Книга: Генералы Великой войны. Западный фронт 1914-1918
Назад: ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ БИТВА КАЙЗЕРА, МАРТ-МАЙ 1918
Дальше: ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ ПРИГОВОР ГЕНЕРАЛАМ
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
ИЗМЕНЕНИЕ КУРСА И СТО ДНЕЙ, ИЮНЬ-НОЯБРЬ 1918
«Захватчик отступил. Его боевой состав уменьшается, его боевой дух слабеет, в то время как наши американские товарищи уже заставили нашего смущенного врага почувствовать энергию их ударов. Сегодня я говорю вам с упорством, смелостью и энергией: победа должна быть ваша».Маршал Фердинанд Фош, главнокомандующий армиями союзников, 7 августа 1918 года
24 июля 1918 года генерал Фош, главнокомандующий союзными войсками во Франции, вызвал командующих национальными армиями фельдмаршала Хейга, генерала Петэна и генерала Першинга на встречу в свой штаб в Бомбон-Шато возле Мелюна, в 40 км к юго-востоку от Парижа. Хотя 2-е сражение на Марне все еще продолжалось — бои на этом участке шли до 6 августа, — к концу июля руководство стран Антанты и командующие их армиями знали, что победа — вопрос уже обозримого будущего, даже если и не ближайшего. Фош, считая, что пришло время для контрнаступления, в ходе которого немцам будет нанесено решительное поражение, захотел проконсультироваться со своими командующими армиями относительно того, кто и где будет наступать. Особенно его беспокоило, что будут делать американцы — их вооруженные силы должны были решить исход борьбы. Насчет контрнаступления Фош был прав. Немцы были уже остановлены или на отдельных участках отступали, их атаки потерпели неудачу и стратегические цели операции — разгром британской армии, прорыв фронта союзников и последующий удар по французам — достигнуты не были. Три последующие атаки на французские позиции принесли еще меньшие результаты. Кроме того, в последних сражениях союзники выступали как объединенная сила и имели в перспективе почти неограниченные поставки свежих пополнений из Соединенных Штатов, отдельные части армии которых уже вступили в бой. Критическое положение нескольких последних недель вынудило командующего Американскими экспедиционными силами генерала Першинга передать некоторые свои дивизии в оперативное подчинение французских и британских армий, где они, кстати, себя хорошо зарекомендовали. Теперь же армия США была готова бросить в бой всю мощь своих дивизий.
Здесь большую роль сыграл опыт генерала Першинга, приобретенный им с момента его приезда во Францию в июне 1917 года, особенно если учесть то постоянное давление, которое оказывало французское командование начиная с 1914 года на британских командующих Френча и Хейга, пытаясь добиться их подчинения себе. Французы, имевшие о себе очень высокое мнение как о солдатах и, с гораздо меньшими основаниями, как о полководцах, были заинтересованы исключительно в американских военных до чина, скажем, капитана. Они с самого момента вступления США в войну стремились добиться включения американцев подивизионно (а то и более мелкими частями) в состав собственных армий. Такое отношение и такие требования понимания у Першинга не находили. Постоянные попытки ряда французских командующих утвердить свое мнимое превосходство — в этот или в более поздний период, — помноженные на стремление диктовать союзникам свои условия, переполнили чашу терпения Першинга. Это он записал в своих мемуарах, после того как один французский политик в очередной раз раскритиковал его подчиненных и вообще организацию американской армии, при этом генерал добавил, что, «если его [политика] люди прекратят беспокоиться относительно наших дел и будут более строго следить за своими собственными, нам всем будет лучше».
В другом месте в своих мемуарах он записал:
«И французские, и британские военные представители [в Вашингтоне] очень сильно хотели получить американских солдат для пополнения собственных армий. Французы настаивали, чтобы мы направляли во Францию мелкие военные части, которые бы включались в состав их дивизий… Они предложили ввести добровольную вербовку во французскую армию, используя для подготовки новобранцев французские учебные части и центры обучения. При этой системе новобранцы могли бы использоваться с меньшими задержками. Эти добровольцы могли бы быть переведены из французской армии и переданы в распоряжение главнокомандующего АЭС, когда во Францию прибудут регулярные [американские] части».
Подобное предложение поступило от главы британской военной миссии генерал-майора Тома Бриджа. Оба предложения были отвергнуты Першингом, который был «решительно против создания центров вербовки американцев как во французскую, так и в британскую армии».
Французские генералы считали, что будет лучше, если американцы будут прибывать во Францию только с винтовками и пулеметами — так их проще было влить в боевые части французской армии. То же самое предложение — только с объединением в более крупные части — было сделано более тактичным способом фельдмаршалом Хейгом. Свое предложение он обосновывал тем, что в то время как требуется несколько месяцев, чтобы обучить пехотинца, требуются годы, чтобы обучить высших командиров и подготовить достойные офицерские кадры. Он доказывал, что было бы сэкономлено столь драгоценное время, если бы части США были влиты в британские части, где будет меньше языковых проблем, и затем, когда их кадры и высший командный состав смогут ориентироваться в обстановке, они могли бы быть отосланы назад Першингу и объединены в полноценные американские дивизии, корпуса и армии.
Учитывая ситуацию, стоящую перед союзниками в 1917–1918 годах, это была в принципе неплохая идея, и в некотором отношении Першинг на это пошел. Он знал, что его людям необходим боевой опыт, и когда англичане и французы предложили помощь инструкторами, полевой и тяжелой артиллерией и предложили дать американским солдатам провести несколько дней или недель на линии фронта, он принял предложение и даже благодарил союзников. Дальше этого, однако, он не пошел, и никакое англо-французское давление не могло его сдвинуть с этой позиции. И в этом Першинг был прав, и прежде всего потому, что американское общество никогда не допустило бы ситуации, когда их молодежь оказалась под командованием иностранцев.
Французы не могли согласиться с Першингом, так что в итоге потратили много ценного времени на дискуссии в Высшем Военном совете, представляя все новые и новые предложения, которые Першинг неизменно отвергал. Першинг последовательно отстаивал свою позицию, и, когда некоторые американские роты были включены в состав австралийских войск во время наступления на Хамель в июле 1918 года, он в сильных выражениях выразил свое неодобрение фельдмаршалу Хейгу и прояснил, что этого больше случиться не должно. Он считал необходимым, чтобы американские войска во Франции образовали полноценную полевую армию.
Однако создание такой армии требовало времени. Тем не менее Першинг имел некоторые преимущества, которых не было у недавно умершего фельдмаршала Френча. И не последнее место среди них занимал тот факт, что он с самого начала знал, что ему нужно в смысле вооружения и человеческих ресурсов. Вооружение, особенно артиллерия, могло быть заимствовано или построено по английским и французским лицензиям, и благодаря тому, что американская военная промышленность во время войны значительно укрепилась, работая над заказами британского правительства, в США было теперь множество фабрик, выпускавших вооружение и боеприпасы. Першинг также обладал энергией и типичным для американцев предпринимательским духом. И он, и его люди с большим энтузиазмом бросились готовить свои войска ко встрече с немцами на поле боя. Но даже в этом случае потребовалось более года с момента вступления США в войну, прежде чем значительное число американских войск стало участвовать в боевых действиях, хотя некоторые части были брошены в бой сразу после прибытия во Францию.
Даже к лету 1918 года вопрос о том, как должны использоваться войска США, оставался открытым. Отказывавшиеся от идеи включать американских doughboys непосредственно в состав своих батальонов, французы выдвинули идею о включении целых американских дивизий в составе французских армий. Англичане с их опытом формирования канадских корпусов в БЭС знали, что это неприемлемо. Канадская и, в меньшей степени, Австралийская дивизии предпочитали воевать в рядах объединенного корпуса и, в конечном счете, под командованием собственных командиров. Так родились два из самых прекрасных корпусов в этой войне. Хейг предложил, чтобы американские дивизии были прикреплены к БЭС только для приобретения начального боевого опыта перед формированием их собственных корпусов и армий. Именно так и решено было поступить.
