9

Келу всегда нравились утра. Для него это не то же самое, что быть утренним человеком, сам он не жаворонок: чтобы клетки у него в мозге наладили связь друг с другом, Келу нужны время, дневной свет и кофе. Утро он любит не за то, как оно воздействует на него, а просто так. Даже посреди буйного чикагского района рассветные звуки рождались с ошеломительной изысканностью, а в воздухе витал лимонный, вычищенный запах, каким дышишь глубже и шире. В этих же местах первый свет растекается по полям, словно творится нечто священное, зажигает искры на миллионах росинок и превращает паутины на изгородях в радуги; туман вьется над травами, а первые кличи птиц и овец, кажется, легко преодолевают многие мили. Когда только удается себя заставить, Кел старается встать пораньше и съесть завтрак на заднем крыльце, упиваясь холодом и ароматом земли. Пончик, который Трей притащил ему вчера, все еще в приличной форме.

Вай-фай сегодня покладист, Кел открывает в телефоне Фейс-бук и разыскивает Юджина Мойнихана и Фергала О’Коннора. Юджин черняв и продолговат, в профиле выложил некую полубогемную фотографию – где-то на мосту, вроде как в Восточной Европе, судя по виду. У Фергала широкая улыбка, он лунолик, с глянцевитыми, как у ребенка, красными щеками, в поднятой руке пинта.

У Брендана тоже есть страничка в Фейсбуке, хотя последний пост годичной давности – “ставь лайк, делись”, некая попытка выиграть билеты на какой-то музыкальный фестиваль. На фотографии он на мотоцикле, улыбается через плечо. Тощий, каштановые волосы, лицо остистое и, что ли, чувствительное – такие в некоторых настроениях пригожи, а в некоторых нет и подразумевают быстрые перемены. Кел видит в нем Шилу – в скулах и в очертаниях рта, а вот Трея не видит совсем.

Если Юджин студент, а Фергал – фермер, значит, нет сомнений, который из них субботним утром, скорее всего, уже на ногах. Кел проходит деревню насквозь, лавка Норин и “Шон Ог”, а также чинный бутик дамской одежды все еще спят за рольставнями; дорога пуста, лишь какая-то старуха, на перекрестке пристраивающая цветочки в гроте с Девой Марией, оборачивается поздороваться. Полмили далее тянутся обширные поля, где толпятся толстые суматошные овцы и стоит белый приземистый фермерский дом. Во дворе здоровый детина во флисовой куртке и рабочих штанах разгружает с прицепа мешки и таскает их во внушительный сарай из рифленого железа.

– Доброе утро, – говорит Кел у ворот.

– Доброе утро, – говорит парень, вскидывая на себя очередной мешок. Слегка запыхался. От физического усердия лицо у него блестит так же, как на фотоснимке из паба, – и та же благорасположенная открытость к Келу, какую запечатлела фотокамера, словно Кел, возможно, явился сюда, чтобы внезапно угостить его чем-нибудь.

– Славные у вас там овцы, – говорит Кел.

– Годные, да, – устраивая мешок поудобнее на плече, отзывается Фергал. Рыхловат, мягкие каштановые волосы и женоподобные бедра. Выглядит он как человек, до которого многое доходит не сразу. – Было бы больше, но уж чем богаты.

– Да? Это почему же?

Фергал от этого вопроса приостанавливается и смотрит на Кела круглыми глазами, словно опешил от того, что кому-то это может быть неизвестно.

– Так засуха прошлым летом, ясно ж. Пришлось продать часть стада, нечем кормить было.

– Досада какая, – говорит Кел. – Зато этим летом дождя залейся.

– Всяко лучше, – соглашается Фергал. – В прошлом году засуха пришлась аккурат на спариванье. Ягнят нам тогда скосило жуть как.

– Меня в ту пору тут не было, – говорит Кел. Прищуривается на небо, рябое жемчужно-белое и серое. – Трудно представить себе, что этим местам может достаться больше солнца, чем они способны усвоить. На туристических сайтах такое не впаривают.

– Обожаю солнце, вот как есть, – признается Фергал, застенчиво улыбаясь. – В прошлом году с ума сойти можно было – ненавидеть солнце. Ум за разум.

