Глава 24. Неопровержимые улики

За время работы у меня было много интересных случаев, когда фотосовмещение оружия и поверхностных повреждений оказывало решающее влияние на ход расследования.

Один такой необычный случай был связан с коробочкой от DVD. Сам диск не был дорогим или коллекционным, но его владелец сделал фотографию коробочки, намереваясь продать его на еВау. Несколько дней спустя его нашли мертвым. Когда коробочка от диска всплыла в доме у главного подозреваемого, полиции показалось это крайне подозрительным. Они передали мне ее на анализ, и я нашел на внешней стороне пластиковой упаковки сильно исцарапанную область. Я сравнил ее с загруженной на еВау фотографией и обнаружил полное сходство. Эта деталь связывала нынешнего владельца диска с погибшим и доказывала его причастность к убийству.

Таких любопытных случаев было довольно много, но среди них я хочу отметить два, которые, несомненно, сильнее прочих повлияли на мою карьеру. Для решения этих загадок мне потребовалось нестандартное мышление, твердая решимость, умение сохранять спокойствие и оставаться несгибаемым под давлением.

Первая задача поступила ко мне в виде необычной просьбы: изучить кусок обоев, на котором остался кровавый отпечаток руки. Обои были взяты с места особенно жестокого преступления, и полиция уже задержала подозреваемых. Все началось с ссоры в пасхальное воскресенье 2004 года. В тот день два 30-летних брата проводили время в пабе и внезапно столкнулись с человеком, который приходился им бывшим отчимом. Эту встречу нельзя было назвать счастливым воссоединением как минимум потому, что мать братьев жаловалась им на бывшего ухажера, который пытался задушить ее. Через два дня тело мужчины обнаружили в его квартире, а братьев сразу же взяли под стражу.

Кровавая сцена убийства и травмы на теле жертвы говорили о том, что его яростно избивали и пинали. Кровавые отпечатки рук обнаружились на перилах и на стенах. Один из них удалось связать с матерью. Но самая жуткая находка обнаружилась, когда полицейские приступили к осмотру кухни. В холодильнике на дне открытой пивной банки лежал глаз убитого. Самое страшное, что, по заключению патолога, мужчина был еще жив, когда у него вынимали глаз.

Деформация на руке одного из братьев дала полиции повод связать с ним один из кровавых отпечатков на стене. Именно эту улику меня попросили изучить и сопоставить оружия и травмы, чтобы найти какие-либо сходства.

Прибывший офицер принес с собой рулон обоев, который передал мне на анализ. Когда я развернул обои, то сразу понял, что передо мной поставлена непростая задача. Обои уже относили на анализ крови в полицейскую криминалистическую лабораторию. Они были чудовищно измяты, покрыты грязью и по текстуре напоминали скорее старую тряпку для мытья посуды. Кровавый отпечаток был едва виден. Я предчувствовал, что на этом основании не будет почти никакой возможности прийти к убедительному заключению.

Но я знал, что на убитого наступали ногами, и подумал, что на месте преступления могли обнаружиться дополнительные вещественные доказательства. Я запросил альбомы с фотографиями тела погибшего и обувь, которую взяли из дома подозреваемых.

Просматривая фотографии телесных повреждений, я заметил интересные кольцевидные кровоподтеки на спине убитого. На коже через равные интервалы определялись три или четыре кружка, и, на мой взгляд, они были прекрасно прорисованы. Полицейские тоже заметили эти кровоподтеки и даже обратились к своему криминалисту-эксперту по отпечаткам обуви с просьбой провести расследование. Эксперты обычно работают со следами на неподвижных поверхностях на месте преступления, таких как полы, одежда, мебель и т. п. Я предоставлял другого типа услуги, потому как был специалистом по судебной медицине и 90% времени посвящал изучению следов обуви на коже. Оставшиеся 10% уходили на изучение травм костей, особенно черепов.

