Глава 12

Они ехали цепочкой, каждого верблюда, на котором сидела женщина, вел мужчина, только Ясмини сама направляла движение своего верблюда и большей частью показывала дорогу, проводник же ее держался со своим животным рядом с ней. Езда на верблюдах – особый дар, им редко владеют рожденные в городах; тот же, кому знакомо это искусство, наслаждается весь путь от Китая до Дамаска, от Пешевара до Марокко. Верблюды распознают умелую руку еще быстрее, чем лошади, и, подобно лошадям, больше стараются для всадника, который понимает.

Когда выехали, ночь была пурпурной, а небо густо усеяно яркими самоцветами звезд. Но постепенно звезды бледнели, а небо сделалось светло-розовым. Потом, без всякого предупреждения, на западе у них за спиной зажегся пояс из бледного золота, поднялся прохладный ветер, словно наследие добрых ночных богов, которые хотят воодушевить людей на то, чтобы пережить день. Чуть позже ветра пришел истинный рассвет, горящий огнем, обещавшим жару, и Тесс поняла назначение плаща, который Ясмини заставила ее надеть. Он закрывал все лицо, кроме глаз, не оставляя ни дюйма кожи, к которой мог бы прикоснуться, мучительно жаркий ветер. Благодаря плащу не пересыхали губы и не затруднялось дыхание.

Самое простое, что Гангадхара мог бы сделать, если бы до его ушей дошло, что Ясмини исчезла из Сиалпура, было бы окружить ее своими людьми. Наблюдатели с холмов и соглядатаи, прячущиеся в дюнах пустыни, могут отправить весть о том, куда едет принцесса. Не было бы свидетелей, и перед Гангадхарой стояла бы простая задача. Но, если убийство было слишком опасным, в горах ждал охотничий домик «Гнездо Семи Лебедей», да можно было бы отправить принцессу и Тесс и в другие места. Тесс еще, возможно, могли предоставить возможность самой объяснять причины, заставившие ее бежать с дочерью магараджи; но для Ясмини ссылка в холмы означала одно из двух: полную покорность либо верную смерть от одной из ста тайных причин.

И так их путь лежал по дикой и пустынной местности, посещаемой только шакалами, которые питались не известно чем. Примерно через тысячу шагов они вышли на протоптанную дорогу, отмеченную по краям высушенными солнцем костями верблюдов (потому что, если верблюд чувствует приближение смерти, он ложится в первом попавшемся месте).

Прошло всего несколько часов после восхода солнца, а их видели уже дважды. В первый раз им встретился караван, направляющийся в Сиалпур, во второй раз – четверо мужчин на верблюдах, чьи ружья военного образца на перевязи выдавали в них людей Гангадхары. Он называл их «полицией пустыни». Народное и более точное название было «собиратели податей». От спешащего каравана всегда можно получить хорошую плату, чтобы его не задерживали. Отказаться остановиться по их приказу считалось преступлением, они были полувоенной полицией и носили форму. Но сейчас они с их вечной привычкой совать свой нос во все дела и допрашивать, могли докопаться до истины. В холмах за две мили от этого места у них была сигнальная станция, откуда они могли связаться с другими: на юге, на севере, на западе и на востоке. Тесс потрогала пистолет, который муж заставил ее взять с собой.

Но полицейские направились в обход, в песчаную долину внизу, давая своей добыче скрыться из виду, явно намереваясь поджидать их на сто ярдов впереди.

Ясмини внезапно переменила направление, повернув своего верблюда вправо, спустилась в глубокую впадину и во всю прыть поспешила по направлению, перпендикулярному к прежнему курсу. Прошло десять минут, прежде чем спрятавшаяся Ясмини и ее спутники снова увидели полицейских, которые явно потеряли напрасно время. Они дали с полдюжины выстрелов, чтобы привлечь внимание, и поскакали прочь, к сигнальной станции на холме.

Еще с час Ясмини придерживалась выбранного курса, потом остановилась, хотя верблюды еще не нуждались в отдыхе. Она беспокоилась о Тесс.

