Глава 7

Чтобы приготовить корзину с продуктами, понадобилось куда больше времени, чем рассчитывала Тесс, отчасти из-за того, что было бы нецелесообразным посвящать в тайну дворецкого Чаму. К тому времени, как они с мужем садились в коляску, уже почти полная луна посеребрила небо, и шакалы жалобно выли на склонах холма. Прежде чем они достигли города с его удушающим воздухом, неспешный бриз сдвинул ползущий от реки туман, и тот превратился в плотную завесу, заслонившую кварталы базаров и торговцев от лучших в городе резиденций и дворцов. Стояла идеальная ночь для приключений и почти совершенная ночь для преступлений; можно было переходить с улицы на улицу, не оставляя следов благодаря движущемуся туману.

То и дело где-нибудь покашливал одинокий полисмен, когда они проезжали мимо, или прошмыгивал в тень, чтобы его не узнали и не донесли, что он спал на посту. Привычки у всех сагибов неразумны, и даже констебль не в силах угадать, какая из них чревата для него неприятностями. Какая-то бродячая собачонка затявкала на коляску, а с крыш не раз выглядывали чьи-то головы, пытаясь разглядеть, кто это едет, потому что сплетни, а особенно о сагибах, которые не сидят у себя дома с наступлением темноты, доставляют удовольствие всем. Но ничего примечательного не произошло, пока копыта лошади не выбили искры из гранитных плит перед воротами Ясмини и заспанный часовой не поднял ружье.

Теперь было не совсем ясно, что делать дальше. Тесс чувствовала себя в безопасности на высоком сиденье, ощущая, как пистолет в кармане мужа упирается ей в бок, но во всем остальном были незащищенность и сомнения. Как правило, никто не вылезает из экипажа в темное время суток и не предъявляет вырванный из блокнота листок в качестве пропуска во дворец раджей. Часового так тщательно предупреждали и ему так угрожали относительно попыток вырваться из дворца, что у него никак не умещалось в голове, что кто-то захочет войти. Однако, так как коляска продолжала спокойно стоять перед воротами, он вызвал стражника для чистой формальности: ведь никогда не знаешь, а вдруг сагибы станут жаловаться на непочтительный прием.

Перед ними выстроилась стража – восемь солдат и рисалдар, по приказу Гангадхары, в двойном количестве. Рисалдар подошел вплотную к коляске и заговорил с человеком, которого принял за саиса, на своем языке. Но Дик Блейн недостаточно владел этим языком, чтобы обмануть туземца.

– Какой дурочкой я себя чувствую! – сказала Тесс, и рисалдар приблизил свое бородатое лицо, считая, что она обращается к нему. Ей ответил Дик:

– Не отвезти ли тебя домой, малышка? Скажи только слово, и мы отъедем!

– Пока нет. Я еще не испытала свое оружие.

Она вытащила письменное разрешение Сэмсона и приготовилась вручить его стражнику. Но тут был некоторый риск возбудить лишнее подозрение.

– Что если он не вернет тебе бумагу? – спросил Дик.

– Ох, Дик, ты сегодня прямо предсказатель дурного!

Но она все-таки убрала записку, прежде чем стражник ухватил ее. И тут чья-то фигура, бесшумная, как призрак, почти заставила Тесс вскрикнуть. Дик выхватил пистолет с неожиданной быстротой, выдающей его знакомство с подобными ситуациями, и начальник стражи отскочил назад, криком предостерегая своих солдат, вообразив, что пистолет направлен на него. Тесс опомнилась первой:

– Все в порядке, Дик. Убери пистолет.

Она протянула ладонь, и холодный нос дотронулся до ее пальцев, обнюхивая. Собачьи передние лапы легли на оглоблю, глаза блеснули в свете фонаря экипажа.

– Славный Троттере! Хороший мальчик Троттере!