Першинг оставался непреклонным и сопротивлялся любой попытке союзников использовать американские войска, но к лету 1918 года ему пришлось немного изменить свою позицию. У него было некоторое количество офицеров с опытом командования дивизиями во время боевых действий — а американская дивизия была почти вдвое больше, чем французская или британская. Першинг также понимал, что его войска нуждаются в bloodings — знакомстве с боевой реальностью в компании более опытных товарищей, — и дружеская беседа, необходимый элемент для победы в этой войне, была координацией усилий не только за круглым столом, но и на поле сражения, где армии и составляющие их части должны поддерживать друг друга. К весне 1918 года также стало ясно, что, если Першинг не пойдет на уступки, французская и британская армии могут упасть духом.
Эта проблема была затронута на конференции Высшего Военного совета в Абевилле 1–2 мая 1918 года. К Першингу снова обратились с просьбой позволить французам или англичанам использовать его дивизии, и он снова отказал. Фош тогда спросил: «Вы желаете видеть нашу армию, бегущую назад к Луаре?» Першинг ответил, что он готов взять на себя риск, но лишь когда «наступит время, и армии США, вероятно, придется выдержать главный удар этой войны, и не было бы мудрым впустую растрачивать наши ресурсы таким образом». Генералиссимус парировал на это тем, что война может закончиться прежде, чем американцы вступят на поле битвы, и первый день конференции завершился довольно напряженно. На следующий день Ллойд Джордж обратился к Першингу, указав ему, что начиная с 21 марта французские и британские армии потеряли более 600 000 человек, и если Америка не придет на помощь сейчас, возможно, авантюра Людендорфа окупится сполна и союзники проиграют войну.
И в этом была доля правды. Хотя потребовалось еще несколько встреч, прежде чем Першинг согласился, чтобы его дивизии присоединились к британским корпусам, но под командованием американских офицеров, которые таким образом приобретали бы боевой опыт. Дивизии США могли также находиться в оперативном резерве и в случае необходимости оказывать поддержку наступавшим частям. Фошу это не понравилось, он усмотрел в этом попытку создать англо-американскую антифранцузскую коалицию, но в конечном счете он согласился на это при условии, что получит большую часть боеготовых американских частей. Солдаты Першинга, которые очень стремились принять участие в боях, приветствовали его решение, и в сражениях конца июня-июля доказали, что американские солдаты — если не американские офицеры — не уступают любым другим на поле боя. К концу июля эти проблемы и ссоры закончились — к этому времени во Франции накопилось достаточно боеспособных американских частей, чтобы сформировать состоявшую из 13 дивизий 1-ю американскую армию.
К тому времени наступление Людендорфа продолжалось уже четыре месяца — бои шли по всему фронту, от Ипра до берегов Марны. Эти атаки, часто тактически успешные, не приносили немцам никакой стратегической выгоды, а цена их была ужасна для обеих сторон. Причем для союзников потери были менее болезненны, чем для Германии. На место раненых или убитых солдат англо-французских армий вставали американцы, десятки тысяч которых прибывали во Францию каждый месяц. К концу июля 1918 года здесь находилось более 1 миллиона американских солдат, а поставки из США во французские порты теперь достигали 20 000 тонн в день. Германская же армия — и, конечно, сама Германия — исчерпала свои ресурсы, и после провала наступлений в районе Реймса и на Марне стало ясно, что попытка Людендорфа нанести поражение англо-французским войскам до того, как в бой вступят американцы, потерпела неудачу.
Однако немецкая армия была все еще мощна и боеспособна. И до тех пор, пока она не будет окончательно повергнута, война будет продолжаться. Германия голодала, в городах вспыхивали бунты, был слышен ропот мятежей на запертых в портах кораблях Флота Открытого моря, но немецкая армия на полях сражений была все еще могучим противником. Можно считать предосудительным действия кайзера и его правительства, но помня, что Германия дважды в течение 25 лет — в 1914 и 1939 годах — начинала войну в Европе, все равно чувствуешь жалость к немецкому солдату Великой войны и восторг перед его истинной отвагой и профессионализмом, которые он показал в сражениях даже тогда, когда было ясно, что война проиграна.
Задача союзного командования состояла в том, чтобы нанести поражение этой армии, и первым шагом была задача перехватить инициативу у Людендорфа и заставить его армию перейти к обороне. Фош считал, что надо выждать и начать широкомасштабное наступление только в 1919 году, когда в его распоряжении будет вся мощь армии США, но Хейг чувствовал, что, если события форсировать и перехватить инициативу у Людендорфа в следующие несколько недель, то победа может быть достигнута уже в 1918. К концу июля Фош начал разделять это мнение.
На встрече 24 июля в Бомбон-Шато он предложил ряд скоординированных наступательных операций с целью захвата трех вспомогательных железных дорог, важных для будущих действий союзников. Эти ветки — Париж — Шалон, Париж — Аврикур и Париж — Амьен — либо были сильно повреждены при наступлении, либо находились под угрозой, либо — под огнем немецких пушек. Три железнодорожные ветки были необходимы для быстрого подвоза резервов вдоль фронта, для быстрой переброски войск для организации контратак и главное — для создания крупных резервов во втором эшелоне, что было необходимо для подготовки широкомасштабного наступления.
После этого началось проведение подготовительных мероприятий. В начале июля Хейг разрешил 4-й армии Роулинсона провести наступление на деревню Ла-Амель, близ Виллье-Бретоно, в 20 км к востоку от Амьена. Роулинсон выделил для операции Австралийский корпус (сформированный из I и II корпусов АНЗАК), который находился под командованием австралийца, генерал-лейтенанта сэра Джона Монаша — одного из великих солдат Великой войны. Монаш бросил на эту атаку 4-ю австралийскую дивизию, поддержанную частью 33-й дивизии США и 60 танками. Этими силами он планировал взять позицию у Амеля, двигаясь на фронте 5,5 км на глубину около 2 км. В Амеле находились 4 немецких пехотных полка, и хотя их оборона оставляла желать лучшего, заставить их отступить было бы большой удачей.
Важным элементом операции должна была стать внезапность. Поэтому время начала операции скрывалось до такой степени, что командиры батальонов еще за 3 дня до времени «Ч» не имели о нем никакой информации. Поскольку здесь была открытая местность, Монаш решил использовать танки в двух эшелонах: один перед первой линией пехоты, другой — перед второй, где также находились специальные отряды по зачистке окопов. Наступлению предшествовала артподготовка, произведенная из 628 орудий, половина из которых были гаубицы. Атака также должна была быть поддержана четырьмя эскадрами Королевских ВВС (RAF) — 1 апреля Королевский летный корпус был объединен с Королевской военно-морской авиацией и получил новое название, — которые будут бомбить и обстреливать вражеские траншеи и линии поддержки. После мощнейшей артподготовки войска пошли в атаку в 3 часа 10 минут 4 июля — в День независимости. Результатом атаки стала поразительная победа Монаша и его людей.
Подобно Артуру Карри из Канадского корпуса, Джон Монаш не был профессиональным солдатом и выходцем из военной семьи. Монаш был евреем, он родился в 1865 году, и ему было пятьдесят три, когда он принял командование над Австралийским корпусом. Он поступил в милицию рядовым Университетской роты стрелков Виктории, а в 1893 году со степенью инженера закончил Мельбурнский университет. Перед тем как вернуться в университет и стать преподавателем, он в 1895 году получил диплом адвоката. Он остался в милиции, перейдя из пехоты в артиллерию, и к 1903 году в чине майора командовал 3-й ротой гарнизонного артиллерийского полка в Мельбурне. К 1913 году он стал полковником и командиром 13-й пехотной бригады (милиция комплектовалась на основе частичной занятости). Монаш был образованным человеком, думающим солдатом, с опытом службы в разведке, пехоте и артиллерии. К его чести, во время службы в милиции он написал брошюру «Сто советов ротному командиру», которая позже стала стандартным учебником австралийской армии.
Полковник Монаш командовал 4-й австралийской пехотной бригадой в Галлиполи, где принял участие в высадке АНЗАК 25–26 апреля 1915 года и в июле был произведен в бригадные генералы. Из Галлиполи его бригада была в июне 1916 года эвакуирована во Францию. Он не принимал участия в битве на Сомме, поскольку в июле вернулся в Англию, чтобы уже в чине генерал-майора принять командование над 3-й австралийской дивизией, во главе которой он в декабре прибыл во Францию. 18 месяцами позже, 31 мая 1918 года, теперь уже генерал-лейтенант Монаш заменял Бидвуда на посту командира Австралийского корпуса.
