Житие святого праведного Иоанна, Кронштадтского чудотворца

Родился протоиерей Иоанн Кронштадский в Архангельской губернии, в селе Сура Пинежского уезда, в семье бедного причетника (дьячка) Илии Михайловича Сергиева и его жены Феодоры Власьевны 19 октября 1829 года, в день памяти великого болгарского святого преподобного Иоанна Рыльского, в честь которого и был наречен. «За слабостью здоровья крещен в доме священником Сергиевым; восприемники: Иван Кунников и священника Сергиева дочь Дарья» – такова подлинная запись о рождении отца Иоанна в метрической книге.

Отец Иоанна, Илия Михайлович Сергиев, был не очень грамотным человеком, однако служил псаломщиком в местном бедном храме: даже священные сосуды в церкви были оловянные.

Известно, что дед отца Иоанна был священником так же, как и большинство предков по отцовской линии на протяжении, по крайней мере, 350 лет.

Впоследствии отец Иоанн рассказывал игумении Таисии: «Отец мой родился в 1802 году. В 1824 году он окончил учение в духовном уездном училище, в 1828 женился, а в 1829 году я, по милости Божией, родился на свет». «Родители мои были бедны; притом отец постоянно хворал; от тяжелых трудов у него сильно болел живот, в котором были не то грыжа, не то рак, от которого он умер рано, 48 лет, в 1851 году».

Феодора Власьевна, мать отца Иоанна, прожила сравнительно долго и увидела славу своего сына. Она была женщиной простой и глубоко верующей. Мальчиком он был слаб здоровьем, часто болел, однажды едва не умер от оспы. Не раз Иоанн видел, как мать молилась в слезах перед иконой, и сам учился глубокой проникновенной молитве.

Простая, строгая и нежно любящая мать умела поддержать и развить в сыне молитвенное настроение, безграничную преданность Церкви Христовой и полную покорность ее святым уставам, любовь к Богу и людям.

Священник и учитель нравственности отец Иоанн всю жизнь в особо важных случаях обращался за советом к матери, хоть она была и неграмотна. С самого раннего детства отец Иоанн представлял собою идеал послушания, покорности и нежной сыновней любви к родителям. Доброе семя, посеянное благочестивыми родителями, прорастало в душе мальчика и уже в детстве приносило плоды. Он умел сострадать чужому горю, и односельчане нередко просили его помолиться, замечая в нем этот особый, благодатный дар.

В отрочестве отец Иоанн не раз удостаивался чудесных явлений. С его слов игуменья Таисия рассказывает: «Однажды ночью Ваня увидел в комнате необычный свет. Взглянув, он увидел среди света Ангела в его небесной славе. Младенец смутился. Ангел успокоил его, назвавшись Ангелом Хранителем».

В 1839 году отец, с большим трудом собрав скудные средства, отвез Иоанна в Архангельское приходское училище. Однако учение на первых порах шло крайне туго: мальчик занимался целые дни и все равно не успевал. Его мучила мысль о родном доме, о нищете родителей; именно в это время он научился с особой болью ощущать чужую скорбь.

В записях отца Иоанна мы встречаем событие, похожее на эпизод из жития преподобного Сергия. «Ночью, – вспоминает он, – я любил вставать на молитву. Все спят, тихо. Не страшно молиться, и молился я чаще всего о том, чтобы Бог дал мне разума на утешение родителям.

И вот, как сейчас помню, однажды, был уже вечер, все улеглись спать. Не спалось только мне, я по-прежнему ничего не мог уразуметь из пройденного и не запоминал ничего из рассказанного. Такая тоска на меня напала, я упал на колени и принялся горячо молиться. Не знаю, долго ли пробыл я в таком положении, но вдруг что-то точно потрясло меня всего. У меня точно завеса спала с глаз, как будто раскрылся ум в голове, и мне ясно представился учитель того дня, его урок; я вспомнил даже, о чем он говорил, и легко, радостно так стало на душе, никогда не спал я так покойно, как в ту ночь. Тут засветало, я вскочил с постели, схватил книги, и – о счастье! – читать стало гораздо легче, понимаю все, а то, что прочитал, не только все помнил, но хоть сейчас и рассказать могу. В классе мне сиделось уже не так, как раньше. Все понимал, все оставалось в памяти. Дал учитель задачу по арифметике – решил, и похвалили меня даже. Словом, в короткое время я продвинулся настолько, что перестал уже быть последним учеником.

Чем дальше, тем лучше успевал я в науках, и к концу курса, одним из первых, был переведен в Семинарию».

В годы учения в Архангельской Семинарии религиозная настроенность Иоанна не ослабела. «Знаешь ли, – говорил он игумении Таисии, – что прежде всего положило начало моему обращению к Богу и еще в детстве согрело мое сердце любовью к Богу? Это – Святое Евангелие. У родителя моего было Евангелие на славяно-русском языке. Любил я читать эту чудную книгу, когда приезжал домой на вакационное время, а слог ее и простота речи был доступны моему детскому разумению. Я читал и услаждался ею, и находил в этом чтении высокое и незаменимое училище. Могу сказать, что Евангелие было спутником моего детства, моим наставником, руководителем, утешителем, с которым я сроднился с ранних лет».

В последние годы, проведенные в Семинарии, Сергиев увлеченно изучал богословие. От торопился запастись знаниями, еще не зная, когда и где придется ему приложить их. Особенно часто останавливалась его мысль на тайне искупления, домостроительстве спасения. В юноше росло сознательное религиозное чувство.

В 1851 году он с отличием окончил семинарский курс, и местное духовное начальство определило его на казенный счет в Петербургскую Духовную Академию; в то время это означало признание необычайного успеха.

Столица и Академия не изменили Иоанна Сергиева: он оставался так же религиозен, сосредоточен на внутренней жизни.

Когда в 1851 году скончался отец, Иоанн Сергиев в ущерб занятиям принял предложенное место письмоводителя в Академии с жалованием 9 рублей в месяц; все деньги он отсылал осиротевшим матери и сестрам. Кроме жалования, он получил еще и уединение. Письмоводитель, в отличие от студентов, пользовался «своей» комнатой, и контора стала местом его молитвенных и подвижнических трудов.

На заработок от переписи чьего-то профессорского сочинения он купил Толкование Иоанна Златоуста на Евангелие от Матфея и радовался покупке как «сокровищу из сокровищ».

Его товарищ по Академии, впоследствии протоиерей, Л. П-ов писал: «Чаще всего Сергиев беседовал со мной о смирении». «Смирение, – говорил он, – что может ему противится, какая злоба его победит, какая сила пойдет преградой против него?.. Когда остановишься перед преградой легкой и задашь себе вопрос, как сломить ее: силой или смиренной любовью, всегда отвечай себе: возьму смиренной любовью – и победишь».

Иоанн Сергиев много думал о добродетелях всепрощения, смирения и всепобеждающей любви и приходил к убеждению, что здесь – сила и центр христианства, что к Богу и торжеству Его правды ведет один путь – путь смиренной любви.

