Книга: Резонанс
Назад: Глава 2
Дальше: Глава 4

Глава 3

Когда впереди замаячил столб с цифрой три, я испытал… разочарование.
Всерьёз ведь рассчитывал войти в резонанс до конца витка, но никакого отклика не уловил. А, между тем, тридцать второй румб на исходе, вот-вот и на новый заход пойдём.
Я медлил и выжидал, кусал губы, прислушивался к собственным ощущениям.
Три часа пытки. Сто восемьдесят минут тряски на жёсткой лавке. Десять тысяч восемьсот секунд изматывающего зноя. И что — всё впустую, всё напрасно?
Инга, государственные льготы, компания единомышленников. Власть.
А ещё полный тоски взгляд сдавшегося соискателя.
Вспомнил его — и передёрнуло. Ерунда, конечно. Не мог ничего такого разглядеть и сам всё придумал, но будто наждаком меж лопаток продрало.
В резонанс проще всего войти на завесе, так неужели не потерплю один румб? Сколько это на третьем витке — километра два? Не так уж и долго возвращаться придётся, если выйду из игры чуть позже!
И я упрямо стиснул зубы. Миг спустя передумал и о своей упёртости пожалел, но Западный луч уже остался позади, мы пошли на третий виток, и на сей раз меня не проламывало через незримую завесу — сверхэнергия беспрепятственно проникла в организм, потекла по венам и артериям вместе с кровью, изменяла и жгла.
Но и прежнее давление никуда не делось, просто теперь начало распирать изнутри. Пропорции тела нарушились, руки и ноги стали слишком длинными, а голова с каждым мигом всё сильнее разбухала и грозила взорваться. Из носа потекла кровь, глаза едва не вываливались из орбит, язык во рту разбух так, что я оказался не в состоянии вымолвить ни слова. И вместе с тем прекрасно отдавал себе отчёт, что эти невероятные метаморфозы иллюзорны и в действительности с моим физическим телом не происходит ровным счётом ничего необычного. Вот только это не отменяло того простого факта, что ещё немного и взорвётся голова…
Сдался я на втором румбе третьего витка. Просто не смог больше терпеть. Да и не видел смысла. Это — не моё. Это — не для меня. Никакое могущество не стоит того, чтобы подвергать себя подобным мучениям.
Наверное, я бы даже сумел в итоге выдавить просьбу ссадить, но тут где-то впереди свечой в небо ушли сначала оранжевая, а за ней и красная ракеты. Потом и вовсе донеслась частая-частая стрельба.
— Если что — объезжай по целине! — приказал старший санитар водителю, и тот опустил на лицо мотоциклетные очки. Его напарник без промедления откинул лобовое стекло на капот и разложил сошки ручного пулемёта, после деловито изготовил оружие к стрельбе.
Лезть со своей просьбой я просто-напросто побоялся. И постеснялся, конечно, тоже, но в первую очередь промолчать заставил именно страх.
В кого стреляли и собираются стрелять?
Что тут вообще происходит?!
Минут через пять мы проскочили распростёртое на обочине тело. Одет человек был не в одну из стандартных белых «пижам», а в нечто, напоминавшее смесь комбинезона и ливреи, тогда кто-то из санитаров уверенно произнёс:
— Благородные начудили.
Вновь послышалась стрельба, но уже откуда-то со стороны второго витка, и вновь я промолчал, решив ещё немного потерпеть. Хотя бы пару румбов…
Ближе к концу первого квадранта наш автомобиль промчался мимо санитара, стоявшего рядом со своим присевшим на обочину подопечным. Он помахал рукой и стало ясно, что тут с инициацией проблем не возникло. А дальше, почти сразу попался ещё один успешно вошедший в резонанс соискатель.
От беспрестанного давления сверхэнергии меня мутило и тошнило, а я судорожно стиснул занемевшими пальцами край лавочки, наверное, даже раскачивался и что-то неразборчиво мычал. Или нет. Не помню.
Главное — внутри крепла уверенность. Раз не размазывает о незримую преграду, раз наполняет энергия — значит, вот-вот и войду в резонанс. Надо лишь самую малость подождать. Совсем немного, ещё чуть-чуть. К тому же рациональная часть моего сознания упрямо талдычила, что мы отмахали от Западного луча никак не меньше двадцати пяти километров, и остаётся уже рукой подать до северной дуги с её вполне приемлемой стабильностью.
Так почему бы и не потерпеть?
Смогу ведь? Смогу, да? Справлюсь?
На семнадцатом румбе я выдул кружку чая и две воды. Всё выпитое моментально уходило с потом, да ещё продолжала понемногу сочиться из носа кровь. По рубахе на груди расползлось бурое пятно, оно уже подсохло по краям, ткань там стала колом.
Аркаше тоже пришлось несладко, остальные переносили это виток несравненно лучше, и я задумался, не станет ли проще на следующем мне самому, но сразу выкинул эти мысли из головы.
Никакого «следующего витка» не будет. Мне — до Западного луча!
Точка!
На подъезде к радиальной дороге грузовик заметно дёрнулся, и мотор его зазвучал чуть иначе. Забрезжила надежда, что дело в технической неисправности и перегревшийся движок вот-вот выйдет из строя, тогда всё решится без всякого моего участия, и впоследствии не придётся краснеть, вспоминая постыдную слабость. И домой мы отправимся все вместе. Не я один, а сразу все!
Вот и уговорил себя ещё немного потерпеть и даже гордился силой собственного характера секунду или две. Четвёртая завеса обернулась разлитым в пространстве статическим напряжением — мигом встали дыбом волосы, забегали по коже разряды, задёргали судороги. И всякий последующий укол оказывался сильнее предыдущего!
Взвыл бы в голос, да свело челюсти и перехватило дыхание. Но это у меня. Лия неожиданно вскочила на ноги и заголосила:
— Уберите их! Уберите их с меня! Да помогите же!
Девушка принялась стряхивать с одежды что-то видимое ей одной, и далеко не сразу я осознал, что это не воображаемые жуки или змеи, а сгустки оранжевого пламени.
Подвёрнутые рукава рубахи загорелись, и старший смены рявкнул:
— Гасите её! Живо!
Но никто не стал обливать Лию водой. Сидевший напротив санитар воткнул ей в шею шприц и разом впрыснул всё его содержимое, до упора утопив поршень, а пришедшая ему на смену тётка лет тридцати обернула девушку плотным полотенцем с какой-то огнеупорной пропиткой, вроде бы даже асбестом.
В следующий миг санитарка подхватила Лию на руки и выпрыгнула из кузова — только мы их и видели. Я бы попросился следом, но не смог. Меня трясли судороги.
Старший смены выплеснул на обугленный участок скамьи кружку воды и покачал головой.
— Стихийный пирокинетик, подумать только! — А когда позади остался столб, отмечавший границу второго румба, спросил у водителя: — Что со скоростью?
— Сорок восемь. Порядок! — последовал уверенный ответ, и мы помчались дальше.