Она вспомнила лекцию Тома Трайпа насчет называния собаки по имени и подумала: только ли хозяина это касается или она тоже способна заставить собаку «думать самостоятельно»? Прежде чем Тесс решила, каких мыслей ей добиваться от пса, он уже исчез, так же молчаливо, как и появился. Стражник к этому времени был уже начеку. Как защитить дворцовые ворота от посторонних вторжений, если неизвестные мемсагибы в экипажах с саисами, которые знают английский, но не отвечают, если с ними заговорить на местном языке, беспрепятственно подъезжают в неположенные часы и стоят у ворот неопределенное время? Рисалдар бесцеремонно приказал Тесс уезжать, а чтобы пояснить свои слова, взялся за голову лошади и подтолкнул ее.

Дик Блейн вернул лошадь назад и обругал рисалдара за такую наглость – таким языком и в такой манере, которые не оставляли никаких иллюзий насчет его национальности, и тогда офицер велел своим людям бежать во дворец Гангадхары. Пусть один из них расскажет о происшедшем, а второй добавит то, что первый пропустит. Вместе они дадут какое-то представление о случившемся.

– Ну, довольно! – вздохнула Тесс. – Боюсь, сегодня ничего не выйдет. Если бы я посоветовалась с Томом Трайпом… Поехали домой, Дик, пока мы все не испортили окончательно.

Когда Дик дернул за вожжи, из тумана послышался звук копыт еще одной лошади и шаги двоих людей. Тишину нарушил чей-то голос. Дик снова натянул вожжи, и тут громадные лапы Троттерса опять легли на оглоблю. Тесс увидела, как виляет его длинный хвост.

– Том! – позвала Тесс. – Том Трайп!

– Иду, госпожа!

Из мрака появились три силуэта, один из них ехал верхом.

– Хотел бы я знать, что эти паршивцы стражники делают и почему они ушли с поста? Дай этим шакалам дюйм, и они захватят три мили! Стойте, вы! Где ваш офицер? Отчитайтесь в своем поведении!

Последовало объяснение на языке раджастани. Том Трайп разозлился еще больше, когда понял, что рисалдар действовал правильно.

– Леди, – обратился он к Тесс, подъезжая к коляске, – попытаться убедить этого человека – тяжелая работенка. У меня приказ Гангадхары обыскать ваш дом – Кришна знает почему! Я подъехал, чтобы спросить на это вашего разрешения. Чаму сказал, что вы и ваш муж уехали; а один из тех трех нищих просил меня кое-что вам передать, и это совпадает с тем, что вы уже получили, так что я знал, куда ехать, и послал собаку вперед. Он вернулся со вздыбленной шерстью – признак неприятностей; и тут я, к счастью, встретил этих двоих, направлявшихся к Гангадхаре. Если бы они до него добрались, завтра утром нам всем троим пришлось бы составлять другие планы! Вы, конечно, хотите навестить принцессу? Но у вас есть что-то, чтобы вас пропустила стража?

Тесс протянула записку Сэмсона. Том изучил ее при свете фонаря. И тут она вспомнила предостережение Ясмини, что у Тома Трайпа нет мозгов и что ему нужно подсказывать, что делать.

– Я – леди доктор, Том. Это приказ бурра-сагиба (эмиссара).

Том почесал в затылке и выругался – тихим голосом, но от души.

– Сложность в том, леди, что после бегства принцессы из дворца и переправы через реку вплавь магараджа полностью освободил стражу от подчинения мне. Я еще могу проверять, на посту ли они… О, понял!

Он повернулся к рисалдару со всей свирепостью, какую белый человек проявляет по отношению к своим подчиненным:

– Что это значит? – спросил он на местном языке. – Почему ты препятствуешь приказам магараджи сагиба? Его высочество послал леди доктора к принцессе, а ты, болван, стоишь у нее на дороге? Смотри – вот письмо!

Раджпут выглядел растерянным. Всем известно, какими привилегиями пользуются редкие американские леди доктора в этой стране запертых гаремов.