Он любил бродить по аллеям академического сада, который напоминал ему любимые северные архангельские леса, и размышлять о Жертве, принесенной на Голгофе Спасителем; он до слез жалел людей, которые не знают Христа, и рвался к ним проповедовать светлое Христово Царство. Он желал принять монашество и идти миссионером в далекий Китай или в глубь Северной Сибири, или в Америку. Но он видел, что и в столице, и ее окрестностях очень много работы истинному пастырю стада Христова. Он молился, чтобы Господь разрешил его сомнения, и увидел себя во сне священником, служившим в каком-то неизвестном соборе. Иоанн Сергиев увидел в этом сне указание Божие на то, что ему нужно быть священником.

Через несколько недель завершился четвертый год его студенчества. Вскоре Иоанн Ильич встретился с дочерью протоиерея К.П.Несвицкого из Кронштадта, Елизаветой Константиновной. Он сделал ей предложение, и по окончании курса они обвенчались.

В 1855 году Иоанн Сергиев окончил Академию. Позднее он с благодарностью говорил о приобретенных там знаниях: «При слабых физических силах я прошел три школы – низшую, среднюю и высшую, постепенно образуя и развивая три душевные силы: разум, сердце и волю. Высшая духовная школа имела на меня особенно благоприятное влияние. Богословские, философские, исторические и другие науки, широко и глубоко преподаваемые, уясняли и расширяли мое миросозерцание, и я, Божией благодатью, стал входить в глубину богословского созерцания. Прочитав Библию с Евангелием и многие творения святителя Иоанна Златоуста, святителя Филарета Московского и других церковных витий, я почувствовал особенное влечение к званию священника и стал молить Господа, чтобы Он сподобил меня благодати священства и пастырства словесных овец».

«Обильно открыл Ты мне, Господи, истину Твою и правду Твою. Через образование меня науками открыл Ты мне все богатство веры, и природы, и разума человеческого. Уведал я Слово Твое – слово любви, проходящее до разделения души же и духа нашего. Я изучил законы ума человеческого и его любомудрия, строение и красоту речи. Проник отчасти в тайны природы, в законы ее, в беседы мироздания и законы мирообращения; знаю населенность земного шара, сведал о народах отдельных, о лицах знаменитых, о делах их, происшедших своей чередой в мире, отчасти познал великую науку самопознания и приближения к Тебе – словом, многое, многое узнал я, так что ^с< вещая разума человеческого показа ми суть”.

Слава Тебе, Господи! Но я хочу знать больше, дух мой жаждет знания. Сердце мое не удовлетворяется, не сыто. Учусь и буду учиться».

С таким настроением готовился Иоанн Сергиев к принятию священного сана, к выходу на общественное служение, имея в душе и сердце апостольское повеление:

Вникай в себя и в учение; занимайся сим постоянно: ибо, так поступая, и себя спасешь и слушающих тебя (1 Тим. 4,16).

10 декабря 1885 года в соборе Петра и Павла в Санкт-Петербурге Преосвященный Христофор, епископ Ревельский, рукоположил Иоанна Сергиева во диакона, а 12 числа того же месяца – во иерея.

Молодого священника направили в Андреевский собор города Кронштадта: отец Иоанн занял место ключаря вместо своего, незадолго до этого скончавшегося, тестя – протоиерея Константина Петровича Несвицкого.

Началась самостоятельная, полная событий и переживаний пастырская деятельность. «Я поставил себе за правило сколько возможно искренне относиться к своему делу и строго следить за собой, за своей внутренней жизнью». Эти слова характеризуют всю жизнь отца Иоанна, его цели, устремления, правила и принципы.

Он поставил целью прежде всего заслужить любовь паствы, потому что только ее сердечное отношение может стать прочной поддержкой и утешением в трудном деле священничества. В сердце его сложился образ духовной деятельности: хранить в чистоте совести дары Духа Святого, сообщенные через рукоположение архипастырское; совершать богослужение ежедневно, приносить бескровную Жертву и молитвы о верующих; по прохождении земного пути предстать на Страшный Суд Вседержителя и дать отчет о делах не только своих, но и делах паствы, наставлять которую в деле спасения было ему поручено.

За первой литургией отец Иоанн обратился к своей пастве с такими словами: «Сознаю высоту моего сана и соединенных с ним обязанностей, чувствую свою немощь и недостоинство, но уповаю на благодать и милость Бога, немощная врачующую и оскудевающая восполняющую. Знаю, что может сделать меня более или менее достойным этого сана и способным проходить это звание. Это – любовь ко Христу и к вам, возлюбленные братья и сестры мои. Да даст и мне любвеобильный ко всем Господь искру этой любви, да воспламенит ее во мне Духом Святым».

Средоточением христианской жизни отец Иоанн считал молитву. Он, по завету Спасителя, воспринимал храм Господень прежде всего как дом молитвы и призывал людей молиться искренно, сердечно, глубоко, с верою в чудодейственную силу молитвы. «Всегда твердо верь и помни, что каждая мысль твоя и каждое слово твое могут несомненно быть делом». Ему была дарована сила христианина – дар помогающей и исцеляющей молитвы. Многих спасла его молитва.

В книге «Моя жизнь во Христе», вышедшей в свет в 1894 году, отец Иоанн рассказывает о плодах молитвы. «Младенцы Павел и Ольга по беспредельному милосердию Владыки и по молитве моего непотребства исцелились от одержавшего их духа немощи. Девять раз ходил я молиться с дерзновенным упованием, надеясь, что упование не посрамит, что толкущему отверзется, что хоть за неотступность даст мне Владыка просимое; что если неправедный судия удовлетворил наконец утруждавшую его женщину, то тем более Судия всех, праведнейший, удовлетворит мою грешную молитву о невинных детях, что Он призрит на труд мой, на упование мое. Так и сделал Владыка: не посрамил меня, грешника. Прихожу в десятый раз, – младенцы здоровы». Такова была сила молитвы этого великого пастыря. Относился он к молитве и Слову Божию с глубоким уважением, которое внушал и другим: «Во время молитвы и при чтении слова Божия надо иметь благоговение к каждой мысли, к каждому слову, как к Самому Духу Божию, Духу Истины».

Замечательны его слова о молитве священника за людей: «Какое высокое достоинство, честь, счастье – молиться за людей, за это драгоценное стяжание и достояние Божие! С какою радостью, бодростью, усердием, любовью надо молиться Богу – Отцу человеков о людях Его, купленных Ему кровью Сына Его!»