Движок и не думал перегреваться, работал как часы. З-зараз-за…
На пятом витке что-то неладное стало твориться со зрением. На самом деле, я по обыкновению загадал доехать лишь до конца четвёртого, но в последний миг снова передумал. Тут и там в небо взлетали зелёные, жёлтые и оранжевые сигнальные ракеты; счастливчики, сумевшие войти в резонанс, попадались на глаза куда чаще прежнего. А я, чего греха таить, безумно хотел войти в их число. И слишком много всего перенёс, чтобы упустить эту уникальную возможность из-за недостаточного упорства.
Но на очередной завесе меня так и не зацепило. И не зацепило никого из моих спутников, а вот соискателей из других машин на обочинах я насчитал полный десяток. До заветной цели оставалось рукой подать, скрипнул зубами, продолжил терпеть.
Если разобраться, чувствовал себя относительно неплохо. Быть может, дело было в очередном понижении скорости грузовика или просто начал привыкать организм, но больше не казалось, что сейчас расплющит о сгустившееся пространство или взорвусь изнутри. Только вот глаза…
Глаза пекло сильнее с каждой минутой, из них катились слёзы, но видел я при этом всё предельно чётко. Болезненно-резко, если уж на то пошло. Когда украдкой глянул на Ингу, её профиль ещё долго возникал цветной фотографией всякий раз, стоило только смежить веки.
В любой другой момент лишь порадовался бы этому обстоятельству, теперь же изображение жгло калёным железом. И ещё вдруг понял, что глаза у девушки самые обычные — карие, а вовсе не искрящиеся сапфировой синевой, как почему-то думалось раньше.
Это невесть с чего не на шутку огорчило, словно сейчас не имелось несравненно более серьёзных поводов для душевных волнений, вроде непонятно с чего прорезавшегося сверхзрения. Уж не знаю, каким чудом удалось сдержаться и не выткнуть пальцами глаза, до того болезненные ощущения вызывал каждый взгляд. А стоило лишь зажмуриться или даже просто моргнуть — и становилось только хуже.
Да пропади пропадом этот резонанс!
Как обычно, неприятные ощущения стали отпускать в начале северной дуги, благо протяжённость витков неуклонно сокращалась и домчал грузовик до семнадцатого румба минут за тридцать или около того.
«Чем дальше, тем проще», — подумал я и протянул руку, в которую немедленно вложили кружку с водой. Половину расплескал, но что-то всё же влил в себя, стало легче.
Тогда окинул взглядом попутчиков, хотел проверить состояние товарищей, а вместо этого заметил, как с лихорадочной поспешностью что-то беззвучно шепчет чернявая девица. Никогда не обладал способностью читать по губам, а тут с кристальной ясностью понял, что это не молитва, а бесконечное повторение одного-единственного слова «нет».
— Нет! Нет! Нет! — И потом уже в голос: — Нет! Только не сейчас! Слишком рано! Не надо!
На крик обратил внимание начальник смены, он подскочил к девчонке и потребовал:
— Перестань сопротивляться! Просто расслабься!
Та этих слов будто не услышала вовсе.
— Слишком рано! Я не хочу! — завизжала она, и старший смены отвёл назад руку.
— Транквилизатор! — потребовал медбрат, получил шприц и попытался воткнуть в шею истерички иглу, но стеклянный цилиндр попросту взорвался, в пальцах остался зажат один только поршень.
Никто не видел, лишь моё сверхзрение позволило, если и не разглядеть, то уловить, как вокруг девицы сплетаются тончайшие нити незримой энергии. Она стала неотъемлемой частью окружающего пространства и времени, словно уложенный в нужное место кусочек мозаики, но изо всех сил пыталась сопротивляться и оттягивать момент резонанса.
Разрушала гармонию. Шла вразнос.
Энергия переполняла её и, не находя выхода, бурлила в крови, приливала к голове. Артерия на шее набухла и пошла уродливыми буграми, чёрные глаза побелели и засветились электрическим сиянием, а сама девушка вдруг приподнялась над лавкой и взмыла в воздух.
Прежде чем начальник смены успел хоть что-то предпринять, его подопечная сместилась к заднему борту, а затем искажённый судорогой рот распахнулся во вновь ставшем беззвучным крике. Почудилось отчаянно-тоскливое:
«Руди…» — а следом негромко хлопнуло, и голова девчонки разлетелась брызгами крови и ошмётками запечённого мозга.
Старший санитар принял основной удар на себя, но алые капли долетели и до нас, забрызгав большей частью Антона. Тот оказался крепким орешком, лишь судорожно сглотнул и не проронил ни слезинки. Я видел это со всей отчётливостью. Сверхзрение — это хорошо…
Шестой виток обернулся гигантской центрифугой. Меня вдавило спиной в борт с такой силой, что неминуемо бы треснули рёбра и раскрошился позвоночник, иди речь о физическом проявлении центробежной силы, но нет — что-то смещалось внутри меня и не более того.
Почему не попросил высадить на Западном луче?
Да просто навалилась апатия. Ну и глупо было бы соскакивать на половине пути.
Нерационально. Поздно.
Бедная дурёха погибла именно из-за своего опрометчивого желания перебороть уже накативший на неё резонанс. Нарушила гармонию, пошла вразнос и — пуф! Я всерьёз полагал, что уже опутан нитями незримой энергии, и любая попытка выйти из игры обернётся фатальным исходом. Лишиться головы нисколько не хотелось, проще было перетерпеть.
А, между тем, безумная центрифуга всё ускорялась и ускорялась. Разноцветные сигнальные ракеты взлетали в небо уже беспрестанно, частенько попадались на обочинах соискатели и санитары. Ну а мы неслись по южной дуге прежним составом.
Всё изменилось на семнадцатом румбе. Нет, одномоментно давление никуда не делось, просто вошли в резонанс Инга и рыжий Антон. Вошли без истерик и криков, как-то обыденно-незаметно. Погрузились в транс, как мне показалось — легко и непринуждённо.
— Золотой дубль! — присвистнул начальник смены. — Это мы удачно съездили!
Наших спутников напоили водой с предварительно накапанным в неё пахучим лекарством и уложили на днище кузова, тогда Аркадий, которого трепало ничуть не меньше моего, нашёл в себе силы спросить:
— Разве не опасно их дальше везти?
— А чего тут опасного? — удивился один из санитаров. — Северная же дуга, не южная! Интенсивность, чай, не растёт. До Западного луча в лучшем виде доедут.
И — доехали.
Седьмой виток обернулся падением в огнедышащий зев домны, а до восьмого мы добрались, когда солнце уже вовсю клонилось к горизонту. Его лучи били по глазам всполохами стробоскопа, каждая такая вспышка выжигала что-то у меня внутри, но — привык. Точнее — свыкся.
Едем дальше.
Немного погодя пришёл черёд и девятого витка, и вот там уже удалось расслабиться и задышать полной грудью. Солнце село, воздух посвежел, поток воздуха накатывал приятной прохладой, а от изматывающего давления не осталось и следа. Разве что заложило уши, но никаких неприятных ощущений это особо не доставляло.
