Само собой, мы собрали по дороге все «пробки», какие только возможно, пока не выбрались на платное шоссе, которое, впрочем, тоже совсем не пустовало. Но оно и не странно — лето, как я уже говорил, подходило к концу, а вместе с ним заканчивались и безмятежные деньки у подрастающего поколения, которое по славной старой традиции проводило на своих или съемных дачах. Мир может меняться сколько угодно, в нем могут происходить хоть какие технические революции и интеллектуальные прорывы, но как в России школьников отправляли на лето за город, так и будут отправлять. Хоть на месяц, но обязательно. Без этого каникулы не каникулы.

А нынче родители за ними ехали, чтобы забрать обратно в город, и, как следствие, возникли многокилометровые «пробки», сначала на МКАДе, а после и на загородных шоссе.

Само собой, к назначенному времени мы не успели, что очень раздосадовало Стеллу. Она, как я давно заметил, вообще очень не любила опаздывать.

— Все ты — ворчала она на меня, паркуя автомобиль — Ты виноват, Валера Швецов из Москвы. Телился долго, вопросы какие-то задавал. И вот результат!

— Да-да-да, все из-за меня — признал я, надеясь, что данная жертва насытит демонов, обитающих в душе моей спутницы — А ты великомученица, потому что со мной возишься.

— Совсем уж несмешная шутка — окончательно вызверилась Воронецкая — Потому что это самая что ни на есть чистая правда. Дай мне чехол с заднего сидения.

Говоря это, она ловко стянула с себя легкий летний сарафан, под которым не оказалась совсем ничего, кроме почти незаметных трусиков.

— Чего залип? — уточнила она, заметив мое удивление — Что-то новое увидел?

— Не скажу, чтобы совсем уж, но да — признался я — По какому поводу сей перфоманс?

— Тебя, оленя в загоне, собираюсь окончательно растлить — выдохнула ведьма, чуть прикрыв глаза — Сил нет как мечтаю подобное сотворить, потому выбрала такое необычное место и время. Иди же ко мне скорей, любимый, зажжем огонь прямо на этой дороге. Что там! Раскачаем весь этот мир на пару с машиной!

— Фига себе — пробормотал я, не очень понимая, шутит она или нет. С одной стороны это все смотрелось как откровенная издевка, с другой — вот она сидит без ничего и смотрит так, что я даже на Стречу с Нестречей плюнуть готов. Пущай шевелятся, переживу!

— Тьфу, идиот — обреченно вздохнула Воронецкая — Одна радость, под конец действа ты во мне наконец-то женщину увидел. Маленькая, но победа. Вот только жаль, что не слишком своевременная. Швецов, ты мне чехол с платьем с заднего сиденья подашь или нет? Я эксгибиционизмом не увлекаюсь, мне нагишом сидеть радость невеликая.

Тьфу ты! Я просто не понял. У нее, оказывается, вечернее платье урочного часа ждало, она его отчего-то решила только здесь на себя надеть. Странные все же существа женщины, непонятные. Ты же не в метро едешь, в машине, оно же не испачкается, а если и помнется, то совсем не сильно. Тем более такое, как у Стеллы, тут и мяться-то особо нечему…

Народу в доме хватало. Как обычно бывает в таких случаях, зала первого этажа превратилась в некое подобие галереи, там и сям (но в строгом порядке, задолго до мероприятия определенным мамой) были расставлены картины, между которыми перемещались гости. Не все, разумеется, кое-кто из присутствующих просто попивал шампанское и вел беседы друг с другом на разные темы, определенно не связанные с живописью.

Но и те, и другие не пропустили мое появление на пороге. Нет, я не одиозная персона, просто случайные гости в наш дом не попадали, потому все, кто сегодня тут присутствовал, знали о том, что случилось несколько лет назад. В смысле — о моем исходе из родных пенатов. Впрочем, и о событиях, тому предшествующих, тоже кое-кто из гостей имел представление. Например, вон та броско одетая дама, которую зовут Екатерина Сергеевна. Она одна из близких подруг моей мамы, и по совместительству супруга одного очень влиятельного чина из прокуратуры, потому ей подробности давнего утреннего происшествия прекрасно известны.