Почти ежедневно совершал отец Иоанн Божественную литургию в Андреевском соборе, где был штатным священником. «Есть люди, для которых литургия – все на свете», – писал отец Иоанн. Сам он решился как можно чаще совершать литургию, а в последние 35 лет своей жизни служил ежедневно, кроме тех дней, когда утро заставало его в пути или когда тяжело болел. Объяснял он это так: «Если бы мир не имел Пречистого Тела и крови Господа, он не имел бы главного блага, блага истиной жизни – живота не ймате в себе (Пн. 6,53)». Потому «Христос Спаситель и установил Таинство Причащения, чтобы изварить (т. е. очистить) нас огнем Своего Божества, и искоренить грех, и сообщить нам Свою святость и правду, сделать нас достойными райских селений и радости неизреченной. Какая безмерная благость и премудрость, какое милосердие и снисхождение к падшему верующему человеку, какое примирение грешника со Всесвятым! Какое очищение нечистых самой Пречистой и Всеочищающей Кровью Божией!» Отец Иоанн призывал тех, кто редко приступает к приобщению Святых Христовых Тайн, иногда, как бы в оправдание себе, говоря: «Мы не готовы, мы не достойны». «Такая мысль, – пишет отец Иоанн, – иногда подлинно происходит от смирения, и тогда она, конечно, не повредит союзу таких душ со Христом, подобно как не повредило тому смиренное суждение Петра, который сказал Христу: Выйди от меня, Господи! Потому что я человек грешный (Лк. 5, 8). Но надлежит осматриваться, чтобы под благовидным покровом имени смирения не притаилась наша холодность к вере и нерадение об исправлении жизни. Ты не готов – не ленись приготовиться. Ты недостоин – не достоин ни один человек общения со Всесвятым, потому что ни один не безгрешен; но как всякому, так и тебе предоставлено веровать, каяться, исправляться, быть прощену и уповать на благость Спасителя грешных и Взыскателя погибших. Ты говоришь, что недостоин. Таинства – есть долг Тайнодействователя, а не причастника Таинства. Пусть ты недостоин, но неужели же ты хочешь и остаться недостойным? Смотри: если ты беспечно оставляешь себя недостойным общения со Христом в этой жизни, то тем самым не подвергаешь ли ты себя опасности остаться недостойным общения с Ним и в Жизни Будущей? И если ты страшишься своего недостоинства, как и должно быть, и хочешь избавиться от него, то избавишься ли, удаляя себя от Христа, от Его благости, от Его жизни? Не лучше ли, не вернее ли, посильно исправляя свое недостоинство, прибегать ко Христу в Таинстве, чтобы принимать от Него и силу к более совершенному исправлению и преуспеванию в благоугождении Богу?

Живи, христианин так, чтобы заслужить принятия Христа Иисуса ежедневно, ибо тот, кто не заслуживает принимать Его ежедневно, недостоин принимать Его и раз в год. Щедро и великодаровито Господь в святом храме Своем уготовляет для нас Свою Трапезу, призывает к Своей Вечери; и надобно нам стыдиться неблагодарного на милостивое приглашение отзыва: имей мя отречена (Лк. 14,18).

Надобно нам страшиться грозного приговора: звании не быша достойны (Мф.22, 8). А потому да возбуждает каждый себя, чтобы как можно чаще приступать к Трапезе Господней со страхом за свое недостоинство, но с верой в благодать, с сердечным алканием и жаждой любви к Сладчайшему Иисусу, Которого Плоть и Кровь – есть истинных хлеб».

О живительном действии Святых Тайн отец Иоанн свидетельствует: «Дивлюсь величию и животворности Божественных Тайн: старушка, харкавшая кровью и обессилившая совершенно, ничего не евшая, от причастия Святых Тайн, мною преподанных, в тот же день начала поправляться. Девушка, совсем умиравшая, после причастия Святых Тайн в тот же день начала поправляться, кушать, пить и говорить, между тем как она была почти в беспамятстве, металась сильно и ничего не ела, не пила. Слава животворящим и страшным Твоим Тайнам, Господи!»

Слушая наставления отца Иоанна, многие изменяли свой образ жизни, приносили истинное покаяние и с радостью причащались Святых Тайн из рук любвеобильного пастыря, получая исцеления от недугов.

Люди тянулись к нему сначала десятками, затем сотнями, в пору его славы в кронштадтском Андреевском соборе собиралось до 5–6 тысяч молящихся; ежегодно Кронштадт посещало более 20 тысяч паломников, а позднее их число достигло 80 тысяч. На одной первой неделе Великого поста собиралось до 10 тысяч человек.

Искренняя, простая, полная твердой веры молитва отца Иоанна о всех тех, кто обращался к нему за помощью, исповедь и приобщение святых Тайн творили чудеса. Сам он вел строгую подвижническую жизнь, и по данной ему благодати щедро наделял жаждущих от обильного источника: много тысяч душ он извлек из тины греха, многих спас от отчаяния, утешил, возвратил к честной трудовой жизни.

Отец Иоанн искренне любил свою паству. Для него не было чужих, каждый, кто приходил к нему за помощью, становился родным и близким. Личной жизни у него не было, но именно в отказе от своей личности ради другого существа и перенесение на него любви и заключается сущность пастырской деятельности.

В таком многолюдстве, не имея физической возможности исповедовать каждого в отдельности, отец Иоанн прибегал к общей исповеди, и у него она давала поразительные результаты. Простые по форме, но сильные по духу слова отца Иоанна трогали и буквально потрясали до глубины души богомольцев, которые, отвращаясь от своих грехов, вслух исповедовали их.

«Я немощь, нищета, Бог – моя сила, – говорил он, – Бог же есть любовь (1 Ин. 4,8). Это убеждение есть высокая мудрость моя, делающая меня блаженным».

Андреевский собор вмещал от 5 до 7 тысяч человек и почти всегда был переполнен. Надо было видеть радостные лица возвращающихся обратно, чтобы понять, какую великую помощь оказывал отец Иоанн приходящим к нему. Сам отец Иоанн так говорил по этому поводу: «Церковь есть наилучший небесный друг всякого искреннего христианина; священник должен быть носителем и выразителем ее духа любви ко всем». Он считал, то если Церковь «наилучшая, нежнейшая духовная мать наша», то «священник должен быть носителем и выразителем духа материнской любви ее к мирянам, почему и называется отцом, а их называют чадами».

В то время правительство ссылало в Кронштадт убийц, воров и прочих уголовных преступников.

Жизнь ссыльных была ужасна. «Темнота, грязь, грех, – писал современник, – здесь даже семилетний становился развратником и грабителем». «Но нельзя смешивать человека – этот образ Божий – со злом, которое в нем, – учил отец Иоанн, – потому что Божий образ в нем все-таки сохраняется».

Эта среда, которая для обыкновенного работника стала бы бесплодной каменистой пустыней, для отца Иоанна оказалась плодоноснейшим виноградником. Он приходил в землянки, в лавочку за провизией, в аптеку за лекарствами, за доктором – словом, проявлял попечение, оставлял бедным последние копейки, которых мало имел сам.

Уходил он оттуда постоянно радостный, умиленный, с твердой верой в милосердие Божие и надеясь, что Господь пошлет средства для дальнейших благодеяний, помня слова Святого Писания: Дающий нищему не обеднеет (Прит. 28, 27).