Первый раз зацепило меня в самом начале северной дуги. Что-то рвануло, потянуло и тут же отпустило, словно зубцы невидимой шестерни соскользнули и не сумели раскрутить до нужной скорости. Потом был ещё один рывок. И ещё.
Всё без толку. Ложные поклёвки.
А ближе к концу витка они и вовсе сошли на нет. Накатила тишина и спокойствие. Умиротворённость. Отступила усталость, стихла боль в измученном теле. Я перестал быть частью этого мира, отгородился от него, завернулся в непроницаемую пелену сверхэнергии, поплыл в мягкое и приятно ничто.
Транс не сумела разрушить даже воткнутая в шею игла. Так — будто комарик куснул. И толчки ладоней в грудную клетку тоже ощущались словно бы через слой из трёх перин.
Вот уж не понимаю, к чему вся эта возня.
Всё ведь хорошо! Всё замечательно просто!
Но санитары так почему-то не считали, а когда окружающий мир вдруг треснул и раскололся, один дюжий малый даже подхватил меня на руки и сиганул из кузова грузовика, как раз проносившегося мимо столба за номером десять.
Раззява! Он точно что-то сделал не так. Наверное, не удержал меня и позволил шибануться головой о землю. Точнее даже — о наковальню. В толк не возьму, откуда та могла взяться посреди дороги…
Очнулся на койке в больничной палате. Сразу ощупал голову, но не обнаружил ни бинтов, ни даже маломальской шишки. Прислушался к собственным ощущениям — ничего не болело.
Удар пригрезился? Очень похоже на то…
Я откинул простыню и уселся на кровати, не испытав при этом даже малейшего намёка на головокружение. Более того — был бодр и полон сил.
Остальные койки в палате пустовали, на тумбочке лежала чистая одежда: пижама, напомнившая тюремную униформу из газетных карикатур, и не вполне уместные при данных обстоятельствах мягкие тапочки, а мои собственные ботинки. Тут же обнаружились очки, точнее — лишённая стёкол оправа.
Вспомнилась картинка расколовшегося мира, и я сообразил, что стёкла лопнули в тот самый миг, когда вошёл в резонанс.
Я ведь вошёл в резонанс?!
Аж мурашки по коже побежали от одной только мысли, что всё было напрасно и безумный заезд в итоге вогнал меня в шок, не позволив завершить инициацию!
Желая безотлагательно разувериться в этих своих опасениях, я сделал глубокий вздох закрыл глаза, сосредоточился и… Ничего. Вообще ничего. Вновь обретённые способности никак себя не проявили, не удалось уловить ни малейших намёков на сверхсилу.
Да что же это такое? Неужели всё было зря?!
Во рту стало кисло от разочарования и обиды, но я заставил себя успокоиться, схватил рубаху и сверился с нарисованным на груди номером — тот оказался моим, только чуть ниже обнаружилась приписка: «9/32».
Но это ведь точно неспроста? Ведь так?
Я быстро оделся, обулся и двинулся к входной двери, а уже по пути не удержался и мельком глянул в окно — судя по открывавшемуся из него виду, привезли меня в тот самый корпус, где проходил медкомиссию. Тогда выскочил из палаты и поспешил по коридору к закутку дежурной сестры. Сидевшая за столом в небольшой нише тётенька мигом оторвалась от чтения газеты, придвинула к себе журнал регистрации и макнула в чернильницу стальное перо.
— Скажите… — начал было я, когда она вписала в свободную графу номер с моей груди.
— Сначала в столовую, затем в двадцать первый кабинет, — заявила медсестра.
Я не удержался и спросил:
— Скажите, а инициация… Я её прошёл?
— В двадцать первом кабинете всё объяснят! — отрезала тётенька, потом сжалилась и сказала: — Да прошёл ты, прошёл. Беги завтракай.
— Да я…
— Ну-ка марш в столовую!
Новость привела в чудесное расположение духа и вступать в пререкания я не стал, буквально скатился по лестнице на первый этаж и озадаченно завертел головой по сторонам. Заметил через открытые двери столовой стоявшего в очереди к раздаче Аркашу, схватил из стопки верхний поднос и присоединился к товарищу.
— Привет! Ты как?
Аркадий улыбнулся и протянул руку.
— Голова гудит, а в остальном как огурчик!
— Остальных не видел?
— Инга по врачам ходит, а Лия уже в Новинск уехала. Ей направление в РИИФС выдали.
— РИИФС — это что?
— Республиканский институт исследования феномера сверхэнергии.
— Здорово! — искренне порадовался я за девушку. — А Лёва?
— Его ещё вчера отсюда увезли, я узнавал. Говорят, уникальный случай. Вроде, так быстро ещё никто в резонанс не входил.
Подошла наша очередь, мы получили по тарелке перловки, два ломтя белого хлеба с кубиками сливочного масла и стакану компота. Я попросил ещё один стакан — выдали и его. А когда расположились за одним из столов, то спросил:
— Ты потом долго ещё катался?
Аркаша постучал себя пальцем по груди.
— На восьмом румбе одиннадцатого витка только зацепило. Санитары изматерились все.
На рубахе товарища синей краской было выведено «11/8», и я опустил взгляд на собственную надпись. На сей раз её смысл загадкой не стал.
Девятый виток, тридцать второй румб.
Ещё б узнать теперь, каким образом это обстоятельство скажется на способностях! Впрочем, инициацию я прошёл, остальное вторично.
Ели молча. Просто смолотили еду и разошлись в разные стороны, поскольку в двадцать первом кабинете Аркаша успел побывать ещё до завтрака. Такое впечатление — не только он, очереди у нужной мне двери не оказалось. Постучал, дождался разрешения и переступил через порог.
Внутри посетителей дожидались уже знакомые мне профессорской внешности доктор и симпатичная светловолосая медсестра. Пришлось вновь оголяться, но на этот раз дело ограничилось лишь визуальным осмотром, после которого мне и шлёпнули очередной штампик «Без особенностей».
Рефлексы тоже оказались в норме, а потом какое-то время доктор расспрашивал о вчерашних ощущениях и что-то заносил в карточку личного учёта, а что-то отмечал в своей тетради. Под конец сказал:
— Сейчас иди в кинозал, это в конце коридора. Потом в двенадцатый кабинет, оттуда в семнадцатый. Возможно, по результатам обследований назначат что-то ещё.
В дверь незадолго до того постучали, и я не решился приставать с расспросами касательно своих новых способностей, лишь уточнил:
— А в каком кабинете принимает окулист?
Доктор откровенно удивился.
— А зачем тебе, молодой человек, понадобился окулист?
Я показал свою лишённую линз оправу.
— Да вот очки вчера разбил.
— А они точно тебе нужны?
На миг вопрос поставил в тупик, а потом я вдруг осознал, что прекрасно вижу и без очков. Если разобраться, куда лучше нежели прежде видел с ними.
