Глава 5. Вечеринки, испытания препаратов и алкоголь

В 1977 году, когда мне было 28 лет, меня повысили до старшего научного сотрудника. Во время отсутствия патологов я вел бухгалтерию, заказывал химикаты и оборудование для нужд отделения. Мне было прекрасно известно, что на свою зарплату я никогда не смогу стать миллионером. Само собой разумеется, что вознаграждение за работу ты в основном получаешь в виде удовольствия от процесса, а не в денежном эквиваленте. Именно поэтому я никогда не упускал возможности вместе с лаборантами из других отделений больницы принять добровольное участие в испытании медицинских препаратов. В то время сто фунтов казались вполне приемлемой компенсацией за незначительные неудобства. Деньги для семейного человека никогда не лишние. Я ничего не имел против того, чтобы иногда проводить выходные в палате с другими коллегами-добровольцами, где мы лучше узнавали друг друга и общались в неформальной обстановке без белых халатов.

Тесты, в которых мы принимали участие, проходили за несколько лет до катастрофы испытания «Человек-слон», когда сразу после введения препарата у волонтеров проявились страшные побочные эффекты. Спустя несколько минут люди заметались в агонии, у них появились ужасные отеки и стали отказывать внутренние органы, а один из участников потерял кончики пальцев на руках и ногах из-за спазма сосудов, вызванного нарушением функций организма. Что до меня и всех остальных, кто приходил со мной на тестирования, мы без зазрения совести становились подопытными мышами и добровольно шли на риск. Видимо, мы родились под счастливой звездой, потому что ни разу не испытали даже легких побочных эффектов.

Между нами устанавливалось чувство товарищества. Пока медсестры измеряли давление и проверяли общее состояние здоровья, мы непринужденно болтали с ними. Каждый из нас без лишних раздумий мирился с любым дискомфортом и, не моргнув глазом, терпел боль и зуд, чтобы не прослыть на все отделение слабаком.

Если испытания проходили в будний день, то мы сразу после получения дозы возвращались к рабочим обязанностям. В сущности, это был легкий заработок — нужно было только не опоздать на последний осмотр и вовремя сдать кровь. Нам не требовалось отпрашиваться на день с работы, мы не теряли зарплату и не тратили на участие в тестировании свое личное время — только рабочее, что не составляло особого труда.

У меня сохранились яркие впечатления об испытании одного медикамента, хотя подробности я помню довольно смутно. Это был самый веселый эксперимент, в котором мне довелось участвовать. Скажу вам по секрету, все дело в алкоголе, которого было ОЧЕНЬ много. На нас тестировали лекарство по типу «Зантака» для лечения язвы желудка. Исследователи поставили цель выяснить, как именно попавший в кровеносную систему лекарственный препарат взаимодействует с алкоголем. Обычно медикаменты такого типа не рекомендуется принимать со спиртным (случайно или преднамеренно), и нас предупредили, что мы можем испытать необычно сильное опьянение. Мы были молоды, и данная перспектива нас совершенно не смущала, поэтому мы с радостью согласились на бесплатные напитки!

Проводившие испытание медики работали на нашем этаже в фармакологическом отделении, и мы все друг друга хорошо знали. Они с удивлением обнаружили, что вместо обычной жалкой группки из трех испытуемых к ним явились целых шестеро: разнесся слух, что в фармакологии намечается «вечеринка». Мы пришли в семь утра, за два часа до работы, и по просьбе исследователей опрокинули на голодный желудок по шесть стаканов водки с апельсиновым соком. К девяти утра мы нарезались в хлам и поздравляли друг друга с тем, что нам за это еще и платят. Пока мы сидели, громко переговариваясь и смеясь, наблюдавшие за происходящим руководители исследования веселились ничуть не меньше нашего.

Понятия не имею, как тем утром нам удалось добрести до своих рабочих мест, и я очень сомневаюсь, что кто-нибудь из нас получал ответственные задания. По условиям тестирования нас обязали регулярно возвращаться в палату на проверку уровня алкоголя в крови. Как вы думаете, помню ли я хоть один из этих походов? Разумеется, нет! Слава богу, к пяти вечера мы все протрезвели и смогли благополучно разъехаться по домам. Так прошел еще один замечательный рабочий день!

В следующий раз нам потребовалось лечь в больницу на три дня, чтобы испытать на себе действие препарата для разжижения крови. Каждому из нас в руку установили канюлю и сделали несколько уколов… в ягодицу, из-за чего всем было неловко и больно, да и без алкоголя было совсем не весело.

Я постоянно вспоминаю устройство с тремя опасными бритвами, с помощью которого нам пускали кровь. Его прижимали к коже и одним движением оставляли длинные, расположенные друг над другом полосы. Звучит очень интересно, но, к сожалению, процедура была крайне болезненной и повторялась три раза в час. Кровь обильно вытекала из порезов, и медсестры наблюдали, сколько времени ей требуется для свертывания. Выступавшую кровь промокали фильтровальной бумагой, и у меня на руке до сих пор видны те мелкие разрезы. Позже боль заглушили невероятные 400 фунтов (тогда это были большие деньги!), которых оказалось достаточно, чтобы компенсировать три дня официального отпуска, потраченных на то, чтобы быть «изрезанными».