– Вы в состоянии продержаться весь этот жаркий день? – спросила принцесса. – Эти-то женщины выносливые и гибкие, как леопарды, я ведь заставляю их танцевать. А вы? Не отправить ли мне вас назад в Сиалпур с двумя мужчинами?

У Тесс болела спина и кружилась голова, но это была всего лишь двойная нагрузка по сравнению с теми, какие она выдерживала раньше. Она была убеждена, что, раз служанки Ясмини могут такое выдержать, она скорее погибнет, чем сдастся.

– Конечно же, нет! – ответила она. – Я выдержу.

Ясмини разразилась своим похожим на россыпи золотых колокольчиков смехом, выразив полное понимание и радость.

– В конце пути служанки сделают вам хороший массаж, – пообещала она. – Храбрость – это хорошо! Вы моя сестра! Вы увидите такое, чего никогда не видели бы Западе. Если бы эти проклятые сборщики подати нас не видели, мы добрались бы до цели к полудню. Но они, конечно, просигнализируют другим полицейским Гангадхары, и те подстерегут нас. Когда я стану магарани, будет совсем другая система защиты дорог в пустыне! Теперь же нам придется сделать большой круг и прибыть на место к ночи. Вы справитесь?

– Я готова ко всему! – ответила Тесс. – Если я сдамся, привяжите меня к верблюду!

– Хорошо! Так говорит Женщина! Одна сильная духом женщина управляет десятком мужчин – всегда!

Они немного попили тепловатой воды, поели каждая из своих припасов и снова отправились в путь, не дав верблюдам опуститься на колени. Теперь они удалялись от холмов к серебристым пескам, на просторах которых глаз терял ощущение перспективы; это была земля миражей и монотонности. Жара все усиливалась, но скорость не снижалась ни на мгновение. Налетели мухи, накидываясь на незащищенную кожу, единственным спасением от них были нагретые солнцем плащи и ветер. Но и в этой ужасной пустыне водились другие живые существа. То и дело перед ними прокрадывался стройный леопард, а однажды они заметили, как тощий обнаженный человек шагает вдоль горного хребта, бог весть за каким делом. И повсюду кишели скорпионы.

Час за часом, ведомые насекомыми пустыни, которым не требуется компаса, Ясмини с проводником сворачивали на новые и новые пути; проводник полагался на принцессу, когда их мнения не совпадали. И была ли она права или нет, но она, в конце концов, вывела их к маленькому оазису в пустыне с солоноватой водой и высокой скалой, дававшей тень для отдыха.

Они лежали там, пока солнце не опустилось и не перестало печь со страшной силой, а неутомимые верблюды, не испытывающие жажды, что-то бубнили друг другу, собравшись в круг и опустившись на колени, задами наружу, каждый ощущал близость соседа и, сверх того, свободу от тирании человека.

– Вот теперь, – смеялась Ясмини, дымя сигаретой Тесс в тени от скалы, – Гангадхара уже точно знает, что мой дворец пуст, а птичка улетела. Десятки разных людей доложат это ему по-разному, каждый даст свое объяснение и совет! Хотела бы я знать, что об этом скажет жирный брамин Джинендры. Гангадхара за ним пошлет. Вряд ли он сам поедет по улицам в храм с отметиной, какую я оставила у него на морде! К нему уже поступили два рапорта о направлении, которое я избрала.

– Что же он может сделать? – спросила Тесс.

– Он войдет в мой дворец и перевернет всю мебель, заберет все наследство моей матери, – а я его верну в течение трех недель, да еще прихвачу его имущество! Еще месяц – и я стану магарани!

– Не опережаете ли вы события? – усомнилась Тесс.