Перехватившая мой взгляд медсестра сдержанно улыбнулась, я смутился и поспешил покинуть кабинет, а в коридоре остановился перевести дух.
Вот так дела! Ну и ну!
Пока стоял, обратил внимание на других соискателей, беспрестанно сновавших по коридору туда и сюда. Некоторые выглядели сонными и даже болезненными, но помощь санитаров требовалась считанным единицам; в основном все передвигались самостоятельно. Правда, неплохим состоянием могли похвастаться лишь те, кто пережил вчерашнее испытание, а вот остальные…
Усилием воли я отогнал воспоминание о разлетевшейся на куски голове черноволосой девицы и поспешил в сторону кинозала. На входе там дежурила сестра в белом халате, она справилась о завтраке, а после утвердительного ответа выдала пилюлю и стаканчик с водой.
— Лёгкое расслабляющее, — пояснила тётенька в ответ на мой озадаченный взгляд.
Объяснение откровенно удивило, но куда сильнее поразило содержимое киноленты. Думал, предстоит просмотр заранее отснятого инструктажа, а на деле пришлось пялиться на вращение чёрно-белой спирали. То притягивало взгляд и гипнотизировало своей размеренностью, разве что изредка с какой-то непонятной периодичностью на неуловимые глазом мгновенья проявлялись изображения, которые не удавалось ни распознать, ни даже толком разглядеть.
Сидевшие в мягких креслах зрители следили за экраном с неослабевающим интересом и, казалось, даже не моргали. Все новые посетители странного киносеанса очень быстро обмякали в своих креслах, чтобы некоторое время спустя встрепенуться и покинуть зал, а вот меня не проняло ни через десять минут, ни через пятнадцать. Только от почти неуловимого мелькания вставок разболелась голова.
Плюнул на всё, двинулся на выход. Там замялся, не зная, стоит рассказать медсестре о нулевой реакции на просмотр, но так и не решился. Не из стеснительности даже, если разобраться, просто не захотел привлекать к себе лишнего внимания — а ну как это какое-то очередное испытание и я его не прошёл?
А если ничего серьёзного — так и вовсе говорить не о чем. И я выкинул странный кинофильм из головы и отправился на поиски двенадцатого кабинета. На лестнице столкнулся с прыгавшей через ступеньки Ингой; та кивнула на ходу и поспешила дальше в компании рыжего Антона.
Вспомнилось, что и в резонанс они вошли практически одновременно, накатил глупейший приступ ревности, но совладал с ним без всякого труда. Сейчас было попросту не до душевных терзаний, требовалось как можно скорее разобраться со своими новыми способностями.
Так ведь и не объяснил никто, какими именно возможностями наделила меня инициация!
К двенадцатому кабинету выстроилась небольшая очередь, но продвигалась она чрезвычайно быстро — внутрь запускали сразу по несколько человек за раз, долго ждать не пришлось. Как оказалось, приём вели сразу три молодых специалиста — то ли студенты старших курсов, то ли аспиранты. Один контролировал установку, напомнившую электрический генератор, второй занимался радиоприёмником и панелью с набором электроламп, а третий — в белом халате с закатанными рукавами — как раз менял воду в оцинкованном металлическом баке.
— Минуту обожди, — попросил он, отставил ведро и кивнул. — Тридцать литров тютелька в тютельку. Давай бумаги!
Я протянул учётную книжку, и парень записал объём и температуру воды, потом ободряюще улыбнулся.
— Ну-с, приступим! Закатываем рукава, опускаем кисти в воду, концентируемся на тепле и сбрасываем энергию.
Задание вогнало в ступор. Как и то, с какой лёгкостью другой соискатель раскрутил ротор генератора, просто ухватившись за клеммы контактов. А тот, что готовился прийти ему на смену, только что заставил мигать гирлянду электроламп — надо понимать, всего лишь усилием воли. И мне — так же?!
Я выполнил распоряжение и напрягся изо всех сил, но какого-либо эффекта не ощутил. Аспирант взглянул на градусник и нахмурился:
— Ну и чего ты ждёшь? — раздражённо спросил он.
— Да я пытаюсь!
— Плохо пытаешься! Эффекта — ноль! — Парень вдруг прищёлкнул пальцами. — Стой! А ты в кинозале был?
Я кивнул.
— В транс входил?
Мелькнула мысль соврать, но ничем хорошим обернуться враньё не могло, поэтому на этот раз отрицательно покачал головой.
— Ну так чего ты пыжишься? — фыркнул аспирант. — Тебе в двадцать второй! Не сказали на выходе разве?
— Нет, — промямлил я.
— Всё, беги! Не задерживай людей!
Я вытер ладони о штанины и, как был с закатанными рукавами, вышел в коридор и поспешил к лестнице. Очереди к нужному кабинету не оказалось, постучал, дождался разрешения, вошёл.
— Чем обязаны? — выжидающе уставился на меня пузатый дядька.
— В кинозале в транс не вошёл, сказали к вам…
Во рту пересохло, сердце лихорадочно колотилось, ожидал чего угодно — даже откровенных насмешек, но хозяин кабинета деловито отодвинул на край стола кружку и блюдце с сушками и позвал:
— Андрей! Посмотри мальчика!
Из-за ширмы выглянул худой ассистент лишь на пару лет старше меня самого. Он зыркнул пристальным взглядом, от которого по коже побежали мурашки, но этим всё и ограничилось.
— Абсолют, Макар Демидович, — заявил ассистент после этого. — Отклик нулевой.
Мне сделалось нехорошо, а пузатый дядечка, напротив, заметно оживился.
— Прямо вот абсолют?
Ассистент неуверенно пожал плечами.
— Ну или около того.
— И насколько — около?
Андрей обречённо вздохнул и указал мне на кушетку.
— Ложись. — Сам он достал колоду странного вида карт, разложил их веером и продемонстрировав звёзды, прямоугольники, волнистые линии и всё такое прочее. — Сейчас я стану посылать ментальные сигналы, твоя задача назвать изображение. Понятно?
— Да.
— Глаза закрой. Поехали!
В голове было пусто-пусто, никаких догадок касательно изображения не возникло, сказал наобум:
— Треугольник!
Так дальше и гадал, пока не прозвучала команда:
— Достаточно!
— Макар Демидович, один из десяти. Говорю же — абсолют!
— Продави его, Андрюша! — распорядился толстяк. — Давай-давай, не филонь! Надо прояснить клиническую картину!
— Да что там прояснять! В последний вагон человек заскочил!
— Тридцать второй румб девятого витка — это далеко не гарантия абсолюта! Абсолют непредсказуем!
Андрей обречённо вздохнул, велел мне сесть и достал из кармана луковицу серебряных часов, начал раскачивать их на цепочке.
— Просто смотри и ни о чём не думай.
Я смотрел и не думал. Ну — старался не думать. Гипнозу не поддался, ощутил только некую болезненную пульсацию над глазами и у темени, будто ледяными иглами кололо. Об этом и рассказал, когда поинтересовались ощущениями.
— Ещё и уклон в негатив! — заметил ассистент, вытирая носовым платком вспотевшее лицо.
