Глава 9
За Гитой пришли на следующий день.
За это время она успела отодрать тонкую, но весьма твёрдую щепку от кровати, после чего изломать её всю в тщетных попытках снять хотя бы один из браслетов. Замок оказался довольно тугим, и хотя в конце концов ей удалось нащупать нужную точку, провернуть его не представлялось возможным — требовался металл. А его не было.
В промежутках между бесплодными попытками избавиться от иттриевых кандалов колдунья откровенно скучала, иногда засыпая: сказывались последствия стимулирующего зелья, так что постоянная усталость преследовала её. Если подумать здраво, пытаться бежать в таком состоянии весьма глупо, но это Гиту не смущало.
Утром заглянула Джаана, на этот раз молча, проверила, нет ли жара, оставила на столе чашку с травяным настоем и велела выпить до дна. Полагаться на честность пленницы она не стала, но Гита и не собиралась отлынивать — вряд ли джумарская лекарка хотела её отравить. Так что опрокинула в себя чашку, не поморщившись. Никаких особых ощущений, кроме непередаваемой горечи, она не испытала, но лекарства и не должны действовать мгновенно.
А потом заявился Кенельм, на этот раз леденяще бесстрастный, ни намёком не показавший, что вчера между ними было хоть что-то.
— Король хочет тебя видеть, — коротко сказал он. — Сейчас.
Сопротивляться не было никакого смысла — если бы Кенельм захотел, скрутил бы Гиту без труда, к тому же она сама изнывала от скуки и устала выдумывать, что от неё могло понадобиться Тостигу. Гвардейцы, однако, так не считали, и в коридоре её ждали ещё трое, все, как на подбор, высокие и плечистые.
— Надо же, — не сдержалась Гита, оглядев сопровождающих. — Четверо мужчин потребовалось, чтобы отвести к его величеству безоружную женщину.
— Идём, — велел Кенельм. Остальные одарили Гиту недобрыми взглядами, но не сказали ничего.
Идти, к удивлению норны, пришлось недалеко. Король принял её не в кабинете, а в небольшой гостиной, явно не предназначенной для высоких гостей. Слишком простая обстановка, при этом Тостигу удалось создать впечатление высокого качества, не скатившись в дешёвую помпезность вроде золотых инкрустаций и шёлковых штор, и это о многом говорило.
— Норна, мой король, — сказал Кенельм, перешагнув порог.
— Чудесно! — Тостиг поднял голову. Он сидел у камина, протянув руки к огню — было ощутимо холодно. — Садитесь, мейстрес Фэруолл.
Кенельм выдвинул ей стул, и Гита, подобрав юбку, аккуратно села. Напоследок она одарила хускэрла благодарной улыбкой, постаравшись, чтобы он уж точно уловил иронию в её глазах. Но лицо Кенельма осталось бесстрастным.
От короля больше не последовало никаких указаний, но хускэрлы повернулись и один за другим вышли из комнаты. Тостиг терпеливо ждал. Наконец, хлопнула дверь, и он расслабленно вытянулся в своём кресле.
Наступила тишина. То ли король предлагал гостье начать первой, то ли просто испытывал её терпение, но начинать разговор он не спешил. И даже не смотрел на Гиту, предпочитая разглядывать потолок.
Это была какая-то игра, но Гита не собиралась играть по правилам. Поэтому она выбрала свой вариант — приподнявшись в кресле, резко подвинула его ближе к огню, да так, чтобы как можно громче загреметь ножками по полу.
Тостиг вздохнул.
— Ладно, я понял, — сказал он. — Но, право, мне было интересно, как вы себя поведёте.
— Теперь вы знаете, — безмятежно ответила Гита. Здесь, у самого камина, было вполне тепло на её вкус, и накатила сонливость — снова дали о себе знать последствия зелья.
— Так же как и вы, думаю, знаете, почему мы сейчас разговариваем.
— Предполагаю.
— Ну, всё очень просто. Вы соглашаетесь дать мне возможность воспользоваться вашими талантами… кстати, Тангол-отель впечатлил даже меня… а взамен получаете прощение и награду.
— Прощение можете засунуть себе в…
— Без прощения, — быстро перебил её король. — Ранг придворной колдуньи, хорошая сумма серебром и мехами и новый дом, либо восстановление старого силами короны.
— Мы не на торгу.
— Значит, нет? Но почему? — в его голосе сквозило разочарование.
— Вы знаете ответ.