Однако в данном случае травмы уже были описаны криминалистом-экспертом по обуви. Он заключил, что подошва ботинка не совпадала по размеру с гематомой на теле. Я же во время изучения фотографий обнаружил несколько поверхностных повреждений, характеристики которых явно соотносились с подошвой спортивной обуви. Я попросил офицера оставить мне фотографии кроссовок подозреваемого, а также фото подошв всей обуви, обнаруженной на месте преступления. Также я оставил у себя все фотографии травм, которые планировал детально проработать. К счастью, офицер додумался привезти с собой не только обои, но и все интересующие меня снимки. С этого момента моя роль в расследовании начала стремительно расти.

Мне удалось исключить из подозрительного списка всю обувь, кроме одной пары кроссовок фирмы Nike. Только они могли оставить такие четкие следы в виде кольцевидных кровоподтеков на спине жертвы. Я выполнил совмещение, положив поверх изображения травмы фотографию пятки кроссовка с похожим рисунком. Когда я уравнял масштаб снимков пятки и гематомы, рисунки практически мгновенно совпали.

Я позвонил офицеру, которого заинтриговали и в то же время озадачили мои находки. Специалист по обуви из полицейского отделения уже написал в заключении, что не нашел никакой связи между травмой и обувью подозреваемого. Два опытных профессионала, специализирующиеся на изучении следов обуви, не согласились друг с другом.

Полиция приняла решение руководствоваться моими вещественными доказательствами, поэтому тот криминалист оказался на стороне защиты в предстоящем судебном разбирательстве. Я был убежден, что нашел совпадение, но наши разногласия заставили меня еще раз проверить неопровержимость своих доказательств. Мне было известно, что о них будет спрашивать адвокат обвиняемого.

Я снова вернулся к оригинальным фотографиям кроссовок и повторно изучил фотографии травм во всех подробностях. И в этот момент понял, что, кажется, нашел такую улику, которая обеспечит прорыв в деле: миниатюрную зазубрину — тончайший порез — на коже покойного в одном из колечек, на которых строились мои доказательства. Если мне удастся установить сходство между тонкой зазубриной и кроссовками подозреваемого, то у меня на руках окажется неопровержимое доказательство того, что именно эта обувь несет ответственность за появление данной травмы. На мой взгляд, это были бесценные аргументы, даже если учитывать несовпадение размеров обуви.

Когда я взглянул на подошву кроссовка под сильным увеличением, я не поверил своим глазам. В одной из канавок подошвы в том самом кольцевидном участке торчал застрявший маленький камешек. Почти не дыша, я наложил фотографию подошвы с камешком поверх кольцеобразной травмы с маленькой зазубриной. Когда я точно совместил изображение камешка и зазубрины, сомнений больше не осталось: совпадение было полным, камешек застрял точно в том месте, где форма кровоподтека приобрела неровность.

Я не сомневался, что обвиняемый в этих самых кроссовках Nike нанес травмы убитому. По моему экспертному заключению, кроссовки теперь были однозначно связаны с преступлением. Над этими обстоятельствами было нечего раздумывать: камешек мог застрять только в подошве этой обуви. Я не ожидал, что такие результаты можно оспорить, пусть даже против меня будет выступать самый целеустремленный защитник. Какие бы испытания меня ни ожидали на суде (а по всей видимости, предстояло нечто серьезное, если учитывать конфликт улик у двух экспертов по обуви), я был совершенно непоколебим.

Однако меня по-прежнему беспокоили выводы криминалиста. Он заключил, что травмы образовались в результате воздействия ботинок 5-го размера, а у подсудимого был размер 7,5. Разумеется, против этого факта тяжело было возражать, ведь расхождение на 2,5 размера — это слишком много, чтобы просто списать его на особенности маркировки производителя. Эта мысль меня постоянно преследовала. Было крайне важно снова изучить вопрос размера обуви во всех возможных деталях. Мне нужно было больше времени на дальнейшее исследование.