— Подозрение на уклон в негатив! — поправил его дядечка и впервые поднялся из-за стола. — Молодой человек, сейчас мы сделаем вам инъекцию одного раскрепощающего сознание препарата. Волноваться совершенно не о чем, это нужно для подстройки под колебания сверхэнергии.
— А это точно необходимо? — забеспокоился я.
— Можете позволить себе провести несколько месяцев в медитациях для достижения состояния просветления? Нет? Тогда давайте воспользуемся передовой медицинской химией!
И мне сделали укол.
— На кушетку ложитесь и ждите, — сказал после этого ассистент, а сам включил проигрыватель грампластинок, но вопреки моим ожиданиям динамики не начали проигрывать музыку, из них доносился один только фоновый шум, да через равные промежутки времени из-за какого-то дефекта повторялся шорох иглы звукоснимателя.
Поначалу ничего не происходило, я просто лежал на кушетке и бездумно пялился в потолок, а затем сам не заметил, как дыхание подстроилось под размеренный хрип иглы. Мир начал открываться с какой-то неожиданной стороны, делаться глубже и обрастать дополнительными подробностями. А ещё почудилось давление чужой воли, но легко отмахнулся от них, отрешился, сосредоточился на игре солнечных зайчиков, круживших по потолку в ритме, задаваемом шуршанием проигрывателя.
Стоило только присмотреться к светлым пятнам, и следом начала вращаться вся комната, а потом и кушетка подо мной, но её движение выбивалось из общего ритма, и этот диссонанс вызывал столь сильное ощущение дискомфорта, что даже затошнило. Захотелось раскинуть руки и замедлить вращение, но тело мне больше не повиновалось, тогда попытался, будто находился во сне, изменить окружающую действительность силой собственной воли. И — сработало!
Часть светлых пятен прекратила вращение, замерла на месте, словно сработал эффект стробоскопа. Постепенно начали замирать и другие солнечные зайчики, они сливались, становились всё крупнее и ярче, пока не осталась лишь единственная точка.
Эпицентр.
Я и раньше существовал в одном ритме с ним, но только сейчас сумел это осознать и ощутить переполнявшую окружающую действительность энергию.
Точнее — сверхэнергию.
Больше мне не составляло никакого труда дотянуться до неё, теперь я был способен использовать её по своему собственному усмотрению. Ну или по крайней мере — обладал возможностью для соответствующей попытки. Ещё бы только разлепить веки…
Когда я открыл глаза, бледный и потный ассистент жадно хлебал чай.
— Абсолют и негатив. Макар Демидович, типичный негатив! Меня всего проморозило!
— Если и так, то ничего типичного тут нет! Иначе трёх кубиков препарата точно бы не хватило. Для начала поставим подозрение, а дальше видно будет! — возразил дядечка, сделал в моей учётной книжке какие-то пометки и сказал: — Попробуйте сесть. Ну как, голова не кружится?
— Нет.
— Ведро за ширмой.
«Какое ещё ведро?» — собирался спросить я, но рвотный позыв расставил всё по своим местам.
Ведро! Где это чёртово ведро?!
Я метнулся за белую занавесь, избавился от полупереваренного завтрака, умылся у рукомойника, вытерся висевшим тут же полотенцем.
— Биение энергии ощущаете? — уточнил хозяин кабинета.
— Ага.
— Тогда идите в двадцать четвёртый, а далее по предварительному расписанию.
С учётной книжкой в руке я дошёл до названного кабинета и заглянул в распахнутую настежь дверь. Оказалось открыто и окно, и даже так в комнате пахло чем-то горелым.
— Разрешите?
Подтянутый господин с щегольскими усиками и прилизанными волосами вдавил в пепельницу окурок и поманил меня к себе, забрал медицинские записи, ознакомился с ними и сказал девушке в белом халате:
— Марина Сергеевна, коллеги просят клиническую картину прояснить. Проведите двойной тест, будьте так любезны, — попросил он, доставая из жилетного кармашка золотую зажигалку.
— Присаживайтесь, пожалуйста, — предложила девушка со слишком худым и строгим, а потому не очень-то симпатичным лицом, и попросила закатать рукава, а после нахмурилась. — Это у вас откуда?
Внимание её привлёк синяк, охвативший багровым браслетом левое запястье, пришлось пояснить.
— Повезло, что не оторвали, — хмыкнул щёголь, раскурил новую папиросу и протянул её помощнице, та затянулась и ткнула меня в руку ярко вспыхнувшим угольком.
— Ай, блин! — вскрикнул я и от неожиданности даже вскочил на ноги. — Совсем обалдели, что ли?!
— Сядьте, молодой человек! — потребовала девица и убрала папиросу в пепельницу. — Придётся немного потерпеть. Да садитесь же! Мы теряем время!
Я немного поколебался, но всё же поднял опрокинутый стул и опустился на самый его краешек. Медсестра откинула крышку алюминиевого чемоданчика и выбрала из заполнявших его стеклянных цилиндров схожий диаметром с папиросой. Вставила трубку в непонятное устройство, поднесла то к моей руке и предупредила:
— Будет немного больно, потерпите.
Но нет, когда сиреневой вспышкой мигнул выброс сверхэнергии, никаких особенно неприятных ощущений я не испытал, да и по размерам новый ожог оказался заметно меньше первого.
— Вот молодец! — похвалила медсестра и приложила к запястью обычную на вид линейку. — Тридцать процентов от нормы! — объявила она, измерив диаметр пятнышка опалённой кожи.
Щёголь хмыкнул.
— До нижней границы десятого витка дотянул? Нетипично.
Он внёс данные в учётную книжку, а его помощница сноровисто наложила на моё обожжённое запястье повязку. Этим делом не ограничилось и кожу на правой руке повредили сразу в двух местах — поцарапали обычным скарификатором и для сравнения надсекли устройством для фокусировки сверхэнергии. Больно не было, точнее — не было больно, пока ранки не обработали медицинским спиртом, а там аж перекорёжило всего.
— Зайдите к нам перед двадцать первым кабинетом, — попросил напоследок щеголь. — Только обязательно — нужно будет скорость регенерационных процессов оценить.
Я кивнул и отправился восвояси будто неудавшийся самоубийца — с повязками сразу на обоих запястьях. Рядом с двенадцатым кабинетом в гордом одиночестве подпирал стену Аркаша, он перехватил мой удивлённый взгляд и пояснил:
— Ингу жду. — О повязках спрашивать не стал, у самого были забинтованы обе руки.
Пару минут спустя к нам вышла Инга, и сразу вспыхнула красная лампочка над дверью, а по зданию разлетелся пронзительный звонок. Реакция последовала незамедлительно — двое дюжих санитаров выкатили из служебного помещения каталку и чуть ли не вприпрыжку помчались с ней по коридору. Они сходу влетели в кабинет и очень скоро вывезли оттуда рыжего Антона — тот выглядел слегка ошалелым, обе его кисти оказались замотаны бинтами.