В рамках одного испытания мы каждый день в течение недели питались рыбой. Сам я заядлый рыбак и обожаю рыбу, поэтому очень обрадовался, когда мне вручили большой пакет морепродуктов. У меня в морозилке появились крылья ската, филе трески, камбала и креветки, которые шли «на закуску». К счастью, к рыбе можно было подавать овощи и картофель (даже жареный), главное было полностью исключить из рациона мясо и птицу. В то время морепродукты стоили дорого, и мне казалось роскошью иметь доступ к ним целую неделю. Плюс ко всему мы с семьей неплохо сэкономили на продуктах.

Но у эксперимента были и свои недостатки. Целую неделю от нас требовалось собирать всю мочу, поэтому мы постоянно носили с собой бутылку с закручивающейся крышкой. Все бы ничего, если бы не могучий рыбный дух! Одно только это можно было считать настоящим испытанием, и после очередного пополнения бутылки я как можно скорее закручивал на ней крышку.

По плану исследователей собранную мочу проверяли на содержание ртути; кроме того, у нас брали анализы крови с целью выявления этого металла. В 1980-х годах еще никто не знал о том, что в морепродуктах содержится высокая концентрация ртути и других тяжелых металлов, поэтому наш эксперимент с рыбной диетой позволил обнаружить этот факт. В итоге я был несказанно рад окончанию испытания. У меня первая группа крови, и мне как никогда хотелось вернуть в мой рацион мясо.

Как-то раз очередное исследование обернулось для нас неожиданно смешными последствиями. По замыслу врачей, мы должны были проглотить рентгеноконтрастные гранулы. Исследователи хотели следить за перемещением гранул по пищеварительному тракту (от ротовой полости к анальному отверстию) с помощью рентгена и выяснить, за какое время препараты перевариваются в системе. Предусмотрительно проводился контрольный снимок, чтобы убедиться, что все гранулы благополучно покинули тело.

Кажется, что на этот эксперимент решиться легче, чем позволить резать и колоть свое тело. Однако в данном случае возникала малоприятная перспектива собирать за собой фекалии в последующие 24 часа. По противоестественному требованию исследователей нам приходилось ходить по нужде во вместительный пластиковый контейнер. Процедура была неприятной для всех, потому что контейнеры периодически вскрывали, изучали и просвечивали рентгеном, чтобы посчитать, сколько гранул успело выйти. Сутки — это долгий срок, особенно если приходится собирать свои испражнения на работе. Хотя дома тоже приходилось несладко.

Наш коллега Тим однажды утром не смог доехать до лаборатории, так как у него возникли непредвиденные трудности. Ирландская республиканская армия в те дни проявляла активность на территории Великобритании, и бдительная полиция старательно обыскивала все подозрительные свертки и всех людей с необычным багажом на наличие бомб. Особенно они усердствовали в таком важном городе, как Лондон.

Тогда Тим красил волосы яркими цветными полосами и часто привлекал излишнее внимание. Очень некстати в его руках оказалось белое ведро, наполненное коллекцией отборных фекалий, которым он помахивал, проходя по привокзальной площади. Яркая внешность Тима не скрылась от глаз доблестной полиции, как и белая емкость, выделявшаяся на фоне типичных портфелей и рюкзаков. Как и следовало ожидать, его задержали и попытались выяснить, что именно он перевозит в своем подозрительном ведре. Его притянутая за уши история об участии в клиническом исследовании не удовлетворила полицию, и вокруг него собрались офицеры: «Молодой человек, откройте крышку».

Это была большая ошибка. Полицейские кинулись в разные стороны, в ужасе глядя на вонючее содержимое ведра. Неудивительно, что ему немедленно разрешили продолжить путь, но только в совершенно противоположном направлении.

Возвращаясь к теме алкоголя, скажу, что мы ценили его за способность ставить на рельсы общение в любой компании, а также он был крайне полезен в лаборатории. С его помощью мы придавали яркость музейным экспонатам, то есть выделяли патологии таких органов, как мозг, почки и легкие. Сначала все ткани необходимо было заливать формалином. Под его действием естественные цвета тканей становились темными и тусклыми, а этот эффект был нежелательным. Например, кровь из красной делалась коричневой. По этой причине после консервации тканей в формалине мы погружали образцы в спирт, чтобы вернуть им естественную окраску, и только потом помещали в плексигласовую банку и заливали глицерином. Алкоголь был нужен для всех образцов без исключения — и чаще всего в больших количествах.

Через несколько недель постоянного использования спирт терял эффективность, превращаясь в слабый раствор, и не давал образцам нужной яркости. Тогда мы переливали разведенный спирт из контейнера в другую емкость и отстаивали его некоторое время, обычно одну ночь. Потом сливали назад прозрачную жидкость, а мутный осадок выливали.