Не меньший интерес вызвала и моя спутница, впрочем, и в этом не было ничего удивительного. Все же новое лицо, тем более сопровождающее изгоя, которым я являлся, как тут не пошушукаться? Не так и много событий происходит в нашем уединенном поселке, да и те достаточно однообразные, которые обсуждать неинтересно. Ну, сделал кто-то неудачную коррекцию носа, или в чей-то дом «фэбсы» с обыском нагрянули — что здесь нового? Рутина. А тут вон, непутевый блудный сын Швецовых через столько лет вернулся, да еще и с женщиной, которая, пожалуй, что, постарше него будет. Плюс непонятно еще какого круга эта особа, нашего или нет.

Господи, как же это все мне еще тогда надоело. За годы эти ощущения вроде как подзабылись, но сейчас они нахлынули на меня с новой силой.

— Стелла! — мама подошла к нам и обнялась с ведьмой, которая, разумеется, немедленно расплылась в улыбке — Я рада, что ты все же приехала.

— Старалась успеть вовремя, Марина Леонидовна, но не получилось — виновато произнесла Воронецкая — Валерку на работе задержали немного.

Ну естественно. Как было сказано ранее — кто же еще может стать виновником происшествия, как не я? Причем любого, не только этого.

— Здравствуй — мама была непривычно холодна со мной, как видно, до сих пор не простила неприятную сцену в театре — Рада, что, оказавшись в поселке, на этот раз ты все же заглянул в свой дом.

— Можно подумать, что я только и делаю, как езжу в Петрово — приобняв маму, я прикоснулся губами к ее щеке.

— Так оно и есть — заметила она, понизив голос до такой степени, что даже Стелла, пожалуй, не все могла расслышать, хоть явно пыталась это сделать — Вот только до этого порога ты как правило не доходишь. Поверь, мне не очень приятно узнавать о том, что ты был рядом, но не нашел минуты на то, чтобы просто заглянуть и поздороваться.

Кто-то меня на той неделе спалил во время визита к Певцовым. Отец отпадает, ему мое имя как гвоздь в печень, Юлька и ее родня тоже, им это ни к чему, значит кто-то из соседей. Да и какая разница? Главное, что эти новости добрались до мамы и ее расстроили. Плохо.

— На то есть причины — негромко сказал ей я — Мне не хочется, чтобы ты снова расстраивалась, глядя на нас с отцом. Сама же знаешь, чем наши встречи заканчиваются.

— Так и не печаль меня — попросила мама — Ладно твой отец, с ним все ясно, он всегда был максималист, а с годами к этому не лучшему свойству еще и твердолобость добавилась. Но ты же моложе, еще душой не закостенел, ну, и прояви благоразумие. Или хотя бы сыновью почтительность, ничего зазорного в этом нет.

— Так ее и проявляю — хмыкнул я — Потому не прихожу сюда даже тогда, когда рядом оказываюсь.

— Вот и как мне быть, Стелла? — обратилась мама к моей спутнице — Что с ними обоими делать? Как одной с этим всем справиться?

— Отдайте вашего сына мне, и нас станет уже двое — предложила Воронецкая — А там, глядишь, и третий кто появится, тот, кто всех сможет примирить. Вернее — третья. В моем роду девочки обычно рождаются.

— Бери его — разрешила мама, даже не заметив того, как в глазах ведьмы на секунду загорелись и опали два маленьких огонька — Кому-кому, а тебе я доверяю, сама не знаю отчего. Больше, чем тем, кто с ним был раньше.

— Так я уже, можно сказать, взяла — Стелла прихватила меня под руку — И ни с кем делиться не собираюсь.

Это было сказано достаточно громко, и кое-кто из окружающих, прислушивающихся к разговору, мимо ушей данную фразу точно не пропустил. Не сомневаюсь, что самое позднее завтра утром горячая новость о Швецове-младшем, притащившем в отчий дом какую-то непонятную шалаву, достигнет ушей тети Жанны, а уж она-то молчать не станет, трансформирует ее по своему усмотрению и перескажет Юльке. Даже страшно представить, как это будет выглядеть в ее версии, фантазия у госпожи Певцовой богатая.