Инга заглянула в дверь и с нескрываемой тревогой спросила:
— Что с ним?
— Пустяки, кипятком ошпарился! — беспечно отмахнулся аспирант, ответственный за бак с водой, и обратился к товарищу: — Представляешь, за один подход вскипятил! Самородок, чтоб его черти драли!
Я нерешительно помялся на пороге, потом шагнул в заполненную паром комнату.
— Можно?
— А, снова ты! Заходи! — Аспирант залил в бак новую порцию воды, сверился с показанием градусника и поправил уже внесённую в мою учётную книжку температуру. — Приступай!
Я опустил кисти в бак и спросил:
— А что делать-то?
— Просветления достиг, так? Ну вот! Тянешься к силе, копишь в течение десяти секунд и выплёскиваешь в воду. Сразу только не останавливайся, вываливай, сколько сможешь. Понял?
— Э-э-э…
— Да что сложного-то? Надуваешься как воздушный шар и сбрасываешь давление в воду. Только не давление, а тепло.
Парень достал спортивный хронометр с секундомером и выжидающе уставился на меня, а я зажмурился и обратился к едва уловимому присутствию сверхсилы, уловил её напряжение и коротко выдохнул:
— Готов!
— Поехали!
Усилием воли я изменил плавный ток энергии, завёл её в себя и попытался удержать, не смог, тогда, повинуясь какому-то наитию, раскрутил подобно волчку. И — сработало!
Давление начало стремительно нарастать и распирать меня изнутри, в груди разгорелось пламя, как если бы пытался слишком долго задерживать дыхание, по жилам потёк жидкий огонь, из глаз — слёзы.
— Жги!
Команда оказалась как нельзя более кстати — бешенное вращение пошло вразнос, и я едва успел вытолкнуть бушевавшую во мне силу вовне, прежде чем та успела сама вырваться наружу неконтролируемым потоком.
Боялся обвариться, но вода лишь чуть нагрелась. Это немного даже разочаровало, но вместе с тем я испытал ни с чем не сравнимое облегчение. И по причине того, что больше не рвала бушевавшая внутри энергия, и от первого наглядного подтверждения собственных сверхспособностей.
Сознание оставалось ясным-ясным, а вот организм к подобным перегрузкам оказался откровенно не готов. Рубаха на спине взмокла, в ушах застучала кровь, ноги начали подгибаться. Попытался выпрямиться — и едва не упал.
— Иди к лампочкам сядь! — потребовал аспирант и попросил коллегу: — Обработай его пока!
Когда я плюхнулся на окружённый металлической рамкой табурет рядом с коробом радиоприёмника, в его динамиках прибавилось хрипов и шумов, но не слишком заметно, да и лампочки мигнули лишь раз или два.
— Поток чистый.
— Уверен? У него негатив в анамнезе!
— Говорю же — у меня чисто! У тебя какие показатели?
— В пределах нормы для своего витка. Температуру на градус поднял — это двенадцать киловатт мощности примерно.
— Меньше на самом деле! — отозвался оператор генератора. — Ты вечно выход завышаешь!
— Не веришь — сам проверь!
Пришлось идти к генератору и браться за ручки с электрическими клеммами.
— Тут всё просто, — последовал краткий инструктаж, — чем больше прокачаешь через себя энергии, тем лучше. И не старайся выплеснуть всё одним чохом! Во-первых, ограничений по времени никаких. Во-вторых, ты лишь проводник, а не источник. Понял?
Я не слишком уверенно кивнул, поскольку мысли были заняты совсем другим.
Градус. Я нагрел тридцать литров воды на один-единственный градус. А рыжий Антон за то же самое время довёл её до кипения или около того! Во сколько же раз он мощнее меня? Ладно — его неспроста самородком назвали, а что с остальными? Я в пределах нормы или…
— Эй, не спи! Приступай уже!
Ничего не оставалось, кроме как вновь обратиться к биению сверхэнергии и попытаться резким усилием воли раскрутить тяжеленный ротор. Щёлкнула искра, и я с испуганным вскриком отпустил снабжённые клеммами рукояти.
— Эй-эй! Ну ты чего творишь?! — возмутился ответственный за прибор. — Спокойней давай! Тут выплески не нужны, потрудись обеспечить стабильность! Чем дольше продержишься — тем лучше!
Я понятия не имел, как можно упорядочить движение силы, которое едва-едва улавливал и почти не контролировал. Ничего путного в голову не шло, решил импровизировать. На вдохе втянул в себя всю доступную энергию и уже привычным напряжением воли раскрутил, но не попытался на этот раз удержать внутри, а без промедления перенаправил ручеёк силы в генератор. Тот басовито загудел, его ротор мал-помалу начал наращивать обороты, пусть и очень неспешно, зато стабильно и без рывков.
— Не вижу признаков негатива. Ход плавный, напряжение не скачет.
Слова приободрили, и я поднажал. Работать с генератором оказалось всё равно что ехать на велосипеде против стремительного течения по ручью с глинистым дном. Приходилось не просто изо всех сил раскручивать внутри себя силу и равномерно вливать излишки в агрегат, но и удерживать её вращение под контролем. Грубо говоря — крутить, крутить и крутить педали в ситуации, когда малейшая заминка, равно как и слишком сильный рывок обернутся неминуемой потерей равновесия. А упущу биение энергии — пиши пропало, испытание прервётся.
Не беда? Наверное, так. Вот только сто к одному, что результаты испытаний будут приниматься в расчёт при дальнейшем распределении. Я толком не знал, какое обучение ещё предстоит пройти, но заранее не желал оказаться в числе отстающих. И потому выкладывался на полную катушку, благо размеренная работа по перекачке энергии давалась несравненно проще, нежели её разовый выплеск при попытке нагрева залитой в бак воды.
Не могу сказать, будто совсем уж поначалу не напрягался, но особых сложностей с концентрацией не испытывал. Раскрутившийся внутри маховик черпал энергию откуда-то извне, а на мою долю оставалось лишь поддержание правильного баланса. Я был не источником силы, но лишь передаточным звеном. Вот только как оказалось — звеном слабым.
Постепенно на поддержание перетока энергии в агрегат начало уходить всё больше и больше моих собственных сил, а достаточно стабильное вращение сделалось прерывистым, пришлось сцепить зубы и задействовать все свои внутренние резервы. По лицу заструился солёный пот, защипало глаза, сбилось дыхание и начало ломить тело, а сердце так и вовсе забилось в каком-то совсем уж лихорадочном ритме, как если бы и в самом деле изо всех сил крутил педали, направляя в горку драндулет с гнутым «восьмёркой» колесом.
Усталость заставила потерять сосредоточенность, а недостаточная концентрация помешала удержать под контролем биение сверхэнергии, и без того уже прерывистое вращение духовного маховика сменилось резким рывком в какой-то новой плоскости, сверкнул электрический разряд, меня ощутимо тряхнуло и откинуло от генератора. Ротор с тихим жужжание начал замедлять вращение, потом остановился.