– О нет! Я никогда не хвастаюсь, этому меня научила мать. Хвастаюсь только для того, чтобы сбить людей со следа. Однажды я похвасталась Сэмсону сагибу: когда он предложил послать меня в колледж, я сказала ему, что могла бы поступить в ту школу, где учился он сам, но окончила бы ее быстрее. Он до сих пор гадает, что я хотела этим сказать. Кришна! – она ехидно рассмеялась. – Интересно, что бы отдал Сэмсон сагиб за то, чтобы захватить меня в свои когти в эту минуту! Я вам говорила, что Гангадхара вступил в заговор с северо-западными племенами, а англичане об этом не знают? Нет? Неужели? Сэмсон сагиб отдал бы мне все что угодно, если бы он знал, что это я рассказала властям о заговорах Гангадхары; тогда он понял бы, что при моем руководстве он стал бы полноправным противником Гангадхары, а не мячом, который пинают друг другу Гангадхара и англичане. Иногда мне даже кажется, что он согласился бы сделать меня магарани!

– Тогда почему бы не дать ему такую возможность?

– По двум причинам. Англичане слишком часто меняют своих эмиссаров. Другую же причину вы скоро поймете. Не знаю… я надеюсь, что жирный брамин Джинендры ведет со мной нечестную игру и уже торговался с Сэмсоном.

– Но о чем же торгуетесь вы, брамин и Сэмсон? – спросила Тесс.

– О сиалпурской сокровищнице. Но я не устраиваю заговоров. Я же знаю, где эта сокровищница! Зачем бы я стала предлагать делить ее, когда она моя? У меня будет брачный контракт, вы будете свидетельницей. Эти сокровища – мое приданое. Бубру Сингх, мой отец, умер, не оставив сына. По обычаю он должен был открыть своему сыну, и никому другому, тайну местонахождения сокровищ. Он терпеть не мог Гангадхару и перед смертью сказал только моей матери, что если у меня, его дочери, хватит ума, чтобы когда-нибудь разгадать тайну сокровищ, то их может хватить и на то, чтобы занять трон и преуспеть.

– И вы разгадали тайну? Каким образом?

– Нея.

– Кто же?

– Ваш муж.

– Мой муж? Дик Блейн? Быть не может, он мне ни разу не сказал, а он рассказывает мне все.

– Вероятно, он бы рассказал, если бы понял.

– Так какого же черта…

Золотистый смех Ясмини оборвал этот вопрос, она поднялась, глядя на солнце на западе.

– Поехали. Еще два часа – и мы пересечем границу другого штата. Через два часа после наступления ночи наше путешествие заканчивается и начинается последняя игра. Последний тайм – и я выиграю!

Тесс пожалела, что они останавливались. После отдыха ее мышцы одеревенели. Верблюды бодро встали и пошли за проводником тем же быстрым шагом, а у Тесс болели все кости, и она чувствовала себя больной. Сознание у нее настолько затуманилось, что она едва ли ощущала время, расстояние и направление пути.

Их опять кто-то преследовал, но Тесс едва ли это осознавала, едва ли слышала выстрелы. Она приникла к седлу, ее мучила тошнота – более сильная, чем та, какая бывает когда плывешь по морю.

Солнце село. Тесс почувствовала прохладу, но не пришла в себя. Для нее ничего не значило, что они приближаются к границе, что пейзаж переменился. Теперь они проезжали мимо высоких деревьев, а однажды перешли через поток по широкому каменному мосту. В голове у нее вертелась одна мысль – что Дик, всегда такой надежный, дал ей неверный совет. Да, она терпела, но недомогание не проходило. Она чувствовала себя больной и усталой, с каждой минутой ее тошнило все сильнее.

Наконец, через два часа после наступления ночи, караван остановился в тени высоких деревьев перед каменным домом, окруженным стеной. Верблюд опустился на колени, и Тесс свалилась вперед, на землю, потеряв сознание. Чьи-то сильные руки мгновенно подняли ее, и верблюд не успел ее укусить. Потом она смутно ощущала, как ее кладут на что-то мягкое, женские руки массировали и массировали ее тело, и боль в мышцах утихла.