— Окта? Бросьте, мейстрес Фэруолл. Окте на вас плевать, кроме разве что некоторых фанатиков, но здесь таковых немного, и они тоже подчиняются мне. Давайте смотреть правде в глаза, язычество умирает. Все эти ковены, в которых верховодят столетние старухи — да они только языками чесать могут. У язычников нет организации, которая позволила бы им выстоять. Вот почему священники так легко и обращают северян, уж в этом они мастера. А остальные сопротивляются просто из чувства противоречия.
Гита молчала. Король оказался гораздо разумнее, чем она думала, и видел вещи не совсем так, как их должен был видеть неофит. И ведь он был прав. У язычников была вера, но не было Церкви. В каждом ковене, в каждом шире имелись свои собственные верования, ритуалы, священные места. А разобщённого противника всегда легче побеждать.
— К тому же, — продолжал король, — я не припомню, чтобы вы участвовали в жизни ковена. Я имею в виду сезонные ритуалы. Кроме того, вы не очень-то уважительно отзывались о главе ковена Ранкорна, почтенной…
— Я назвала её полоумной дурой потому, что это чистая правда.
— Да, я знаю. Именно поэтому я сейчас говорю с вами, вместо того, чтобы просто отправить на эшафот за убийство пяти моих хускэрлов и ещё двадцати четырёх человек, в числе которых было немало простых людей, в Тангол-отеле. И за разрушение отеля, конечно же, хотя эта уродливая отделка стен по южной моде мне никогда не нравилась. Надо будет нанять нормального архитектора, когда займусь восстановлением. Вы нужны мне, мейстрес Фэруолл.
— А если я всё-таки откажусь? — бросила пробный камень Гита. Нет, она пока даже не предполагала соглашаться, но…
— Ничего не будет, — король расхохотался. — А чего вы ждали, что я разозлюсь и позову палача? Нет, вы вернётесь в свою комнату и будете спокойно ждать, пока я разгромлю армию братца, и в Хельвеге окончательно установится единая законная власть. А тогда у вас уже не будет выбора. Я не кровожадный мерзавец, мейстрес Фэруолл, что бы обо мне ни говорили.
«Скорее прагматичный делец», — подумала Гита.
— Что вам от меня нужно? — устало спросила она.
— Помочь мне возродить древнее колдовство, разумеется. В отличие от южан, я хорошо знаю, на что способны колдуньи-сейдконы, а тем более норны, и уж точно не собираюсь просто так упускать эту силу. А руины Тангол-отеля и вовсе убедят самого закоренелого скептика. Хотя, надо признать, такого даже я не ожидал.
— Всё равно — нет.
— Жаль, — он вздохнул. — Я действительно надеялся вас убедить. Мне не нравится то, что происходит в Хельвеге, и я сейчас вовсе не о своём брате. О демонах.
— Их здесь всегда было много.
— Не так, как сейчас. Багровые не зря… а, впрочем, неважно, — он взглянул на часы, которые начали отбивать двенадцать. — Увы, отпущенное на этот разговор время истекло. Не хотите передумать?
— Отправьте меня уже обратно в камеру.
— Как пожелаете, — Тостиг снова вздохнул. — Потом поговорим ещё, вы не против? И, разумеется, вы можете изменить своё решение в любой момент.
Гита ничего не ответила. Ей предстояло сходить с ума от скуки в одиночной клетке, хоть и с удобствами, и она уже снова размышляла о побеге.
Вариантов было немного. Иттриевые кандалы не давали ей возможности колдовать, в бесполезности деревянной отмычки она уже убедилась. Значит, оставались только люди.
— Прогуляемся, господа? — спросила она у входящих в гостиную хускэрлов. Кенельм молча указал на дверь.
Он был мрачен и, как всегда, холоден, но Гита не сомневалась: этот замок окажется ей по зубам.
* * *
Никогда прежде Йон не подумал бы, что быть шпионом настолько скучно.
Опасность раскрытия добавляла немного остроты, но в общем и целом заняться Вампиру было решительно нечем. В Дейре он с головой погрузился бы в обустройство лаборатории под свои нужды, но здесь, кажется, и лаборатории-то не было. Заинтересовывать же короля научными перспективами — бесполезное дело, если не собираешься работать на него. А Йон, конечно, не собирался.
В который раз он пожалел, что согласился на это дополнительное задание. Тогда, во Фьёрмгарде, теургу казалось, что на него взвалили непосильную ношу, но он просто ещё не знал, что будет дальше. Вот уж точно говорится: радуйся метелице, пока не накрыло бураном.