В голове часто-часто застучало, перед глазами начал мельтешить стробоскоп. Я согнулся в три погибели, пытаясь перевести дух, но спокойно отдышаться не дали.
— Ну-ка!
Один из аспирантов ухватил меня за руку и заставил усесться на окружённый металлической рамкой табурет. Радиоприёмник захрипел, замерцали лампочки, но вердикт остался прежним.
— Фон в норме. Не вижу особого уклона в негатив.
— Да и у меня частота вращения почти не гуляла, — высказался оператор силового агрегата. — Внеси три минуты двадцать пять секунд чистого времени и пятьсот ватт выработки.
Аспирант, уже опорожнивший оцинкованный бак, выполнил просьбу товарища и наморщил лоб.
— Мощность всего девять киловатт? У меня больше было.
— У тебя всегда больше! Ты десять секунд на подготовку даёшь, а потом они ещё секунды две-три пыжатся! И девять киловатт чётко в стартовые двадцать процентов от пикового значения девятого витка вписываются, а двенадцать — уже нет.
— Эти нормы не учитывают реальный разброс значений! Ёлки, да мне пять минут назад бак вскипятили!
— Ну этот-то никак на самородка не тянет! Пиши итоговые девять киловатт и не выпендривайся!
— Да пишу я, пишу!
В этот момент дверь распахнулась и вошёл ассистент толстяка из двадцать второго кабинета.
— О, ты здесь! — припомнил он меня и спросил коллег. — И что у него с негативом?
— Ничего, — ответил аспирант, ответственный за радиоприёмник и гирлянду лампочек. — На уровне измерительных погрешностей.
— Да не может быть! — возмутился Андрей.
Я вытер рукавом рубахи вспотевшее лицо и спросил:
— Что за негатив-то?
— Оперирование сверхэнергией в противофазе. Собственные конструкции в этом случае так себе выходят, зато чужие они разносят — любо-дорого посмотреть. — Аспирант протянул мне учётную книжку и указал на дверь. — Дуй в семнадцатый! А ты, Андрей, если уверен в диагнозе, выпиши ему направление в третий кабинет.
— Не могу, — досадливо поморщился тот и вдруг предложил: — Сходи сам туда, попроси посмотреть.
Я замялся.
— Как же без направления?
— Не хочешь — не ходи. Это тебе надо, не мне.
— Подумаю, — пробурчал я и отправился в семнадцатый кабинет, пребывая в отнюдь не самом добром расположении духа.
И результаты двух новых обследований его тоже нисколько не улучшили. Сначала меня попросили усилием воли поднять установленную на весы килограммовую гирю, и это задание я благополучно провалил, заработав отметку «склонность к телекинезу отсутствует». Потом на весы поставили меня самого, да ещё нацепили широкий брезентовый ремень — не иначе страховочный монтажников-высотников; двумя цепями он крепился к вмурованным в пол железным кольцам.
— Попробуйте воспарить над полом, — предложил молодой человек, какой-то слишком уж прилизанный и манерный. — Толкните себя силой, но умоляю — предварительно не стоит её копить. Никаких выплесков, одно только ровное давление.
Ну я и надавил. Уменьшил собственный вес на пару килограмм, обзавёлся записью «склонность к левитации отсутствует» и оказался выпровожен в коридор. Чётко, быстро, по-деловому. На обитателей семнадцатого кабинета мои способности впечатления определённо не произвели.
А сумел ли я впечатлить хоть кого-нибудь? Даже устойчивость к гипнозу была расценена лишь как некоторое отклонение от нормы, а никак не уникальный случай.
Досадно.
Мелькнула мысль и в самом деле сходить в третий кабинет, но сразу выкинул её из головы. Ясно и понятно, что без направления там делать нечего. Проси, не проси посмотреть — толку не будет. Да и не хотелось навязываться. Никогда такого не любил.
Я свернул учётную книжку в трубочку и поспешил к лестнице на второй этаж, а там столкнулся с Ингой и Аркадием.
— Ты не отстрелялся ещё? — удивился мой товарищ. — А мы уже направления получили.
— Ого! И куда?
— Меня на специальные курсы при каком-то ОНКОР отрядили, а Инга вместе с Лией в институте сверхэнергии учиться будет.
— Только на разных кафедрах, — подтвердила девушка и заторопилась. — Аркаша, идём! Надо успеть пообедать, скоро из города машина придёт!
И они ушли, оставив меня в самых что ни на есть растрёпанных чувствах. Поначалу испытал мимолётную радость из-за того, что Аркадия не зачислили в одно учебное заведение с Ингой, но её тут же сменило волнение за собственное будущее.
У меня-то никакого направления ещё нет! Вообще никуда!
И будет ли?
Я прислонился к стене и перелистал учётную книжку. В слишком уж лаконичных отметках ничего толком не понял, кроме одного — мои способности на общем фоне ничем особенным не выделялись.
Постоял, помялся, поколебался. Затем собрался с решимостью и отправился на поиски третьего кабинета. Впустую убил на это минут десять и даже заподозрил аспирантов в розыгрыше, потом только догадался обратиться к вахтёру. Тот указал на уходящую вниз лестницу.
Третий кабинет оказался просторным подвалом с голыми каменными стенами, сводчатым потолком и тёмными проёмами коридоров. Посреди помещения под тусклой лампочкой стоял застеленный клеёнкой стол, на том вместо замысловатых приборов лежали вперемешку с яичной скорлупой хлебные крошки и вывалившиеся из переполненной пепельницы папиросные окурки.
Здешние обитатели были под стать обстановке. Два мужичка средних лет в тёмно-синих рабочих комбинезонах научных сотрудников нисколько не напоминали и самое большее могли проходить по разряду обслуживающего персонала. Но я о вежливости забывать не стал и сначала поздоровался, а потом уже сказал, что меня направили сюда из двадцать второго кабинета.
Дядечка с пышными усами и немалых размеров проплешиной на макушке протянул руку и требовательно прищёлкнул пальцами, а когда я протянул учётную книжку, быстро её пролистал и спросил:
— Направление где?
— Мне сказали так подойти, — промямлил я.
— Кто сказал?
— Ассистент…
Второй из здешних обитателей закурил и посоветовал:
— Трофим, гони его в шею без направления! Это опять Андрейка через голову профессора прыгнуть решил. Надоел пуще горькой редьки уже этот энтузиаст!
На что-то подобное я и рассчитывал изначально, а потому потянулся за учётной книжкой, но усатый только отмахнулся.
— Погодь, Савелий! Возможную склонность к негативу ему, тем не менее, диагностировали.
— Кто диагностировал? Андрейка?
— Нет. Сам!
— И что ты предлагаешь?
— Заводи свою шарманку, проверим парня.
— Тогда ты начинай, мне коридор подготовить надо.
Трофим подошёл к одному из тёмных проходов, включил дополнительное освещение, и только тут я разглядел, что метрах в пяти от входа закреплён холст с нарисованной по центру мишенью.