Впрочем, завтра и узнаю. Теперь-то уж я к ним на обед наведаюсь непременно.

— Валерий, друг мой! — невесть откуда, словно из-под дубового паркета, перед нами возник Карл Августович, как всегда улыбчивый и дружелюбный — Ну вот, Марина Леонидовна, а вы сомневались! Я же сразу сказал — приедет он, никуда не денется. Раз обещал — будет. Ваш сын всегда держит свое слово, что в наше время огромная редкость. Вот что значит правильное воспитание. Стелла Аркадьевна, голубушка, и вас рад видеть.

Старичок цапнул руку Воронецкой, согнулся и облобызал ее.

— Карл Августович, а я-то как рада! — прощебетала Стелла — Право, нынешний вечер чудесен во всех отношениях. Погода, искусство, любимый мужчина рядом, а теперь еще и вы. Мне больше нечего желать. Стой, счастье!

Если бы сейчас с лестницы, ведущей на второй этаж, хлынул водопад сиропа, я бы совершенно не удивился, потому что градус слащавости происходившего уже достиг своего максимума.

— Валера, выставка прекрасна — сообщил мне антиквар, по случаю мероприятия натянувший на себя белоснежный костюм. Правда, фасон его был настолько древним, что можно только диву даться. Напяль на Шлюндта пробковый шлем и вручи ему длинноствольный «ли-энфилд», и он один в один станет напоминать англичанина времен колонизации, честное слово — Но лучшее в этом доме не то, что выставлено, а то, что в экспозиции отсутствует.

— Карл Августович — мамины щеки чуть порозовели.

— Нет-нет, я все равно скажу — чуть притопнул ногой старичок — Лучшие работы отчего-то висят в самой дальней комнате, а то и вовсе в кладовке валяются. Я о рисунках досточтимой Марины Леонидовны речь веду, если кто не понял. Они не просто хороши, они замечательны. Более того — их следовало бы показать кое-кому из галеристов, и не только в нашей стране. Уверен, что те не упустили бы свой шанс.

— А еще на этом можно заработать денежку — чуть копируя интонации Шлюндта и глядя в сторону добавила Стелла.

— Да, моя хорошая — не стал с ней спорить антиквар — Можно. И не понимаю, что в этом скверного. Искусство существует для всех, никто не спорит с этой аксиомой, но это не значит, что оно не должно продаваться. Все величайшие шедевры живописи, скульптуры, да и литературы были созданы не только по велению души, поверь. Рубенс, например, не только зарабатывал на картинах, он у Филиппа Четвертого под это дело дворянский титул выбил. Почему? Потому что знал себе цену. Ван Гог, убедившись, что его картины наконец-то начали пользоваться популярностью, написал брату в письме: «Первая овечка прошла через мост», намекая на то, что вот-вот денежный ручеек превратится в реку. Да и великий Леонардо не стеснялся писать картины на заказ. Хотя, ради правды, заказчиков выбирал очень тщательно, предпочитая венценосных особ.

— И используя труд учеников — добавила Стелла — Например Больтраффио. Вы же помните историю создания «Мадонны Литты»?

— Обычная практика того времени — насупился антиквар — Ученики на то и существуют, чтобы помогать учителю. Леонардо сам учился у Верроккьо.

— И отплатил наставнику тем, что превзошел его во всем — влез в разговор я — Бедный Верроккьо, увидев, сколь яркий талант живет в том, кто называет его «учитель», навсегда оставил живопись.

— Хоть что-то запомнил из того, что я пыталась вложить в твою голову — погладила меня по плечу мама — Приятно.

— И все-таки — Карл Августович промокнул лоб клетчатым платком, извлеченным из накладного кармана пиджака — Марина Леонидовна подумайте о том, что я сказал. Ваши работы чудо как хороши!

— А комиссионные будут меньше, чем для кого-либо — снова передразнила Шлюндта Стелла, после чего я легонько пихнул ее локтем в бок. Мне только здесь и сейчас конфликта не хватало — Валер, прекрати, это комплимент, а не подначка. Карл Августович один из лучших экспертов не столько в Москве, но и в Европе, его репутация безупречна, мнение уважаемо, а услуги стоят крайне недешево. Я только что потенциальной свекрови скидку выбила, да такую, которая на вес золота.