Келу этот парнишка нравится, нравится этот разговор, и он был бы вполне готов продолжать в том же духе. Ощущает укол злости на Трея и его бестолкового братца.

– Кел Хупер, – говорит он, протягивая руку. – Я из старого дома О’Шэев, на другом конце деревни.

Фергал ковыляет к нему, перекладывает мешок так, чтобы освободить руку.

– Фергал О’Коннор, – говорит, отвечая на рукопожатие.

– Вот это да, – говорит довольный Кел. – Я слыхал, ты, может, как раз тот, кто мне нужен, – и вот он ты. Можно подсобить, пока беседуем?

Пока Фергал умещает это у себя в голове, Кел входит в ворота, заботливо закрывает их за собой и тянет с прицепа мешок. Вскидывает на плечо, благодарно осознавая, что четыре месяца назад он бы себе полдюжины мышц сорвал. На мешках нарисован силуэт овцы, а ниже значится: “КАЧЕСТВЕННОЕ ПИТАНИЕ”.

– Носим в сарай? – спрашивает.

Вид у Фергала растерянный, но ничего разумного, как еще обойтись с Келом, ему в голову не приходит, и парень соглашается.

– Ага, туда, – говорит. – Овечий корм.

Кел шагает за Фергалом в сарай. Здесь чисто, потолки высокие, много воздуха, помещение разделено на длинные ряды стойл с металлическими перегородками; стога сена и мешки с кормом сложены вдоль одной стены. У балок пара юных ласточек вьется вокруг гнезда.

– Повезло ж вашим овцам, – произносит Кел. – Хорошее место.

– Скоро пригодится, – отзывается Фергал. – Старичье говорит, зима будет злая. – Он все поглядывает через плечо, но никак не сообразит, какой вопрос задать.

– Старичье обычно не ошибается?

– Обычно нет, угу. В основном.

– Ну и вот, – говорит Кел, бросая мешок поверх внушительной кучи. – Я как раз очень надеюсь, что ты меня сможешь выручить. Собираюсь обустроить дом, пока зима не нагрянула, и ищу, кто б мне в кухне проводку переложил. Какой-то парень в пабе заикнулся насчет Брендана Редди, что, дескать, вот к кому надо за этим делом обращаться.

Глядит на парня – как он воспримет имя Брендана, но Фергал лишь растерянно смаргивает.

– Я его поискал, – продолжает Кел, – но миз Шила Редди сказала, что его сейчас нету. Сказала, может, ты мне поможешь.

Оторопь в Фергале крепнет.

– Я?

– Она так сказала.

– Да уж всяко я понятия не имею насчет электрики. Брендан, он умеет, это точно. Но его нету.

Кел подмечает вот это “умеет”.

– Ох черт, – говорит. – Похоже, я все неправильно понял. Вот же идиот-то. – Жалостно улыбается Фергалу, тот улыбается в ответ – это чувство ему явно знакомо. – Прости, что помешал. Давай я хоть доделаю с тобой вместе, чтоб как-то отработать.

– Ой, да не. Всё шик, по-любому. Простите, что я вам без пользы.

– Теперь мне интересно, уж не хотела ли миз Редди от меня избавиться, – произносит Кел, когда они вместе направляются к прицепу, – а ты лучший друг Брендана, ты первый пришел мне на ум. – Вскидывает второй мешок на плечо и пропускает Фергала к прицепу. – Понимаешь, я тут, кажется, облажался по-крупному. Влез такой и давай расспрашивать, где Брендан. Я ж тогда всю историю-то не знал.

Скорость, с какой голова Фергала поворачивается к Келу, – первый намек на то, что Брендан Редди, вероятно, не просто удрал к огням большого города. Это понимание настигает Кела с ясностью звука – четкого тихого звяка металла по камню.

Фергал говорит:

– Какую историю? – Кел миролюбиво смотрит в эти круглые, напуганные синие глаза. – Что его мама говорила?

– Ну, дело не столько в том, что она сказала, – поясняет Кел, – сколько в том, что я просек.

– Что?..

Кел выжидает, но Фергал продолжает таращиться.

– Скажем так, – наконец произносит Кел, тщательно выбирая слова и показывая свою старательность. – Когда люди говорят, что Брендана нету, они не имеют в виду, что он собрал манатки, поцеловал маму на прощанье, нашел себе уютную квартирку в городе и каждое воскресенье возвращается к семейному обеду. Правильно же?