Профессор Симпсон посчитал это упущением, и мы стали отдавать мутную жидкость ему — он заливал ее в свой «Ровер» в качестве антифриза.

Лаборатории музея нужно было огромное количество спирта, и от нас требовалось указывать в заказах, что вещество используется только в медицинских целях. Нам больше нравился денатурированный — иначе говоря, метиловый — спирт, потому что он обходился нашему отделению относительно дешево. Причина низкой стоимости заключалась в том, что из-за метанола — крайне токсичного вещества — его невозможно было употреблять внутрь. В метиловый спирт, который в основном продается в строительных магазинах, добавляют краситель голубого цвета и пиридин, от которого раствор приобретает характерный запах. Дополнительные ингредиенты необходимы, чтобы резкий запах и вкус отпугивал всех, кроме разве что заядлых и отчаянных алкоголиков. Кроме того, на него не нужно было оформлять таможенные документы и акцизы, потому что он не относился к разряду пищевого спирта, который по дешевке продают на черном рынке. Денатурированный спирт ядовит и не является биологически совместимым веществом. Он не расщепляется в организме, как обычный алкоголь. Если вы вдруг начнете его пить, то со временем лишитесь рассудка и заспиртуете свой организм изнутри.

Но если отделу требовался спирт для социальных целей, мы закупали исключительно самый лучший — 100-процентный этанол. Для рождественской вечеринки в Медицинской школе мы заказывали 20-литровую бочку. Этиловый спирт был очень чистым, превосходного качества и почти не уступал приличной водке. Поскольку мы были учеными, то умели смешивать спирт с водой в идеальных пропорциях, и любому гостю, которому при входе в Медицинскую школу ударял в нос умиротворяющий фруктовый аромат, было понятно, откуда тянет алкоголем. Мы готовили наш авторский пунш по уникальной рецептуре в большом хирургическом тазу с добавлением сока свежих лимонов, лаймов и апельсинов. Каждый год мы предвкушали открытие нашего подпольного «алкогольного цеха» (препараторская в подвале), где варили свое зелье. Аромат варева разносился по всему первому этажу Медицинской школы, наполняя нас духом Рождества.

Налегая на чудесный напиток, гости вкушали плоды нашего труда и непринужденно напивались в стельку. На один вечер разница между главврачом и скромным лаборантом стиралась… как стирались и все воспоминания о прошедшей ночи.

Об успехе вечеринки можно судить по ее последствиям на следующий день. Я помню вспышками, как наступил на бесчувственное тело в мужском туалете, как подслушал сопение и стоны, доносящиеся из-под первой парты в лекционном зале, но как сошел с поезда и, пошатываясь, полмили плелся до дома, я совершенно не запомнил.

С научной точки зрения я находил алкоголю применение и в других обстоятельствах. Например, в некоторых залах уборщики натирали до блеска полы, которые у нас всегда содержались в первозданной чистоте и выглядели очень профессионально. Хотя полироль придавал помещениям изысканный вид, со временем с ним появлялись проблемы. Края и углы обычно не натирали, и там скапливалась темная вязкая грязь, которую невозможно было ничем соскрести. Несмотря на то что никому из посетителей не приходило в голову рассматривать полы в музее, нас это беспокоило. Мы любили свой музей и дорожили его атмосферой.

И вот тут на помощь пришел алкоголь. Оказалось, что если щедро залить черный угол денатурированным спиртом и пройтись шлифовальной машиной, то он становится как новый. Но нам никогда не приходило в голову, что стоит зажечь спичку, как тут же прогремит мощный взрыв.

Однажды мне едва удалось избежать опасности в химическом отделении. По поручению руководителя я пришел забрать вещества и увлекся беседой с коллегой. Прямо позади меня техник за длинным столом дистиллировал алкоголь в вертикальном конденсаторе, чтобы получить чистый спирт. В конденсаторе перегонного аппарата этанол отделяется от воды. При нагревании раствора в этой стеклянной колбе этанол быстрее испаряется и оседает, скапливаясь в концентрированную жидкость. У воды и спирта разная температура кипения, поэтому процесс перегонки является потенциально опасным и требует от специалиста повышенного внимания, поскольку у спирта высокая воспламеняемость.

Каким-то образом трубка охлаждающего конденсатора застряла в ящике, из-за чего давление внутри резко возросло. И вдруг эта часть аппарата взлетела в воздух, как ракета «Сатурн-5». Все инстинктивно нырнули под столы. Врезавшись в потолок, стеклянный конденсатор раскололся на тысячи мелких кусочков, осыпавшихся дождем на пол.

На самом деле происшествие могло закончиться намного печальнее: персонал лаборатории мог получить травмы и болезненные химические ожоги; нельзя исключать и вероятность мощного взрыва и пожара. Но вскоре все уже со смехом вспоминали этот случай, который стал одной из излюбленных баек нашего отделения.