Я связался с Nike, поговорил с руководством компании и выяснил, что по стандарту они используют одно и то же клише для изготовления подошвы… размеров от 5 до 8. Эта информация обладала огромной важностью и подкрепляла обнаруженные мною факты.

Приближался суд по делу об убийстве. Не могу передать, насколько щекотливой мне казалась сложившаяся ситуация. Естественно, защита будет нападать на так называемого эксперта, который отыскал неопровержимые доказательства, связывающие обувь обвиняемого с местом преступления, хотя специалист по отпечаткам обуви из полиции исключил этот момент из расследования. Кроме того, нам обоим было тяжело от того, что нас пытаются стравить в зале суда, при этом я был основной мишенью для бурного выяснения отношений.

Как и ожидалось, я попал на допрос с пристрастием к адвокату защиты, который явно вознамерился дискредитировать меня и мои результаты. Тем не менее я не сомневался в достоверности улик, которыми располагал.

Учитывая многочисленные кровоподтеки на теле убитого, было не так уж неожиданно узнать, что специалисты из разных областей — я и эксперт по обуви — изучали разные аспекты травм. Оказалось, что криминалист искал четкий полукруглый синяк, который соответствовал бы пяточной части подошвы, но не изучал рисунок, который можно было бы с ней соотнести. Я же сосредоточил свои исследования на кровоподтеках в форме колец и смог совместить их с подошвой конкретного кроссовка.

Против этого уникального открытия уже нельзя было предъявить ничего существенного, поэтому подсудимого признали виновным и приговорили к пожизненному заключению за совершение убийства.

Сильное впечатление произвело на меня еще одно сложное дело, связанное с заявлением об убийстве. Выгуливая собаку, человек обнаружил труп молодой девушки на краю поля. Полиция установила, что ее сильно избили, изнасиловали и задушили ее собственной лямкой от бюстгальтера. Когда мне передали материалы этого дела, я изучил фотографии со вскрытия, но не обнаружил ничего примечательного. Судя по фотографиям, на теле жертвы не было никаких следов, которые я мог бы соотнести с применением какого-либо оружия.

Существенный недостаток заключался в том, что фотографии в морге сделали уже после того, как лаборант помыл тело. После промывки патолог может точнее изучить очищенные раны — это стандартная процедура, за которой следует вскрытие. Однако с научной точки зрения попавшая в раны вода будет отражать вспышку фотоаппарата. В моем случае мокрая кожа жертвы оказалась засвечена на всех фотографиях. Я был лишен возможности изучить специфические особенности и рисунок повреждений, а самое печальное было в том, что наиболее сильный блик оказался на лице женщины. Поскольку смерть произошла именно от удушения, это был серьезный недостаток, потому что я должен был сконцентрироваться на изучении лица и шеи. Поскольку почти ничего не было видно, я не мог идентифицировать особенности повреждений. Даже если на коже и были следы, то их закрыла вспышка. Было досадно оттого, что фотоматериалы по делу об убийстве оказались безнадежно испорчены из-за непонимания участниками дела всех технических тонкостей. Я не знал, как посодействовать расследованию с помощью своих навыков, и мне пришлось сообщить эту неприятную новость старшему следователю.

Некоторое время спустя я поздно вечером сидел за работой, как вдруг позвонил старший следователь. Он сказал, что полиция задержала подозреваемого, но без улик они не могли выдвинуть ему обвинения. Позже мне сказали, что они поймали бывшего парня девушки. У него уже была судимость за многократное нанесение ножевых ранений бывшей девушке, которая отвергла его ухаживания, и следователь переживал, что он может уйти безнаказанным за совершение жестокого, тяжкого преступления. Он умолял меня еще раз взглянуть на фотографии.

Я уже напрасно потратил массу времени, изучая бесполезные фотографии со вскрытия, так что у меня остался всего один ресурс получения информации: фотографии с места преступления. Их сделали до мытья тела, поэтому засвеченных мест на них не было. Мне было достаточно найти какую-нибудь на первый взгляд незначительную деталь, чтобы связать ее с предполагаемым оружием. Я приступил к тщательному изучению фотографий и заметил одну интересную особенность. Она оказалась настолько важной, что перевернула весь ход расследования.