Мама и Карл Августович дружно рассмеялись, вот только подозреваю, что повод для веселья у каждого из них был свой.

— Ну, а теперь, любезные дамы, я похищу у вас Валерия — галантно заявил антиквар, цепко схватив меня за рукав пиджака — Ненадолго, смею заверить. Нам надо кое-что обсудить.

— Мужчины и их дела — сказала мама Стелле — Все, как всегда. Пойдем, моя дорогая, я представлю тебя гостям.

— А мы направимся в курительную комнату — в тон ей произнес я — Надеюсь, отец не слишком сильно станет возмущаться тем, что мы ее посетили.

— Не неси ерунды — строго велела мне мама — Это твой дом, им он был, им и останется. И все двери в нем для тебя всегда открыты.

— Ну, вообще-то именно туда он меня никогда и не пускал — хмыкнул я — В те времена, когда я там жил.

— А еще выпорол в шестнадцать лет, когда узнал, что ты сигары таскаешь, что ему с Кубы специально доставляли. И что, ты это тоже будешь до старости вспоминать?

Замечание было справедливым, потому от новых реплик я воздержался, прихватил за локоток тихонько смеющегося антиквара, и, отвечая на приветствия гостей, направился в коридор, ведущий к курительной комнате.

— Я тобой, Валера, сегодня немного погордился — сообщил Шлюндт, как только мы опустили свои зады в мягкие кресла, расположенные рядом с небольшим зеркальным столиком. Отец сам планировал это небольшое помещение, исходя из привычного ему минимализма — Ты сам определил, кому принадлежит искомый предмет, без посторонней помощи. Это прекрасно! Впрочем, в твоей эрудиции я и не сомневался, ты все же научный работник, историк.

То ли правду говорит, то ли изощренно глумится. Никогда ничего с этим стариком непонятно.

— Повезло — потупив взор, ответил ему я — Это скорее случайность, чем закономерность. Тем более что знание истории предмета ничем не поможет в определении его текущего местоположения.

— Ну, с местоположением что-нибудь да придумается — хитро прищурился антиквар — Ты же знаешь, что не бывает неразрешимых задач, какой-никакой, а ответ всегда найдется.

— Вы что-то знаете — уверенно заявил я — Верно?

— Нуууу — старичок сложил руки на животе и потешно завертел большими пальцами — Может да, может нет. Не хочу тебя вводить в заблуждение или тешить надеждами, которые могут оказаться ложными, потому пока помолчу. Но несмотря на это, все же попрошу тебя вот о чем — если кто-то из моих коллег-соискателей скажет, что сия брошь найдена, не сочти за труд, набери меня. Согласись, эта просьба не нарушает какие-либо соглашения и никак тебя не компрометирует.

— Да не вопрос — ответил я — Тем более что из всей нашей компании именно к вам я испытываю наибольшее доверие. Как-то так с самого начала повелось, и сейчас ничего не изменилось. Опять же с вами спокойно можно посидеть, поговорить, а то ведь эта подлунная публика ох, какая разная бывает. Некоторые вон, печень могут вырвать и на твоих глазах сожрать. Бррр… Как вспомню, так вздрогну.

Лучшего случая сдержать слово, данное Ровнину, представить было нельзя. Ну, и насолить Дормидонту тоже хотелось, что скрывать. Ясно же, что старичок, узнав подробности моей одиссеи недельной давности, вряд ли станет испытывать по отношению к вожаку волкодлаков хоть сколько-то добрые чувства. Не позволит он никому резать курочку, пока та несет золотые яйца. После того — сколько угодно, но сейчас фигушки. И потом — я ему должен еще один клад, а со своим добром он не расстанется ни за какие коврижки, слишком уж жаден.

Так оно и вышло. Не могу сказать, что я хорошо изучил Шлюндта, это, на мой взгляд, вообще вряд ли кому-то под силу, но тех куцых наблюдений, что имелись у меня в активе, было достаточно для того, чтобы понять — он очень, очень сильно разозлился.

— Ну, Дормидонт — нехорошо улыбаясь, произнес он, когда я наконец замолчал — Ну псина облезлая, бесхвостая!