Австралийские войска снискали славу и почести, в том числе и лично Монаш, который позже не стал опровергать утверждения австралийских авторов о том, что «Высшее британское командование» (возможно, имелся в виду фельдмаршал Хейг) презирало его за еврейское происхождение и постоянно напоминало ему, что он не имеет никакого военного опыта. Как бы то ни было, свидетельств этому нет.
Согласно Джону Террейну, Хейг очень высоко оценивал Монаша, и другие старшие британские офицеры, включая Плюмера, Харрингтона и Фуллера, также уважали его. В дневнике Хейга от 1 июля 1918 года есть такая запись: «Я провел час с Монашем и вник во все детали его действий, которые он вскоре должен выполнить с Австралийским корпусом [нападение на Ла-Амель]. М. — наиболее основательный и способный командующий, который обдумывает каждую деталь любого нападения и не оставляет ничего случаю. Я был очень увлечен его планами». В своих мемуарах Монаш никак не намекает на то, что встречал в Англии какое-либо непонимание или предубеждение. В его письмах жене, которой он постоянно писал в течение войны, отмечены только доброта и поддержка, которые он получил в Англии во время службы. За свою короткую армейскую карьеру во время войны он за четыре года прошел путь от полковника до генерал-лейтенанта и командующего корпусом, главнокомандующего Австралийскими вооруженными силами сухопутных сил его страны, был возведен Георгом V в рыцарское достоинство (в 1918 году он стал рыцарем-командором ордена Бани, а в 1919 году награжден Большим крестом ордена Св. Михаила и Св. Георгия). Эти факты едва ли говорят о том, что Монаш «испытывал предубеждение со стороны его британских коллег», своих непосредственных начальников или британского «истеблишмента», но это могло бы быть хорошим поводом для исследования некоторых утверждений, распространяемых о британской армии некоторыми историками из доминионов.
Наступление после месяцев оборонительных боев, а также действия некоторых британских частей во время операции «Михель» и в последующих боях весной и ранним летом 1918 года дало возможность некоторым историкам в Канаде и Австралии говорить о «Порке Помми» (Pommie bashing). Нет дыма без огня, и есть некоторые сомнения, что дивизии доминионов делали все возможное, в то время как некоторые британские части прекратили действия до того, как действительно стали нуждаться в помощи.
Это не значит, что ликующие комментарии, сделанные в Канберре и Оттаве относительно командования, храбрости и боевого духа британских солдат, должны быть приняты без опровержения, и более детальное изучение ситуации указывает, что, в то время как австралийские, канадские и новозеландские дивизии делали все, что могли во время «Ста дней», также очень много — если не больше — делали и английские дивизии, несмотря на большие потери личного состава, которые они понесли в начале 1918 года.
Все, кроме семи из пятидесяти английских дивизий, участвовавших в «Ста днях», были задействованы в операциях «Михель» и «Жоржетта», наступлении на Лис; семнадцать приняли участие в обеих операциях, и пять также были в операции «Блачер» — наступление на Эне. Такой высокий показатель участия англичан в боевых действиях сохранялся до самого конца войны. За последние шесть недель войны каждая из 14 английских дивизий потеряла более 2500 человек… И все же английское наступление не останавливалось. Нужно также помнить, что Канадский корпус едва ли вообще был занят в больших сражениях весной 1918 года, и его дивизии поэтому остались полноценными и относительно свежими к тому моменту, когда 8 августа началось большое наступление союзников.
Питер Симкинс, старший историк Имперского военного музея в Лондоне, так писал в тезисах своего доклада, представленного на исторической конференции, проведенной в Академии австралийских вооруженных сил в Канберре в сентябре 1993 года:
«Многие австралийские солдаты очень критично отзывались о боеспособности английских частей на Западном фронте в 1918 году, и несложно найти унизительные комментарии относительно морали, боевого духа Томми… даже в этом случае, что блестящие тактические достижения австралийских солдат несколько исказились, помогая создать миф о „колониальном супермене“. Как следствие, вклад английского солдата в окончательную победу был очень значителен».
Симкинс продолжает анализировать ход военных действий во время «Ста дней» и сравнивает действия австралийских, английских, канадских и новозеландской дивизий о встречных атаках. Его детальные исследования дают нам некоторую интересную статистику. Например, успешных атак девяти английских дивизий 4-й армии Роулинсона в течение «Ста дней» было 70,7 процентов — столько же, сколько у пяти австралийских дивизий, и лишь немногим ниже, чем у четырех (значительно более мощных) канадских дивизий (72,5 процентов), и намного больше, чем у новозеландской дивизии (64,5 процентов). Кроме того, две английские дивизии — 19-я (Западная) и 66-я — имели успешных атак 100 процентов, а 9-я (Шотландская) дивизия — 93 % (что является средним для более чем 14 отдельных атак). 24-я дивизия достигла 85 процентов успеха, а 16-я (Ирландская) — 80 процентов. Это свидетельство едва согласовывается с популярным в доминионах мнением, что все английские дивизии были бесполезны.
Дальше — больше. Симкинс указывает, что шесть дивизий доминионов (1-я, 2-я и 5-я австралийские, 1-я, 2-я и 3-я канадские) добились успеха в районе 70–80 процентов атак, но такой показатель, кроме разногласий, упомянутых выше, был еще у пяти английских дивизий (Гвардейской, 18-й (Восточной), 24-й, 34-й и 38-й (Уэльсской)). Из этого можно сделать вывод: десять английских дивизий принесли столько же пользы, если не больше, что и шесть первоклассных дивизий доминионов.
Симкинс приводит много примеров и продолжает: «Если рассматривать число атак, выполненных отдельно английской дивизией и дивизией доминионов, и учитывать „боевые дни“, когда каждая дивизия вела активные боевые действия, английские части снова выглядят лучше по сравнению с дивизионами доминионов». На самом деле, сравнение успешных атак и «боевых дней» показывает, что в течение «Ста дней» большинство английских дивизий, «несмотря на кризисы, которые они испытывали в начале года, фактически внесли огромный вклад в победу союзников». Это заключение, казалось бы, и точное, и справедливое, нисколько не умаляет репутацию дивизий доминионов, но все же снова указывает часто опускаемый факт, что английские дивизии также играли решающую роль — мнение, которое теперь поддерживается в Оттаве, Канберре или Веллингтоне.
Такая точка зрения, конечно, должна быть оспорена, и все статистические свидетельства подчинены обвинению, что «есть ложь, проклятая ложь и статистика». Прежде чем эта старая «утка» опровергнет аргументы Питера Симкинса, необходимо еще раз указать, что он представил их не в Великобритании, а в своей речи перед австралийскими офицерами и историками в Канберре, где к ней отнеслись с терпимостью и уважением.
Весьма трудно судить все, что получено в соответствии с такими утверждениями доминионов. Другая популярная, но полностью необоснованная австралийская история, которую можно привести здесь, состоит в том, что Монаш поехал на фронт, чтобы продвинуться по службе и получить пост главнокомандующего всеми британскими войсками во Франции в 1918 году. Поскольку подобная сказка также ходит в Канаде про генерал-лейтенанта сэра Артура Карри как человека, хотевшего занять место Хейга, казалось резонным исследовать документы в Австралийском военном мемориале в Канберре, Национальном военном архиве Австралии. Вот что привел австралийский исследователь:
«В этой истории нет ни слова правды. Монаш был командиром корпуса в 1918 году (то есть до поста главнокомандующего было еще две ступеньки по служебной лестнице) и прославился своими действиями по репатриации австралийских солдат домой, когда война закончилась. В конце войны среди австралийских солдат на Западном фронте ходило два мифа. Один — что война закончится скорее, чем Монаш получит должность главнокомандующего, и второй — что он стал бы главнокомандующим, если бы война продолжилась. Эти чувства, кажется, являются результатом естественной гордости за командира, который приносит добрую славу их собственной стране. Это, в свою очередь, возможно, явилось результатом того, что сам Монаш делал все, чтобы получить признание у австралийских солдат.Другой фактор, который, вероятно, имел большее влияние на миф о желании Монаша стать главнокомандующим, — замечания в мемуарах Ллойд Джорджа. Кажется, он давно имел зуб на Хейга и был готов в любое время сместить его. Также на него имел влияние Лидделл-Гарт — большой поклонник генерала Монаша. Это был мощный тандем. Военные записи Ллойд Джорджа говорят о том, что „генерал доминиона“ пригоден на пост главнокомандующего, из чего канадский биограф Карри решил, что речь идет о нем.Кажется, что миф был комбинацией слухов и ворчаний, которые, я думаю, естественны среди армий всех времен».письмо Элисон Ямасаки, Канберра, автору, апрель 1997 года
Монаш был прекрасным человеком и хорошим генералом, но, как указал один из его биографов П. Педерсон, когда он принимал командование Австралийским корпусом, тот был «великолепным инструментом только тогда, когда ситуация поворачивалась в пользу союзников, и он никогда не был вынужден бороться с нападками против него. Он также имел основную черту большого генерала — он был удачлив».