Этим утром к нему заглянул слуга, вежливо передав приглашение от короля явиться к нему в двенадцать часов. Йон ждал этого, памятуя встречу с автоматонами, но долгие часы до назначенного времени требовалось чем-то занять, а размышления ему уже надоели — требовалась практика. В конце концов он принялся просто тренироваться контролировать поток силы, телекинетической хваткой создавая из воды разные фигуры и замораживая их, а потом позволяя воде снова оттаять. Получалось не очень хорошо с точки зрения эстетики, но Йон никогда и не считал себя скульптором. Целью было заставить весь объём воды оставаться в одном состоянии, и это ему вполне удавалось.
А ещё Йон размышлял, что можно противопоставить хускэрлам, если те всё же придут за ним. Варианты были, но какие-то слишком уж куцые. Вампиру остро не хватало чего-то простого, надёжного и не требующего дополнительных инструментов — например, Тления, которым пользовался Магнус.
Да, он мог задушить врага, как сделал это с лакертом в мёртвой деревне — но для этого требовалось его обездвижить. А обездвижить не получалось без снега, воды, верёвок или чего-нибудь подобного. Да и если враг не один, тоже не сработает.
Что ещё? Управление холодом и теплом? Слишком затратно, и тоже требует высокой концентрации. Теург подозревал, что дело здесь не столько в методе, сколько в его навыках, но факт есть факт. Ледяная игла, которую показывала ему Хильда? Да, неплохой вариант. Но для неё нужна вода. Носить с собой фляжку? Хм…
Его мучения прервал бой часов. Время идти к королю.
Йон отправился к нему с совершенно пустой головой, не представляя, что сейчас будет говорить, и чего вообще ожидать. Может, и ареста, да. К тому же у дверей он встретил Гиту, и это говорило о многом.
На этот раз колдунья выглядела куда лучше, хотя всё равно имела весьма неважный вид. Да оно и понятно, иттриевые браслеты не улучшают душевное здоровье. Вампира она явно узнала, но лишь поджала губы и скользнула взглядом в сторону, ни одним движением больше не выдав, что знакома с теургом. Хоть что-то, подумал Йон. Он прекрасно понимал, чего хотел от норны Тостиг, и если Гита его не сдала, значит, она ещё не согласилась.
Но может согласиться в любой момент, и один Сефран знает, что она расскажет Красному королю.
— А, мейстер Винтерсон! — король поднял глаза, когда теург открыл дверь. — Садитесь, прошу вас. Ну как вам конструкты наших южных друзей?
— Сложно сказать, — честно ответил тот, устраиваясь поудобнее. Разговор не преподнёс никаких неожиданностей, и это было хорошо. — Конечно, я немало узнал, но чтобы построить такую машину, потребуется труд не одного десятка людей. И не только теургов, но инженеров и кузнецов.
— Прежде всего надо понять, насколько они хороши в бою. Насколько я слышал, в Силумгаре их выпустили против армии какого-то местного барона, но рассказывать ничего не хотят. А больше стычек и не было.
— Концепция конструкта…
— Да, да, я понимаю. Первые шаги всегда самые сложные. Я уже спрашивал у наших мастеров, они считают, что собрать такой корпус — вполне посильная задача. Но важен ведь не только корпус, но и то, что внутри. Сердце.
— Сердце?
— Они так его называют, и это всё, что я знаю. Что ж, будем надеяться, Гарольд сумеет раздолбать одну такую машину, а мои люди аккуратно потеряют нужные части. Вы сможете разобраться в их принципе действия, мэтр?
— Это не самая простая задача, — Йон покачал головой. — Но что придумал один человек, сможет повторить другой. Я, конечно, не архимаг, но…
— …Но пока что единственный теург с академическим образованием, который у нас есть, не считая мейстрес Илос, — закончил король. — В будущем, надеюсь, вас станет больше, а пока что приходится обходиться тем, что есть.
— А как насчёт ведьм? — всё же рискнул бросить пробный камень Йон. — Их искусство устаревает, но ему можно найти применение.
— Ведьмы не горят желанием служить мне, и, думаю, не надо объяснять, почему. Хотя, разумеется, я пытаюсь привлечь их на свою сторону.
— Я видел женщину с иттриевыми браслетами на руках…
— О, вы наблюдательны, — Тостиг как-то нехорошо улыбнулся, и у Йона мурашки пробежали по коже. — Да, это одна из норн. Та самая, которая взорвала Тангол-отель, если хотите знать.
— Такие дела требуют огромной силы.
— У ведьм с этим проще, насколько я знаю. Артефакты. Но вы правы, если она сотворила подобное, глупо будет упустить такой бриллиант, а тем более уничтожить его. Так что… — он развёл руками. — Впрочем, хватит о ней. Я позвал вас не просто так, мэтр, и прекрасно знаю, что для понимания устройства машины недостаточно просто взглянуть на неё. Я хотел спросить другое: вы отправитесь со мной навстречу Гарольду? Мне пригодилась бы помощь теурга.
