Внутри дом оказался настолько же добротным, обустроенным, как и снаружи, причем моя догадка о том, что он возведен не вчера и не позавчера, оказалась верной. Есть в старых домах некий особый запах, который ни с чем не спутаешь.

– Прямо иди. – Толкнул меня в спину Сашок, когда я миновал темный предбанник и остановился в, скажем так, холле. Наверное, у этого помещения есть какое-то другое, старорусское название, более подходящее, но мне оно не известно. Мы такое в институте не изучали. Ну а «сени» сюда явно не монтируются. – Давай-давай.

Можно было бы ответить ему очередной колкостью, но на этот раз я решил воздержаться, тем более мне хотелось уже глянуть на папашу данного семейства. Ведь именно он будет решать, что со мной делать дальше.

И дело за этим не стало, через пару мгновений я оказался посреди не очень ярко освещенного, но довольно уютного помещения, которое просто подмывало назвать «горница», и глядел на изрядно немолодого кряжистого бородатого дядьку с резкими чертами лица. Возникало ощущение, что кто-то не сильно умелый некогда надумал сделать то ли статую, то ли Буратино, обтесал бревно топором, придавая деревяшке людской облик, после махнул рукой на это дело, а та возьми да и оживи.

– Стало быть, ты и есть Хранитель кладов? – наконец произнес старик, причем в этот момент мне стало ясно, что здоровяк с переднего сидения машины был его сыном. Тот же бас, те же интонации. – Хлипковат, хлипковат. Предыдущий-то куда крепче был. Видал я его в стольном граде лет сорок назад, даже беседовал.

– Не очень сильно ему крепость тела помогла в жизни, – ответил я, ощущая внутри легкую обиду. Чего это я хлипковат? Ну да, немного набрал вес за последние пару лет, но это лето приобретенный жирок почти согнало. Да и с остальным у меня все в порядке, если надо, могу «солнышко» на турнике крутануть или отжаться раз тридцать-сорок на кулаках. – И ее не продлила.

– Тоже верно, – согласился со мной дядька, а после уселся в кресло, стоящее во главе довольно длинного стола, заставленного простой, но аппетитной снедью, вроде квашеной капусты, соленых огурцов, сала и жареного мяса. Причем последнее, похоже, особо и не готовили – оно просто сочилось кровью. Отдельно стоит отметить, что и стол, и кресло были дивно красиво сделаны. Кресло, похоже, из цельного куска дерева вырезали, ничего подобного я никогда не видел. Спинка его более всего напоминала распростертые звериные лапы, которые словно охватывали плечи хозяина дома. Памятник зодчества, а не кресло.

– Смертушке все одно, кого брать к себе в хоровод, – продолжил хозяин дома. – Ей что дохляк, что здоровяк – любой сгодится.

– Как-то так, – не стал с ним спорить я. – На этом предлагаю вводную часть закончить и перейти к результативной. Вопрос – вы зачем со мной такую штуку учудили-то?

– Городской, – с иронией протянул дядька. – Сразу лося за рога хватает. Учитесь, детушки, вон как надо жить теперь.

– Куда нам, вожак, – в тон ему произнесла девица, на самом деле оказавшаяся очень даже симпатичной, хоть и несколько мужеподобной. – Мы в лесу родились, пням молились.

– А, так вы еще и раскольники, – усмехнулся я, не пропустив мимо ушей то, как красотка поименовала мощного старикана. – Это многое объясняет.

– Ты чего несешь? – удивился вожак. – Какие раскольники? Нам белый бог не указ, у нас свой уклад. Да и не водилось их в наших краях особо, они на Северах обитали да в Сибири.

– Я Велеса в виду и имею, – дружелюбно пояснил я. – Его изображения из целиковых деревьев вырезали. Сначала ненужную верхнюю часть спиливали, а из оставшейся как раз идола и творили. По сути – из пня. А вы, если исходить из слов барышни, плевать на них хотели, стало быть, и на Велеса тоже. Значит, кто вы? Раскольники, как есть. Ну или как вариант – предатели. Он ведь вам отцом являлся, а вы от него отрек…

Удар был сильный, меня отбросило в угол, рот наполнился кровью, и до кучи я еще сильно бахнулся головой о стену.

Вот тебе и барышня! Ее бы на профессиональный ринг – могла бы призы брать. Два удара за десять минут, и оба меня уложили.

Или это я на самом деле хлипким стал?