Вид у Фергала настороженный. Черты его лица для такого не приспособлены, и смотрится он поэтому комически застывшим, как ребенок, на которого присел жук.

– Нинаю, – выдавливает он.

– Штука вот в чем, – говорит Кел. – Семья Брендана изрядно о нем переживает, сынок.

Фергал смаргивает.

– Переживает в смысле? – Он слышит свой вопрос, понимает, до чего тот дурацкий, и краснеет еще пуще.

– Они боятся, что его могли похитить.

Это потрясает Фергала совершенно.

– Похитить? Ох ты батюшки, ну нет. Похитить? Кто?

– Ну, это ты мне скажи, сынок, – здравомысленно говорит Кел. – Я ж в этих краях пришлый.

– Нинаю, – помолчав, выдает Фергал.

– Ты за него не тревожишься?

– Брендана не… уж всяко он… Шикарно у него всё.

Кел с виду удивлен, и ему это почти не нужно изображать.

– Ты хочешь сказать, что знаешь это железно, сынок? Ты видел его в последние полгода? Говорил с ним?

Все это значительно больше того, к чему Фергал был готов нынче утром.

– А, нет, не… я не говорил с ним, ничего. Я просто думаю, что всё шик. У Брена всегда так, по-любому.

– Видишь, – говорит Кел, качая головой, – вот так я понимаю, что старею. Молодежь вечно считает, что старики слишком много беспокоятся, а старики же считают, что молодняк беспокоится недостаточно. Твой приятель пропал много месяцев назад, а ты такой: “Тю, у него небось все путем”. Старику вроде меня это кажется совершенно чокнутым.

– Я б сказал, его пуганули просто, вот и все. Не похитили. Ну зачем кому его похищать?

– Из-за чего пуганули? Или кто?

Фергал поправляет мешок на плече, ему явно все менее уютно.

– Нинаю. Никто.

– Ты сказал, что его пуганули, сынок. Значит, кто-то его пуганул. Кто же это может быть?

– Да я просто… Он такой вот, да. Мама у меня говорит, все Редди жуть как маются нервами. Он вернется, как успокоится.

– Миз Редди терзается до полусмерти, – говорит Кел, – переживает за него. Как бы твоя мама себя чувствовала, если б ты куда-то подевался так надолго?

Это Фергала догоняет. Он бросает затравленный взгляд на дом.

– Не очень, наверное.

– Да она день и ночь на коленях бы стояла, все сердце б выплакала, молясь, чтоб ее сыночек домой вернулся. Я уж молчу, – говорит Кел, продолжая жать на слабое место, – что́ б она сказала, узнай, что ты чью-то маму вынуждаешь так страдать, когда мог бы снять ей камень с души.

Фергал с тоской смотрит на сарай. Очевидно, ему бы хотелось уйти туда и либо сесть на кучу корма и все это осмыслить, либо просто спрятаться от Кела, пока тот не отступится и не уйдет отсюда.

– Помочь ей, кроме тебя, некому, сынок. К тебе Брендан шел в тот вечер, когда слинял. Ты его подбросил куда-нибудь?

– Что? Не ко мне! – Изумление на лице Фергала кажется Келу искреннее некуда, но вид Кел сохраняет скептический. – Да не со мной он встречался. Я его последний раз видел дня за два-три до этого. Он зашел, потому что хотел денег занять. Я дал ему сотню. Он сказал: “Круто, верну” – и ушел.

Кел хмыкает. Раз Брендан собирался слинять, любая мелочь пришлась бы кстати, но Келу интересно, с чего вдруг такая спешка.

– Сказал, зачем ему?

Фергал качает головой, но жест выходит едва заметно смазанный – и парень слишком часто смаргивает.

– И я его после этого не видел, – говорит. – Клянусь.

– Я, видать, ослышался, – говорит Кел. – Это я к чему: если тебе что-то известно насчет того, где Брендан болтается, тебе надо сказать об этом его маме. Мигом.

– Я никакого понятия не имею, где он. Как перед Богом клянусь.