Борьба с бедностью, пороками, темнотою, скорбью и отчаянием окружающих людей была только частью его деятельности. «Рукоположенный во священника и пастыря, – рассказывает отец Иоанн, – я вскоре на опыте познал, с кем я вступаю в борьбу на моем духовном поприще, именно: с сильным, хитрым, недремлющим и дышащим злобой и погибелью, и адским огнем геенны, князем мира сего, и с духами злобы поднебесными (Еф. 6, 12)». Начались искушения, обнаружились пакости вражии, немощные уязвления, преткновения. Враги, как разбойники, стали преследовать меня в духовном шествии моем и служении Богу моему. Это значило, что Господь, Пастырь добрый, ввел меня в искус и опытное духовное обучение, чтобы я познал, с какими врагами имею дело, приняв на себя иго Христова священства, с кем должен бороться, от кого хранить словесных овец… Господь научил постоянно воздвизать руце мои духовные на ополчение и персты моя на брань (Пс. 143, 1). В этой невидимой жестокой борьбе я учился искренней вере, упованию, терпению, молитве, правоте духа, чистоте сердца, непрестанному призыванию имени Незримого, Державного Победителя ада и Пастыреначальника Иисуса Христа, и Его именем и силой побеждал врагов и свои душетленные страсти, рыкавшие на меня, подобно львам, или завывавшие, подобно волкам. Эта борьба с сильным и хитрым невидимым врагом воочию показала мне, как много во мне немощей, слабости и греховных страстей, как много имеет во мне князь века сего и как я должен много бороться с собою, со своими греховными наклонностями и привычками… Как псалмопевец царь пророк Давид, я постоянно возводил сердечные очи горе на небо, откуда приходила явная скорая, державная помощь (Пс. 120, 1), и враги мои сильные обращались в бегство, а я получал свободу и мир душевный».

Отец Иоанн не ждал, когда предоставится возможность явить свою добродетель. «Будь смел и решителен, – наставляет отец Иоанн, – во всяком добром деле, особенно на слово ласки, нежности, участия, тем более в деле сострадания и взаимной помощи. Считай недопустимым уныние, отчаяние в каком бы то ни было добром деле. Все могу, – говори, – в укрепляющем меня Иисусе (Флп. 4,13), хотя я – первый из грешников, но все возможно верующему» (Мк. 9, 23).

Добрый пастырь всегда находил случай помочь людям. Кронштадтские жители видели, как он иногда возвращался домой босой и без рясы. Не раз прихожане приносили матушке обувь, говоря ей: «Твой отдал кому-то обувь, придет босым». Раздавая все до копейки, он обрекал на крайнюю нужду и себя, и жену. Близкие к отцу Иоанну лица утверждали, что по согласию с супругой он всю жизнь оставался девственником. Матушка Елизавета, принимая участие в молитвах и благотворениях супруга, никогда не называла его иначе, как «братом Иваном». Он же иногда напоминал ей о своем долге: «Я священник, я принадлежу другим, а не себе. Счастливых семей и без нас, Лиза, достаточно, а мы должны посвятить себя на служение Богу».

Было бы неверно считать, что отец Иоанн был равнодушен к своей супруге. Он любил ее очень нежно, да и как иначе: сердце его не могло не любить. Необычен и нелегок тот подвиг, который он взял на себя, и не без труда, но с помощью Божией верная супруга разделила с отцом Иоанном этот редкий подвиг девства на всю жизнь. Матушка была первая советчица своему супругу и разделяла с ним и радости, и горе.

Матушка всем, чем могла, помогала нести отцу Иоанну крест пастырского служения и подвига. Она относилась к нему с глубоким уважением, искренне верила в силу его пастырских молитв и с благоговейным страхом почитала благодать Божию, обитавшую в ее любвеобильном супруге.

Однажды, когда отец Иоанн был сильно болен воспалением легких и лежал почти в забытьи, супруга его сидела около кровати и горько плакала. Открыв глаза, отец Иоанн посмотрел на нее и сказал: «Не плачь, Лиза, Бог даст, поправлюсь, а если нет – Бог и добрые люди не оставят тебя. Я никого не оставил, и тебя не оставят».

В 1857 году отцу Иоанну представилась возможность быть законоучителем в Кронштадтском городском училище. Отец Иоанн считал для себя такую возможность даром Божиим, так как для ревностного и образованного пастыря трудиться на ниве молодых сердец и сеять в них семена слова Божия было огромной радостью.

В 1862 году открылась в Кронштадте классическая гимназия. Когда ему было предложено взять на себя в этой гимназии преподавание закона Божия, то это вызвало в нем неподдельную радость.

Отец Иоанн пишет о том, сколько благ и даров имеет священник от Господа. Их-то не должно удерживать; образец – природа: Солнце не удерживает в себе одном свет, но изливает его на Землю и на Луну. Тем более пастыри не должны своего, или, лучше, Божия, удерживать в себе, но обильно изливать свет своего ума и знания на других, особо если речь идет о юных душах.

Обращаясь к учителю, наставляющему юные души в истинах веры и благочестия, отец Иоанн говорит, исходя из личного опыта: «Ты преподаешь детям закон Божий!.. Больше всего берегись делать из Евангелия учебную книгу: это грех. Это значит в ребенке обесценивать для человека книгу, которая должна быть для него сокровищем и руководством целой жизни. Страшно должно быть для совести разбивать слово жизни на бездушные кусочки и делать из них мучительные вопросы для детей. Приступать с речами о евангельских словах к детям и вызывать у них ответы – для этого потребна душа чуткая к ощущению детской души. Но когда приступают к делу с одной механикой программных вопросов и ставят цифровые отметки за ответ на вопрос, иногда неловкий и непонятный ребенку, вызывая волнения и слезы, грех принимают себе на душу экзаменаторы, и можно сказать о них: не ведают, что творят с душой ребенка».

«Если дети могут не слушать закона Божия, то только потому, что он преподается так же, как и всякий другой предмет, то есть с легкой сдержанной скукой или с холодной добросовестностью. Такое преподавание убивает Евангелие, заставляет учеников видеть в словах этой книги слова, которые нужно выучить, а при этих условиях, конечно, дело погибло». Сам он передавал слова Христа именно как завещание Учителя – Бога. Его голос, лицо – все говорило, как дороги, как святы, как нужны для жизни эти заветы, и дети, слушая, слагали слова сии в сердце своем (Лк. 2, 51).

При образовании чрезвычайно вредно развивать только рассудок и ум, оставляя без внимания сердце; на сердце больше всего нужно обращать внимание: сердце – жизнь, но жизнь, испорченная грехом; нужно очистить этот источник жизни, нужно зажечь в ней чистый пламень жизни так, чтобы он горел и не угасал и давал направление всем мыслям, желаниям и стремлениям человека, всей его жизни. Общество растлено именно от недостатка христианского воспитания». В формировании личности сам он проявлял большую последовательность и терпение: «Учение невольное, буквальное, не приносит пользы… Надо приучать добровольно учиться, надо учить размышлять о том, что говорят».