Чтобы какой-нибудь австралийский историк не обиделся на этот краткий обзор о генерале Монаше, позволю себе отметить, что ни я, ни кто-либо другой, с кем я консультировался в ходе написания этой книги, не имеем сказать что-либо кроме теплых слов в адрес генерала Монаша и прекрасных войск, которыми он имел честь командовать. То же самое касается и Карри и канадцев. Единственное, что я бы еще сказал, так это то, что войска из Великобритании также хорошо воевали, внесли свою долю борьбы, страдали не менее остальных и понесли большие потери. Маленькое подтверждение того факта, который время от времени забывается.
Австралийцы достигли большого успеха в Амеле. Фронт был отодвинут более чем на 1,5 км, и около 1400 немецких солдат было взято в плен, причем было потеряно 775 австралийцев и 134 американца убитыми, ранеными и пропавшими без вести. Это было первое из серии наступательных операций, прославивших Хейга и часто проводившихся с канадскими и австралийскими войсками в авангарде.
Французы также должны были принять участие в сражении, и Фош выбрал 10-ю армию генерала Манжина и 6-ю армию генерала Жана Дегутта. 18 июля их армии ударили по немецким укрепленным позициям в районе Эны на 40-километровом фронте между Суассоном и Шато-Тьери. Наступление было поддержано 200 легкими французскими танками, и к 5 августа немцы были отброшены с расположенного южнее Эны выступа, оставив в руках наступавших почти 30 000 пленных и 793 орудия.
Войска Хейга возобновили наступление в соответствии с директивой, подписанной 24 июля Фошем, который требовал установить контроль над железнодорожной линией Париж—Амьен и оттеснить немцев назад к Ройе. Поэтому Хейг Роулинсону готовил наступление «на северо-западном фланге немцев с плацдармов восточнее и южнее Амьена, созданных в ходе операций в марте и апреле». Роулинсон предложил Хейгу «наступать восточнее Вилье-Бретоно, если он даст мне канадцев. К моему восхищению, DH сказал, что он как раз принял такое решение».
Хейг не доверял «Роули» полностью, в большой степени потому, что последний был тайным компаньоном хитрого Вильсона. В то же время Хейг прислушивался к мнению Роулинсона, поскольку тот обладал бесспорными способностями полководца. Командующий 4-й армией мог учиться на своих ошибках и не боялся новшеств. Он планировал провести атаку тремя корпусами, два из которых — Австралийский и Канадский. Но к этому моменту австралийские дивизии уже в течение нескольких месяцев находились в боях и нуждались в отдыхе и пополнении. Действительно, пополнений катастрофически не хватало, поскольку Австралия отказалась ввести всеобщую воинскую повинность. В результате пришлось расформировать три австралийских батальона, а высвободившихся солдат распределить по другим подразделениям.
Канадский корпус, с другой стороны, был в полной боевой готовности и намного сильнее любого английского корпуса, с четырьмя полными батальонами в каждой бригаде. Фактически его каждый батальон превосходил английский на 100 человек. Канадская дивизия теперь насчитывала около 20 000 человек по сравнению в лучшем случае с 15 000 в английской дивизии. Кроме того, у Карри была прекрасно налажена штабная служба. Одним из его успехов было скрытое перемещение в том августе 100 000-ного корпуса, ночью, от позиции в районе Арраса по территории, занятой 1-й армией, к Амьену, в 4-ю армию Роулинсона. Этот маневр, совершенный Канадским корпусом за несколько часов перед часом начала атаки, сопровождался первым использованием радиодезинформации в этой войне, когда два батальона и несколько приданных частей были направлены к Ипру, чтобы создать впечатление, что все канадцы перемещаются туда.
Эти два корпуса должны были наступать южнее Соммы. Справа от канадцев размещалась 1-я французская армия, а на северном берегу Соммы, слева от австралийцев, стоял III британский корпус генерала Батлера (этот корпус понес тяжелые потери во время мартовского отступления). Это наступление должно было быть поддержано 324 тяжелыми танками Марк V и 184 танками поддержки, создающими заградительный огонь, а также кавалерийским корпусом генерала Кейвена, который, в свою очередь, будет поддержан 96 новыми легкими танками Уиппет, значительно более быстрыми, чем Марк V. Хейг готовился к крупному прорыву и был готов на все, чтобы обеспечить Роулинсона всем необходимым для достижения успеха.
Наступление, которое назвали сражением при Амьене, началось на рассвете 8 августа, и на сей раз продвигающиеся войска союзников были скрыты густым туманом. Австралийцы и канадцы продвинулись на глубину 8 км на 13-километровом фронте и захватили 13 000 пленных и 334 орудия. В наступлении принимал участие только один французский корпус; к счастью, он находился справа от канадцев, и поэтому их продвижение был защищено. К северу от реки дела шли не очень хорошо, однако когда танки поддержки, скрытые туманом, и III корпус Батлера продвинулись на 1,5 км и был достигнут первый поставленный рубеж, они сделали привал, в основном из-за того что люди не были достаточно хорошо обучены и младшие офицеры испытывали недостаток опыта. Как пишет «Официальная история», «все дивизии III корпуса начиная с марта понесли большие потери во время мартовского отступления, и 58-я дивизия приняла участие в сражении при Вилье-Бретоно в апреле, потеряв 3530 военнослужащих разных званий». Начиная с 21 марта корпус Батлера получил большие пополнения. Весной он состоял из трех дивизий — 14-й (Легкой), 18-й (Восточной) и 58-й, — но 14-я была разбита, а 12-я (Восточная) и 47-я (2-я Лондонская) дивизии находились в пути. Поэтому III корпус, хотя и более сильный, имел две дивизии, которые были разбиты в марте, а затем пополнены недавно прибывшим подкреплением, а также две дивизии, которые до этого не были под командованием Батлера. Личный состав всех четырех дивизий нуждался в обучении, и, как снова указывает «Официальная история», «наблюдалась не только нехватка опытных офицеров и сержантов, но и сами пехотные роты состояли в основном из только что прибывших на фронт новобранцев». За плечами у новобранцев было менее трех месяцев основного курса бойца и полностью отсутствовал опыт боевых действий.
Сравнение результатов военных действий севернее Соммы и действовавших южнее Австралийского и Канадского корпусов также подчеркивает большую эффективность системы управления войск доминионов, при которой дивизии постоянно находились под началом одного командира. Английские дивизии по необходимости передавались из корпуса в корпус, и это неизбежно вело к некоторой дезорганизации.
Что касается наступления 4-й армии, то она смогла прорвать фронт противника. Однако ожидаемая бригада танков Уиппет, вместо того чтобы поддержать прорыв на участках Австралийского и Канадского корпусов, была оставлена при коннице. Как всегда, немцы отреагировали быстро, и наступление танков было скоро остановлено, причем потери среди танков и орудийных расчетов были довольно высоки. Сражение при Амьене 8-12 августа стало важной победой, хотя потери были все еще высоки и составили приблизительно 22 000 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести: 9074 канадцев, 7137 англичан и 5991 австралийцев.
