3
Сидели, вышивали полотенца. Дело привычное. Спиной к окну, света довольно, стежок идет с руки.
Узор красной и черной нитью, проще не придумать. Но на бортах полотенце обложено узором, как границы засечными чертами. От поганых. А кто они – татарва или бесы, – это уже не столь важно.
Узор же, как от бабок повелось, – женщина в треугольном платье, руки подняла, вкруг нее цветы и травы. Это Матушка Пресвятая Богородица Нерушимая Стена нас от лиха защищает.
Полотенце – к лицу. Зачем же тут бесам быть? Мы их и гоним.
Иголки снуют, девушки поют. Каждый час Олёна им читает из «Деяний Апостолов». Недолго. Чтобы у самой голова от букв не кружилась. Однако ж любопытно, как люди при римских кесарях жили, за веру стояли. Смогли бы мы так?
Аринка-хохотушка воткнула нитку в полотно и замерла.
– Матушка, Олёна Егоровна, а ведь этот супостат к тебе ездил.
Хозяйка чуть не задохнулась от смеха.
– Двором ошибся? Может, к соседям?
Аринка смахнула челку с носа.
– Да нет, – и начала заливаться румянцем. – Уж не вели казнить. Он на твою милость глядел.
Остальные девушки согласно закивали головами.
– Вы сдурели? – От досады Олёна и не знала, как ответить. – Я уж не юница. Пятеро детей. – Женщина похлопала себя по бокам. – Рожаючи, стан не сохранить. И не хочешь, а телеса набегут. Намедни думала вам свои старые пояса раздать.
А с другой стороны: брови темные, косы без единой седой нити, зубы целы, улыбнется – алтыном подарит. Нет, один зуб все же на старшего сына положила. От натуги, с бабами так бывает, но не видно, в глубине. Смеется как молодайка.
И муж ее любит. Горяч. Вот-вот шестое дитя прибудет. Щедр на подарки. Что ей пояса? Новые купит. У ярославских гостей. И в церкви видно: гордится женой. Никакой обновки не пожалеет.
– Девки, вы чего?
Ахнула. Сначала встала, хотела их корить. Потом рухнула на лавку, уронила руки. Поняла: правы, ведь смотрел же заезжий гость на нее одну.
– Вы, дурехи, хоть проведали, кто таков?
Девушки закивали. Было бы странно, если бы их такое дело оставило безучастными. Обо что языки-то чесать? Все узнали, все разведали. Их хоть лазутчиками к поганым посылай!
– Князь Ртищев. Лев зовут. Петров сын. Воеводой ходил полковым.
Олёна обомлела пуще прежнего. Чины-то немалые! Таких, как ее муж, и на красное крыльцо позвать брезгует. Чего вдруг удумал?
– Неладно с женой живут. Родовитая больно да богатая. Ему все глаза своей родней исколола. – Аринка была счастлива, что ей удалось выложить добытые не без труда сведения. – Их люди в доме говорят: злая она. Целый день бранится. Ее точно петушок в темечко клюнул.
«Ну, тихо, тихо», – Олёна подняла руки. Не след такое говорить о боярах. В своем они уме или как – наше дело сторона.
– Сколько же у них детей?
– Бог дал десятерых, – немедленно отозвалась хозяйственная Матреша. – Да прибрал почти всех. Трое осталось. Уже свои семьи у них. Как живут, не знаем.
Девушки честно замотали головами: мол, про детей не спрашивали.
– Она его поедом в дому ест, – продолжала Аринка. – Хуже собаки. Вот он по чужим дворам и мечется. Из похода в поход – тем только и живет. Говорят, словно бы боится ее. Хоть и не показывает. Себя помнит.
Олёна почти пожалела супостата. Надо же, какое горе – злая жена! Но все же не стала раскисать. И девкам не велела. Ишь, наладился коршун на курей! Пусть ищет добычу в другом месте.