– То, что тебе неизвестно, миз Редди без пользы, сынок, – замечает Кел. Вряд ли Фергал задумается, с чего вдруг какой-то посторонний вдруг весь из себя такой встревоженный насчет чувств Шилы Редди. – А что же тебе известно? Брендан сообщал о своих замыслах, правда же?

Фергал топчется в грязи, как беспокойный конь, рвется вернуться к работе, но Кел ни с места.

– Нинаю, – говорит Фергал наконец. Лицо у него разгладилось, взгляд сделался пустой и невыразительный. – Просто думаю, он чуть погодя вернется.

Келу этот взгляд знаком. Видал он такой много раз на уличных перекрестках и в кабинетах на допросах. Такой взгляд бывает не у пацана, который что-то натворил, а у его дружка – у того, кто убедил себя, будто ничего не знает, потому что его не было на месте; таким дружкам просто рассказывают о том, что произошло, и они решительно намерены доказать, что достойны этой малости приключения с чужого плеча – тем, что не стукачи.

– Так, сынок, – говорит Кел терпеливо, вскидывая бровь. – Я похож на тупого, по-твоему?

– Что?.. Нет. Я не…

– Ну, это приятно. Много у меня недостатков, но я не тупой – по крайней мере, не настолько, чтоб мне на это указывали.

Фергал все еще прячется за безучастный взгляд, но уже заметно, как всего его подергивает от тревоги. Кел говорит доверительно:

– Я и сам был когда-то буйным пацаном. Что б там Брендан ни замыслил, я, скорее всего, чудил похлеще. Но маму свою я до одури не пугал – так, чтоб месяцы напролет. Не корю тебя за то, что сам ты не хочешь с миз Редди общаться, но она имеет право знать, что происходит. Если есть у тебя какое сообщение для нее, я готов передать. Докладывать ей, откуда оно взялось, я не обязан.

Но он наткнулся на преграду в уме Фергала – смесь оторопи и преданности другу схватилась намертво, как цемент.

– Нинаю, куда Брендан делся, – произносит Фергал, на сей раз тверже прежнего. Он намеревается повторять это и больше ничего. Как многие люди, которым хватает сообразительности понять, что они слегка не догоняют, он знает, что всех, кто шустрее, он поборет вот этим.

Келу известны методы, как раскрошить эту преграду, но применять их не хочет. Макать бестолковых людей лицом в их бестолковость ему не нравилось никогда. Слишком уж это смахивает на игры в песочнице, когда травят слабого малыша, да и вообще – если в это влез, обратного хода уже не будет. Заводить себе врага в этих местах он не стремится.

– Что ж, – говорит он, вздыхая и качая головой, – дело твое. Надеюсь, передумаешь. – Келу не удается разобрать, действительно ли Фергал знает что-то такое, о чем лучше помалкивать, или это просто рефлекс. Кел допускает, что, возможно, из-за профессиональной деформации накручивает: на службе едва ли не больше всего времени тратилось впустую на людей, державших рот на замке без всякой особой причины, однако в краю талантливых трепачей Кел на такое наткнуться не рассчитывал. – А когда передумаешь, найдешь меня сам знаешь где.

Фергал мямлит что-то и устремляется в сарай со всей доступной прытью. Кел ковыляет рядом и задает какой-то вопрос о породах овец, и об этом они толкуют всю оставшуюся разгрузку. К концу работы Фергал изрядно расслабляется, а Кел шагает обратно в деревню, крутя в голове Фергала и Брендана.

Девятнадцатилеткой Кел себе не нравился. В свое время считал иначе – когда отрывался в Чикаго, хмельной от свободы, работал вышибалой в паршивых клубах и любился с Донной в квартирке на четвертом этаже без лифта и кондиционера. И только несколько лет спустя, когда они обнаружили, что на подходе Алисса, Кел осознал, что отрываться его никогда не перло. Весело было, это да, но в глубине души, так глубоко, что он и не замечал этого, Кел всегда хотел крепко стоять на ногах и обходиться с кем-нибудь порядочно.

Девятнадцатилетки, чуть ли не все до единого, не стоят на земле, считает он. Отрываются от семей и не находят никого, с кем зачалиться; мотает их, как перекати-поле. Неизвестные величины они – даже для тех, кто когда-то знал всю их подноготную.