У отца Иоанна не было неспособных. Его беседы усваивались навсегда как сильными, так и слабыми учениками. Внимание отца Иоанна направлялось не столько на то, чтобы дети запомнили, сколько на то, чтобы пленить души их в послушание христианским заветам, наполнить их теми святыми образами, какими была полна его душа.

Огромную пользу, радость и утешение для себя получал любвеобильный пастырь, когда ему доводилось помочь людям духовно или телесно, не исключая и той пользы, которую он приносил как педагог-душепопечитель.

В замечательной книге «Христианская философия» отец Иоанн писал: «Сколь сладостно работать Господу искренним сердцем! Какой мир, какая сладость, легкость, простор на душе при сердечной молитве, чтении слова Божия, делании добрых дел! Сколько духовной нетленной сладости, покоя и блаженства находится в исполнении воли Божией, благой, святой, премудрой, нетленной, вечной и блаженной! Столько много, что от этого блаженства любомудрые христиане и христианки претерпевали с радостью всякие мучения, изнурение плоти, деннонощные молитвенные стояния, всякие насмешки, огорчения и озлобления, гонение от людей и от бесов и всякие иные злострадания, и не обманулись в своей надежде – получили вечные блага и вечные блаженства».

Однажды на слова одного петербургского протоирея: «Вы так утомляетесь, батюшка, совсем не даете себе покоя», – отец Иоанн отвечал: «На что мне покой, друг мой! Покой наш будет там (он указал на небо), если только заслужим здесь. Да и может ли пастырь быть покоен, когда еще не все овцы глас его слышат, а некоторые и слышать не хотят, другие же стонут и сами умоляют о помощи. Пастырю ли покоиться, дремать, когда их погибель не дремлет».

Значение пастырства и священства в понимании и сознании отца Иоанна было необычайно велико: «Что это за высокое лицо – священник! Постоянна у него речь с Господом и постоянно отвечает на его речь Господь; что ни треба, что ни молитва, то ответ на нее Господа. Как при находе страстей не помнить священнику, что страсти низки, нечисты, особенно для него, чтобы допускать их до своего сердца, которое всегда должен наполнять всецело един Иисус Христос. Священник – ангел, не человек; все житейское он должен далеко оставить за собою».

Есть у него и более дерзновенные слова о священнике: «Он, по словам отца Иоанна, посредник между Богом и людьми (…) со властью вязать и решать грехи человеков, священнодействовать для них животворящие и страшные тайны, обожаться и других обожать через них». Великие полномочия, данные священнику, возлагают на него и великую ответственность за святость литургии и Таинства Евхаристии. «Священнику прежде всего и более всего, – пишет отец Иоанн, – нужно стяжать благодать Божию… любовь евангельскую; она нужна ему каждую минуту, каждое мгновение… Но особенно нужна ему любовь при совершении Божественной литургии, которая вся есть таинство бесконечной Божественной любви к роду человеческому… Во время литургии священник весь должен быть объят любовью к Богу и ближним, искупленным Кровью Христовою».

Достичь такой любви можно только на пути самоотречения, очищения своей души. «Какое чистое сердце, чуждое всякого житейского пристрастия, должен иметь священник, чтобы быть ему вместилищем и носителем Божественной любви, любви святой, пламенной ко всему человечеству… чтобы приносить Богу бескровную жертву о всем мире».

Отец Иоанн неоднократно напоминал о нравственных требованиях к священнику: «Ты представитель веры и Церкви, о иерей, ты представитель Самого Христа Бога, ты должен быть образцом кротости, чистоты, мужества, твердости, терпения, возвышенного духа. Ты делаешь дело Божие, и ни перед чем не должен падать духом, никому не должен мстить, раболепствовать, а считать дело свое выше всех дел человеческих».

В редкие минуты отдыха отец Иоанн брал в руки перо и изливал на бумаге все, чем жила и дышала его душа. «Моя жизнь во Христе» – так называл он свой дневник. «Все содержащееся в нем есть не что иное, как благодатное озарение души, которого я удостоился от всепросвещающего Духа Божия в минуту глубокого к себе внимания и самоиспытания, особенно во время молитвы. Когда мог, я записывал эти благодатные мысли и чувства, и из этих записей многих годов составилась теперь книга».

Отец Иоанн был глубоким мыслителем, великим духовным пастырем и учителем Церкви. Его творения составляют около 4,5 тысяч печатных страниц.

Вера отца Иоанна была живой, деятельной; она влекла к бедному, нуждающемуся люду, побуждая его помогать бедным не только словом молитвенного и нравственного ободрения, но и материальными средствами. Горя любовью к Богу и ближним, он с самого начала своего священства служил делу благотворения – сначала в малой степени, без определенной системы, давая все, что имел. Он не разбирал, что привело человека к нищете и падению, а подавал потому, что человек нуждался.

Раздавая бедным все свои средства, отец Иоанн скоро убедился, что такая благотворительность недостаточна, чтобы удовлетворить нуждающихся, и бессильна в борьбе с общей бедностью. Поэтому в 1874 году он основал при Андреевской церкви православное христианское братство «Попечительство святого апостола Андрея Первозванного».

В 1872 году в «Кронштадтском вестнике» были напечатаны два воззвания к жителям Кронштадта. Отец Иоанн просил помочь бесприютным беднякам: «Подкрепим их нравственно и материально; не откажемся от солидарности с ними как с людьми и нашими братьями и докажем, что человеколюбие еще живо в нас и эгоизм еще нас не погубил. Как было хороню, если бы ради всех этих причин мы создали Дом трудолюбия. Тогда многие из бедных могли бы обращаться в этот дом с просьбой дать им определенную работу за вознаграждение, которое давало бы им средства для пропитания. И тогда наши бедняки трудились бы, жили мирно, благодарили бы Бога и своих благодетелей».

Люди приняли это воззвание и с радушием деятельно откликнулись на просьбу своего пастыря. Так отец Иоанн положил начало организованной благотворительности: в Доме трудолюбия нуждающийся отвлекался от тунеядства, получал помощь по труду. До конца дней своих щедрой рукою отец Иоанн оказывал помощь всем и каждому в отдельности просившему бедняку. Отец Иоанн всех любил, на всех у него хватало нравственной и материальной помощи; никому не было тесно в его сердце.

По одному могущественному слову и примеру отца Иоанна, а нередко и без всякого его слова почитатели его несли, посылали ему денежные средства, создавали благотворительные учреждения. По примеру отца Иоанна помогали бедным, учреждали стипендии в учебных и благотворительных заведениях, строили храмы, богадельни, школы, приюты.