Она не видела, как прибежал Троттере, держа в зубах пакет, как он отказывался разжать челюсти, чтобы его отдать, как Ясмини, презиравшая законы касты, вытащила пакет из его пасти своими сильными пальцами. Это она поухаживала за псом – накормила его, напоила, вынула колючки из передней лапы. Она даже собственными руками дала поесть Бимбу и проследила, чтобы его проводника и верблюда устроили на отдых. И все это прежде чем развязать шнурок на кожаной обертке пакета.

Первое, что осознала Тесс, придя в себя, была большая собака, беспокойно спавшая на полу рядом с ее пыльной пятидесятидолларовой шляпой, временами просыпавшаяся, чтобы понюхать руку Тесс, а затем вернуться к шляпе и задремать. В этой громадной собаке она узнала Троттерса.

Потом пришли служанки, ужасно испугавшиеся пса, но помнящие приказы Ясмини. Они снова массировали ее затекшие мышцы, втирая в них масло, пахнущее жасмином и пели заклинания. Потом отодвинули кровать от стены, и одна из женщин стала танцевать вокруг: весь Восток знает, что так отгоняют злые чары.

Позже, когда уже зажгли свечи, пришла Ясмини, отдохнувшая и улыбающаяся, одетая в светлое шелковое платье.

– Откуда оно? – удивилась Тесс.

– О, у меня здесь друзья. Не бойся – у нас везде друзья.

Она показала Тесс письмо, прикушенное собачьими зубами.

– От Сэмсон сагиба. Помнишь, я говорила, что он захочет меня продать. Так и есть. Слушай: «Принцессе Ясмини Романовой Сингх. Ваше высочество, до меня дошли сведения о давлении на вас определенных кругов, делались намеки на то, что у вас хотят вырвать секрет, которым вы обладаете. Разрешите заверить вас, что моя официальная защита вас от незаконного давления к вашим услугам. Особа, которой можно доверить вашу тайну, – это я. Можете быть уверены, что о ваших интересах позаботятся всеми возможными способами. Честь имею быть покорным слугой вашего высочества, Роланд Сэмсон, КОЗИ (Кавалер Ордена «Звезда Индии»).

– Выглядит вполне честно, – заключила Тесс. – Мне Сэмсон не нравится по личным причинам, но…

– Ха-ха! – засмеялась принцесса. – Он за тобой приударяет! Разве не так? Он бы и за мной ухаживал, если бы я дала повод! Ну и весело было бы, если бы я приняла эту игру и женила Сэмсона на себе! Я могла бы сделать его силой в Индии! Но он надоел бы мне за неделю. Я могу получить власть и без его помощи. Ну и королевская шутка была бы – выйти замуж за Сэмсона и провести всех ревнивых английских женушек, которые воображают, будто дергают за ниточки всех членов правительства!

– Хуже всего было бы вам, – засмеялась Тесс.

– Может быть. Я и пытаться не стану. Во мне больше от Востока, чем от Запада. Бимбу останется здесь, чтобы не болтал, а пес на рассвете отнесет письмо Тому Трайпу. Сэмсон давным-давно знал, что я упорхнула из гнездышка. То-то он удивится, как это Том Трайп поддерживает со мной связь, да так быстро, – и зауважает его, а это пригодится позже.

– Разрешите добавить мое письмо к мужу, чтобы он знал, что я в порядке.

– Конечно. Но сначала поешь. Стоять можешь? А ходить? Вложили в тебя служанки новую жизнь?

Тесс сама удивилась, что так скоро оправилась. Она была чуть слаба и немного устала, но прошлась по комнате, и Ясмини захлопала в ладоши:

– Я велю принести поесть. Слушай! Сегодня я абхишарика. Знаешь, что это значит?

Тесс покачала головой.

– Я сама по своей воле иду к моему возлюбленному!

– Это больше похоже на то, как ведут себя на Западе.

– Ты так думаешь? Пойдешь со мной и увидишь. Будешь изображать чети (горничную) вместе с Хасамурти. Оденься как она. Молчи и наблюдай – и увидишь!