Лучше всех девятнадцатилетку знают его дружбаны – и девушка, если у девятнадцатилетки есть хорошая. Фергал, которому ум Брендана известен куда лучше, чем его малышу-брату, или его маме, или сотруднику полиции Деннису, думает, что Брендана понесло куда-то по его же выбору и что бежит он не к чему-то, а от чего-то – или от кого-то.

У этих мест есть одна особенность, общая с более лихими районами, где Келу доводилось работать: в хорошую погоду люди здесь проводят почти все время на свежем воздухе, что удобно, если желательно наткнуться на них случайно. На подъездной дорожке у большого желтого дома с оранжереей у самой околицы юный брюнет в джинсах в облипку драит мотоцикл.

Мотоцикл – хилая маленькая “ямаха”, но едва ли не новехонькая и обошлась недешево. То же можно сказать и о здоровенном черном внедорожнике, припаркованном рядом, и о знаменитой оранжерее, раз уж на то пошло. В палисаднике опрятные клумбы окружают фонтанчик в форме каменной пагоды с разноцветно светящимся хрустальным шаром на вершине. Из трепа в пабе Кел знает, что Томми Мойнихан – вроде как большая шишка на мясокомбинате в паре районов отсюда. Мойниханы, подобно О’Коннорам, пусть и по-другому, устроились на порядок лучше, чем Редди.

– Клевый моцик, – говорит Кел.

Парень поднимает на него взгляд.

– Спасибо, – говорит он, одаряя Кела полуулыбкой. Черты лица достаточно изысканны, чтобы многие вокруг, включая самого Юджина, вероятно, считали его смазливым, но лицу этому недостает скул и совсем нет подбородка.

– Трудно, поди, блюсти его в порядке – на таких-то дорогах.

Юджин более не считает нужным отрываться от своей тряпочки из микрофибры.

– Не проблема. Главное, быть готовым уделять этому время.

Того желания потусоваться да потрепаться, какое возникло с Фергалом, у Кела теперь нету.

– Эй, – говорит он, осененный мыслью, – ты ж никак Юджин Мойнихан, верно?

Тут Юджин берет на себя труд поднять взгляд.

– Это я, да. А что?

– Вот так повезло, – говорит Кел. – Мне сказали, что потолковать нужно с тобой, – и вот он ты. Мотоцикл тебя выдал. Слыхал, у вас в этих краях самый симпотный.

– Он ничего, – говорит Юджин, пожимая плечами и еще разок проводя тряпкой по глянцевому слою красной краски. Легкий приятный голос, почти весь местный акцент из него вытравлен. – Собираюсь его сменить на что получше, но пока сойдет.

– Был у меня мотоцикл, – говорит Кел, укладывая руки на массивную каменную опору ворот. – В твои годы. Мелкая, четыре раза перепроданная “хонда”, но, елки-палки, как же я ее любил. Чуть ли не каждый заработанный цент шел прямиком на нее.

Юджину неинтересно, и он ленится даже делать вид, что это не так. Вскидывает брови.

– Вы меня искали?

Кел, склонный согласиться с оценкой Трея, которую тот дал личности Юджина, выдает историю про перекладку проводов и Брендана и что Шила Редди отправила его к Юджину. К концу изложения вид у Юджина не настороженный, а слегка презрительный.

– Не занимаюсь я электрикой, – говорит он.

– Нет?

– Нет. Я занимаюсь финансами и инвестированием. В колледже.

Кел подобающе под впечатлением.

– Что ж, – говорит, – правильно делаешь, раз не тратишь время на случайные заработки. Сам я не шибко образованный человек, но это-то знаю. Раз уж выпала тебе такая возможность, само собой, надо использовать ее по полной.

Он замечает этот взгляд, ехидный и недоверчивый, каким Донна удостаивала его, когда он скатывался в густой захолустный говор дедовых дружбанов. “Вахлачить” – так она это называла и не выносила на дух, хоть никогда и не говорила этого, но Кел знал. Донна – джерсийская девушка из предместий, но она свой выговор никогда и не выпячивала, и не прятала, окружающим предоставлялось принимать ее такой, какая она есть. Донна считала, что Кел роняет себя, подыгрывая чужим дурацким предубеждениям. С гордостью у Кела все в порядке, просто она в другом. Изображать пентюха оказывается иногда по-всякому полезно. Донна же считала, что это не повод.

