42
А вот и связь, думает Элин по пути к Фелисе. Связь между Лорой и Адель. Они явно знали друг друга достаточно хорошо, чтобы о чем-то спорить.
Есть ли здесь связь с убийством?
Отгоняя эту мысль, Элин останавливается в метре от стола.
– Фелиса?
Женщина смотрит на Элин и блокнот в ее руке. Она худенькая, с тонкими чертами лица и идеальными дугами бровей, выщипанных в тонкие линии. Темные волосы собраны в сложную косу. Кожа смуглая. Может, испанка? Португалка?
– Вы насчет Адель?
Элин кивает:
– Не возражаете, если мы куда-нибудь отойдем, чтобы поговорить наедине?
Она показывает на пустой стол неподалеку.
– Конечно.
Фелиса берет свой стакан воды и встает, оценивающе глядя на Элин. Взгляд скользит от заправленных за уши белокурых локонов к спиралевидному пирсингу. Видимо, слышала, что Элин из полиции, и ожидала… чего-то другого.
Элин к этому привыкла, она прекрасно знает, что говорят люди за ее спиной.
Недостаточно женственна. Больше думает о карьере, чем о себе.
Что бы это ни значило.
Но ей плевать, ей всегда с трудом давалась «женственность». Даже в детстве она знала, что существует недоступный для нее мир – племя женщин с блестящими волосами и ловкими пальцами, умеющими сплетать и укладывать волосы в сложные прически. Женщин, которые смотрят видео на YouTube про то, как правильно накладывать румяна, чтобы подчеркнуть скулы.
Ее подруга Хелен, детектив-сержант, одна из них. Однажды за вином с карри она показала Элин видео о макияже. Показала дважды, словно Элин лучше поймет, если посмотрит несколько раз, но все равно видео звучало будто на иностранном языке. Элин так и не овладела этим искусством.
Она идет к стулу напротив Фелисы, но, прежде чем успевает сесть, к ним подходит еще одна женщина, небольшого роста и фигуристая, ближе к сорока, темные волосы закручены в свободный узел. Лицо у нее напряженное, в глазах испуг.
Женщина подходит слишком близко, нарушая личные границы:
– Простите, вы ведь из полиции?
Говорит она с сильным акцентом, вероятно, итальянским.
– Да, я…
– Мы встревожены, – прерывает ее женщина, бросая взгляд за спину, на столик слева. – Мои родители… уже пожилые, они… – она медлит, сосредоточенно наморщив лоб, словно пытается подобрать верное слово. – Они переживают. Напуганы. Мы должны узнать, что происходит.
Элин кивает и откашливается:
– Я понимаю, что ситуация немного пугающая, но все под контролем. Мы с местной полицией уже обсудили наши действия, и я…
Чувствуя, что бормочет какую-то ерунду, Элин осекается.
Женщина хмурится, в ее выражении появляется что-то новое. Видимо, злость. Нормальная реакция, когда человек напуган и ничего не может изменить, но Элин все равно это беспокоит.
Злость часто непредсказуема, грозит выйти из-под контроля.
– Под контролем, – повторяет женщина пронзительным голосом, сжимая ладони. – Я в этом не уверена. Люди напуганы. И не только постояльцы, но и персонал. Я слышала их разговор, вон там. – Она машет рукой в направлении столика. – О том, сколько времени до нас будут пробиваться. – Ее щеки покрываются красными пятнами. – Если даже местные работники напуганы, то что прикажете делать нам?
Элин с Фелисой обмениваются взглядами.
– Через несколько минут я сделаю объявление для всех, – ровным тоном сообщает Элин. – Мы будем придерживаться определенных правил для подобных ситуаций. Вечером мы переведем всех на нижние этажи, где обычно располагается персонал. А сотрудники будут задействованы в охране общих помещений.
– В охране?
– Да. В каждом коридоре. Мы сделаем все возможное, чтобы люди были в безопасности.
Пока женщина переваривает эти слова, тянется бесконечная тишина.
И наконец ее плечи расслабляются.
– Я им передам, – говорит она, к облегчению Элин, и машет рукой в сторону столика, где сидят ее родители. – Но все равно считаю, что вы должны держать людей в курсе происходящего, сообщать о любых изменениях.
– Конечно.
Элин дожидается, пока она уйдет, и садится.
– Простите, – бормочет она.
– Ничего страшного, – говорит Фелиса. – Чего ж еще ожидать? Люди встревожены.
Элин кладет блокнот на стол.
