3
На часах в холле было четыре пополудни. Обязанности директора-марионетки я исполнила, в Москве уже шесть вечера — имею право не работать даже удаленно. Надо чем-то занять свободное время.
Почему бы не пойти и не купить купальник? И действительно, почему? Сбежав с лестницы, я жестикулировала руками, пытаясь вспомнить сложное национальное имя портье.
— Как тебя там? Иштван! Хэлп ми плиз!
Портье, не отрываясь от экрана мобильника, энергично потряс головой в знак того, что он меня внимательно слушает.
— Ай хэв… — или все-таки ай вонт? Хэв или вонт? Плюнув, на свою девичью память, я полезла в приложение-переводчик. Все-таки «хотеть» оказалось «вонт»! — Ай вонт пэй биг сайз трузерз энд вондербра, ай эм фиш!
Сама себя немедленно зауважала за то, что смогла составить столь длинную фразу на английском.
Округлившиеся глаза парня показались раньше, чем поднялась его голова.
Нет, пожалуй, про рыбу-то я сейчас загнула. Если перевести дословно, что сейчас от меня услышал Иштван: «Желаю платить за трусы и лифчик большого размера, потому что я рыбка». Тоже мне, камбала на ножках нашлась… Нет, надо как-то иначе это сформулировать. Кто эту околесицу разберет?
Я энергично потрясла пальцем куда-то вверх, и продолжила:
— Плиз спик маркет, ту бай биг сайз дресс. Ай вонт биг вота.
Мне показалось, что Иштван вздохнул с видимым облегчением. Наверное, разговоры о платьях ему даются куда легче бесед о женских трусах большого размера. В его взгляде даже читалось понимание.
— Ай вонт биг вота, да, — подтвердила я.
Портье быстро написал мне на бумажке адрес в несколько слов, из которых я поняла, что магазин находится подле моста Маргит.
Сверившись с картами, я недовольно поморщилась. Топать пешком почти три километра. Как же тяжело мне, в моем весе, даются пешие прогулки!
Такси? Ну нет! Надо же все-таки когда-то начинать заниматься физкультурой! Вон, доктор велел мне ходить не меньше десяти тысяч шагов в день. В Москве-то я эти шаги разве что по потолку своего офиса набегаю, когда туда хочется лезть в процессе решения сложного квартирного вопроса. Я же риэлтор — работа крайне нервная! Сколько ни бегай, все равно потом приходится стресс заедать.
Но пешком, значит пешком! Сказала — как отрезала и вышла на свежий воздух.
Отель наш располагается на на улице с очень смешным названием: Рожа. Не подумайте чего дурного. Улица названа отнюдь не в честь физиономии старого пропойцы. На венгерском «рожа» — это всего лишь «роза», милейший цветок. Улица Розы, получается. А что? По мне, так ужасно романтично.
Про романтику хорошо думается лишь в начале пути, потому что уже к концу первого километра у меня ожидаемо заболела левая нога. С моим весом ходить можно исключительно маршируя в невесомости — чтобы нагрузки не так сказывались. Мой решительный спортивный настрой незамедлительно, буквально метров за пятьсот-шестьсот, угробил мне и правую ногу. До конца второго километра мне еще как-то удавалось волочь конечности, а потом уже я решила, что нет, на этом с меня хватит. Веселые старты подошли к логичному печальному концу.
Спасительная кофейня, с мягкими креслами, манящими через стеклянную стену, маячила буквально через дорогу. Но ничего умнее, чем засмотревшись на витрину попасть под разворачивающееся такси, я придумать не смогла. Я кулем рухнула на тротуар, к счастью (дуракам везет), только слегка припечатанная задним бампером Фольксвагена.
Желтый автомобиль проехал чуть вперед и остановился. Водитель выскочил и кинулся меня поднимать, бурча себе под нос что-то нечленораздельно-венгерское. Таксист оказался настоящим джентльменом и явно волновался больше за меня, чем за бампер своего автомобиля, в схватке с которым я одержала убедительную победу. Добрый мужчина, подняв, отбуксировал меня к своей машине и распахнул заднюю дверь.