Мнение Донны не меняет того, что во взгляде у Юджина появляется оттенок презрения – аккурат какой надо.

– Ага, – говорит. – Вот я и собираюсь.

– Похоже, я промазал, – говорит Кел, снимая бейсболку, чтобы задумчиво почесать голову. – Но Брендан-то Редди проводкой занимается, верно? Хоть это я правильно понял?

– Занимался, да. Но где он сейчас, я не знаю. Извините.

Тут Кел теряется.

– Не знаешь?

– Нет. Откуда?

– Ну, – говорит Кел, натягивая бейсболку, – похоже, никто не знает. Загадка прям вроде как. Но мне все говорят, какой ты крупный гений в этих краях. И я вот прикинул, что уж кто-кто, а ты наверняка знаешь, куда Брендан делся.

Юджин пожимает плечами.

– Он не сказал.

– Нарвался на что-то, нет?

Юджин дергает плечом и сосредоточивается на полировке краски; щурясь, смотрит вдоль поверхности, чтоб ни единого развода не осталось.

– Ой, – продолжает Кел, широко улыбаясь. Разыгрывать карту с виноватостью перед мамочкой тут незачем – не с этим пацаном. – Дошло. Ты ж такой умник, я сразу забыл, что ты еще юный. Тебе все еще кажется, будто трепаться нельзя, иначе отлупят на игровой площадке.

Юджин резко вскидывается.

– Я не ребенок.

– Верняк. Так что ж там дружочек натворил? – Кел по-прежнему улыбается, поудобнее устраивается у столба. – Дай-ка прикину. Плохие слова на стенке из баллончика написал и перепугался, что мамочка всыплет? – Юджин не снисходит до ответа. – Девчоночка от него залетела, пришлось из города убраться, пока ее папка дробовик ищет?

– Нет.

– Что ж тогда?

Юджин вздыхает.

– Я вообще-то не в курсе, во что там вляпался Брендан, – говорит он, наклоняя голову вбок, чтобы оценить блеск под новым углом, – и мне плевать. Знаю одно: не такой он умный, как ему кажется, а значит, можно запросто огрести. Вот и все.

– Хм. – Улыбка у Кела ширится. Он отмечает вот это “кажется”. – Хочешь сказать, что этот пацан Брендан такой финт удумал, что ты в нем ни ухом ни рылом, а балбес, значит, он?

– Нет. Я вам говорю, мне неохота в это ни ухом ни рылом.

– Угу. Конечно.

– А вам-то что?

Если б Кел попробовал разговаривать вот так с человеком, годящимся ему в отцы, он бы потом неделю сесть не мог.

– Ну, – тянет он, – кажись, я просто нос сую. Я из маленького города в глухомани, где людям нравится лезть не в свое дело. – Он счесывает что-то у себя с загривка и разглядывает это. – И на родине у меня всегда хватало людей, которые рассуждают так, будто все им известно, а копнешь поглубже, так они говна от гуталина не отличат. И так, видать, по всему белу свету.

– Слушайте, – раздраженно говорит Юджин. Устраивается на корточках, готовясь изъясняться доходчиво. – Мне известно, что у Брендана имелся какой-то план заработать денег, потому что у него вечно голяк, и вдруг он такой, типа, мы этим летом, может, двинем на Ибицу. И понятно же, что дело левое, потому что за несколько дней до того, как он уехал, мы отвисаем такие, тут двое из Гарды мимо идут, и Брендан сел на измену. Я думал, может, у него гаш при себе, ну и я такой: “Господи, да выдыхай ты, не за твоим косяком они приехали в такую даль”, а он такой: “Ты не догоняешь, чувак, все может быть фигово, типа без балды фигово” – и умёлся, будто ему зад подпалили. В общем, я очень доволен, что понятия не имею о подробностях, спасибочки. Не рвусь целыми днями сидеть на допросе и отвечать на бессмысленные вопросы какого-нибудь недоумка из Гарды. Окей?