— Бесхвостая? — удивился я — Почему?

— Потому что нет у него хвоста — раздраженно ответил мне антиквар — Отрезали его давным-давно под самый корешок, чтобы ума в голову вложить. Вот только толку-то от сего? Зверь он и есть зверь, нет у него ни мыслей, ни памяти. Ох, он у меня пожалеет о том, что сотворил!

— Вы поосторожнее — посоветовал ему я — Сотрудники отдела ему, судя по всему, покровительствуют. Не просто же так они со мной договариваться начали о том, чтобы я не мстил. Просто были у меня такие мысли, и я их особо не скрывал. А они и так, и эдак, мол, под Луной всякое случается, если всех убивать, то скоро Земля опустеет. Вы же знаете, я парень мягкий, отходчивый, опять же они меня вроде как спасли, потому согласился все забыть.

— Странно это — помолчав, произнес Шлюндт — Не припоминаю я, чтобы дьяки эдак за кого-то вступались. По правильному они должны были всех там перебить без особых разговоров, а после спалить все, что горит. Нет, мой юный друг, что-то тут не так. Полагаю, ты стал частью очередной разработки, на которую они мастера. Собственно, в этом они все, для сыскных дьяков не существует Валер, Карлов, Стелл, есть только объекты, которые можно использовать для своих целей, и объекты, для подобного непригодные. Первых имеет смысл оберегать и обхаживать, а судьба вторых никому из обитателей дома на Сухаревке неинтересна. Непосредственно ты пока в первой категории, но это до поры, до времени. Нет, такова их служба, так сказать издержки профессии, но нам, простым людям в те жернова власти лучше бы не попадать.

Не могу сказать, что он своими речами открыл для меня Америку. Наоборот, я как-то даже расстроился тому, что Шлюндт оказался несколько банален и предсказуем. Впрочем, правда всегда звучит так, поскольку в большинстве случаев она проста и незамысловата, поскольку выдумывать ничего не приходится. То ли дело ложь, вот там есть что послушать, и над чем восхищенно поахать.

И только одно во всем этом мне оставалось непонятным, а именно — зачем Ровнин попросил меня рассказать антиквару всю эту историю? Ему в этом какая выгода? Поссорить антиквара с Дормидонтом? А зачем? Ну, положим, случится это, и Карл Августович в гневе решит, что стая зажилась на этом свете. Так, как верно было замечено, их еще на поляне запросто можно было всех на ноль помножить, причем даже мараться не пришлось бы, я сам был готов их перебить.

Или они хотят его на горячем подловить и вменить в вину уничтожение семьи волкодлаков, совершенное с особой жестокостью? Снова не бьется вариант, внутренние дела обитателей Ночи не в компетенции Отдела. Так сказать — проблемы индейцев шерифа не волнуют, чем их меньше, тем ему лучше.

И еще — почему у меня из головы не идет тот страшненький аляповатый перстень, что мне Ровнин тогда, в своем кабинете, в руки не дал? Сдается мне, что блестяшка родом происходящая из ревущих девяностых, и только что выполненная мной просьба начальника 15-К, это звенья одной цепи. Одно плохо — я даже не представляю, чем именно все это закончится. И, может, даже не узнаю об этом никогда просто в силу того, что никто из сотрудников отдела не станет со мной делиться подобной информацией. Не из соображений секретности, а просто по жизни. Кто я им, кто они мне?

Но вряд речь идет о смерти Карла Августовича, это слишком плоско и неинтересно. Тут что-то другое, возможно даже личное, уж очень они вдумчиво к каждому шагу подходят, и ресурсов не жалеют. За те же серьги они могли с меня куда большую плату содрать, и я бы на нее согласился, поскольку выбора все равно не имелось. А они мне за здорово живешь все отдали, за пару фраз, ввернутых в разговоре. Странно? Еще как.

Так что — да, все так, как говорит Шлюндт. Вот только отдельские от него самого не сильно и отличаются, он не лучше. Тоже слова в простоте не скажет, за каждой фразой либо второй смысл стоит, либо издевка, либо интрига. Вот и сейчас, помимо всего прочего он вдалбливает мне мысли о том, что Отдел — зло, а он — добро. Дескать, беги от них, где они — там беда.