Если преступление такого типа совершается на природе, то тело оказывается под воздействием внешних факторов: сырости, переносимой ветром пыльцы и фрагментов зелени. Мелкие кусочки веток, травы, земли и подобных материалов могут закрывать собой раны или даже выглядеть как телесные повреждения. После промывки с тела удаляются все инородные частички, поэтому обычно я запрашиваю фотографии только со вскрытия — на «чистых» ранах четче видны детали.

В этом конкретном случае тело лежало среди травы, поэтому вокруг телесных повреждений было много растительного материала. Женщина погибла от удушения, поэтому я первым делом внимательно осмотрел ее голову и шею. Я обнаружил на щеке след, по форме напоминавший вид ведра сбоку: одна черта в основании и две отходящие от нее под одинаковыми углами линии, параллельно с обеих сторон. Я сразу же вспомнил, что уже где-то видел похожий рисунок: точно, это был клин в форме ведра на каблуке туристического ботинка, который забрали из дома подозреваемого.

Теперь передо мной встала проблема другого свойства: ни на одном снимке не было сантиметровой шкалы, потому что на месте преступления не делают фото с линейкой. В итоге у меня не осталось доказательств размера травмы в форме ведерка. Если я проведу сопоставление оружия и травмы на этом этапе, то на суде мне могут предъявить обвинение за сфабрикованные улики. Сам по себе след еще ничего не доказывал.

Несмотря на возможные затруднения, старший следователь очень обрадовался моей находке. У него, во всяком случае, появилась хотя бы потенциальная связь между жертвой и человеком, который находился у него под стражей. Я беспокоился, что не мог предоставить расследованию убедительных результатов, и хотел найти возможность измерить травму.

На следующий день я снова сел за изучение фотографий с места преступления. Сначала я отметил, в каком положении нашли тело девушки: она лежала лицом вниз, голова была повернута влево, блузка засунута в рот, а бюстгальтер был туго затянут на шее. Когда я внимательнее рассматривал шею, мне на глаза попался предмет, лежащий под шеей с левой стороны. Там поблескивала серебряная цепочка с изогнутой полой подвеской в форме сердца. Цепочка с кулоном лежали поверх бюстгальтера, который скомкался кверху, ближе к лицу. Я достиг поворотной точки в расследовании, потому что подвеска на съехавшем бюстгальтере оказалась точно на уровне щеки. Еще мне повезло, что цепочка лежала, вытянувшись в одну линию. Я понимал, насколько ничтожны были шансы на то, что цепочка окажется снаружи средства удушения, а не под ним. Это было настоящее провидение, потому что украшение как будто специально для меня расположилось в идеальной позиции. Цепочка с подвеской оказались на том же плане, что и обнаруженная мной травма в форме ведерка, даже выровненные по одной линии. Если бы мне удалось заполучить украшение, то я смог бы сделать фотографию с линейкой и в точности измерить по ней отметину в виде ведерка.

Когда я позвонил в полицию и спросил, есть ли у них та цепочка, меня охватили дурные предчувствия. От нее так много теперь зависело. Прошло несколько томительных минут, и я с облегчением услышал, что цепочка до сих пор у них. Я немедленно запросил серию фотографий цепочки и подвески рядом с сантиметровой шкалой, что было критически важно.

Когда я получил фотографии с линейкой, то сразу же приступил к процессу наложения, подгоняя размеры цепочки и подвески в форме сердца. Я увеличил фотографию так, чтобы она полностью заняла пространство на экране компьютера для второго этапа работы. При помощи графического пера я «вырезал» фон снаружи и внутри каждого звена цепочки. Думаю, мне не стоит уточнять, что эта работа отняла массу времени и была очень сложной, потому что приходилось обрезать скругленные формы.