– Кабы не нужен ты нам был, я бы тебе уже горло выдрал, – прогудел старик. – Впрочем, ежели еще раз подобные разговоры заведешь, тако и поступлю. Или вон Любаве тебя отдам, она вас, хлыщей городских, сильно не жалует.

Я сплюнул кровь на ладонь и показал ее девице, которая потирала кулак.

– Зря ты так, подруга. Ой зря. Первую кровь ты пролила, теперь по Покону тебе первой ответ и держать.

– Ты нас Поконом не стращай, – посоветовал мне Ратмир. – Наш закон – лес да род, ясно? Что для них хорошо, то и правильно.

– А для меня? – Я поднялся на ноги и насмешливо улыбнулся. – Мне-то и на лес ваш, и на род чихать. Я Хранитель кладов, Великим Полозом из всех людей выбранный и на то благословленный, потому сам решаю, с кем из детей Ночи дело иметь, а с кем нет. И все с этим соглашаются, ибо чтут закон, по которому Хранитель кладов есть персона неприкосновенная.

– Не слышал я о таком законе, – заметил вожак. – Лжа это.

– А о том, что случилось с лиходеями, которые прежнего Хранителя убили, слышал? Вижу, слышал. И ты всерьез считаешь, что все те, кто три десятка лет ждал, пока новый появится, станут жалеть стаю каких-то шавок-перевертышей, пошедших против всего общества?

И снова я треснулся об угол, правда, теперь меня приложил Ратмир. Посильнее Любавы приложил, в глазах даже потемнело. Ну да, с шавками я перегнул палку.

– Тебя я лично потрошить стану, – прохрипел я и потрогал зубы, которые, к моему удивлению, оказались на своем месте. – Долго умирать будешь. Даже если раньше сдохну, попрошу Морану меня на часок из Нави отпустить, когда дом этот ведьмы да вурдалаки жечь станут, а вас на соснах разопнут, прежде чем убить. Она богиня суровая, но милостивая, авось согласится.

«Если в цене сойдемся – отпущу», – прошелестел в ушах женский голос, причем в нем одновременно слышались и лукавство, и предупреждение. Я бы мог списать это на последствия двух ударов о стену, но он был более чем реален.

Ой, елки, вот кто меня за язык тянул? Зачем я ее помянул, особенно учитывая то, как к ней мой наниматель относится? Впрочем, это вопрос риторический, просто данное имя очень подходило для сконструированной мной фразы. Тем более что имен других богов я толком и не помнил, разве что Вий сразу на ум пришел, но он тут совсем уж не подходил. Хотя, с другой стороны, кто мог предположить, что она возьмет и мне ответит? И в голову подобное прийти не могло.

Ну а в целом мне вперед наука – не поминай всуе богов, даже тех, которые давным-давно забыты людьми. Забвение не смерть, оно лишь подобие сна. А спящий, если окликнуть его по имени, может и проснуться. А Морана так и вовсе это уже сделала, мне про то Полоз говорил.

– Серьезное обещание, Хранитель, – посерьезнел вожак. – Такими словами не разбрасываются.

– Знаю. – Я снова встал на ноги, попутно сплюнув под ноги Ратмиру кровавые сгустки. – Знаю, папаша. Как и то, что живым ты меня отсюда не выпустишь. Может, и сам уже жалеешь, что всю эту карусель завертел, только деваться теперь некуда.

Вожак зачерпнул ладонью горсть квашеной капусты, засунул ее в рот и начал с хрустом жевать. Его молчание говорило о том, что я, похоже, все верно угадал.

– Вот вы городских хаете. – Я вытер рот ладонью, а той провел по штанам. А какая разница? Все равно костюму хана. Невезучий он. – А они-то поумнее вас будут. Кому помощь моя нужна, те просто приходят и говорят: «Хранитель, пособи». И я, если вы не в курсе, куда подальше только нескольких мошенников послал да пару особо наглых особей. Но остальным-то помог. Да, за долю малую или за отложенную услугу, но помог. Так для чего вы меня по голове били и в эту глушь везли, если можно было просто в соседнем от моего дома кафе сесть и поговорить? Или, что правильнее всего, у Абрагима встретиться и достигнуть взаимопонимания? А теперь все, теперь впереди только смерть – сначала моя, потом ваша.

– Ты нас не хорони! – потребовала Любава.