– Ага, – говорит Кел. Ловит себя на том, что Юджин ему слегка противен. Понятно, что Юджин с Бренданом были друзьями в силу обстоятельств и привычки, а не по выбору. У Кела тоже есть такие друзья детства, некоторые выросли и натворили всякого, из-за чего оказались в тюрьме, – или не натворили совсем ничего, просто сидели у себя на крыльце, посасывали сороковки да строгали детей, каких не в силах прокормить. Он все еще с ними общается, а когда им сильно приспичит, ссужает сколько-то денег, деньги эти никогда не возвращают. Келу кажется, что Юджин мог бы хоть как-то озаботиться, во что там влип Брендан.

– Что Гарде было надо?

– Без понятия, – отвечает Юджин. Тщательно обматывает бампер тряпочкой, берет баллончик со смазкой и принимается методично опрыскивать тросы. – Сомневаюсь, что там что-то серьезное. Они, типа, минут через двадцать уехали. Но, зная Брендана… раз Гарда не за ним приехала в этот раз, он, может, решил, что всё шик, и взялся за свой великий план, а не сделал по-умному и не бросил все это, пока они и впрямь за ним не приехали. Я вот про что говорю – что Брендан не такой умный, как сам про себя думает. Соображалки ему хватает, но он не продумывает все досконально. Применил бы свои мозги в школе, а не чтоб рубить бабла по мелочи и удалбываться, – поступил бы в колледж. А если б применил их к своей гениальной затее, не стал бы так пугаться Гарды, а то сейчас, может, спит где-нибудь в подворотне.

Кел говорит:

– Он бы с тобой не связался, если б до такого дело дошло? Типа одолжить деньжат, чтоб не спать на улице?

– Ой, – произносит Юджин, видимо, впервые задумавшись над этим. – В смысле, я б само собой, если очень надо… Но он бы не стал. Брендан насчет денег чокнутый. Типа ему нельзя даже предлагать за его пинту заплатить, он сразу психует насчет благотворительности и выметается за дверь. Типа, да ё-моё, мы тут все просто вместе оттягиваемся, чё ты как этот? Понимаете?

Кел смекает, что Юджинова манера предлагать может быть того сорта, что и сам Кел в свои девятнадцать тоже за дверь бы вымелся. Он целиком и полностью соглашается с решением Брендана обратиться за деньгами к Фергалу, а не к Юджину. Но даже так нужда должна быть очень суровой.

– Ну, есть такой вот щепетильный народ, – говорит он. – Брендан ничего не говорил тебе в тот день насчет того, куда собирается?

– В какой день?

– Когда уехал. Он же с тобой встречался, верно?

Юджин смотрит на Кела так, будто Кела нельзя выпускать на улицу без сопровождения.

– Эм-м, нет? Ничего, что я в Праге был с ребятами из колледжа? На пасхальных каникулах?

– Точно, – говорит Кел. – Пасхальные каникулы. Похоже, не ждать мне Брендана дома в ближайшее время, а?

Юджин жмет плечами.

– Да кто его знает. Он может забрать себе в голову что-нибудь да заявиться завтра – а может никогда не вернуться.

– Хм, – отзывается Кел. – А еще кто-нибудь меня тут выручит?

– Откуда мне знать, – говорит Юджин. Промокает избыток смазки и отклоняется, чтобы осмотреть мотоцикл. – Прокачусь-ка я, пусть высохнет хорошенько.

– Отличная мысль, – говорит Кел, отлипая от ворот. – Услышишь что-нибудь от Брендана, скажи ему, его тут работенка ждет.

– Без проблем, – отзывается Юджин, подбирая с дорожки шлем и стряхивая с него соринку. – После дождичка в четверг.

– Я из оптимистов, – говорит Кел. – Рад был поболтать.

Наблюдает, как Юджин с ревом уносится по дороге, прилежно ведя “ямаху” вокруг рытвин. На снимке Брендана в Фейсбуке мотоцикл попал в кадр совсем чуть-чуть, но Кел вполне уверен, что мотоцикл – вот этот. Юджину, во всяком случае, хватило щедрости дать приятелю покататься на своем моцике. Либо не одалживает свой шлем, либо Брендан остолоп и шлем не надел.

Кел возвращается по деревне, суббота здесь уже в полном разгаре. Пожилая блондинка, владелица бутика, наряжает манекен в витрине, одеяние кричит зверскими тропическими цветами, Норин начищает медь на двери, а бармен Барти протирает окна “Шона Ога” газеткой. Кел им всем кивает и прибавляет шагу, заметив, что Норин разворачивается к нему с тряпицей в руках и блеском в глазах.