Это сражение, и особенно его первый день, было в первую очередь большой победой Австралийского и Канадского корпусов, и их подвиги заслуживают более детального рассмотрения. Это были два наиболее опытных и лучше всего управляемых корпуса в армии Хейга, и Роулинсон, зная это, давал им все, что они просили. Австралийцы, кроме того, преодолели свое недоверие к танкам, порожденное их опытом в сражении при Буллекуре, и более чем 400 машин — танков и танков поддержки — были использованы ими для поддержки атакующих отрядов.
Наступлению Канадского корпуса, атакующего на 6,5-километровом фронте, предшествовали артподготовка, установление дымовой завесы и массированная атака танков. Канадцы также применили усовершенствованную тактику своей пехоты: атакующие батальоны продвигались цепями, первая цепь состояла из стрелков, последняя — из солдат, несущих запас боеприпасов. Промежуточные цепи продвигались секциями по 10 человек, шеренгой или группой в форме алмаза, отряд связи шел четвертой цепью. Последующие батальоны шли «алмазом» или шеренгой. Многие из этих отрядов перед началом атаки развертывались на нейтральной территории. Канадский корпус смог захватить все поставленные цели, за исключением той, что размещалась на правом фланге, и готовился возобновить наступление на следующий день.
Монаш бросил вперед на 7 км четыре дивизии своего Австралийского корпуса, поддержанные 5-й английской танковой бригадой, 1-й кавалерийской бригадой и батальоном бронемашин. Их первая цель находилась в 2 км от линии фронта в Керизи и должна была быть взята 2-й и 3-й австралийскими дивизиями, после чего 4-я и 5-я дивизии должны были двинуться дальше и взять вторую цель, находящуюся на 2–3 км дальше, в Моркуре. 1-я австралийская дивизия оставалась в резерве. К 7 часам 10 минутам первая цель была в руках австралийцев, которых поддерживали заградительным огнем 19 танков (четыре были потеряны в ходе наступления). Второй этап — наступление 4-й и 5-й дивизий — начался в 8 часов 40 минут, войска двигались вперед на равнину Сантерре под сильным артиллерийским огнем противника. К этому моменту потери составили около 1000 человек, но теперь они начали быстро расти, хотя танки делали все возможное, чтобы подавить немецкие пулеметы. К 14 часам вторая цель была взята, и войска приступили к восстановлению линии фронта, пройдя 8 км и захватив приблизительно 8000 пленных, 173 полевых орудия, а также большое количество пулеметов и другого вооружения. 4-я армия всего за полдня заставила немцев отступать из Амьена. Австралийцы продвинулись на 8 км, канадцы — на 13. Теперь Людендорф был не на шутку встревожен.
Наступление Роулинсона 8 августа потрясло высшее немецкое командование. Людендорф писал, что «8 августа стал самым черным днем немецкой армии за всю войну. Это был мой самый плохой опыт, который мне пришлось приобрести». Это замечание свидетельствует, что ситуация Германии и немецкой армии наконец начала оказывать влияние на высокий моральный дух немецкого солдата. Генерал фон Лоссберг, начальник штаба одной из групп армий, писал, что, когда он встретил Людендорфа в ОХЛ в этот день, тот «производил впечатление человека, находившегося в большом отчаянии». В последующие дни настроение Людендорфа не улучшилось. 14 августа на совещании Германского коронного совета в Спа (Бельгия) он рекомендовал незамедлительно начать мирные переговоры. Это предложение было поддержано австрийским императором Карлом. На следующий день баварский кронпринц Рупрехт писал из штаб-квартиры своей армии во Фландрии принцу Максу Баденскому (влиятельному политику и второму кузену кайзера) что «военная ситуация для нас ухудшилась, я больше не верю, что мы можем продержаться зиму, и катастрофа может случиться раньше. Американцы усиливаются с такой скоростью, как нам и не снилось, и имеют во Франции уже 33 дивизии».
Роулинсон удержал свои позиции и на следующий день — 9 августа, — хотя только 145 танков из принявших участие в бою остались на ходу. 10 августа Фош, недавно произведенный в маршалы Франции, посетил Хейга в его штаб-квартире и приказал продолжить наступление армии Роулинсон в направлении от Ам-сюр-Сомм, в то время как 1-я и 3-я французские армии южнее должны были наконец очистить от немцев территорию между Мондидье и Нойоном. Фош также предложил, чтобы 3-я британская армия Бинга также вступила в бой, атаковав германские позиции у Бапума и Перонна.
Хейг сомневался. Немецкое сопротивление на фронте армии Роулинсона становилось все упорнее, и Хейг наконец понял, что для того, чтобы развить успех, необходимо отказаться от уже достигнутых результатов. Поэтому он предложил остановить наступление Роулинсона на несколько дней, но одновременно организовать давление силами 3-й армии Бинга на правый флаг противника. Тем временем 1-я армия Горна перебрасывалась к Монши-ле-Фро. Фош в целом идею Хейга одобрил, но стал настаивать, чтобы Роулинсон тоже продолжил наступление. 12 августа на совещании с Горном и Бингом Хейг приказал 3-й армии продолжать наступление на Бапум, а 1-й армии — атаковать и захватить Монши. Операция началась 15 сентября. Фош согласился, но приказал, чтобы 4-я армия продолжила наступление на Сомме. Главнокомандующий союзными войсками был убежден, что немецкие войска деморализованы Амьенским сражением. Хейг передал этот приказ Роулинсону по телефону и затем уехал, чтобы встретиться с ним в штаб-квартире Канадского корпуса, где Роулинсон показал ему сообщение от Карри о том, что выполнение этого приказа «обойдется очень дорого». Хейг сказал, что Фош хочет, чтобы 4-я армия продолжила наступление, на что Роулинсон заявил, что его люди уже сделали достаточно, и завершил разговор вопросом Хейгу: «Кто командует британской армией, вы или маршал Фош?»
Затем Хейг посетил штаб 32-й английской дивизии в Ле-Кюнеле, где узнал, что немецкое сопротивление на фронте 4-й армии действительно упорное, а также что на фронте постоянно растет число пулеметов, размешенных на хорошо защищенных позициях. Таким образом, узнав — или вспомнив, — Хейг вернулся к своему первоначальному плану и приказал Роулинсону остановить наступление. Затем он написал Фошу, что в то время как 4-я армия будет осуществлять давление южнее Соммы, в бой вступят 3-я армия севернее Соммы и 1-я армия — восточнее Арраса. Это решение, так же как и невыполнение Хейгом его приказов, привело маршала Фоша в бешенство. На встрече с ним в штаб-квартире 14 августа Хейг счел необходимым напомнить маршалу, что его полномочия главнокомандующего хотя и широки, но отнюдь не бесконечны: «Я говорил с Фошем достаточно откровенно и дал ему понять, что я несу ответственность перед моим правительством и согражданами за управление британскими войсками». Как всегда бывает с французами, встретив сопротивление, Фош пошел на попятный. Теперь он заявил, что он всего лишь хотел получить информацию о ситуации, чтобы иметь возможность координировать британские атаки с французскими. При этом он добавил, что Хейг совершенно прав в том, чтобы не нападать на хорошо защищенные немецкие позиции. Сражение шло успешно, поэтому, возможно, это помогло Фошу принять такое решение. Четырьмя днями позже премьер-министр Клемансо неожиданно прибыл в штаб-квартиру Хейга и вручил ему военную медаль. Такие медали были обычной французской панацеей для успокоения союзников.
Так или иначе, разногласия по стратегическим вопросам между Фошем и его генералами не приносили никакого особого вреда и имели то преимущество: они давали генералам шанс рассмотреть свои планы в контексте того, что происходило на других участках фронта. В то же время вызывает сомнения факт, что Фош начал понимать особенности управления интернациональными силами и стал вести себя с большим умением и тактом. Что касается Хейга, то его репутация среди французов и у британского правительства резко возросла, и он узнал, кроме того, что введение поста главнокомандующего имело большое преимущество — это держало его в отдалении от Ллойда Джорджа.
Премьер-министр особо военными делами не занимался, однако 12 августа генерал Першинг прислал в штаб-квартиру Хейга жалобу. Оказалось, что Ллойд Джордж пытался, через «политические каналы» — другими словами, используя британского посла в Нью-Йорке, — выйти на прямой контакт с Военным министерством США и через госсекретаря США договориться о том, чтобы 5 американских дивизий, в настоящее время проходивших подготовку вместе с британскими армиями, остались в их составе для ведения боевых действий. Не говоря о том, что Першинг нуждался в этих дивизиях для его предстоящего наступления на Сен-Миель, такие закулисные интриги и постоянные интриги французского и британского правительств привели его в ярость.
