Глава 27
Этой ночью Ольга спала очень беспокойно, металась по кровати с одной стороны на другую. Ей уже не в первый раз за последние дни снился один и тот же сон: она заходит в совсем пустой лифт, нажимает кнопку этажа, где располагается их офис, двери закрываются, после чего она разворачивается лицом к зеркалу и начинает рассматривать в нем свое отражение. Вид у нее бледный, можно даже сказать, измученный. На ней совершенно незнакомый плащ отвратительного землистого цвета, у нее в гардеробе такого точно нет. На очередном этаже двери лифта распахиваются, и внутрь заходит огромная толпа. Народ все прибывает, а лифт не сигналит о перегрузке. Ольга начинает чувствовать прилив удушливой, все нарастающей волны. Двери бесшумно закрываются, и она чувствует, что лифт едет не вверх, как предполагалось, а вниз. Это в принципе невозможно, так как лифт, запрограммированный ехать вверх, не так просто отправить вниз. Ужасное чувство неминуемой гибели охватывает ее сознание. На этом месте ей бы проснуться, но спасительного пробуждения не происходит. Чьи-то огромные волосатые руки из толпы приближаются к ее лицу. Она не видит их обладателя, его скрывают спины окружающих ее серых и черных пиджаков, сомкнутых вокруг нее плотными кольцами. Тут только она осознает, что в лифте только она одна представительница женского пола. Но это понимание только добавляет тревожности ее сну. Те самые руки оказываются все ближе и ближе, полностью захватывают ее сознание. Ощущение страха не покидает ее. Она не понимает, что спит, ей кажется, что все происходит наяву. Руки приближаются к ее шее и заключают ее в плотное кольцо.
На этом месте она проснулась и с радостью осознала, что это все-таки был сон. Но избавиться от ощущения стиснутых на своей шее рук она никак не могла. У нее было чувство, что все происходило наяву.
— Приснится же, — пробормотала она.
Ольга бросила взгляд на окно. Темно. Но уличное освещение не давало комнате утонуть во мраке, создавая иллюзию освещенности. Она включила ночник рядом с кроватью, и комната наполнилась теплым светом. Золотистые шторы на окнах мягко заискрились в рассеянном освещении. Ольга, не поднимаясь, пошарила в обитой кожей прикроватной тумбочке в поисках сонника. Она во что бы то ни стало должна была истолковать значение приснившегося. Под руку попадалось множество ненужных вещей.
Так и не найдя того, что искала, она перегнулась через кровать, рассматривая содержимое верхнего ящика. Наконец, она нашла небольшую книжицу в красочной обложке. Хотя она была и небольшого формата, но сосредотачивала в себе огромное количество толкований, казалось, всех возможных снов. Но, несмотря на это, Ольга не нашла ничего подходящего.
Сонник, видимо, не был предназначен для подобных кошмарных сновидений. Конечно, были отдельные толкования и зеркала, и поездки в лифте. Сон с зеркалом предвещал, что в скором времени возможен обман или труднопреодолимые опасности. Честно говоря, не очень радовало. Лифт, поднимающийся вверх, означал возможность быстро подняться до высокого положения и разбогатеть, вниз — сокрушительные неудачи и неприятности, остановившийся на месте — угрожающую опасность. В общую картинку это не складывалось. У нее во сне присутствовали все три возможных разновидности лифта: и движущийся вверх, и вниз, и стоящий на месте. Как это понимать, в хорошем смысле или, наоборот, в плохом, она не знала. Скорее всего, надо ждать быстрого взлета и падения. Но особенно ее пугали руки на шее. Толкования этой части сна она не нашла. Ни на «Д» — «Душить», ни на «Р» — «Руки», ничего подобного описано не было.
Но сон о чем-то ее предостерегал, если вообще стоит верить в вещие сны. Ольга верила. Один раз в ее жизни сон уже был предвестником трагедии. Ей приснилось, что она покупает на рынке гнилые фрукты. Посмотрев сонник, она выяснила, что это предвещает потери. Так тогда и произошло. Но сейчас она не хотела об этом вспоминать.
Ольга взяла с тумбочки телефон, чтобы посмотреть время. Еще не было и четырех часов. Вставала она в семь, можно спать еще три часа. Она сладко потянулась, выключила свет ночника и уютно устроилась, свернувшись клубочком под одеялом, закрывшись почти с головой.
Но сон не шел. Странное противное чувство не давало ей уснуть. Так и проворочавшись почти до утра, она, наконец, забылась некрепким сном. Она даже и не поняла, что уснула. Осознала это только тогда, когда будильник на телефоне протрезвонил музыку, означавшую, что пора вставать.
Бессонная ночь измотала Ольгу совершенно. В никаком настроении она пришла на работу.
Ольга сидела в своем кабинете и машинально рисовала загогулинки на клочке бумаги, размышляя. Она села на карусель тревожных мыслей и никак не могла соскочить с нее. Она сидела и думала о письмах, об угрозах, о сне, о Завьялове, потом снова о письмах, снова о Завьялове. И она бы очень удивилась, если бы узнала, что в этот момент он тоже сидит в своем кабинете и тоже думает о ней…
Сказать, что она в него влюбилась, причем безнадежно, — это ничего не сказать. Она чувствовала зависимость, острую потребность быть рядом с ним, хотя бы издалека видеть его. Это было какое-то умопомешательство.
Застав себя за выведением этих каракуль и увидев, что на листке свободного места не осталось, она с досадой скомкала его и выбросила в корзину. Почесав в растерянности лоб, она хотела выйти из кабинета, но на столе зазвонил телефон.