Я просунула голову внутрь и встретилась глазами с… Анной, новой постоялицей отеля. По перекошенному лицу можно было легко определить, сколько радости принесла ей наша незапланированная встреча. Выглядела женщина даже испуганной.
— Вы тоже на прогулку?
Анна кивнула. Она явно не планировала вступать в долгие разговоры.
— Извините, что помешала.
Постоялица пожала плечами. Не надо быть хорошим психологом, чтобы заметить — беседы о погоде сейчас были нужны моей невольной попутчице как собаке палка. Вспомнив о воспитании, я замолчала.
Водитель же спросил, куда меня доставить, и буквально через десять минут мое первое бесславное путешествие по Будапешту было окончено у двери нашего отеля.
В столовой баба Света пила чай с оставшимися от завтрака булочками и читала «Русский Будапешт». Ежедневное издание про жизнь соотечественников на чужбине выписывала ей Татьяна, чтобы старенькая мама не сходила с ума от скуки. Светлана Петровна изучала каждую заметку медленно и со вкусом, перечитывая по нескольку раз — тщательнее, чем инструкции к лекарствам.
— Алина, а ну иди сюда скорей!
— Чего такое? — подозревая, что в новом выпуске нет ничего настолько срочного, чтобы бежать со всех ног, я и не двинулась с места.
— Президент-то их, местный, знаешь, что удумал, шельмец?
Ну, это вообще «безумно интересно». Прямо сгораю от любопытства. Я не всегда могу сразу ответить, кто сейчас в России у власти — вообще не интересуюсь политикой. Что мне за дело до чужого правительства? Но обижать я, конечно, бабульку не стала и решила выслушать ее, пока варится кофе.
— И что же? — переспросила я, исключительно из уважения к старости.
Последовал подробный пересказ каких-то политических шалостей венгерской верхушки.
Бессовестно пользуясь тем, что собеседница глуховата, я одновременно изображала крайнюю заинтересованность местными правительственными сплетнями и листала соцсети.
Вдруг экран мобильного осветился: новое сообщение содержало только один смайлик-сердечко. Очнулся Омуль. Не к ночи будь он помянут.
«Что делаешь?» — прилетел через пару минут следующий месседж.
«Кофе пью», — мне даже не пришлось врать.
«Секса хочется», — закашлявшись, я выплюнула кофе на экран телефона. Хотя, что меня удивляет? Раз в год, говорят, даже палка стреляет! Не то, чтобы ружье…
«Бывает», — взяв себя в руки, весьма равнодушно посочувствовала я.
«Может приедешь?» — Омуль, с его детской непосредственностью, как обычно надеется что все у него будет, а ему за это не будет ничего. В случаях, когда его «ружье» чешется, он любит устраивать романтические вечера в своем особнячке, находящемся почти в пятидесяти километрах от моего дома.
«Ни в коем случае!» — мой отказ от шикарных перспектив Омуля явно удивил.
«Ну почему?»
Ха! Знал бы ты, что я на днях с тобой вообще рассталась… Но ты не узнаешь. Я тебе об этом не скажу, пока сам не догадаешься. У меня перемена обстановки, и вообще не до страданий.
«Далеко!» — отбила я стопроцентно честный ответ. Ведь почти две тысячи верст от Будапешта до Подольска, это и впрямь неблизко.
«А если я приеду?» — обычно тяжелый на подъем Омуль внезапно сделался игрив и энергичен.
«Знаешь, сегодня не стоит. Пока ты доедешь из своей Тмутаракани — я усну».
И опять мне даже не пришлось обманывать. Конечно усну, даже успею проснуться, а потом снова уснуть.
«Так может завтра?»
И какая, интересно, его муха укусила? Порно насмотрелся, что ли? Обычно на то, чтобы смириться с отказом и отстать, ему хватает секунд двадцати.