В отличие от напряженных отношений, сложившихся между Ллойд Джорджем и фельдмаршалом Хейгом, правительство США поддержало Першинга и просто передало эти запросы ему, оставив за ним право на принятие любого решения. Даже в этом случае подобное поведение Ллойда Джорджа, обычное для политиков, могло легко испортить хорошие отношения между генералами. Но Хейг и Першинг ладили между собой и всегда были откровенны друг с другом. В этом случае Хейг открыто сказал американскому генералу, что, поскольку англичане обучили эти дивизии, они ожидали получить назад свои инвестиции, Першинг же попросил вернуть их ему, как только закончатся текущие боевые действия. На это Хейг смягчился и сказал: «Першинг, конечно, вы должны иметь их, между нами не должно быть никаких разногласий». В результате 33-я, 78-я и 80-я дивизии США были направлены в 1-ю американскую армию, но 27-я и 30-я дивизии США до конца войны сражались в рядах британских армий.
Ситуация 12 августа в конце Амьенского сражения состояла в том, что 1-я французская и 4-я британская армии находились перед тщательно укрепленными вражескими позициями. Им пришлось приостановить наступление. Фош теперь хотел расширить фронт наступления на обоих флангах этих двух армий: пока 10-я и 3-я французские армии атакуют справа, 3-я и 1-я британские армии наступают слева, в юго-восточном направлении, обходят линию Соммы и при поддержке 4-й британской и 1-й французской армий обходят с фланга немецкие позиции. Это был правильный план, и 19 августа Хейг посетил Бинга в его штаб-квартире в Аррасе и приказал ему прорвать немецкий фронт силами 3-й армии и продолжить давление на Бапум. Горн же должен был нанести удар своей 1-й армией восточнее Арраса, в то время как 2-я армия Плюмера должна была выдвинуться и снова захватить Мон-Кеммель. Этот план соответствовал предыдущим приказам Хейга и полностью укладывался в его стратегическую концепцию: противник не должен был иметь никакого отдыха, никакого времени для перегруппировки, никакой возможности подтянуть резервы.
20 августа 10-я армия Манжена нанесла удар южнее Уазы. 21-го, не прекращая отчаянных атак, 3-я армия Бинга, состоящая из трех корпусов (всего 13 пехотных и 2 кавалерийских дивизий), продвигалась к Бапуму при поддержке пяти танковых батальонов — 156 танков — и нескольких бронемашин. Бинг атаковал на фронте в 22,5 км. Хотя фронт был слишком широким, противостоящая ему 17-я немецкая армия фон Бюлова располагала всего десятью дивизиями. В течение двух дней 3-я армия продвинулась на 6,5 км и захватила 5000 пленных. Это были бои на открытом пространстве, и молодые английские солдаты, пополнившие ряды 3-й армии, преуспели в ней. Двигаясь под прикрытием заградительного огня и танков, работая с танками, они медленно пересекали старое поле битвы при Сомме к возвышенности у Скапы.
Выгоды объединенного командования теперь становились очевидными. Фош, Хейг и подчиненные им генералы повторяли весеннюю тактику Людендорфа, проводя серию скоординированных атак по всему немецкому фронту. Даже имея прекрасные линии коммуникаций, Людендорф не мог ежедневно перебрасывать свои резервы вдоль линии фронта, и перед лицом этих постоянных атак армий союзников его фронт начал рушиться.
Хейг ощущал это. 22 августа он отправил послание командирам своих армий и корпусов, призывая их использовать все преимущества их положения:
«Я предписываю, чтобы командующие армиями без задержки довели до своих подчиненных информацию о всех изменениях, которые имеют место. Необходимо, чтобы все, независимо от звания, действовали с предельной смелостью и решительностью, чтобы извлечь максимальную выгоду из сложившейся благоприятной ситуации. Методы, которые мы использовали до настоящего времени, когда враг был силен, больше не подходят. У врага больше нет средств для крупномасштабных контрнаступлений, и у него нет достаточного числа солдат, чтобы держать длительное время позицию против самого расширенного наступления, которое теперь на него направляется… Опасности, которым мы подвергались месяц назад, были преступны, но сейчас это наша обязанность. Подкрепление должно быть направлено в места, где наши войска уже захватили плацдармы. Каждый из нас должен действовать энергично и без колебаний, что ускорит достижение нашей цели».
Командующие армий ответили одобрением. Сражение при Альберте, которое началось 21 августа, потерпело неудачу 29 августа, но и это не дало немцам ни минуты передышки. 26 августа 1-я армия Горна нанесла удар на 10-километровом фронте восточнее Арраса, вклинившись в оборону противника на 6,5 км, а 3-я Канадская дивизия захватила обратно Монши-ле-Про. Хейг превосходно использовал свои четыре армии, проведя ряд локальных атак, которые не давали немцам опомниться, и медленно продвигался вперед. Когда 1-я армия атаковала Монши, Хейг отдал приказ 3-й армии продолжить вместе с 4-й армией давление на правом фланге, а 1-й армии — на левом. Целью было преодоление линии Дрокур-Кюэн севернее от Буллекура в непосредственной близости от линии Гинденбурга.
Немецкая оборона напоминала дамбу, оседающую под напором наводнения: сначала стены незаметно сдвигаются, затем появляется маленькая трещина, и затем, если давление не спадает, целое здание — в данном случае целая немецкая линия — находится на грани уничтожения. Однако эти достижения были получены не без потерь. Британские армии потеряли около 80 000 человек только в августе, но теперь затраты окупились захваченными территориями, пленными и трофеями. Более 70 000 пленных и почти 800 орудий было захвачено за четыре недели, и боевой дух был на высоте. Кроме того, молчал Ллойд Джордж.
Фош высоко оценил действия Хейга и так написал в письме фельдмаршалу 26 августа:
«Я могу только восхищаться вашими решительными действиями, которые не дают никакой отсрочки врагу и постоянно расширяют наши возможности. Это — постоянное расширение прорыва и усиление давления; это — энергичное наступление на тщательно выбранные цели без оглядки на линии коммуникаций. Все это дает нам лучшие результаты с самыми мизерными потерями, о которых вы имеете отличное представление. Нет нужды рассказывать вам о том, что войска генерала Петэна собираются повторить свои атаки, используя подобные же методы».
Все свидетельства подсказывают, что Фош подразумевал под каждым словом этого ободрительного письма. Поэтому вопрос теперь состоит в том, почему эти успешные методы не были испытаны прежде? Ответ, вероятно, лежит в ситуации лета 1918 года и с постоянно растущим опытом армий союзников. С конца 1914 года к третьей неделе марта 1918 года, со спорными исключениями вроде контрнаступления у Неф-Шапелля в марте 1915 года и газовой атаки у Ипра в апреле того же года, немцы провели только два наступления на Западном фронте между 1-м сражением при Ипре в 1914 году и мартовским наступлением в 1918 году. Первое — генеральное нападение при Вердене в феврале 1916, второе — контратака 3-й армии Бинга у Камбре 30 ноября 1917 года. Во всех других операциях на Западном фронте (кроме приводимых исключений) они оборонялись, с большим преимуществом используя свои оборонительные позиции.
Наступление Людендорфа в марте 1918 года полностью изменило характер войны. В то время как оно нанесло союзникам ужасный удар, причиняло ужасающие потери и создало 70-километровую брешь во фронте, оно заставило немецкую армию выйти из укреплений и восстановило на Западном фронте военные действия на открытой местности.
С апреля 1918 года вплоть до июля немцы атаковали, и хотя несли тяжелые потери, но заставляли союзников отходить. Но затем наступление захлебнулось, в войну вступили свежие американские войска. 1-я американская армия была сформирована в августе, и британские и французские армии восстановили свою силу и начали превосходно сражаться. Элементы современного сражения были изучены на примерах боев на Сомме и при Пасшендэле. Французы и англичане потратили много времени и сотни тысяч жизней своих солдат, но теперь этот опыт оказался по крайней мере полезным в изменении тактики пехоты, в использовании в наступлении всех видов оружия, в использовании артиллерии, танков и самолетов в соответствующей комбинации для поддержки пехоты. Новое оборудование, например улучшенная радиосвязь и легкие танки, также сыграло свою роль.