– Но оно на английском, – возразил он. – Магараджа сагиб не знает английского.

– Идиот! Какую пользу принесло бы американской леди доктору письмо на персидском?

– А мне какая польза от письма на английском? Ведь командую стражей и должен прочитать письмо я. Как мне его прочитать?

– Я тебе его прочту. И даже объясню. Принцесса обратилась к эмиссару сагибу…

Раджпут кивнул. По всему городу ходили разговоры о том, что Ясмини, когда она в последний раз сбежала, заперлась вдвоем с эмиссаром у него в доме. Она сама сняла жатву с этого посева.

– Эмиссар сагиб и магараджа сагиб держали совет…

Раджпут снова кивнул. Всем известно о бурной встрече эмиссара и магараджи сагиба, и его вовсе не касалось, что они спорили о дурном обращении с заключенными в сиалпурской тюрьме.

– И они решили: надо доказать, что принцесса сошла с ума, тогда магараджа сагиб сможет отправить ее в холмы. Если же она не сумасшедшая, он может дать ей свободу. Ты понял, дубина?

– Ха! Понимаю. Но почему так поздно ночью? Почему нет подписи магараджи сагиба?

– Сын кретина! Неужели магарадже сагибу нужен большой скандал после дневного визита леди доктора? Неужели он хочет нести такую ответственность? Разве ему нужно, чтобы англичане говорили – мол, это все дело рук магараджи? Ты осел! Они решили, что письмо подпишет эмиссар сагиб, чтобы освободить магараджу сагиба от подозрений. И решили прислать американку, чтобы британцы меньше болтали! Ну, понял?

– Ха, понял! Если все это правда, дело просто. Я пошлю солдата с этим письмом к магарадже сагибу. Он напишет на нем свое имя, отправит назад – и все в порядке!

– Для тебя, – огрызнулся Том Трайп. – Магараджа сагиб теперь с танцовщицами. Что в последний раз произошло с человеком, который прервал его развлечения?

Раджпут колебался. Ответ на этот вопрос можно было ежедневно видеть возле Старых Ворот, где сидят нищие в отрепье.

– Предложить ему денег? – шепнула Тесс.

– Ради бога, леди, не надо! Это честный солдат. Он откажется, а мы все пострадаем. Предоставьте это мне!

Он снова повернулся к раджпуту:

– Тебе известно, кто я такой? Ты знаешь, что моя обязанность – следить за дворцовой стражей? Потому я сегодня здесь. Если желаешь проверить мои полномочия, выясни это утром с его высочеством.

Раджпут колебался. Всем известно, что утро – не самое лучшее время, чтобы прояснять спорные вопросы с человеком, который проводит ночи так, как Гангадхара.

– Кто должен войти? Мужчина и женщина?

– Идиот! Только леди доктор. И чтобы никто не знал. Предупреди своих людей, что, если начнется болтовня о сегодняшней ночи, дворцовая стража первой попадет под тайфун. Нынче несладко изведать гнев магараджи!

– Покажите мне снова письмо, – потребовал рисалдар. – Дайте мне сохранить его на случай, если мне придется отвечать.

Том перевел это Тесс и ее мужу.

– Вот так обстоит дело. Я думаю, если вы отдадите ему письмо, он вас пропустит. Но утром он может показать его магарадже, и тогда нам всем придется несладко.

– Пусть возьмет, – решила Тесс.

Том опять повернулся к раджпуту:

– Вот письмо. Возьми его. Но помни! Сегодняшние события надо держать в секрете. Для человека, который никому ничего не скажет, возможно продвижение по службе. Если он заставить своих людей помалкивать, Том Трайп даст о нем благоприятный отзыв его высочеству. Кто тебя сделал рисалдаром, а? Кто заступился за тебя, когда тебя обвиняли в том, что ты ударил Галлама Сингха? Ну, стоит чего-то дружба Тома Трайпа? Я сказал все, что хотел.