«Слушай, давай до завтра сначала доживем?» — облегченно выдохнула я, прекрасно зная, что теперь раньше чем через две недели ружье Омуля обо мне и не вспомнит.
Отношения с творческим, не очень молодым и не очень активным Омулем прошли в моей жизни несколько довольно длительных стадий. От внезапно возникшей горячей любви с первого взгляда и готовности при первом же зеленом свистке мчаться в Подольск, до горячей же, за эти самые зеленые свистки, ненависти. Сейчас я пребывала на стадии целительного равнодушия.
За три года все это безобразие переросло в «просто секс». Причем, секс настолько вялый, от момента переговоров до самого процесса, что предвкушением была не прелюдия, а скорее обратная дорога домой. В этих соитиях самым волнительным моментом было облегчение от того, что все это наконец закончилось.
«Договорились! Я обязательно приеду!»
Вот его прет-то сегодня, а?
«Попутного тебе ветра!» — энергично приободрила я Омуля на прощание.
Равнодушие иногда эталонно-прекрасно. Человек, знающий меня уже три года, разговаривал со мной сейчас минут тридцать и даже не понял, где я на самом деле нахожусь. Ну, собственно, значит ему так надо было. Не очень-то и хотелось. Да — такие у меня женские причуды. Ничего не сказать и молча обидеться. Имею право!
Баба Света все это время продолжала сосредоточенно читать свою газету.
Увидев, что я наконец вылезла из телефона, она немедленно сообщила:
— Слушай: «Русские рыбаки заметили в Дунае женщину с русалочьим хвостом».
— Надеюсь, в пуховике?
Дунай все-таки не Индийский океан, чтобы в нем в феврале без теплой одежды плавать.
— Почему в пуховике-то? Русалку, говорю, мужики увидали! Откуда у нее пуховик?
Ну, в этом я вообще ни минуты не сомневаюсь. После такого количества спиртного, которое наши мужчины употребляют на рыбалке, уверена, они вполне могли увидеть как минимум двух баб с хвостами и в чешуе. Какая-то жалкая одинокая русалка на целый ящик водки — это даже как-то смешно, не стоит целой газетной заметки. Можно было увидеть и что-нибудь поинтереснее. Тоже мне, фантазеры!
Наверху громко закричал ребенок. Столь юный постоялец сейчас у нас всего один — русский Мишенька, заехавший с родителями сегодня.
Интересно, вернулась ли уже Анна со своей одинокой прогулки? Будем надеяться, что отец сумеет с ним справиться…
Мальчишка резко перешел на ультразвук. Ну и горластый-же парень! А так и не скажешь.
Наверное, я должна что-то с этим сделать? Вот только что? Но если оставить все как есть — остальные гости могут пожаловаться на шумное соседство. Я растерялась, вспомнив, что в попытке успокоить взволнованных родителей пообещала им не реагировать на громкие звуки.
Черт его знает, как это обычно в отелях решается… Отсутствие опыта — тяжелая вещь, а самостоятельность — не лучший советчик. Запороть чужой бизнес много ума не надо. Придется отвлечь молодую бабушку от радости общения с внуком.
— Тань, слушай, — кричала я в телефон. — А что в таких случаях полагается делать? Я может должна поговорить с родителями мальчика? Нет? Да я тут в остром приступе толерантности сказала что-то вроде: «Пусть кричит, нам не жалко»… Мне теперь нужно дождаться, когда начнут жаловаться другие постояльцы, приносить извинения и дарить бесплатные экскурсии по Дунаю в качестве компенсации? Нет? Не делать замечаний, а спросить чем им помочь, чтобы малыш успокоился? Ну окей, поняла. Отличная идея как не обидеть родителей, спасибо. Баба Света? А что баба Света? Категорически осуждает проделки венгерского правительства и внимательно изучает русалок. Да не «РусАлко», а русалок. Известное дело, каких — с хвостами, в Дунае плавают. Неужели ни разу не встречала? Удивительно. Поставь себе в планы: напиться с русскими мужиками на рыбалке — они тебе обязательно покажут. Сама такая! До связи!