В 1882 году открылся Дом трудолюбия – в 4 этажа, прекрасно оборудованный, с домовой церковью во имя святого Александра Невского. Здесь были устроены мастерские, в которых работали в течение года до 25 тысяч человек, женские мастерские, школа на 300 детей, детский сад, загородный летний дом для детей, сиротский приют, бесплатное призрение бедных женщин, народная столовая с небольшой платой и благотворительными обедами в праздники, огороды для снабжения живущих и работающих, библиотека, бесплатная лечебница, воскресная школа и многое другое. В 1888 году заботами и трудами отца Иоанна был построен ночлежный дом, а в 1891 году странноприимный дом. Помощь оказывалась всем нуждающимся, независимо от их социальной и религиозной принадлежности. Дом трудолюбия в Кронштадте стал образцом для учреждения таких же домов в столице и во многих провинциальных городах.

18 декабря 1902 года отец Иоанн записал: «Благодарю Господа за редкость освящения моего великолепного храма, который Он для меня устроил и украсил в столице России Петербурге, – Иоанновский женский монастырь на Карповке». Отец Иоанн основал и устроил Воронцовско-Благовещенский женский монастырь в Псковской епархии; Леушинский женский монастырь городской епархии (Череповецкий уезд) с подворьем в Петербурге – храмом в честь святого апостола Иоанна Богослова; Вауловский скит в Ярославской губернии около Рыбинска и ряд храмов в различных уголках России.

Люди, приходившие в Кронштадт, зная о благотворительной деятельности отца Иоанна, жертвовали ему очень много. Многие, желая сделать что-нибудь доброе, стремились к тому, чтобы довершить начатое руками щедрого пастыря дело, который, по мере необходимости, распределял эти средства бедным и нуждающимся. Многие жертвовали, посылая денежные переводы почтой.

Отец Иоанн получал огромное количество писем. Почта давала справку, что в один день на его адрес приходило более тысячи писем и денежных переводов. Эти суммы отсылались по адресам нуждающимся. Благотворительная деятельность отца Иоанна исчислялась миллионами рублей в год. Люди выражали любовь к отцу Иоанну в различных подарках, которые нередко тоже шли на нужды бедняков; в Кронштадтском Доме трудолюбия хранилось около 40 риз стоимостью до 1 тысячи рублей, иконы, митры, хоругви; дарили дома, пароходы и другую недвижимость.

Отец Иоанн говорил: «У меня своих денег нет. Мне жертвуют, и я жертвую. Я даже часто не знаю, кто и откуда прислал мне то или другое пожертвование. Потому и я жертвую туда, где есть нужда и где эти деньги могут принести пользу». Говорили, что «каждый день отец Иоанн ложился без копейки в кармане, несмотря на то, что на другой день только для поддержания различных благотворительных учреждений ему нужно было более 1 тысячи рублей. И не было случая, чтобы этот другой день обманывал его». Он прожил 53 года в одной квартире и не искал лучшей обстановки.

К отцу Иоанну приходили с верой в помощь Божию и, помолившись вместе с ним, исцелялись.

Когда отец Иоанн молился, всем казалось, что он видит перед собой Бога и дерзновенно говорит с Ним. Он умолял, упрашивал и даже как бы настаивал, словно, схватившись за ризу Христову, был готов не выпускать ее из рук до тех пор, пока не будет услышан. Он вопиял, как некогда та жена хананейская, о которой воскликнул Христос: «О, жено, велия вера твоя, буди тебе яко же хощеши!» (Мф. 15, 28). По его молитвам стали происходить чудотворения, и слухи о них распространялись в Кронштадте и Петербурге; около 1879 года их стали публиковать и обсуждать в печати. «Санкт-Петербургские ведомости», «Кронштадтский вестник», «Петербургский листок», «Странник», «Душеполезное чтение» и многие другие журналы помещали тысячи описаний чудесных случаев пастырской деятельности отца Иоанна.

20 декабря 1883 года в газете «Новое время» появилось знаменитое «Благодарственное заявление», которое можно считать началом всероссийской известности кронштадтского священника. Это заявление с десятками подписей гласило: «Мы, нижеподписавшиеся, считаем своим нравственным долгом засвидетельствовать искреннюю душевную благодарность протоиерею Андреевского собора в городе Кронштадте отцу Иоанну Ильичу Сергиеву за оказанное нам исцеление от многообразных и тяжких болезней, которыми мы страдали и от которых ранее не могла нас исцелить медицинская помощь, хотя некоторые из нас подолгу лежали в больницах и лечились у доктора. Но там, где слабые человеческие усилия явились тщетными, оказалась спасительной теплая вера во всемогущего Целителя всех зол и болезней – Бога, ниспославшего нам, грешным, помощь и исцеление через посредство достойного перед Ним благочестивого отца протоиерея. Святыми и благотворными молитвами этого так много заслужившего перед Верховным Зиждителем всех благ подвижника все мы не только получили полное избавление от угнетавших нас недугов телесных, но и от немощей нравственных, бесповоротно увлекавших нас на путь порока и погибели, и теперь, укрепленные столь явным знаком Божиего к нам милосердия, почувствовали силы оставить прежнюю жизнь и пребывать более твердо на стези честного труда и богобоязненного поведения. Считая особенно полезным для назидания многих в наше маловерное время сообщить во всеобщее сведение о таком видимом проявлении неустанно пекущегося о греховном человечестве всеблагого Промысла Божия, признаем неуклонным долгом перед лицом всех заявить свою глубокую благодарность столь много помогшему преподобному отцу протоиерею, прося его и на будущее время не забывать нас, грешных, в своих молитвах. Вместе с тем, стараясь твердо памятовать сами, сообщаем и для других преподанный нам многодостойным пастырем-исцелителем при наших к нему обращениях высоковрачующий спасительный совет жить во Божией правде и как можно чаще приступать ко Святому Причастию».

Такого влияния решительно на все слои русского народа, какое имел отец Иоанн, такой славы, какой пользовался любвеобильный пастырь и благотворитель, ни у кого из общественных деятелей и писателей не было. Сам же отец Иоанн о себе и о своей славе говорил так: «Я не ищу и не искал славы, она сама идет ко мне. Воздаю славу Тебе, Кто сказал: Я прославляю прославляющих меня» (1 Цар. 2, 30).

Отец Иоанн старался об одном – о спасении вверенных ему душ. «Каждый из людей имеет бессмертную душу, предназначенную для спасения, – говорил он, – люби в каждом человеке эту бессмертную его душу и моли ему спасение, так как без спасения все блага жизни – ничто».

Не только в России знали силу молитв отца Иоанна; тысячи трогательных писем и телеграмм присылали из Германии, Франции, Испании, Италии, Америки, Индии, Англии, Австралии, Швеции, Португалии, Греции.

Один мальчик из Швеции писал ему: «Я слышал, что ты лечишь людей молитвой: моя мама сошла с ума, лежит в больнице; мне скучно без мамы; помолись, чтобы моя мама выздоровела». Молодые из Америки просили молитв, «чтобы и впредь жить так же счастливо». Из Германии просили прислать им освященной воды и масла.