— Воду уже кипятил? — уточнил усатый дядька, а после моего кивка продолжил: — Всё точно так же — копишь силу и выпускаешь в центр мишени. Только работаешь не с тепловой энергией, а создаёшь волну, будто воздух перед собой толкаешь. Давлением. Усёк?
— Да вроде бы…
— Тогда вперёд!
После изматывающей работы с генератором я уже худо-бедно оправился, но одновременно некоей сопричастности к энергиям высшего порядка утратить ещё не успел, поэтому сконцентрироваться получилось достаточно быстро. На первом вдохе уловил биение сверхсилы, на втором дотянулся до неё, на третьем направил в себя и стал накручивать будто на веретено пряжу. Почти моментально внутри начало концентрироваться нематериальное опаляющее облако, я сколько мог терпел жжение и резь, а когда давление достигло предела, выбросить вперёд руку и толчком воли выплеснул из себя концентрированную силу. Не выплеснул даже — просто перестал удерживать, отпустил.
Сверкнуло!
Пальцы обожгло и на глазах от боли выступили слёзы, но обошлось без серьёзной травмы — помахал кистью, подул и жжение быстро унялось, на коже осталось лишь небольшое покраснение.
— Отвратительное исполнение, ужасная фокусировка, — покачал головой Трофим.
Мой выплеск пошёл вкривь и вкось и зацепил лишь самый край мишени; в холстине там осталась неровная рваная дыра.
Перед глазами замелькали серые точки, в голове зашумело, а ноги стали ватными. Идти к столу я не решился и навалился на стену, а усатый дядька снял раму, и оглядел следующую мишень метрах в пяти за ней — уже неповреждённую.
— Аховая дальность, — вздохнул Трофим, и я пожалел, что послушался совета и вообще сюда пришёл.
— Ну как? — крикнул из другого коридора Савелий.
— Да как, как? В пределах нормы, как! Ты там готов?
— Да, запускай.
Так и подмывало спросить, каким образом ужасная фокусировка и аховая дальность могут соответствовать какой бы то ни было норме, но момент для этого выдался не самый подходящий, поскольку подошло время нового испытания.
— Просто иди, — указал Трофим на тёмный проход. — Почувствуешь сопротивление — проламывайся из всех сил. Только дави не телом, а волей. Понял?
Я не понял, но кивнул и двинулся в указанном направлении. Первые два шага проделал без всякого труда, затем уловил едва уловимое давление словно бы сгустившегося пространства и легко его преодолел. Перешагнул через черту на полу с цифрой два, подступил к следующей и немного даже замешкался, прежде чем сумел продолжить путь. После пришлось наклоняться, будто двигался против сильнейшего встречного ветра, а на пятиметровой отметке и вовсе уткнулся в невидимую стену — мягкую и упругую, но при этом совершенно точно непреодолимую.
— Волей дави! — напомнил свой совет Трофим. — Давай, порази нас! Я верю в чутьё Андрюшки! Ты сможешь!
Стоило только обратиться к сверхэнергии, и незримая преграда разом подалась. Сопротивление никуда не делось, я не провалился вперёд, а продавил себя, сумев продвинуться к следующей черте, и вот там уже залип окончательно и бесповоротно.
— Всё, на шестёрке спёкся! — крикнул Трофим напарнику, и незримая преграда мигом испарилась, чуть на пол не рухнул от неожиданности.
Я на подгибающийся ногах вернулся к столу и без спросу плюхнулся на табурет: на хорошие манеры у меня попросту не осталось сил.
— Скажите, а шесть метров — это как?
Трофим внёс пару отметок в мою учётную книжку, потом пояснил:
— Результат выше среднего, но негатив мы только после семи метров диагностируем. Пока у тебя пограничный результат, и сразу скажу: обычно в спорных случаях диагноз не подтверждается.
— Ни разу на моей памяти не подтвердился, — вставил свои пять копеек присоединившийся к нам Савелий.
— На стёклах проверим, тогда уже ясность появится.
— Да пустая трата времени!
— Рубль поставишь?
Дядьки ударили по рукам и за прохождением мной последнего испытания стали следить с несравненно большим интересом, не сказать — азартом.
«Стёкла» оказались самыми настоящими силовыми экранами — вроде того, что довелось видеть на вокзале в Зимске, только эти выглядели тончайшими и совсем прозрачными. Ими через равные промежутки перегородили коридор, который до того был закрыт. Поставленная же передо мной задача оказалась и нетривиальна, и предельно проста: требовалось их пробить.
Теперь я уже знал, что расфокусированный выплеск силы дотянется в лучшем случае до половины из целей, а то и вовсе уйдёт в сторону много раньше, поэтому спешить не собирался, намереваясь для начала всё хорошенько обдумать и рассчитать.
Увы, на подготовку банально не оставалось времени.
— Не спи! — поторопил меня Савелий. — Они же каждую божию секунду целую прорву энергии сжирают!
— Сфокусируй выплеск! У тебя получится! — подсказал Трофим, вовсе не желавший проигрывать товарищу целковый.
— Да как его сфокусировать-то? — озадачился я.
— Снежки в детстве лепил, так? Вот и сомни силу поплотнее, лететь дальше будет,
Снежки — лепил. Но снежки лепят из снега, а не из энергии!
К тому же за сегодняшний день я так вымотался, что теперь оказался попросту не в состоянии задействовать свои определённо не самые великие сверхспособности. Дотянуться до энергии никак не получалось, чувствовал её присутствие и ощущал леденящее покалывание, а закрутить и направить в нужное русло уже не мог.
От перенапряжения и жутчайшего разочарования закружилась голова и заложило уши, тонким комариным писком зазвенел подступающий обморок, и звук этот поплыл, начал едва заметно пульсировать, как с размеренной периодичностью шуршала в двадцать втором кабинете по странной грампластинке игла звукоснимателя. Мерцание электрического света наложилось на слабое мигание силовых экранов, а после лампочка и вовсе закружилась над головой и превратилась в сияющий обод, чтобы тут же распасться на отдельные огни. Знакомый стробоскопический эффект проявился на сей раз неожиданно сильно и резко, и уже не я закрутил должным образом поток энергии, а сверхсила закрутила меня самого.
Каким чудом не потерял равновесия и не грохнулся на пол — не знаю. Но именно что — чудом. Просто вывалился вдруг из этого безумного водоворота и не вывалился даже, а стал осью бешено вращающегося колеса, абсолютно недвижной точкой изначального отсчёта всего и всея.
Энергия хлынула в меня бурным потоком, я зачерпнул, сколько смог, попытался смять и сконцентрировать, породить подобие шаровой молнии, но поскольку больше действовал руками, а не волей, сила вырвалась наружу и ослепительным разрядом унеслась вдаль по коридору, развеивая один энергетический экран за другим.
— Семь из десяти! — объявил Трофим.
— Ещё и холодком повеяло, — поскрёб плешивый затылок Савелий. — Неужто и впрямь — негатив?
Я ничего не сказал и ничего не спросил. Меня нагнал обморок.
Назад: Глава 2
Дальше: Глава 4