67
– Друг Лукаса работает в университетском центре судебной медицины в Лозанне. Тело Даниэля перевезли туда. Судя по рассказам этого друга… есть сходство с другими убийствами.
– То есть его убили?
Сесиль кивает, поддевая ногой коврик. В воздух поднимаются крохотные облачка пыли.
Когда пыль оседает, Элин смотрит вниз, и в голове опять мелькает какое-то озарение, очертания догадки с размытыми краями, но мысль исчезает, прежде чем Элин успевает за нее ухватиться.
– Даниэля… искалечили. – Лицо Сесиль искажается. – Части тела также отрезаны, больше, чем у Адель и Лоры, но похожим образом. Тело хорошо сохранилось в снегу, но раны старые.
Элин не отвечает, погрузившись в размышления. Весьма вероятно, что это дело связано с убийствами Адель и Лоры, но не это ее беспокоит. Все-таки Даниэль исчез несколько лет назад, видимо, тогда его и убили, так почему же между преступлениями прошло так много времени?
Она перехватывает взгляд Сесиль:
– И почему Лукас не хотел, чтобы вы мне об этом рассказывали?
– Официальная версия – потому что эти сведения еще не обнародовали, но, честно говоря, он просто не способен мыслить здраво. Пытается это скрыть, хотя это невозможно. – В ее голосе слышится раздражение. – Все слишком далеко зашло.
– Скрыть? – ошарашенно повторяет Элин.
– Да. Случившееся для него – катастрофа, как профессиональная, так и личная. Это место… гораздо больше, чем просто работа. Строительство этого отеля – его юношеская мечта. Его болезнь, постоянные больницы… подтолкнули его к этому замыслу.
– Сердечное заболевание?
– Как я уже говорила, он перенес несколько операций, были осложнения, долгие восстановительные периоды. У него не было нормального детства. Когда он вернулся в школу, то пережил тяжелые времена.
– Над ним издевались?
– Да, он выглядел не как все, – с горечью говорит Сесиль. – Слабый, тощий. Одна половина детей в школе дразнила его, а другая жалела.
– И это не отпускает его?
– Да. Это место… Он никогда этого не говорил, но думаю, что здесь он изгоняет своих призраков. Невероятный проект. Все говорили, что санаторий невозможно воскресить. – Сесиль поводит плечами. – Это так похоже на него. Никто не представлял, что он так преуспеет.
– Попытка что-то доказать, – кивает Элин. – Айзек такой же. Ему всегда нужно было быть лучшим. На вершине. – Она хмурится. – Вероятно, причиной служит в том числе и неуверенность в себе.
– Не думаю, что это характерно только для них двоих. Это желание что-то доказать самому себе. Кем-то стать. – На ее губах играет улыбка. – Знаете, я где-то читала, что большинство мужчин хотят воздвигнуть памятник самим себе. Мой бывший точно был из таких. Когда он познакомился со своей новой женой, то переехал в Австралию и построил дом в какой-то глуши. – Она поворачивается, обводя жестом комнату. – Это он и есть. Памятник Лукасу. Огромный, прекрасный и стеклянный, мать его, памятник всем тем, кто говорил, что у него ничего не получится.
Элин не отвечает, потрясенная силой ее чувств, с каким пылом она защищает брата. Эти слова переворачивают впечатления Элин от того, что она видела на лестнице. Она невольно начинает смотреть на Лукаса в более благоприятном свете.
И все-таки что-то в тоне Сесиль ее беспокоит. То же чувство возникает у Элин, когда она размышляет о своих отношениях с Айзеком. Защищая братьев, они одновременно делают им поблажки, находят оправдания их гнусного поведения, хотя их, возможно, не должно быть.
– Думаю, он именно поэтому приостановил проект, – оглядывает комнату Сесиль. – Мысль о том, что кому-то может здесь не понравиться… Он даже помыслить о таком не мог.
Элин обдумывает услышанное, и, хотя объяснения звучат разумно, они все равно кажутся неубедительными. Даже если он хотел уберечь отель, уж конечно, первой мыслью было бы поделиться тем, что ему известно.
Тут есть что-то еще.
– Но когда мы разговаривали, вы сказали, что они с Даниэлем были близки…
– Да, – она откашливается. – Именно поэтому вам лучше поговорить об этом с ним.
– Хорошо.
Элин отмечает, в какой момент Сесиль попыталась свернуть разговор. До сих пор она говорила откровенно и открыто.
Да, тут что-то есть.
– Они были близкими друзьями, да?
Сесиль колеблется и краснеет.
– Нет, – наконец признается она. – Я бы не назвала их близкими друзьями. В последние годы их отношения были скорее профессиональными. Компания Даниэля работала над несколькими отелями Лукаса.
– Тогда почему вы сказали, что они были близки?
– В детстве – да, но когда Лукас заболел, все изменилось. Даниэль сблизился с моим отцом. Даниэль был талантливым лыжником, и мои родители болели за него на гонках. Думаю, Лукас всегда чувствовал, что его невольно сравнивают с Даниэлем. Как будто это цель, к которой он должен стремиться. Повзрослев, они отдалились друг от друга.
– Однако, видимо, отношения все-таки были довольно крепкими, если они решили работать вместе?
– Да, но, если честно, мне кажется, что они оба об этом сожалели.
– В каком смысле?
– В последние месяцы до исчезновения Даниэля они часто спорили. Оба испытывали огромный стресс – противостояние строительству, жалобы… – морщится она. – За пару дней до исчезновения у них с Лукасом была серьезная перепалка.
– По какому поводу?
– Не знаю. Лукас никогда об этом не распространялся.
Элин обдумывает услышанное. Несмотря на историю о детстве Лукаса, вызывающую сочувствие, было бы глупо упускать из вида, что у него, возможно, был мотив и для убийства Лоры, и для убийства Даниэля, пусть и слабый.
– Так что вы хотите найти? – меняет тему Сесиль.
– Я…
Раздается громкий стук в дверь. Сесиль открывает ее.
Снаружи стоит девушка лет тридцати. На ней униформа отеля, белокурые волосы выбились из пучка, и локоны в беспорядке падают на лицо. Она тяжело дышит.
– Простите, – начинает она с сильным французским акцентом. – Я не хотела вам мешать, но…
Ее губы дрожат.
– Ничего страшного, Сара.
Шагнув к ней, Сесиль мягко касается ее руки. При взгляде на девушку у Элин возникает ужасное предчувствие, камнем оседая в животе.
Что-то случилось.
– Просто… просто… – Лицо Сары покрывается красными пятнами. – Марго… Я не могу ее найти. – Больше она уже не может держать себя в руках и начинает рыдать, так что ее грудь ходит ходуном. – Похоже, она пропала. Я не видела ее со вчерашнего вечера.