– Итак, я пытаюсь понять, как Адель провела последние несколько дней, что могло спровоцировать нападение.
Фелиса отхлебывает воду из стакана.
– Она закончила смену в пятницу и должна была вернуться только во вторник на следующей неделе.
– Значит, вы видели ее в пятницу, перед уходом?
Элин лихорадочно записывает. Почерк у нее ужасный, сплошные каракули, но лучше не выходит. Усталость, которую она почувствовала в раздевалке, теперь охватила все тело, каждое движение замедленное, безжизненное, она словно бредет через болото.
Нужно что-нибудь съесть.
– Мельком. Она торопилась, хотела увидеться с сыном, перед тем как он на неделю уедет к отцу.
– Они живут не вместе?
Фелиса качает головой.
– И давно. Они и не жили вместе. Вроде бы пытались ради мальчика, но…
– И какой она вам показалась?
– В отличном настроении. Волновалась, потому что боялась опоздать, но… – она умолкает. – А вы… думаете, что она так и не добралась до дома?
– Точно не знаю. Полиция, конечно же, проверит.
Но Элин уверена, что Адель не попала домой. Поскольку Адель была связана, Элин предполагает, что ее держали где-то в отеле или поблизости, пока не убили.
Фелиса так крепко сжимает стакан, что белеют костяшки пальцев.
– Кто мог такое сотворить? Бессмыслица какая-то.
– Вы не знаете, у Адель были проблемы? – напирает Элин. – Личные? Или по работе?
– Нет, но Адель – швейцарка. Знаю, это звучит странно, но швейцарцы… действительно сдержанные люди, – она слабо улыбается. – Когда я жила в Женеве, то лишь через два года перешла со своим соседом от «Здравствуйте» до «Здравствуйте. Как дела?» – Фелиса явно колеблется, задумавшись, стоит ли сказать еще кое-что. – И дело не только в этом. Адель сама по себе была… замкнутой.
– В каком смысле?
– Для горничных это необычно. На таких должностях большая текучка. Много иностранцев. Горничные редко бывают местными. Думаю, работа ей нравилась, но у меня всегда было чувство, что Адель считает себя выше такого занятия, а потому не хотела сильно привыкать. Держалась на расстоянии, – улыбается Фелиса. – И наверное, она была права. Она была умной девочкой. Я удивилась, что она вообще устроилась на такую работу.
– Так почему же устроилась?
– Однажды я ее спросила. Она сказала, что у нее не было другого выхода. У нее нет необходимой квалификации, а нужно заботиться о ребенке.
Элин обдумывает услышанное. Что-то с Адель не так. Что-то не сходится.
– И еще кое-что. Хочу спросить вас про Лору Штрель. Вы знаете, что она пропала?
– Да. – Фелиса кладет локти на стол. – Вы думаете… что тот, кто сделал это с Адель…
Она нервно сглатывает.
– Мы не знаем. Вот почему нам нужно понять, была ли между ними связь. Адель и Лора были подругами?
– Да, – отвечает она, и на ее лице что-то мелькает, но Элин не может понять что именно.
Фелиса явно что-то знает. Но не уверена, стоит ли об этом рассказывать.
– Близкими подругами? – наугад пробует Элин.
Фелиса громко вздыхает.
– Раньше – да. Я часто видела их вместе, но несколько месяцев назад все изменилось. Я решила, что они просто поссорились, но пару недель назад видела, как Лора прошла мимо Адель, даже не поздоровавшись, – хмурится она. – Мне это показалось странным. И Адель после, выражение ее лица… Она выглядела испуганной, только так я могу это описать.
– Боялась Лору?
– Да, – произносит она будничным тоном. – И меня это не удивило. Лора… не поймите неправильно, но она бывает… такой упертой. Слишком серьезно себя воспринимает. На совещаниях ни разу не улыбнется и записывает мельчайшие детали, – она понижает голос. – Сесиль, управляющая, в точности такая же, – хмурится она. – Но по другой причине. У нее нет семьи или мужчины, так что для нее работа – это вся жизнь. Как по мне, это слишком.
Элин кивает, прокручивая в голове слова Фелисы. В особенности ее беспокоит ссора Лоры и Адель.
При разговоре с Сесиль надо будет спросить, в курсе ли она и знают ли об этом другие.
Элин боится, что это внесет дополнительную путаницу. Каждый раз, когда кто-то говорит о Лоре, представления о ней у Элин меняются, хотя бы чуть-чуть. Все вроде бы начало проясняться, но в результате стало только запутанней.
Ничего не разберешь.