Баба Света, услышав свое имя, живо встрепенулась:
— Русская жена убила мужа-венгра. Бедная… Как я ее понимаю!
Ничего себе, бедная! Сама баба Света была замужем за венгром пятьдесят пять лет. Хотя она к его смерти и не причастна — муж умер от старости, но наверняка Светлана Петровна знает что-то такое, что вполне может оправдать в глазах общества женщину, прикончившую своего супруга. Мне ничего не известно о том, сколько раз за столь долгую совместную жизнь баба Света хотела развестись. Опять же, это не так просто — общие дети, совместно нажитое имущество, суды, расходы на адвоката. Уверена, что жизнь Татьяниного отца не раз висела на волоске — как это бывает в любой семье. А что? Вот разведешься — и страдай потом годами по этому поводу. А убила заразу, пятнадцать минут поплакала, пятнадцать лет отсидела — и гуляй-хохочи всю оставшуюся жизнь.
Хотя то, что муж венгр — это точно не повод для убийства. В других нациях, знаете ли, тоже… Подруга вон моя, Светка, живет в квартире, где жена своего любимку топором расчленила в ванной. Когда въезжала, только саму ванну заменила. Мне раз сто в той квартире ночевать доводилось, и ничего.
До самого позднего вечера я пыталась разобраться в том, как устроен гостиничный бизнес. Устала так, будто работала физически.
— Спокойной ночи! — сказала я бабе Свете и отправилась к себе.
В моем номере плач ребенка был слышен еще сильнее. Удивительно, но терпимые иностранцы даже и не думали жаловаться. Видимо, для приличных людей, что отдыхают в наших номерах, дети — это святое.
Я пощелкала пультом телевизора. Показывали какой-то красивый голубой бассейн — бередили душу, израненную склерозом и отсутствием купальника. Это издевательство над собой я решила прекратить одним махом, выключив передачу.
Но насладиться тишиной мне не удалось. Где-то совсем рядом, практически мне на ушко, перекрикивая вопли ребенка, Владимир Калач, мой сосед, по телефону отчитывал загулявшую супругу
— У тебя вообще совесть есть или ты ее с собой не брала? Мишка не замолкает битый час. Нас скоро из отеля на выход попросят! Что значит, что ты сделаешь? Что-нибудь! Ну, я не знаю… Хоть что-то! Ты же мать! Ты сейчас где вообще? А что ты мне врешь-то? Европа — это тебе не Москва, магазины все давно закрыты! Ребенок орет, возвращайся немедленно! Не говори мне, что ты его не хотела! Ты же сама настаивала! Я из-за вас с женой развелся! Не хотела бы — не рожала! Я тебя не просил! Не хотела, вот он и родился такой… Но я с вами, я с сыном, какой бы он ни был. А вот ты-то где?
Затянувшийся разговор на повышенных тонах закончился. В мое открытое окно потянуло сигаретным дымом. Мальчишка продолжал выть. Бедная крошка! И ведь не может сказать родному отцу, что его беспокоит.
Закуришь тут от такой жизни, не спился Владимир — уже хорошо.
Все-таки слава Богу, что мы сейчас в толерантной Европе. В России бы уже давно вовсю стучали по батареям да учили родителей, как правильно детей воспитывать.
Окно пришлось закрыть. Лучше все же в духоте, чем это все всю ночь слушать. Сплю я крайне чутко.
«На новом месте приснись жених невесте», — с этой известной присказкой, которую положено шептать себе на ночь засыпая не в привычной кровати, я и донесла голову до подушки.
Какой еще жених? Только не у меня. Вместо Антонио Бандераса или Михаила Пореченкова мне зачем-то приснилась баба Света в чем-то вроде советского ватника и с сигарой в зубах. «Ты знаешь, — говорила она, — это город такой. Тут никогда все просто не бывает. Я тут уж столько лет живу, насмотрелась. Ты уж мне поверь».
И никаких тебе женихов.