Раджпут пробормотал что-то себе в бороду и вновь уставился на письмо, потом пристально взглянул на Тесс, сунул письмо в карман и сделал приглашающий жест.

– Теперь, леди, поспешите! – посоветовал Том. – И есть надежда, что вы правы – ада нет. Я уже столько наговорил лжи сегодня вечером, что заслужил вечное проклятие! А мы с вашим мужем отправимся в одно местечко неподалеку и будем вас ждать!

Но Тесс возразила:

– Пожалуйста, не заставляйте меня искать вас в темноте за воротами, когда я выйду! Почему не оставить экипаж здесь?

– Могут начаться разговоры, мэм. Я оставлю здесь Троттерса. Он даст мне знать, когда вы выйдете.

Том Трайп соскочил с лошади, чтобы помочь Тесс вылезти из коляски. Раджпут так стучал по железным воротам, как будто хотел разбудить мертвых, и с таким видом, будто собирается возиться целый час. Но ворота распахнулись подозрительно быстро, и бородатый африди высунул свою физиономию, с написанным на ней ожиданием, точно черепаха, выглядывающая из панциря, мигая, как будто бы хотел узнать тени, двигавшиеся в неверном свете фонаря. Он поманил Тесс согнутым пальцем, и в тот же момент, как она вошла, за ней захлопнулись, отгородив ее от мужа и от всякой надежды на чью-либо помощь.

Странный привратник выхватил корзину из рук Тесс и почти бегом проводил ее через старинный двор, контуры которого были почти неразличимы, за исключением места, освещенного желтым светом фонаря на железной скобе. Видны были только часть стены и каменные ступени, истоптанные в течение столетий. Африди повел Тесс вверх по ступеням и остановился наверху, чтобы постучать кулаком в резную дверь, но та отворилась, когда его кулак только наполовину приподнялся в воздухе, и служанка с веселыми глазами, которая отворила ее, насмешливо назвала его безумцем. Безмолвный, очевидно, из-за присутствия женщины, он снова спустился по ступеням, оставив Тесс теряться в догадках, будет ли проявлением хороших манер, если она снимет туфли перед тем, как войти. Туземцы всегда снимали обувь перед входом в дом Тесс, и она считала, что будет учтивостью поступить так же.

Однако служанка взяла ее за руку и бесцеремонно потянула внутрь, не отпуская пальцев Тесс даже для того, чтобы закрыть дверь. Она только похлопывала Тесс по руке и улыбалась, так как у них не было общих слов, чтобы она могла пригласить гостью войти.

Небольшой холл, в котором они очутились, был завешен занавесями с вышитыми на них павлинами, над которыми, очевидно, трудились терпеливые руки целых поколений. Раздвинув эти занавеси, служанка провела Тесс во внутренний зал пятидесяти или шестидесяти футов в длину, при первом взгляде на который исчезли все ее сомнения насчет обуви; но никогда она не видела такого смешения Востока и Запада, столь мягкого восточного мистицизма рядом с откровенной утилитарностью привезенных из Европы вещей, причем в этом не было дисгармонии.

Десятки находящихся здесь ламп были по большей части русскими. Предметы мебели – разностильны. Здесь висели ковры, которые можно было принять за украденные из пекинского Летнего дворца, а рядом – гобелены. Почетное место на стене занимала икона в золотом окладе. На Тесс смотрело изображение Будды из зеленоватой бронзы. Тут же красовалась голландская картина. На ней двенадцать улыбающихся апостолов получали заветы от Христа, второе имя которого без всякого сомнения было Ганс.

Из центра зала на галерею вела роскошная мраморная лестница цвета ляпис-лазури, покрытая длинными дорожками бокхара. И наверху стояла ожидающая Ясмини, ее волосы блестели золотом в свете стеклянных ламп, висевших на мраморных колоннах. Она так же отличалась от утреннего Ганга Сингха в сапогах и тюрбане, как утро от ночи – прекрасная, очаровательная девушка в легкой шелковой накидке.