— Ваша правда — я открыл коробку, стоящую на столике, взял из нее сигару, понюхал и положил обратно — Чем дальше от всех этих хитросплетений мы станем находиться, тем лучше. А меня так и вовсе сейчас более всего интересует местонахождение предмета, который принадлежал мадмуазель де Бодэ.

— Но-но-но! — шутливо погрозил мне пальцем Шлюндт — Говорено же — всему свое время. Впрочем… Скажи, если для удачного решения данной проблемы тебе придется отыскать не только призовой клад, но и еще один, назовем его расходным, ты как на подобное отреагируешь?

— Надо — значит надо — пожал плечами я, сдержав довольную улыбку. Просто так этот старый хрыч подобное спрашивать не станет, значит есть у него какие-то наметки — Да польза от этого какая-никакая есть. Никогда же не знаешь, в какой момент свободные оборотные средства понадобятся.

— Прости? — озадачился антиквар.

— Вы же сами сказали, что клад не призовой, то есть никому не обещанный — пояснил я — Подозреваю, что мы его выкопаем ради какой-то конкретной вещи, нужной для обмена, а остальное содержимое этого клада мне достанется. Впрочем, я не жадина-говядина, потому пару-тройку предметов из него я вам, разумеется, презентую. Сам выберу и подарю.

— Где тот скромный несмышлёный юноша, с которым я свел знакомство на «Парке Культуры»? — всплеснул руками старичок — Незнакомец, куда ты его дел? Откуда взялось эдакое корыстолюбие?

— Вот зря вы так — возразил я — Ничего подобного. И потом — я все же Хранитель кладов, а не их расхититель.

— А кто только что поминал оборотные средства? Не ты ли?

— Я. Но так ведь потенциальные, а не текущие. Мы этот клад поднимем, заберем необходимое, а после я его снова в землю определю. Пусть лежит и ждет своего часа.

— Даже так — Шлюндт усмехнулся — Ты на самом деле матереешь, Валера. И для справки — клад, что заложил Хранитель, никто кроме него самого никогда не сможет найти, ни случайно, ни нарочно, ни с тайным словом, ни с явным умыслом. Только разве другой Хранитель, да и то не всякий, а что с закладчиком душевной силой и властью над кладами равен.

— Ишь ты! — цокнул языком я — Любопытно как. Вот что мне нравится в моей теперешней жизни, так это то, каждый день что-то новое узнаешь.

И я не вру, так оно и есть на самом деле. Кстати, я знаю, что именно зарою в землю, если удастся выпутаться из этой истории живым. Предметы, которые с таким трудом добывал, вот что. Покажу Великому Полозу, и зарою прямо под тем дубом, пока он у меня способности не отнял. Мне самому они не нужны, а кому-то другому я их сроду не отдам, слишком уж дорогой ценой эти вещички мне достались.

Жалко, что серьги помещицы так и остались в отделе, без них коллекция не полная получается. Хотя, с другой стороны, как раз с серьгами особой мороки не было. Увидел, нарисовал, получил — вот и все.

— Если я в чем тебе и завидую, так это как раз твоему умению удивляться новому и радоваться сущим мелочам — вздохнул Шлюндт — Увы, с возрастом эта счастливая способность уходит, на смену ей приходят пресыщенность, равнодушие и категорическое неприятие перемен. Ты все видел, все знаешь, а то, что не укладывается в привычные каноны, не радует, а раздражает, поскольку ставит под сомнение твою компетентность в тех или иных вопросах. И все те, кто эти перемены собой олицетворяют, тоже вызывают не самые лучшие чувства, потому что исподволь, где-то в глубине души, невероятно завидуешь их молодости, азартности, бескомпромиссности, всему тому, что с тобой уже когда-то случилось, но, увы, больше никогда не повторится.

— Вы человек эпохи Возрождения, Карл Августович — торжественно заявил я — Вы застряли здесь случайно, по недоразумению. Искусство, философия и умение видеть великое в мелком свойственны тем великим временам, а не теперешним меркантильным дням.