Взяв новое изображение цепочки, я наложил звенья на фотографию шеи жертвы с места преступления. Затем я подогнал размер этой цепочки до размера оригинальной фотографии убитой. Когда звенья совпали, я смог воспользоваться сантиметровой шкалой и найти предполагаемые сходства между деталью на ботинке в виде ведра и травмой на лице такой же формы.

Теперь мне нужно было заполучить походные ботинки подозреваемого и тщательнее ознакомиться с их каблуками. После того как я их запросил, ко мне прибыл детектив с целой коллекцией индивидуально упакованных ботинок, взятых из дома подозреваемого. Но среди них нашлась только одна пара, которая обладала искомыми свойствами. Я сам отсканировал подошвы, поместив рядом линейку, и был готов приступить к процессу совмещения оружия и травмы.

Для этого мне потребовалась оригинальная фотография травмы на щеке женщины, на которую я наложил изображение цепочки с кулоном и сантиметровой шкалой. Дальше мне было достаточно воспользоваться снимком только одного ботинка подозреваемого, потому что рисунки на протекторе каблуков были одинаковые. Я наложил изображение каблука с линейкой поверх травмы. Сразу же стало очевидным, что след на коже в виде ведра идеально совпадает по форме и размеру с деталью на каблуке. Могу сказать, что рисунок на подошве ботинка был очень необычный — я ни разу таких больше не видел, хотя провел сотни анализов фотографий обуви. Именно поэтому мое доказательство было неоспоримым, так как рисунки травмы и оружия полностью совпали.

Оказалось, что полученное мной вещественное доказательство было не единственной конструктивной находкой. Вместе с обувью полиция изъяла из дома обвиняемого одежду и передала ее на анализ эксперту по палинологии (эта наука занимается сравнением пыльцы и растений, распространенных на территории и в климатической зоне того места, где обнаружен труп). В результате можно было сделать вывод о связи жертвы или преступника (а также их одежды) с определенной географической областью. Специалист изучил джинсы и брюки бывшего парня убитой и пришел к однозначному выводу, что на штанинах содержится пыльца растений, произрастающих в месте обнаружения тела. Те же растительные признаки были обнаружены на ботинках, с которыми я работал.

На основании собранных неоспоримых вещественных доказательств мужчину обвинили в убийстве бывшей девушки и приговорили к пожизненному лишению свободы.

Еще по теме этого дела хочу добавить, что, выступая в качестве консультанта по судебно-медицинской экспертизе на конференциях, учебных курсах и любых тематических мероприятиях, я рассказывал всем фотографам-профессионалам о важности включения в посмертные снимки измерительной шкалы. Кроме того, я постоянно предостерегал от катастрофической утраты вещественных доказательств, которая возможна при фотографировании мокрой кожи, и объяснял, зачем нужно отказываться от вспышки.

Мне множество раз приходилось сталкиваться с ситуациями, когда некоторые травмы по каким-либо причинам упускались из виду, поэтому я рекомендую снимать любые отметины на коже. Инфракрасное излучение и специализированное освещение, например UV, лазер и т. п., лучше подчеркивают характерные особенности травм. Даже спустя несколько недель после происшествия при специальном освещении можно обнаружить особую текстуру повреждений, ведь однажды она может пригодиться для такого специалиста, как я.

В моей сфере деятельности любой предмет, оставивший на коже повреждение определенной формы, можно подвергнуть фотосовмещению с травмой при наличии самого этого предполагаемого орудия преступления. Одна из самых удивительных связанных с этим историй началась с таинственной встречи с инспектором полиции из службы по защите детей. Она ожидала меня в необычном месте — в кафе в центре Лондона. Оказалось, что у нее была ко мне просьба очень деликатного характера.

Стояла середина 2000-х годов, юная девушка обвинила отца в том, что он вошел ночью к ней в спальню с целью воспользоваться ею и ее младшей сестрой. Опасаясь главным образом за младшую сестру, девочка рассказала все матери, но та ей не поверила. Стремясь доказать истинность своих слов, она заранее установила камеру инфракрасного диапазона и поставила запись на всю ночь. В какой-то момент камера засняла человека, входящего в комнату посреди ночи. Сестры спали в маленькой комнатке на двухъярусной кровати, поэтому в кадр попали только икры и одна рука вошедшего.