Командование союзников сделало выводы, и в 1918 году все прошлые страдания были оплачены. Однажды вышедшие из своих укрытий немцы оказались без защиты, и теперь их постоянно побеждали… те же самые генералы — Бинг, Роулинсон, Плюмер, Горн, — кто сражался на Сомме, при Ипре, Аррасе, Камбре и много раз подвергался критике за «некомпетентность». (Не упомянутый здесь Гоф был как раз некомпетентен и уже потерял свой пост.) Что касается фельдмаршала Хейга, то он был к этому времени, без всякого сомнения, самым прекрасным командующим на Западном фронте.
Немцы вышли из своих укрытий по двум причинам. Во-первых, казалось что наступило их время: опасности войны на двух фронтах после выхода России из войны не существовало. Во-вторых, с неизбежным прибытием миллионов американских солдат немцы сталкивались с безвыходным положением и, таким образом, с неизбежным концом. Англичане, французы и американцы обладали теперь таким перевесом в живой силе, артиллерии и танках, что их победа была неминуема. Таким образом, единственный ответ, почему они затеяли эту авантюру, заключается в том, чтобы оставить траншеи позади и побить англичан и французов прежде, чем американцы смогут вмешаться.
Великая война имеет несколько абсолютных факторов, и имелось, разумеется, много других факторов, повлиявших на решение немцев выйти на открытое место. Среди них голод дома, волнения на флоте, перемены среди союзников на Балканах, Ближнем и Среднем Востоке, ужасные потери при Вердене, на Сомме, при Пасшендэле и у Шеми-де-Дам, ежедневные высокие потери по всему фронту. Война должна была быть закончена, и с того момента, как Германия (подобно союзникам) хотела закончить ее с победой, эта последняя авантюра казалась не только ценной, но и обязывающей.
Хейг ответил на письмо Фоша на следующий день, сказав, что, поскольку британские армии заставляют немцев отступать между Камбре и Сен-Квентином, имело бы смысл, чтобы американская армия начала наступление с юга между Маасом и Эной в направлении на Мезье. Такое наступление не только угрожало бы флангу немецких войск на севере, где их внимание было сосредоточено на наступлении Хейга. Если эта позиция могла бы быть обойдена прежде, чем немцы ее достигнут, задача их разгрома будет упрощена. Даже если эта цель не будет достигнута, удар с юга будет угрожать тем жизненно важным линиям коммуникаций в Мезье, от которых зависела немецкая стратегия «внутренних линий».
Фош загорелся этой идеей и сразу поехал в штаб-квартиру Першинга, чтобы изложить ему эту схему. Однако, к сожалению, он также предложил, чтобы, поскольку армия США еще «неопытна», поставить ее под командование французского командующего, по крайней мере для главного удара. Першинг категорически отказался, и американское наступление в секторе Маас — Эна началось только 26 сентября. Так как войска Першинга действительно испытывали недостаток опыта, поначалу наступление провалилось. В течение первых четырех дней 1-я армия США совершила прорыв максимум на 13 км, как пишет Першинг в своих мемуарах:
«Трудности, с которыми столкнулись наши неопытные дивизии в течение этой стадии борьбы, было нелегко преодолеть… Связь между эшелонами было трудно поддерживать, и тесная координация между артиллерией и пехотой сразу не была достигнута. Танки оказали ценную помощь вначале, но они стали хорошо заметными целями для артиллерии врага, и их количество быстро уменьшилось… Одно дело сражаться с хорошо обученными, хорошо организованными и опытными войсками, и совсем другое, когда ты одновременно организовываешь, обучаешь и воюешь „зелеными“ войсками».
Последний пункт — самый важный для понимания проблем Першинга и его войск. В конце сентября 1918, почти через полтора года после того, как Америка вступила в войну, войска США во Франции насчитывали 71 000 офицеров и 1 634 220 солдат. Это была большая сила, но так как американцы испытывали недостаток в опыте боевых действий, они не могли быть эффективны в сражении. В результате 1-я американская армия не была до конца сформирована до 10 августа 1918 года — ее штаб-квартира размешалась в Ла-Ферте-сюр-Жуар на Марне немного западнее от Шато-Тьери.
Наступление на участке Маас — Арагонны продолжалось 47 дней — самое продолжительное сражение в американской истории. Оно началось на фронте в 40 км, но после того как в бой были вовлечены также и французы, он расширился до 145 км, и в конце в операцию было вовлечено более 1 200 000 человек. Американцы в конечном счете продвинулись на 50 км, но военные действия здесь закончились только коротким перемирием. Когда война завершилась, американские войска потеряли 130 000 человек убитыми или пропавшими без вести и более 200 000 ранеными, число которых, хоть и небольшое по военным понятиям, все же характеризует борьбу в последние месяцы 1918 года.
В то время как американцы прокладывали дорогу через Арагонны, армии Хейга и большинство французских сил, не втянутых в эту операцию, — 2-я американская армия была сформирована в начале октября — выдвинулись к линии Гинденбурга. Это была мощная оборонительная позиция, а за последние недели она стала еще мощнее, поскольку немцы отчаянно работали, чтобы улучшить и расширить ее в глубину и создать ту разветвленную оборону, которая так хорошо спасала их в прошлом. Англичане отбирали территории, потерянные во время операции «Михель». Они вновь форсировали Сомму, взяли обратно Перонну. Австралийцы Монаша спускались к городу с севера, чтобы обойти противника с фланга. Наступление, приостановленное, только когда британские армии выстраивались в линию, они начали 21 марта.
Немецкий фронт сильно сократился по сравнению с 1917 годом и проходил по линиям Гинденбурга (или Зигфрида), Вотана (или Дрокур-Кюан) и, наконец, линии Фландрия. Как уже говорилось, эти «линии» являлись глубокоэшелонированной системой укреплений, имевших глубину в несколько километров, представляли собой лабиринт огневых точек, проводов, траншей, дотов с перекрестными секторами огня, мощной артиллерией. Один вид этих позиций мог заставить любого нападавшего испугаться. Позади линии, примерно в 15 км, располагалась еще одна линия — Германа, — тянувшаяся к югу от Шато, близ бельгийской границы, через Валансьен к Турне. Хейг теперь собирал своих людей для атаки на эти позиции и поэтому нуждался в большем количестве солдат. Но британское правительство уже не хотело посылать людей на гибель. Секретарь по военным делам лорд Милнер снова думал, что Хейг был «слишком оптимистичен» в своем стремлении прорвать линию Гинденбурга, и боялся, что, если дать фельдмаршалу большие подкрепления, они будут использоваться для «нового Пасшендэля».
15 сентября Хейг вызвал Горна, Бинга и Роулинсона на совещание в Монтро, в ходе которого он разъяснил свои планы предстоящей операции. Предполагалось провести наступление по всему фронту, но первым требованием было теснейшее сотрудничество между армиями, которое установят сами командующие в пределах главных оборонительных сооружений врага на общей линии Сен-Квентин — Камбре. 3-я армия (Бинг) должна была координировать действия с другими двумя армиями; 1-я армия (Горн) прикрывала свой участок фронта и наносила удар на Бурлонский лес; 4-я армия (Роулинсон) должна была вместе с 1-й французской армией нанести удар по обороне противника между Ле-Вержье и Эпейи. Это наступление — сражение при Эпейи — началось 18 сентября, когда 4-я армия и V корпус 3-й армии стремительно атаковали передовые укрепления линии Гинденбурга и заставили немцев отойти на основную линию обороны. Одним из результатов этой победы стала отставка командующего 2-й армией генерала фон дер Марвитца «за провал его левого крыла 18 сентября», как говорит об этом «Официальная история». С такими достижениями — и с 9000 пленными — Хейг приостановил наступление. Теперь он начал готовиться к главной атаке на линию Гинденбурга, вместе с войсками союзников и под руководством маршала Фоша.