— Я не боевой маг.
— Да, мне это известно. Но вы разбираетесь в магии и можете дать совет, если враг начнёт её применять. А без магии эта кампания не обойдётся, уж можете мне поверить. Конечно, есть теурги моих союзников, но они мало что знают о магии норн. Вы знаете больше. Ну так что?
— Сделаю всё, что смогу, — Йон склонил голову.
— Чудесно. В таком случае — не задерживаю.
Йон выходил из комнаты со смешанными чувствами. С одной стороны, он убедился, что король не подозревает его в преступлениях — иначе не предложил бы ехать с армией. С другой — Тостиг вовсе не дурак, и наверняка задаётся определёнными вопросами насчёт заезжего теурга. И рано или поздно их задаст.
— Идём к себе, — сказал он Хильде, ждавшей в коридоре. Тир молча склонила голову.
Шли молча — Йон думал, а Хильда не мешала. И лишь когда за спиной скрипнула дверь в их комнату, тир обошла вокруг, будто принюхиваясь к чему-то — а потом повернулась к Вампиру.
— Благочестие приносит плоды, — коротко сказала она.
— Ты о чём? — успевший сесть за стол Йон удивлённо поднял глаза.
— О визитах в часовню замка, где иногда можно услышать то, чего слышать нельзя.
— Я весь внимание, — теург откинулся на спинку стула.
— Я хотела зайти в часовню, но там у дверей стоял хускэрл, сказал мне подождать. Он, наверное, не слышал разговор — дверь толстая, но у меня слух острый. Король разговаривал с джумаркой. Требовал, чтобы она закончила перевод к тому времени, как они выступят, чтобы можно было оставить копию в замке. Она переводила книгу какого-то древнего мудреца по имени Ктесифонт.
— Что?!
— Это важно?
— Это очень важно, Харсова скверна! — теург вскочил на ноги, едва не опрокинув стул. Тир пожала плечами, и Вампир издал сдавленный стон. — Ты хоть знаешь, кто такой Ктесифонт?
— Вроде бы один из архонтов.
— Не просто один из архонтов. У октафидентов каждый из Восьмерых почитаем за что-то конкретное. Считается, что Творец дал им вечное посмертие именно за эти поступки, чтобы они направляли человечество куда следует, ну и так далее… Ротруда, например, была в те годы королевой южных земель, и смогла примирить беженцев с Ифри и северян. Она основала Ветеринг и теперь почитается как архонт справедливости. А Ктесифонт был учёным, и изучал он демонов.
— И что? — Хильда зевнула.
— Он изучал способы закрывать пространственные разломы. Понимаешь? Я бы не обратил внимания, ну, да, нашли какую-то инкунабулу… но то, что случилось в столице, всё меняет. Джаана дала мне камень, который открыл разлом и впустил демонов. И у неё же обнаружилась книга учёного, который всю жизнь работал ради этих знаний. В Священной книге сказано, что он сгинул в песках Серебряной пустыни.
— И ты, конечно же, теперь очень хочешь заполучить этот манускрипт.
— Нет, — Йон покачал головой. — Мне кажется, Священная книга врёт.
— Ещё бы, ты же язычник.
— Нет! Посуди сама, Ктесифонт описан там как чуть ли не святой. Но я думаю, на самом деле всё было иначе, и он не столько хотел изгнать демонов, сколько подчинить их. Да, я хотел бы получить этот манускрипт… представь, если бы октафиденты узнали, что один из их обожаемых архонтов — демонист? Но если там описан способ открывать разломы, его нужно уничтожить.
— Вот теперь я слышу правильные речи, — оживилась Хильда. — Ещё немного, и я даже начну тебя уважать.
— Ерунда, — отмахнулся Йон, даже не задумавшись над её словами. — Гирт, наверное, хотел бы оставить записи, но он далеко. Решать буду я, а я не хочу, чтобы…
— Успокойся, — теург вдруг ощутил на шее тёплые руки Хильды и разом остановился. — Лучше обдумай хорошо то, что узнал, а потом решим, что делать.
— Ладно, — вздохнул Йон. — Ты права, я тороплюсь. Но если я прав… если это так… это надо…
— В таких делах нельзя торопиться. Нужно дождаться момента.