– Вы и сами с этим дивно справились, – усмехнулся я разбитым ртом. – Нет, может, лет десять-двадцать назад такой номер и прошел бы незамеченным, но сейчас… Везде камеры – и на моем подъезде, и на улице, и на трассах. Весь маршрут как на ладони, по крайней мере тот, что по трассе проходил. Опять же – по-любому рожи вон той парочки там засветились, а дальше дело техники. Опознают их те, кому я нужен для дела, сопоставят данные с маршрутом, после приедут на эту полянку и спросят у тебя: «где Хранитель?» Ты соврешь, они тебе не поверят, после довольно шустро выяснят, что я мертв, и следом за тем вас на ленточки резать начнут. А самое обидное знаете что? Все это было зря. То, что вам нужно, так и останется в земле, потому что я палец о палец не ударю. Хоть на куски меня заживо рвите – не стану ничего искать. Вы просрали свои жизни, оборотни, – и волчьи, и человечьи.

– Вот вроде ты умный человек, Хранитель, и говоришь складно, а иных вещей не понимаешь. – Наконец прожевал капусту вожак. – Первое – мы ведь еще можем договориться. Ты на нас в обиде? И что с того? Обида – штука такая: сейчас она есть, а завтра уже забудется.

– А второе? – уточнил я. – В чем еще я не прав?

– Все ты нам найдешь, если понадобится, – ласково проурчал вожак. – Уж поверь. Есть у меня способы, как самых строптивых людишек в покладистых превращать.

– Звучит мрачно, но тебе, дед, верю. – Я заметил, как насупились молодые оборотни, услышав столь фамильярное обращение наглого человечка к их вожаку. – Ты точно можешь. Впрочем, я парень упрямый, могу помереть до того, как сдамся.

– Упрямство – удел дураков, а ты, повторюсь, вроде парень умный, – произнес старик, при этом все еще не приглашая меня за стол, чего, признаться, я хотел более всего.

Нет, дело не в том, что я был голоден, это чувство у меня сейчас вообще отсутствовало. Просто приглашение за стол – это переход к другим отношениям, за которыми уже не маячит призрак смерти. Моей смерти, имеется в виду. Про оборотней разговора нет, эти оглоеды в любом случае уже обречены, как бы дело ни закончилось. Если я умру, то тот же Арвид из принципа их на куски разрежет, потому что он единственный, кому от нашего сотрудничества ничего не обломилось, а прогибаться при этом ему пришлось. Это при его-то самолюбии! А если уцелею, то никаких денег не пожалею на проведение акции уничтожения данного семейства оборотней. Во-первых, это дело принципа, во-вторых, обозначение личной позиции в глазах общественности. Мне надо, чтобы все в столице поняли предельно ясно, что нового Хранителя кладов лучше не трогать, что это выйдет себе дороже. Пал Палыч тогда упоминал о существовании наемников, так вот, я их найду, хоть через того же Шлюндта. Кто-кто, а он наверняка знает, как до этих ребят достучаться. Что до позиции Отдела – они, я полагаю, против точно не будут. Люди тут ни при чем, а до жизни и смерти детей Ночи им дела нет. И – нет, здесь речь идет не о жестокости или злопамятности. Это не более чем превентивные меры личной безопасности. Сейчас этот случай без последствий оставишь – после меня только ленивый в машину заталкивать не начнет. В свое время мой родитель приблизительно таким же образом с одним… Впрочем, это совсем уж к делу не относится. Для начала мне надо банально выжить. За стол при этом меня никто пока не посадил, выходит, мое последующее существование все еще висит на волоске.

– Так что не дури – и все в выигрыше останутся, – предложил хозяин дома и хрустнул соленым огурцом. – А как поладим, так иди баиньки. День был длинный, перед завтрашними делами тебе отдохнуть надо.

Значит, за стол с ними я не сяду. Ну, вот и ясность появилась. Ай, как скверно-то…

– Давай, – согласился я, вызвав чуть презрительную улыбку на лице девицы. – Но ты же понимаешь, что до того, как мы перейдем к твоей просьбе, мне хотелось бы получить компенсацию за три удара по голове и не очень комфортную поездку в этот лес?

– Деньги? – уточнил вожак чуть брезгливо. – Или золото? Меха не предлагаю, они нынче не в ходу.

– Денег и золота у меня хватает, – фыркнул я, игнорируя боль в разбитых губах. – Нет, мне надо кое-что посущественнее. Для начала мне нужна жизнь вот этого поганца. Я хочу перерезать ему глотку, причем сделать это здесь и сейчас. Вернее, на поляне. Здесь дом, здесь такое делать не сподручно, после замучаетесь кровь замывать с пола.