– Я знала, что вы придете! – радостно воскликнула она. – Я знала, что вам удастся пройти! Я знала, что вы мой друг! Ох, как я рада!

Она проделала на верхней площадке лестницы с десяток пируэтов, кружась, пока ее шелковая юбка не превратилась в нимб, а затем затанцевала по ступенькам вниз, в объятия Тесс.

– Ох, я такая голодная! Такая голодная! Вы принесли поесть?

– Мне так стыдно! – спохватилась Тесс. – Тот человек поставил корзину за дверью, а я ее не взяла!

Но Ясмини тут же вскрикнула в восторге, и Тесс увидела, что корзину внесла другая служанка.

– Сколько же вас тут?

– Пятеро.

– Слава богу, я принесла достаточно еды для целой дивизии.

– Мы уже немного поели, каждый день съедаем чуть-чуть риса, приготовленного для слуг, сначала промываем его несколько часов, а вот сегодня две служанки заболели, и мы думаем, что их еду, возможно, тоже отравили.

Хасамурти, горничная Ясмини, открыла корзину прямо на полу и громко вскрикнула. Тесс извинилась:

– Я не знаю, каковы кастовые ограничения, но я положила мясное желе, хлеб, рис, орехи, молоко, вино и сахар.

Ясмини засмеялась:

– Я настолько западный человек, насколько мне хочется, я только притворяюсь, будто касты для меня что-то значат. Мои служанки поступают так же – или ищут другую хозяйку. Давайте!

Хасамурти устроила бы пир прямо на полу, но Ясмини повела всех вверх по лестнице, держа Тесс за руку, на площадке она повернула направо, в комнату, выкрашенную кремовым и золотым, освещенную висячими лампами; свет проходил сквозь цветные стеклянные диски. Здесь она подтолкнула Тесс, чтобы та села на мягкий диван, и все они ели вместе.

– Теперь нам всем надо поспать, – объявила Ясмини, зевая. – Там, снаружи, люди могут вас подождать!

– Господь с вами, дитя! Вы что, считаете, что я пробуду тут неопределенное время? Я должна выйти через час, иначе мой муж перебьет стражу и ворвется силой!

– Скоро и у меня будет такой же муж, – объявила Ясмини. – Если я только слово скажу, он перережет глотки тридцати мужчинам и проберется ко мне сквозь пламя! Испытаем же вашего мужа, – предложила она со смехом, чуть подумав, но заметила выражение лица Тесс. – Я тоже буду осторожна, если придется заставлять моего мужа рисковать! Кроме того, сейчас нам не до шуток – я должна бежать!

Очевидно, Тесс доставляла ей изысканное развлечение. Мысль, что ей придется участвовать в приключении, до самой глубины потрясала здравый смысл, присущий янки.

– Какая чушь, дитя! Дайте мне пойти к эмиссару и предупредить его, что вас здесь морят голодом. Пригрожу ему публичным скандалом, если он сейчас же не положит этому конец.

– Фу-у! – засмеялась Ясмини. – Сэмсон сагиб будет слишком неуклюжим соучастником! Он отправит меня в Калькутту, а там меня непременно отравят, потому что Гангадхара пошлет туда своих людей. Они будут месяцами ждать удобного случая, а я ведь не могу вечно не спать. Тем временем Сэмсон сагиб потребует одобрения своих властей, и к его имени добавят какие-нибудь инициалы и назначат его в более крупную область, где платят больше. Нет уж! Когда я стану магарани, Сэмсону сагибу не будет места в Сиалпуре!

– А разве не вы мне говорили, что у Гангадхары множество детей и все они стоят между вами и троном? Неужели вы хотите сказать…

Новый смех, подобный звону колокольчиков, показал, как принцессу забавляет растерянность Тесс.