— Ты льстишь мне, Валерий — рассмеялся антиквар — Но мне приятно, не скрою. Ладно, пойдем к гостям, не будем давать им дополнительную тему для сплетен.

Он, как всегда, не ошибся, наше появление из курительной комнаты вызвало очередную волну перешептываний. Сдается мне, что твердь моей и без того изрядно подмоченной репутации пополнилась еще одной брешью. Впрочем, меня и до того не слишком беспокоило, кто что обо мне думает, а теперь и вовсе на это начхать. Как, кстати, и моим родителям. Мама всегда была выше подобных мелочей, а отец… Деловая репутация для него все, и это мне известно лучше, чем кому-либо другому, но о такой ерунде, как мнение соседей, он и не задумывался никогда. Да, собственно, он и по именам-то не всех местных обитателей знал, преимущественно женскую часть народонаселения. В силу того, что мужская как заселилась, так тут и жила, а вот женская время от времени менялась. Как правило, по мере выхода в тираж.

Шлюнд куда-то испарился, я даже не заметил, как и когда, мамы и Стеллы тоже видно не было, и я оказался предоставлен сам себе. Скажу честно, соблазн улизнуть из этого своего дома в другой свой же дом, был невероятно велик, еле-еле с ним справился. Мама может и поймет, но вот Воронецкая опять обидится, а мне постоянная грызня с ней изрядно поднадоела за эти месяцы. Тем более что мы вроде на финишную прямую выходим, и по количеству оставшихся предметов, и элементарно по срокам. Что там осталось до дня «Х»? Меньше месяца.

Потому я отошел в уголок, уселся на пуфик, которого раньше вроде не было в доме, прислонился спиной к стене и только было собрался, прикрыв глаза, погрузиться в легкую полудрему, как в кармане пискнул смартфон, извещая меня о том, что кто-то стукнулся в «вотсап».

Кем-то оказался Михеев. Уж не знаю, совпало так, или все же они за мной каким-то образом следят, но он интересовался, пообщался ли наконец я с господином Шлюндтом.

«Таки да» — отбил я ему сообщение — «Ему не понравилось услышанное. Что-то еще?»

Ответ пришел не сразу, только минут через пять.

«Если бы ты в следующий понедельник нашел часок-другой, и заглянул к нам на Сухаревку, мы были бы рады»

Я ответил, что постараюсь изыскать внутренние резервы, но наверняка обещать ничего не стал. Если эти выходные выйдут по образу и подобию прошлых, то до понедельника бездны времени. Плюс прикрепил к сообщению изображение разыскиваемой броши, рассудив — почему бы и нет? А вдруг?

Смартфон снова пискнул, я глянул на экран, будучи в полной уверенности, что увижу там сообщение от Михеева, что-то вроде «Ок» или «договорились», но ошибся, не он один, оказывается, хотел нынче вечером со мной пообщаться.

«Добрый вечер. Долг вежливости матери уже отдан, время платить по другим счетам. Через пять минут будь у входа в дом, я за тобой заеду. Марфа»

Как всегда, все изложено четко и ясно, правда, обычно глава ведьминского ковена все же старается в общении со мной смягчать акценты, а тут прямо категорично так написала, в приказном стиле.

Может, у нее сегодня день не задался? Или просто ждать от меня какой-то инициативы надоело?

Прозвучит странно, но я даже рад, что все обернулось таким образом. Нет, серьезно. Я лучше клад для ведьмы буду искать, чем сидеть тут на пуфике, слушать шелест пересудов за спиной и изображать, что у меня все хорошо, что я рад снова вернуться сюда, в Петрово-Среднее и стать одним из них. Почему? Потому что это нефига не так. Не рад я. Не видел я их всех столько лет, и еще столько же бы и не видеть.

Нет, мое место там, в темной прохладе, где светляки кружат над могучими дубами, где звезды рисуют на черном небе странные знаки, где земля готова открыть мне тайны, которые скрывала от всех веками. Там я свой, а не здесь.

Надо только Воронецкую позвать. Вернее, предложить ей составить мне компанию, а там пусть она сама решает, как поступить — идти в ночь, или остаться здесь, в компании любителей изящных искусств и холодных закусок.

Но лично мне точно пора. И это здорово!