Она посмотрела на окошко определителя номера. Но звонок был из города, поэтому номер не определился. Линия была настроена таким образом, что можно было увидеть только внутренние телефоны сотрудников компании. Ольга взяла трубку и долго слушала тишину.
— Алло!
Молчание. На том конце провода никто ничего не говорил. Она уже собиралась положить трубку, как вдруг раздался какой-то щелчок, потом шуршание, и противный дребезжащий голос откуда-то издалека, словно ее вызывала планета Марс, прошуршал:
— Зверева?
У нее перехватило дыхание, теперь настала ее очередь молчать.
— Зверева? — повторил «марсианин».
— Да, я, — выдавила она из себя машинально.
И тогда межпланетный голос изрек:
— Ну что, никому не хочешь рассказать свое прошлое? Скрываешь? Давай я помогу.
Она оцепенела от страха. Мужской это или женский голос, определить было сложно. Ольга никак не могла выдавить из себя какого-нибудь более-менее вразумительного ответа, только промычала что-то нечленораздельное. Но это, видимо, устраивало ее собеседника.
— Требования мои выполни, и никто ничего не узнает.
— Не понимаю, о чем вы! — вдруг завопила она отчаянно. — Что вы сказали?
Дождавшись такой реакции, «инопланетянин» (Ольгу вконец одолело сомнение, что существо на том конце провода было человеческого рода) положил трубку.
Ольга еще долго стояла, слушая короткие гудки в трубке. Потом, наконец, вышла из оцепенения и положила трубку на предназначенное для нее место. Да, лифт из сна несся вниз со стремительной скоростью… Кто-то ее преследовал. Кто-то очень не хотел, чтобы она работала в компании.
— Это неслыханно! — начала она возмущаться в пустоту. — Методы, достойные Аль Капоне! Я этого так не оставлю, я…
Она бессильно опустилась в кресло и стала машинально теребить сережку в ухе.
Кто мог так неотступно преследовать ее? Кому это было нужно? Она терялась в самых невероятных предположениях.
В этот момент к кабинету Ольги методично шла Эльвира. По ходу своего движения она заглянула к системному администратору Вадиму, хотела узнать, как обстоят у него дела с программой скрытого наблюдения за сотрудниками. Федосеев уверял, что он просто ас во всех таких делах, и возлагал на него большие надежды. В кабинете Вадима не оказалось, экран его компьютера мерцал, еще не перейдя в спящий режим. Видимо, Вадим недавно куда-то отлучился. Эльвира, немного помедлив, подумала, что зайдет к нему попозже, и вышла из кабинета.
Она втекла в дверь Ольгиного кабинета. На этот раз она звонить не стала, чтобы опять не услышать отказ, а сразу пришла. Ольга, увидев ее в дверях, радости не испытала. «Принесла нелегкая. Ее только здесь не хватало», — подумала она. Вид у Эльвиры был на редкость стервозный: тонкие губы плотно сжаты, превратились в узкую щелочку, белые жидкие волосы лежат прямой полоской на плечах против обычая Эльвиры делать пышную укладку. Похоже, она тоже плохо спала. Накачав себя подозрением и недружелюбием, Эльвира начала разговор:
— Вы знаете, Ольга Валерьевна, я вот что подумала. Очень многое указывает на то, что это вы сливаете информацию конкурентам.
Вот это выход из-за печки!
— Да что ж такое! Почему я-то?! Что указывает? — всплеснула Ольга руками, слегка порозовев.
— Отвечайте на поставленный вопрос.
— Нет, я не сливаю.
«Похоже, правду говорит», — растерялась Эльвира, глядя Ольге прямо в ее недоуменные, широко распахнутые глаза.
— Что указывает на меня? — повторила свой вопрос Ольга.
— Во-первых, ограниченный круг людей знает информацию, которая передавалась конкурентам, в том числе и вы. Кто документы готовил от вашего департамента?
— Я, Тамара Яковлевна и Ирина Коновалова.
— А почему Федосеев мне про Коновалову ничего не сказал? — недоуменно спросила Эльвира, сделав заметку у себя в телефоне.
— Я не знаю, — честно призналась Ольга.
«И правда не знает».
— Та-аак…
— А когда начались утечки? Я ведь недавно здесь, — справедливо возмутилась Ольга.
— Как раз с вашим приходом, душа моя, — ядовито заметила Эльвира. — За это время фирма прошляпила уже три контракта, как мне сказали.
Ольга уныло подперла щеку рукой. «О чем раздумывает?»
— О чем вы сейчас думаете?
Ольга посмотрела на нее, но ничего не ответила. Она положила руку на рот, а большой палец оказался на щеке. Этот жест показал Эльвире, что Ольга все-таки что-то скрывает. Вопрос: что?
— Во вторых, вы чего-то боитесь и что-то скрываете. — Эльвира гнула свою линию.
Она видела, что Ольга сомневается. В чем? Чего она боится? Или, может, кого?
Ольга уже открыла рот, чтобы рассказать, чего она боится. Все-таки обвинения были нешуточные, а поступающие ей угрозы не для слабонервных. А она, похоже, уже становилась такой. Ей, человеку в принципе мирному и далекому от военных действий, было все это ой как не по душе. Но в этот момент у Эльвиры в руках зазвонил телефон, заставив ее вздрогнуть от неожиданности.
— Да, Геннадий Викторович, — произнесла она. — Уже иду. Продолжим потом, — сказала Эльвира Ольге и юркнула в дверь.
Но это «потом» уже не случилось. Последующие события стали разворачиваться слишком стремительно.