– Нет, я никого не убью. Даже не пошлю Гангадхаре змей в корзине. Этот скорпион сам себя до смерти ужалит, когда кругом все будут смеяться над ним, и он не найдет ни одного друга, который утешил бы его, и никакой надежды, только страх и ярость! Я никого не стану убивать. И все-таки буду магарани в течение месяца.

Ясмини внезапно сделалась серьезной, ее лицо потемнело, как небо, когда туча закрывает солнце.

– Каков контракт вашего мужа с Гангадхарой? Он может копать повсюду в поисках золота? Он ведь сейчас ведет раскопки вблизи британского форта на «островке» нашей территории, правда? Флаг виден с крыши Гангадхары, да? Он только время теряет.

– Он нашел небольшую золотую жилу, – сказала Тесс, – и она скорее всего приведет к большой.

– Он теряет время! Сита Рам, у которого есть компас, дал мне знать, что эта маленькая жила ведет прямо на север. Через неделю ваш муж с его раскопками окажется под фортом. Это английская территория. Англичане не имеют отношения к контракту Гангадхары. Они заберут золото, которое найдет ваш муж, и не выплатят ему ничего. А тогда Сэмсона сагиба посчитают очень хорошим эмиссаром и дадут ему повышение. Ф-фу!

– Возможно, моему мужу удастся заключить сепаратный контракт с англичанами.

– Ф-фу! Сэмсон сагиб идиот, но не настолько, чтобы отдать то, что уже у него в руках! Ведь когда я пряталась под вашим окном, я сама слышала, как он вас предостерегал! Нет, надо, чтобы ваш муж имел право копать повсюду.

– Но, моя дорогая, Гангадхара уже знает, что мой муж нашел жилу. Он весь в нетерпении и каждый день приезжает, чтобы посмотреть, как продвигается дело.

– Конечно – он же знает не хуже меня, что эта жила ведет к форту. А потом он едет к брамину и молится, чтобы жила повернула в другую сторону и спасла его от банкротства! Я правду говорю! Говорю с вами, как женщина с женщиной, – чрево к чреву! Я буду считать себя проклятой, и пусть кобра меня ужалит, если я говорю вам хоть слово неправды! Вы мне верите? – Тесс кивнула. – Если ваш муж будет продолжать вести раскопки у форта, он не получит ничего, потому что все заберут англичане. В любом другом месте он получит целое состояние.

– Но, моя дорогая, предположим, это правда. Как ему убедить Гангадхару, что после всех затрат и хлопот это место надо оставить и копать где-то еще?

Ясмини откинулась на подушки, вытащила что-то из-под одной из них и мягко рассмеялась, как будто наслаждалась каким-то тайным знанием.

– Гангадхара сам будет на этом настаивать!

– На чем? На том, чтобы начать искать новое место?

Ясмини кивнула.

– Только сделайте, как я скажу, и Гангадхара станет настаивать на этом!

– Чего же вы от меня хотите?

Тесс снова встревожилась. Она знала до рупии, сколько магараджа должен заплатить за раскопки. Хоть в какой-то степени нести ответственность за то, чтобы оставить это месторождение, – слишком рискованно.

– Тому Трайпу уже велели провести обыск у вас в доме?

– Да, так он говорит.

– Вы знаете погреб в вашем доме?

– Да.

– Там темно. Вы боитесь туда спускаться?

– Нет. С чего бы мне бояться?

– В углу есть на полу такой плоский камень, где некогда было кольцо, но теперь оно сломано?

– Да.

– Прекрасно. Значит, Сита Рам мне не солгал. Возьмите это, – она протянула Тесс небольшой серебряный цилиндрик, запаянный с обоих концов и запечатанный воском. – Там внутри надпись на персидском. Спрячьте под тот камень, позвольте Тому Трайпу обшарить погреб и пусть он это найдет; но не разрешайте ему убирать находку оттуда.

– Если бы я только поняла, к чему вы ведете, – криво улыбнулась Тесс.