Новая стратегия союзников работала по всему Западному фронту. Начиная с 8 августа британские армии продвинулись на 40 км на фронте в 65 км, и большинство этой территории было занято за последние три недели. На Сомме в 1916 году англичане продвинулись на 13 км на 30-километровом фронте за 4,5 месяца. Потери также значительно снизились. Наступление на Сомме стоило армиям Хейга 420 000 человек; потери в наступлениях начиная с 8 августа в сражениях при Амьене, Альбере (1918 год), на Скапе, Бапуме и Эпейи и в 50 других схватках за последние пять недель — 190 000 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести; 40 процентов этих потерь пришлись на 4-ю армию. Более 100 000 немцев попало в плен, и враг уже не мог больше бороться с прежним упорством.
Позиции также изменились. Годом раньше Хейг активно продолжал бы наступление на Эпейи и достиг бы определенной цели или был бы обязан продолжать наступление, чтобы поддержать французов. Теперь дело обстояло иначе. Координация, налаженная Фошем как главнокомандующим, оказывала поддержку и обеспечила сбалансированность наступления, в котором ни одной из армий не пришлось нести на своих плечах всю тяжесть боя. Теперь немецкая армия каким-то чудом удерживалась на линии Гинденбурга. Чтобы нанести последний удар и задействовать в нем все силы союзников во Франции, Хейг сделал остановку, ожидая другие армии, прежде всего 1-ю французскую, действующую справа от англичан. В данном случае ему не пришлось долго ждать. Фош приказал Хейгу, Петэну и Першингу одновременно начать наступление на линию Гинденбурга между 26 и 29 сентября. Чтобы еще больше увеличить давление на немцев, Фош приказал Северной группе армий в Бельгии — 2-я армия Плюмера и бельгийская армия под общим командованием короля Бельгии Альберта — начать атаку в районе Ипра.
Американцы Першинга 26 сентября атаковали в Арагоннах. В тот же самый день правее перешла в наступление 4-я французская армия. Уже давно наступательные операции не приводили к захвату значительных территорий, но этот двойной удар потряс немецкую оборону. Когда 1-я и 3-я британские армии атаковали линию Гинденбурга у Камбре на следующий день, они сравнительно легко прорывали ее. Наступление возглавил переведенный сюда в конце августа Канадский корпус Карри. Поддержанные 15 танками канадцы захватили Бурлонский лес и прошли через канал дю-Нор. Тем временем 3-я армия Бинга, поддержанная 38 танками, прорвала 1-ю и 2-ю позиции линии Гинденбурга и захватила Камбре 30 сентября. Наконец, Северная группа армий начала наступление на Салин 28 сентября, захватив весь Гелувельд, пройдя долину Лиса по направлению к Рулье — одной из недостигнутых целей наступления у Пасшендэля в 1917.
Затем наступила катастрофа. 29 сентября Роулинсон бросил пять корпусов, включая австралийцев и две американских дивизии, на линию Гинденбурга между Сен-Квентином и Камбре. Атаку поддерживали 175 танков, и к концу дня 4-я армия взяла 1-ю и 2-ю позиции линии Гинденбурга на фронте в 8 км. Роулинсон ввел в бой резервы и после пяти дней борьбы захватил 3-ю позицию, потеряв около 15 000 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести — очень немного по сравнению с потерями, понесенными в первый день его атаки на Сомме в июле 1916 года. «Сегодня, — как он написал в дневнике 5 октября, — 2-я австралийская и 25-я [английская] дивизии прорвались через линию Гинденбурга и мои передовые войска завершили встречный бой. Это моя большая победа».
Победа заняла немного больше времени, но в любом случае Роулинсон оказался прав. Блок Центральных держав разваливался: Болгария запросила перемирия 30 сентября и начала эвакуировать свои отряды из Греции и Сербии. Людендорф впал в очередную депрессию, поняв, что пришел момент, как он сказал позже, понять, что война проиграна. На следующий день — 1 октября — части армии Алленби вошли в Дамаск, заставив турецкую армию в панике бежать.
На Западном фронте немецкая армия стояла насмерть, но также была вынуждена отступать. Центральные державы прекратили бы свое существование, если бы немецкая армия во Франции была разгромлена, и вот теперь эта армия, выбитая с заранее подготовленных оборонительных позиций, отступала. 6 октября в Париж пришла нота немецкого, турецкого и австрийского правительств с просьбой о немедленном перемирии. Главнокомандующий союзных армий Фош был великодушен. «Это, — сказал он Хейгу, показывая ему газетное сообщение о просьбе Центральных держав, — непосредственный результат британского проникновения через линию Гинденбурга… Враг попросил о перемирии».
Потребовалось еще пять недель, чтобы закончить войну, и каждый день умирали солдаты — даже в последние часы перед перемирием: всего за две минуты до прекращения огня канадский солдат Джордж Прайс был убит выстрелом снайпера в 1,5 км от Монса. Турция капитулировала 30 октября. На следующий день наступавшая из Салоников сербская армия вступила в столицу Сербии город Белград. Империя Габсбургов распадалась. Венгрия и Босния объявили о своей независимости 31 октября, на следующий день после того, как австрийские делегаты прибыли в Падую, чтобы обсудить с итальянцами вопросы перемирия. Военные действия на итальянском фронте закончилась 4 ноября победой при Витторио-Венето. Итальянцы наконец отомстили за Капоретто.
Остается лишь удивляться тому, что в то время как написаны целые библиотеки книг о провалах и поражениях британской и французской армий с 1914 года по весну 1918, действительно блестящие победы на Западном фронте в течение остальной части 1918 в значительной степени не зафиксированы. Все же победы были, и перемирие — и в конечном счете мир — стало конечной наградой за квалифицированное управление войсками, храбрость и тактические способности офицеров и солдат. Их сражения и триумфы в 1918 году, во время «Ста дней» от августа до ноября, все так же часто забываются в работах, посвященных Великой войне. Но документы существуют, и странно, что большое количество историков к ним не обращается. Чернить генералов и искать удовольствие в поражениях, может, доставляет большее удовлетворение или даже является приятным, но это делает историю Великой войны ущербной.
31 октября кайзер уехал из Берлина в бельгийский город Спа, где располагалось Верховное командование, и там объявил о своей готовности отречься от престола в пользу своего сына. Затем он изменил свое решение и отказался уйти, хотя флот уже был в огне мятежа, а толпы заполняли улицы Кёльна, Гамбурга и Берлина, призывая к окончанию войны. Вдохновленные примером России коммунисты над многими немецкими городами подняли красные флаги, повсюду были коммунистические агитаторы, и революция носилась в воздухе, но кайзер все еще упорствовал, надеясь на то, что его династия останется у власти. Он даже остался в Спа, пока его генералы и министры заключали перемирие, а затем возглавил поход армии на Берлин, чтобы использовать ее для подавления мятежей и восстановления порядка.
Но было слишком поздно. Представители Германии уже обсуждали сроки с представителями стран Антанты. Маршал Фош и британский адмирал сэр Росслин Уэмисс совещались в железнодорожном вагоне на запасном пути в Компьенском лесу. В Спа генерал-квартирмейстер Вильгельм Тренера разбил последнее заблуждение кайзера несколькими горькими словами: «Армия пойдет домой, чтобы строить мир под командованием генералов, но не под командованием Вашего Величества. Она больше не в руках Вашего Величества». На следующее утро — 10 ноября 1918 года — Вильгельм II император Германский и король Прусский отрекся от престола и уехал в Голландию в изгнание. Он никогда больше не вернулся в Германию.
Великая война закончилась в 11 часов утра 11 ноября 1918 года — «в одиннадцать часов одиннадцатого дня одиннадцатого месяца». Когда огонь на Западном фронте наконец прекратился, канадцы отогнали немцев к их собственной границе и достигли бельгийского города Моне — места, где британские войска впервые вступили в бой с немецкой армией в 1914 году. Стоившая полмиллиона жизней и еще полтора миллиона раненых — только в британских армиях на Западном фронте — война привела этих солдат назад к городу, где все началось четырьмя годами раньше. Этот факт, что круг опустошения замкнулся именно здесь, где все началось в 1914, возможно, привнес маленькую ироническую улыбку к мрачному лицу Войны.
Назад: ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ БИТВА КАЙЗЕРА, МАРТ-МАЙ 1918
Дальше: ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ ПРИГОВОР ГЕНЕРАЛАМ