Немного прогуливается по задворкам, после чего отправляется домой. Мысленно раскладывает добычу, наводит в ней порядок. Если Юджин прав и Брендан бегает от полиции, значит, первыми из списка возможных причин наверняка наркотики. У Брендана были связи, пусть даже низовые, и ему требовалась наличка. Может, решил начать торговать – или даже начал торговать, но не хватило его на это. Потому полиция заявилась разнюхать – а может, его поставщики чуток напугались поначалу, а Келу известно, что поставщики будь здоров пугливые, – вот Брендан и переполошился да сбежал.

Гарда О’Малли в городе не заикался ни насчет того, что отдел по борьбе с наркотиками интересуется этой деревней, ни о том, что Брендан Редди у кого-то на радарах. Вместе с тем гарда О’Малли мог и не знать.

Или же предпринимательский замысел Брендана вообще не был связан с наркотиками. У пацанов тут есть уйма способов добывать наличку по ту сторону от законности: перегонять ворованные машины через границу, помогать ребяткам, отмывающим черные доходы с сельскохозяйственного дизеля. И это еще с поверхности варианты, такое даже пришлый видит. Пацан вроде Брендана, у кого затей полна голова и есть предпринимательская жилка, способен придумать куда больше.

Еще одна возможность, о которой юный гений Юджин не подумал, – что Брендановы затеи по добыче денег и его страх полиции могут быть никак между собой не связаны. Может, он собирался легализовать свои подработки или прославиться на Ютьюбе. А тем временем, отдельно, занимался чем-нибудь скверным.

А еще есть вероятность, что ни затей по добыче денег, ни чего-то скверного и не существует в действительности. Не исключено, что у Брендана мозги перегрелись. Из всего, что Кел услышал, Брендан рисуется неустойчивым типом: то он царь горы и полон больших планов, то полошится и сбегает невесть от чего, а следом все пускает прахом. Девятнадцать – самый возраст наворотить всякого, что способно перегревать человеку мозги.

Меньше всего Келу нравились случаи, когда он пытался выйти на след, который никогда не существовал за пределами чьей-нибудь головы. Если человек сбегает в Кливленд, потому что там живет его любимый двоюродный родственник, или давний сокамерник, или удравшая от него девчонка, след надежный; Кел способен его нащупать и пройти по нему. А если человек сбегает в Кливленд, потому что голос из телевизора сказал ему, что в Кливленде в торговом центре его поджидает ангел, то след – сплошь дымок и воздух. Келу нужно понять, не лепит ли ум Брендана из воздуха.

Он принимает во внимание возможность, что Брендан где-то в горах, живет на самообеспечении в какой-нибудь заброшенной хижине и спускается по ночам резать овец. Этот образ нервирует его чуть сильнее должного. Кел от души надеется, что ему никогда не придется обрисовывать его Трею.

Кстати, о Трее: Кел не склонен посвящать пацана ни в какие сегодняшние события – во всяком случае, пока не выяснит, почему Брендан убежал, испугавшись полиции. Он дал слово малому сообщать все, что добудет, но, похоже, лучше подождать, пока не разузнает что-то стоящее, оставив пока в стороне туманное скопление намеков и вероятностей. Брендан мог вытворить такое, о чем малому придется рассказывать осторожно.

Кел осознает, что впервые в жизни сам решил что-то расследовать. На службе он принимал дела, потому что его на них назначали. Никогда не тратил время на раздумья, принесет ли его вмешательство пользу вовлеченным людям, обществу в целом и силам добра, – отчасти потому, что ему предстояло этим заниматься в любом случае, но в основном он просто считал, что это правильно в целом, а не в каждом конкретном происшествии. Большинство ребят полагали так же – по крайней мере, те, кому было не все равно. Случались и исключения – бывало, педофила какого-нибудь поколотят, а свидетеля почему-то никак не найти, или всем известного сутенера с репутацией ниже среднего шлепнут, однако никто особо не напрягается разбираться, кто нажал на спуск, – но в целом кому раздали, тот и работает. И вот впервые Келу выпало решать, браться за дело или нет, и он выбрал взяться. Надеется даже истовее обычного, что поступает правильно.