Здесь и более искусный интриган проиграл бы, поэтому Тесс колебалась между отказом и тем, чтобы отложить ответ, получив время посоветоваться с мужем. Ясмини снова откинулась на подушки, она лениво закурила сигарету.

– Моя ставка в этой игре, – произнесла она через минуту, – слишком велика, чтобы ею рисковать. Если вы боитесь, давайте забудем все, что я говорила. Останемся друзьями – и никем больше.

Тесс не ответила. Она думала о чудовищности Гангадхары, о его попытках устранить Ясмини, о его угрозе женщинам вообще, о его жестокости к животным на арене, о его порочности, о том, насколько царственней Гангадхары была бы эта девочка. Было достаточно соблазнительно протянуть руку помощи Ясмини, если бы это оказалось реальным.

Ясмини, кажется, прочла ее мысли – во всяком случае, угадала их.

– Когда я стану магарани, – сказала она, – придет конец свинствам Гангадхары. И даже больше: будут выполняться все обещания – и устные, и письменные. Обязательства Гангадхары по контракту будут выполнены. Вы мне верите?

– Да, кажется, этому я верю.

– Пусть Том Трайп найдет эту серебряную трубочку у вас в погребе. Но послушайте! Когда Гангадхара придет к вашему мужу и станет настаивать, чтобы перенести раскопки в другое место, пусть ваш муж с ним поторгуется. Пусть сначала откажется. Гангадхара может разрешить ему продолжать раскопки там же, а сам пошлет своих людей начать разработки в другом месте. Если так – отлично!

– Я предпочла бы такой вариант, – вздохнула Тесс. – Мой муж – инженер-геолог. Ему не захочется бросать настоящую жилу ради другого места.

В ярких глазах Ясмини блеснуло понимание. В те дни она еще только училась склонять других к своей царственной воле и использовать добродетели людей, как и их пороки, для своих целей. Она поняла необходимость отступить перед угрызениями совести Тесс, это было правильнее, чем подозревать Дика Блейна в том, что он сможет изменить свои намерения, чтобы угодить жене. И она поняла, как сделать свой план еще лучше, уступив Тесс.

– Решено, – согласилась она лениво. – Ваш муж будет продолжать копать возле форта, если ему так угодно. Но пусть он покажет Сэмсону сагибу некоторые образцы золота, даже маленькие. Это будет конец Гангадхары. А теперь – мне пора отсюда бежать, а вам – помочь мне в этом.

Тесс подчинилась необходимости. Какие бы ни были последствия, она не могла оставить Ясмини умирать от голода или быть отравленной.

– Я готова, – сказала она. – Что вы задумали?

– Служанок я оставлю здесь. Им хватит еды на утро. После того, как станет известно о моем побеге, Сэмсону сагибу дадут знать, что женщинам в этом дворце не дают иной пищи, кроме отравленной. Ему придется выступить против Гангадхары – или он потеряет свое положение среди англичан.

– Как же вы сбежите?

– Ну, это нетрудно. Ваш муж с Томом Трай-пом ждут с коляской. Моя роль проста. Проблема в том, как вам последовать за мной.

– Не понимаю.

– Мне надо переодеться в вашу одежду. В темноте я пройду мимо стражи и заставлю их поверить, что это вы.

– Тогда – как же быть мне?

– Вы должны слушаться меня. Мы со служанками сделаем из вас настоящего раджпута. Мне только следует научиться ходить так, как вы; пожалуйста, пройдитесь передо мной – вот так – я посмотрю, как вы ставите ноги и как двигаете плечами.

Тесс пошла за Хасамурти и, оглянувшись, увидела карикатуру на себя. Это заставило ее расхохотаться так, что слезы выступили из глаз.

– Хорошо! – сказала Ясмини. – Ночь началась с голода, и я похудела, как молодая луна. Теперь – смех, не зовущий ко злу. Через несколько часов настанет рассвет, а там – успех!