Отец Иоанн живо откликался на различные просьбы и приглашения посетить болящих в их домах, утешить, помочь или разделить радость какого-либо торжества не только в самом Кронштадте или Петербурге, но и по всей России и за ее пределами.

Каждый год в конце мая или в начале июня отец Иоанн разлучался с Кронштадтом, чтобы посетить свою родину – Суру. Он всячески заботился о благосостоянии своих родных и земляков; основал здесь женскую обитель во имя святого апостола Иоанна Богослова, воздвиг в селе Суре благолепный каменный приходской храм с хорошими домами для членов причта, построил каменное здание для местной школы и потребительскую лавку, механический завод и многое другое для удовлетворения насущных нужд местного населения. Щедрой рукой любвеобильный пастырь раздавал денежные пособия крестьянам Сурской волости на засеивание полей, при выдаче дочерей в замужество, на постройку домов после пожаров и на другие нужды в бедном сельском быту.

Путешествия на родину он совершал всегда по воде, через Ладожское и Онежское озера, по рекам Вытегре, Шексне, Северной Двине и Пинеге, и ежедневно служил литургию в каком-нибудь монастыре, которые встречались здесь на каждом шагу. В своем родном селе оставался только на три дня и отправлялся обратно, теперь по Волге; останавливался на несколько дней в Леушинском монастыре, затем через Казань, Нижний Новгород и Москву возвращался в Кронштадт, где его встречала многочисленная толпа народа.

Отец Иоанн был везде желанным гостем. Часто он путешествовал по различным городам России: побывал в Москве, Киеве, Одессе, Харькове, Туле, Ялте, Херсоне, Казани, Самаре, Калуге, Астрахани; посещал Московскую и Киевскую Духовные Академии; однажды ездил через Варшаву в Берлин, чтобы помолиться о тяжелобольном русском после.

Во всех испытаниях отец Иоанн прибегал к Богу и к Пресвятой Богородице, и Господь и Матерь Божия не оставляли Своего служителя Своею милостью. «15 августа 1898 года, – пишет отец Иоанн, – на Успение Божией Матери, я имел счастье первый раз во сне ясно видеть лицом к лицу Царицу Небесную и слышать Ее сладчайший, блаженный, ободряющий голос: “Милейшие вы чада Отца Небесного”. Тогда я, сознавая свое окаянство, смотрел на Ее пречистый лик с трепетом и с мыслью: не отгонит ли от Себя с гневом Царица Небесная? О лик святой и преблагий! О очи голубые и голубиные, добрые, смиренные, спокойные, величественные, небесные, божественные! Я не забуду вас, чудные, дивные очи. Минуту продолжалось это видение; после этого Она ушла от меня, не спеша, прошла, как перед маленькой ямкой, и скрылась. Я увидел сзади походку Небесной Просительницы. Сначала я видел Ее, как на иконе, ясно, а потом Она отделилась от иконы, спустилась и пошла. Вечером я писал проповедь для дня Успения и лег поздно, в 2 часа ночи. Вечером за всенощным бдением с великим умилением я читал Акафист и канон Успению Богородицы в Успенской церкви».

«В другой раз, – пишет отец Иоанн, – в понедельник 3 февраля 1902 года перед пробуждением, в 6 часов утра, я видел святой сон – живого Младенца Иисуса, взиравшего на меня святейшими, благостнейшими, ласкающими очами Своими, и Саму Пречистую, взирающую на меня весьма благостно… Благодарю Господа за сладкое благодатное видение».

«Третий раз, – продолжает отец Иоанн, – в ночь на 27 мая 1905 года я видел во сне Предвечного Младенца Господа Иисуса Христа на руках Пречистой Девы Марии, в простом виде, ласково ко мне обращавшего руки и взор Свой; сердце мое порывалось к Нему умилением и любовью, и я прикоснулся губами к ногам Его, и Владычица милостиво обращала Свой взор ко мне, соизволяя на целование ног Пречистого Младенца. Сердце мое горело радостью. Что за видение? Какое его значение? Благодарю Господа за новое и славное сновидение, в котором явился мне спустившийся с высоты светоносный лик Богомладенца Иисуса и Пречистой, обоженной Его Матери с милостивым, радостным выражением лиц».

Осенью 1907 года отец Иоанн был назначен присутствующим в Святейшем Синоде, но из-за тяжелой болезни он ни разу не посетил заседания Святейшего Синода.

Всегда бодрый и неутомимый, отец Иоанн в последние три года своей многотрудной жизни часто болел. «Моя физическая сила истощилась, – писал он в своем дневнике, – но дух мой бодр и горит любовью к моему возлюбленному Жениху – Господу Иисусу Христу… Хочу я видеть безначальную Благость, Светлость, Красоту, бесконечную Премудрость и Силу, создавшую все, все держащую и всем управляющую, но я не готов, не чист сердцем».

9 декабря 1908 года отец Иоанн отслужил последнюю литургию в Андреевском соборе. С этого дня он совсем ослабел, перестал выходить из дома. Ежедневно приходил священник и причащал его, отец Иоанн находил великое утешение в соединении с Господом. Он уже перестал принимать пищу, только пил понемногу святую воду, привезенную из целебного источника преподобного Серафима Саровского.

За 13 или 15 лет, при закладе нового собора в Кронштадте, отец Иоанн как бы предсказывал свою кончину, сказав: «Когда стены нового храма подведут под кровлю, то меня уже не станет». Так оно и случилось.

17 декабря во время прогулки отец Иоанн простудился, и болезнь его осложнилась. Когда вечером в этот день приехала монахиня Ангелина, игуменья Иоанновского монастыря в Петербурге, он спросил: «Какое число сегодня?» «Семнадцатое», – ответила она. «Значит, еще три дня», – сказал отец Иоанн как будто про себя. Через два дня, по просьбе престарелой и больной Елизаветы Константиновны, в их квартире остались на ночь родственники: священник Иоанн Орнатский и Р.Г. Шемякина.

Среди ночи отец Иоанн дрожащей рукой сделал знак, что хочет встать. Его подняли, однако ноги отказали. Его опять положили в постель. Распорядились служить святую литургию раньше обычного – она началась около трех часов утра, и к четырем часам отец Иоанн Аржановский, заменивший больного духовника отца Иоанна, и кафедральный священник отец Иоанн Петровский пришли со Святыми Дарами. Отец Иоанн последний раз причастился, после этого сам вытер уста и некоторое время оставался совершенно спокойным, а потом произнес свои последние слова: «Душно мне, душно», – и знаками пожелал освободиться от излишней одежды, так как был в теплом подряснике. Его просьба была исполнена. Скоро отец Иоанн впал в забытье. Его дыхание было спокойным, но становилось все тише и тише. Отец Иоанн Орнатский начал читать канон на исход души, затем отходную. Когда он окончил чтение, отец Иоанн лежал неподвижно, руки были сложены на груди. Великий пастырь совершенно спокойно предал свой дух Богу. Его глаза, до сих пор закрытые, открылись на миг, и вытекли две слезы. Это были последние слезы великого молитвенника. Его праведная душа завершила путь земного странствования, вынесла тяжелый спасительный крест, вытерпела подвиг, одержала победу и перешла в другой мир, где нет ни болезни, ни печали, ни воздыхания, но жизнь бесконечная. Невольно слезы с рыданием вырвались у очевидцев этого события. Было 7 часов 40 минут утра 20 декабря 1908 года.

