Смерть Мирабо
А 2 апреля 1791 года не стало Мирабо. Не стало этого поистине загадочного человека.
Историк Томас Карлейль описывает его так:
«Во взгляде из-под нависших густых бровей и в рябом, покрытом шрамами, угреватом лице проглядывает природная несдержанность, распущенность — и горящий факел гениальности, подобный огню кометы, мерцающей среди темного хаоса. Это Габриэль-Оноре Рикетти де Мирабо, владыка мира, вождь людей, депутат от Экса!.. Да, читатель, таков типичный француз этой эпохи, так же как Вольтер был типичным французом предшествующей. Он француз по своим помыслам и делам, по своим добродетелям и порокам, может быть, больше француз, нежели кто-либо другой…»
Он родился в 1749 году на юге Франции, и в его жилах текла буйная южная кровь (род Рикетти в свое время бежал из Флоренции и поселился в Провансе). Следовательно, он был человеком вспыльчивым, неукротимым, резким.
За свою жизнь Габриэль-Оноре много где успел побывать и повидал всяких людей: он сидел в тюрьмах, помогал завоевать Корсику, дрался на дуэлях и впутывался в уличные драки. Он написал несколько политических эссе, эротические стихи в стиле древнегреческой поэтессы Сафо, книги о прусской монархии, о графе Калиостро, о снабжении Парижа водой. По словам Томаса Карлейля, «он умел сделать своими идеи и способности другого человека, более того, сделать его собой».
Доктор Гильотен восхищался им, понимая, что Мирабо обладает редким даром общительности и умеет заставить людей любить себя и работать на себя. Словом, это был прирожденный король!
Мирабо не признавал ни десяти заповедей, ни морального кодекса, ни каких бы то ни было окостеневших теорем, и он совершенно не страдал от избытка скромности.
Но вот историк Томас Карлейль не щадит его:
«Это огромное чадящее пламя, которое ни затоптать, ни погасить, и дым от которого окутает всю Францию. Теперь оно получило доступ к воздуху и разгорится, сжигая свое содержимое и всю свою атмосферу, и наполнит Францию буйным пламенем. Странная участь! Сорок лет тления, сопровождаемого вонючим дымом и испарениями, затем победа над ним — и вот, как вулкан, он взлетает к небесам и в течение двадцати трех блестящих месяцев извергает пламя и огненные расплавленные потоки, все, что есть в нем, служа маяком и дивным знамением для изумленной Европы, а затем падет безжизненным, охладевшим навеки!»
Не щадил его и Шатобриан, который был знаком с ним лично. Он писал:
«Мирабо будоражил общественное мнение с помощью двух рычагов: с одной стороны, он опирался на массы, защитником которых сделался, презирая их; с другой стороны, хотя он и предал свое сословие, он сохранил его расположение в силу принадлежности к дворянской касте и общности интересов с нею».
Кончил граф де Мирабо плохо. Он говорил, что «нация — это стадо, которое пастухи с помощью верных собак ведут, куда хотят».
Очевидно, Мирабо считал себя одним из таких «пастухов». Но, как и все прочие яркие главари революции, он страшно заблуждался. И он, и все остальные служили лишь собачью службу: с помощью этих верных псов настоящие «пастухи» сгоняли стадо французского народа с его исторического пастбища. И когда Мирабо понял, что он не «пастух», а лишь собака, он возмутился, попытался сорваться с цепи. И как только настоящие «пастухи» заметили неверность этой их «собаки», они ее тут же безжалостно уничтожили.
До Гильотена доходили слухи о том, что за крупное вознаграждение и обязательство погасить его огромные долги Мирабо стал секретным агентом королевского двора. Марат, Робеспьер и некоторые другие революционные лидеры догадывались о двойной игре Мирабо и резко выступали против него. Однако до внезапной смерти последнего эта тайная сделка оставалась недоказанной, и он был похоронен с величайшими почестями. Лишь после свержения монархии 10 августа 1792 года были обнаружены документы, подтверждавшие измену Мирабо. В связи с этим его прах, первоначально помещенный в Пантеон, был выброшен оттуда и перенесен на кладбище для преступников в предместье Сен-Марсо.
По словам Шатобриана, «могила освободила Мирабо от клятв и укрыла от опасностей, которых он вряд ли смог бы избегнуть». Хотя укрыла ли? Когда Мирабо умер, врачи, как это обычно и бывает в подобных случаях, не сумели установить точный диагноз и причину смерти. Заметим, однако, что, когда Мирабо скончался, ему едва исполнилось сорок два года.
По всей видимости, под конец жизни Мирабо все же понял, как образно выразился Арчибальд Рамзей, «силу и сущность того демона, на взращивание которого он потратил столько энергии». Он был убран со сцены после того, как сыграл отведенную ему роль.
Во все последнее время Мирабо мрачно смотрел на вещи <…> Мирабо уже не верил в счастливый исход. Его мрачное настроение довершалось сознанием, что он лично увлечен на путь, не только бесплодный, но и пагубный для его имени и его политической чести. Поэтому его собственное положение стало безнадежным.
Людвиг ГЕЙССЕР, немецкий историк
В ноябре 1790 года Мирабо попробовал взять в свои руки министерство, чтобы направлять дела по собственному усмотрению. Но кто бы ему это позволил!
В результате самоуверенность Мирабо исчезла и уже не возвращалась.
Его состояние, расстроенное с давних пор, стало совсем безотрадным. Вечная нужда в деньгах была так же велика, как и его потребности.
Следя за новостями, Гильотен убеждал себя, что Мирабо не предал свои убеждения, не продался двору, не поступал и не говорил против совести, ради презренного металла. Но все-таки он принимал плату за свои услуги, и это было несмываемым пятном.
Мирабо выносил Прометееву пытку. Он чувствовал, что нет конца хаосу. Он видел, как глубже и глубже все погружается в бездну…
Из рук в руки стал переходить памфлет под названием «Государственная измена графа Мирабо разоблачена!»
Революционер хотел спасти монархию, найти компромисс между ней и происходящими в стране событиями. Он мечтал стать советником короля, пускай даже тайным. При этом он не видел ничего зазорного в том, чтобы его советы, по его мнению — бесценные, хорошо оплачивались.
Доктор Гильотен читал этот памфлет, и ему казалось, что такого не может быть. Тот, кто много сделал для отечества, кто не услаждался суетной известностью и пренебрегал мимолетным успехом дня ради истинной славы, тот не должен обращать внимание на суд изменчивой толпы.
Для Гильотена, несмотря ни на что, имя Мирабо имело еще чарующую силу. А когда тот внезапно умер, ему показалось, что разрушилась последняя опора нового порядка.
Еще когда Гильотен работал в Национальном учредительном собрании, он мог наблюдать, как у Мирабо случались припадки болезни. Он не берег себя. Он целыми днями до позднего вечера бывал на работе. Остаток ночи проводил в кутежах с друзьями или за рабочим столом. Немногие могли бы перенести такой образ жизни. Вдруг его поразила страшная боль в брюшной полости. Окружающие узнали об этом, когда его положение было уже безнадежным.
Мирабо вроде бы умер от острого перитонита. Говорят, что его последние слова были такими: «Я уношу с собой траурное одеяние монархии, лоскутья ее разделят между собой мятежники».
Со смертью этого человека завершился очередной этап развития страны: после него дикие волны начали качать корабль из стороны в сторону.