Детектив спрашивала меня, смогу ли я с научной точки зрения подтвердить личность предполагаемого преступника. Ко мне прежде никто не обращался с подобными просьбами, но, просматривая запись, я сразу понял, что вены на руке и икрах очень хорошо видны в инфракрасном освещении. Рисунок вен был достаточно отчетливым и делал возможным дальнейшее расследование с помощью фотосовмещения.

В идеале я бы предпочел иметь дело с инфракрасными фотографиями хорошего качества, на которых рука и икры подозреваемого находятся в неподвижном состоянии, чтобы провести сравнительный анализ. На обычных фото икр, сделанных уже в следственном изоляторе, был недостаточно виден рисунок вен, поэтому я попросил снять подозреваемого снова в инфракрасном диапазоне. Однако он отказался фотографироваться (это было его право), поэтому сличение икр стало невозможным.

Но все же мне повезло, потому что на обычном снимке руки подозреваемого вены были видны очень хорошо, и я решил использовать ее в качестве базового изображения. Затем я наложил верхний слой и световым пером срисовал узор вен, скопировал этот слой и перенес на инфракрасный стоп-кадр руки из записи с камеры девочки. Я разворачивал и подгонял рисунок вен к руке, и, когда все слои выровнялись, я обнаружил полное совпадение.

Я мог бы на этом остановить свое расследование, но решил обратиться за советом к профессору Сью Блэк, всемирно известному судебно-медицинскому антропологу и анатому, которую я знал со времен работы в больнице Гая. Я спросил, сможет ли она поставить собственный эксперимент и срисовать узор вен с руки в другом цвете. Она прислала мне обратно изображение, идентичное тому, что получилось у меня, и я добавил его на уже выполненное наложение третьим слоем. Я сохранил составное изображение в качестве результата анализа руки подозреваемого. Я позвонил старшему эксперту по фотографиям в полиции Большого Лондона Нику Маршу, с которым мы вели несколько дел, когда я еще работал в больнице Гая. Ник предложил сделать для меня контрольные снимки и сфотографировал руки всех коллег, которые согласились ему помочь. Он снял их обычным способом и в инфракрасном диапазоне, чтобы сравнить рисунки вен на руках. Оказалось, что каждый человек обладает собственным уникальным расположением вен.

Теперь у меня было составное изображение из двух слоев тщательно срисованных вен, а также серия контрольных снимков от авторитетного полицейского фотографа. Все исследования проводились независимо. С научной точки зрения я располагал неопровержимыми фактами.

Я передал результаты нашей коллективной работы в службу защиты детей, после чего было назначено судебное разбирательство. Я ждал у входа в зал суда и очень удивился, когда один из адвокатов вышел оттуда и направился прямо ко мне. Он сообщил, что мои вещественные доказательства не потребуются, так как дело закрыли по техническим причинам.

Я был в шоке, узнав, что спустя несколько недель детектив, которая передала мне видеоматериалы, была настолько разочарована итогом этого дела, что ушла из службы по защите детей и переквалифицировалась в стюардессы. Но потом до меня дошли и более приятные новости: Сью Блэк в свете прошедших событий решила продолжить подробное исследование рисунка вен в качестве ценного инструмента идентификации в делах, подобных этому. Она выяснила, что охранные компании уже используют такие рисунки для идентификации своих сотрудников.

Профессор Сью Блэк предложила рассматривать распознавание рисунка вен как профессиональную область судебно-медицинских расследований. Небольшим утешением может послужить тот факт, что девочка, которая догадалась снять на инфракрасную камеру эти кадры, запустила цепь реакций, приведших к заключительным судебным решениям, основанным на неопровержимых доказательствах того, что рисунок вен человека так же уникален, как и его ДНК.