю на шею и крепко привязывает жертву к столбу, после этого человек быстро умирает. А что будет, если он забудет это сделать? Может, палач делает это, если получает много денег? Как можно с ним об этом договориться? Я постоянно думаю только об этом. Добрый Господь Бог, я ни о чем больше не могу думать! Сударь, я просто сойду с ума!

Старина Филипп заглянул в камеру.

— Вы говорите слишком долго. Я дал вам для разговоров чересчур много времени. Мадемуазель, вам пора отправляться со мной.

Валери прикрыла лицо. Глаза ее стали красными, веки опухли, но девушка постаралась взять себя в руки.

— Простите, что я не смогла сдержаться, — сказала Валери. — Я на самом деле гораздо сильнее. Я… я постараюсь набраться сил и выбросить эти страхи из головы.

— Я знаю, что вы очень сильная девушка, — ответил ей Кер.