— Надеюсь…
Он снова сел и тяжело вздохнул, опёршись локтями на столешницу. Снова бездействие, мелькнуло в голове. Снова скука…
* * *
Два дня прошли как две вечности — в тюремной камере время всегда растягивается, и неважно, что такой тюрьме могли бы позавидовать девяносто девять из ста заключённых. Каждое утро приходила Джаана, поила Гиту очередной чашкой горького отвара и молча уходила. Два раза в день заглядывал слуга с подносом — кормили королевскую пленницу весьма неплохо. Ужин неизменно приносил Кенельм.
Никто из них не заговаривал с норной, не пыталась говорить и она, прекрасно понимая, что это без толку.
На третий день Гита сдалась. Щепка оказалась единственной её маленькой победой в сражении с оковами, но, увы, победой бесполезной. К вечеру третьего дня кандалы как были, так и остались на её руках, и норна окончательно потеряла надежду их снять.
Вошедшего в дверь Кенельма она проводила совершенно пустым взглядом, после чего снова уставилась в потолок.
Поднос глухо стукнул о стол, но хускрэл не спешил уходить. Вместо этого он шагнул к изголовью её кровати и нагнулся, протягивая руку.
Гита взглянула на изломанную, измочаленную щепку в его руке и отвернулась.
— Хорошая попытка, — сказал Кенельм. — Но что ты собиралась делать дальше?
— Усыпила бы охрану, наверное, — Гита пожала плечами. — Не знаю ещё. Тут бы сначала это снять, — она подняла руку с иттриевым браслетом. — Не поможешь?
— Я охраняю тебя, а не содействую побегу.
— Жаль.
— Но это не значит, что я не хочу тебе помочь.
Норна вздрогнула. Впервые за всё время Кенельм сказал это прямо. Вот только помогать не спешил.
Тогда, в самую первую их встречу, она отпустила его — но только ли потому, что обещала сделать это? А потом, уже в столице, хускэрл узнал её — но отошёл в сторону, дав предупреждение. Конечно, Гита не послушала его. Иначе и быть не могло. И всё-таки это было не просто возвращение долга, как она решила сначала.
Она не сомневалась, что Кенельм говорил правду: ему просто не было смысла лгать. Она и так в плену, дальше падать уже некуда. Тостиг может сделать с ней что угодно — но хочет он того, что не получит ни силой, ни хитростью. Нет у Гиты ни семьи, которой можно было бы угрожать, ни близких людей, никого и ничего. Единственный путь, который король прекрасно знал и сам, это выиграть войну и стать единоличным правителем — тогда у норн просто не останется другого выбора, кроме как служить ему. Или сбежать на юг, но вряд ли там их примут с распростёртыми объятиями.
Но вот почему Кенельм так говорил, Гита понять не могла.
— Почему? — её голос дрогнул. — Я же едва не убила тебя тогда, ну, ты помнишь…
— Ты обещала и сдержала слово, — он пожал плечами. — Я всегда считал ведьм вероломными, но ты не такая. И я не хочу видеть в тебе врага.
— Я не враг тебе, Кенельм. Только не тебе.
— Тогда мой черёд спрашивать: почему?
— По тем же причинам. Я никогда не ждала от хускэрлов Красного короля ничего хорошего, и совсем не удивилась бы, арестуй ты меня тогда, в Тангол-отеле. Но ты этого не сделал.
— Думал, у тебя хватит ума понять меня и уйти, — он вздохнул и сел на кровать. — Увы.
— Я не могла. Тогда.
— Почему? Что держало тебя в столице?
— Я должна была помочь… одному человеку по заданию Гарольда Торкельсона, — Гита вдруг вспомнила, что Йон ещё здесь, и в последний момент спохватилась. — Тогда он поддержал бы меня. Возрождение гоэтии, свой ковен, ну ты понимаешь.
— У тебя были все шансы, — его губы тронула лёгкая улыбка. — Я помню Тангол-отель.
— У меня они ещё будут, если ты всё-таки поможешь избавиться от браслетов.
— Я не могу.
— Почему? Присяга?
— Да.
— Понимаю, — Гита вздохнула. — А будь выбор, помог бы?
Пауза. Кенельм смотрел ей прямо в глаза, и Гита легко прочитала ответ. А потом хускэрл поднялся и пошёл к двери.
— Прости, — сказал он, обернувшись. — Я не могу иначе.
Дверь закрылась.
Месяц назад Гита вспомнила бы весь набор ругательств, которые знала. Она покрыла бы Кенельма ужасными проклятиями, злясь, что он так верен своему сюзерену, хотя сама гордилась верностью обещаниям. Просто она слишком привыкла к чужому вероломству, и, встретив такого же, как сама, не поверила в это.
Но теперь всё изменилось. И что будет дальше, Гита не знала.