Священники из кафедрального собора, вместе с Орнатским и Аржановским совершавшие предписанное Церковным Уставом помазание почившего елеем, удивились его крайнему истощению: от тела остались только одни кости. Помазав его, священники облачили тело в белые священнические одежды, на голову возложили митру. Большой колокол Андреевского собора торжественно-печально зазвонил, оповещая кронштадтских жителей о великой утрате.

На другой день, 21 декабря в 9 часов утра, в квартире покойного, четыре архиерея и множество священников совершили панихиду, после чего тело отца Иоанна под печальный звон колоколов всех городских церквей перенесли в кафедральный собор, к тому времени уже переполненный, как и все окрестные улицы и площади. Несметные толпы народа со всей России, особенно из Петербурга и Москвы, стекались в Кронштадт. В течение целого дня и ночи народ непрерывно шел, чтобы зажечь свечу и поцеловать святую руку почившему. Многие плакали: «Зашло наше солнышко. На кого ты нас покидаешь, родной батюшка? Кто поможет теперь сиротам?»

В тот же день была отслужена панихида и по матери отца Нонна – старице Феодоре в усыпальнице ее, на Троицком кладбище Кронштадта.

Предстоял долгий путь перенесения тела отца Иоанна в Иоанновский женский монастырь в Петербурге: сначала из

Кронштадта, прямо по льду Финского залива, до станции Ораниенбаум, а там по железной дороге до Балтийского вокзала. В Петербурге погребальный путь пролегал по Вознесенскому проспекту, мимо Исаакиевского собора, Синода и Сената, императорского Зимнего дворца, по набережной реки Невы, по Троицкому мосту и Каменноостровскому проспекту.

Духовенство с иконами, крестами, церковными хоругвями, военные со знаменами, многотысячный народ сопровождали колесницу с гробом почившего пастыря.

Даже лютеранская церковь на берегу моря почтила память дорогого покойника продолжительным погребальным звоном.

Сестры Иоанновского монастыря со слезами встретили гроб с телом усопшего. Духовный сын отца Иоанна, епископ Архангельский Михей, с сорока священниками и диаконами служили парастас, который продолжался до 12 часов ночи, а затем петербургские жители были допущены к прощанию с отцом Иоанном. Всю ночь шел народ, чтобы поцеловать руку почившего пастыря. Утром митрополит Петербургский Антоний отслужил литургию, в конце которой известный проповедник протоиерей Философ Орнатский произнес слово, несколько раз прерываемое рыданиями, и сам он плакал.

В отпевании приняли участие около 60 священников и 20 диаконов, еще столько же священнослужителей присутствовали как простые богомольцы: они не могли служить, так как не хватало облачений.

После умилительного отпевания и трогательного последнего прощания священнослужители на руках отнесли гроб с телом почившего из собора в маленькую церковь-усыпальницу, посвященную святым Пророку Илии и царице Феодоре – святым покровителям родителей отца Иоанна.

Здесь, справа от царских врат, была приготовлена могила из белых мраморных плит высотой около полуметра от пола. 23 декабря, в 2 часа 15 минут, гроб с телом отца Иоанна был опущен в эту могилу, которую покрыли мраморной плитой и зацементировали.

5 февраля 1909 года в монастыре состоялось служение единоверцев. Позднюю литургию совершил Преосвященный Кирилл, епископ Гдовский, благочинный всех петербургских единоверческих церквей, по особому единоверческому чину.

К гробнице отца Иоанна скоро стали стекаться паломники со всей России ради духовной помощи и утешения.

Святейший правительствующий Синод постановил ежегодно в день кончины отца Иоанна, 20 декабря, совершать во всех храмах литургии и панихиды. В духовных учебных заведениях была учреждена стипендия его имени; во все помещения актовых залов духовных учебных заведений разосланы портреты отца Иоанна. Кроме того, Синод поручил Учебному комитету при Святейшем Синоде внести в программы духовных учебных заведений ознакомление воспитанников с биографией и пастырско-просветительной деятельностью отца Иоанна. Были учреждены училища имени почившего пастыря в Архангельске и Житомире.

Иоанно-Богословский женский монастырь в Петербурге был возведен в первоклассный женский монастырь.

Журнал «Душеполезное чтение» написал следующие слова о кончине этого великого молитвенника: «Жизнь отца Иоанна была глубоко интересна и поучительна. Он был отец народа, печальник о скорбящих, учитель заблуждающихся, настоящий пастырь Христов. Вот к чьему могильному холму не зарастет народная тропа».

Народ любил и высоко почитал отца Иоанна. Не было в России дома, где бы о нем не знали. А.П.Чехов, описывая свою поездку на Сахалин, заметил: «В какой бы дом я ни заходил, я везде видел на стене портрет отца Иоанна Кронштадтского». Это был пастырь и великий молитвенник, на которого с надеждой были обращены взоры всего православного народа.

Не забыли отца Иоанна и на его родине – далеком Севере. В 1915 году, когда освящали прекрасный собор в Иоанно-Богословском Сурском монастыре Архангельской епархии, один из пределов оставили неосвященным – в надежде на будущее прославление отца Иоанна и посвящение в честь его имени.

«Везде прославило меня имя Твое, Господи, – писал отец Иоанн. – У всех важных и сильных мира сего, и у богатых и небогатых, образованных и простых людей; всюду принесло оно и приносит непрестанную отраду, мир, избавление, спасение, исцеление, здравие, утешение, облегчение, победу над кознями вражиими. Столь чудно имя Твое, Господи! Как чудно, державно, властно, сильно влечет ко мне, убогому, благодать Твоя, во мне живущая и пребывающая через частое причащение Святых Тайн Твоих Пречестных Тела и Крови. Господи! Благодарю Тебя за чудеса Святых Тайн, совершающихся во мне и в народе русском ежедневно. Ты влечешь меня к Себе чудной, всемогущей, непобедимой силой; вся Россия православная влечется к Тебе! Влеки, влеки, Слове Божий, Творче наш, Избавителю наш. Спасителю наш, влеки к Себе всех и вся».

Чудеса и духовные вспоможения на месте упокоения отца Иоанна не прекращались во все года после его кончины. Православные христиане знают множество случаев помощи Кронштадтского пастыря. Слава о нем распространилась по всему миру. В монастырь «на Карповке» направляются паломники со всего света помолиться, попросить помощи или воздать благодарение отцу Иоанну за уже содеянные благодеяния. Отец Иоанн давно осознается церковным народом как святой, праведник и чудотворец.