– Чего? – взвизгнул Сашок, на которого я указал во время своей речи. – Да я тебя самого здесь и сейчас порву, ясно? Ах ты паскудина!

На самом деле ничего подобного я, разумеется, не хотел. Более того, не факт, что у меня что-то и получилось бы. Одно дело убить вурдалака в драке, и совсем другое – как палачу перерезать горло жертве. Не мое это. Но мне нужно сейчас обозначить свою позицию, причем очень четко. Возьми я золото или скажи «да что там, забыли» – и все, дальше тишина. Тогда я для этих существ навсегда стану алчным человечком, который не достоин ни почтения, ни жалости, или же ничтожеством, которое самоуважение ни в грош не ставит. Потому убьют они меня в этом случае совсем быстро. В них очень сильно звериное начало, существующее на голых инстинктах, вне людской логики, которая иногда предпочитает подменять ложным подлинное. Просто потому, что так жить удобнее.

А так, за уважуху, может, сначала захотят потерзать. Что в этом хорошего? Время. Время, которое я смогу выиграть. Меня непременно начнут искать, вопрос только в том, как скоро закрутятся колесики этого процесса. Все, что я сказал этому старому волку, – правда, именно так и будут действовать те, кто пойдет по моему следу, только вот успеют они до того, как меня порвут, или нет – неизвестно. И моя первоочередная задача – сделать так, чтобы у них имелся временной транш.

И очень надеюсь на то, что Михеев, который меня не обнаружил дома, все же уже начал что-то делать. Ох как надеюсь!

– Это невозможно, – произнес вожак. – Он один из нашего рода, а он силен, пока един, пока в нем каждый за каждого стоит. Убей ты одного из нас – остальные станут идти по твоему следу, пока не догонят и не убьют. Или сами не умрут.

Ну, как-то так я и думал, на самом деле. Кстати, второй вариант меня устраивает куда больше.

– Мне думается, что с таким подходом к жизни вы в любом случае обречены на вымирание. По крайней мере если останетесь здесь, вблизи столицы, – сообщил я хозяину дома. – И даже если мы разойдемся миром. Вы слишком отстали от жизни, как бы тривиально это ни звучало. Пока вокруг деревья, вы кое-как сможете существовать, но когда сюда придет город, а это непременно случится, то тут вам и кранты. Вам бы в тайгу сбежать куда-нибудь, в глушь, где раз в месяц по дороге машина проедет, а после белки на соснах сие чудо еще неделю обсуждают.

– А знаешь, ты прав, – неожиданно согласился со мной вожак. – Я очень хочу увезти свою стаю подальше отсюда, причем чем раньше, тем лучше. Есть у меня в Брянщине заимка, вокруг нее леса густые, заповедные, туда город сроду не придет. Да у нас все и собрано уже, но до отъезда мне одну вещь нужно очень найти, а ее земля от меня прячет. Хорошо прячет, надежно, как ей заповедано было исстари.

– И для того вам понадобилась моя персона, – подытожил я. – Верно? И снова – чего сразу было с этого не начать, без разных сериальных страстей и ударов по голове? Положим, вы выбираться из своей глуши не любите, так послали бы ко мне хоть бы вот эту милашку. Мы бы посидели, попили кофе… Или пива, не знаю, что она любит. Она сделала бы предложение…

– И ты сразу согласился бы? – язвительно перебила меня девушка.

– Ну, может, и не сразу. – Немного сально улыбнулся я. – Но кабы ваше семейство потрудилось хоть что-то обо мне узнать, то выяснило бы, что у меня есть слабость, а именно – красивые бабы. Так что да, если бы кое-кто оказался достаточно покладист и податлив, то согласился бы. А теперь все, теперь поезд ушел.

– Переливаем из пустого в порожнее. – Вожак отрезал себе кусок мяса, отправил его в рот, прожевал и продолжил: – Ночь тебе на раздумья, с утра отправимся в лес, там ты сделаешь то, что нам нужно. Или же спустимся в подвал и проверим, что раньше кончится – твое терпение или твоя жизнь. Ну а что до тех, кем ты меня стращал… Пусть приходят. Покуда это еще мой лес, парень. Мой! Знаешь, сколько разных охотников сюда приходило, чтобы мою голову как трофей добыть? Сильно много. И где они все?

– Где? – заинтересовался я.

– Под травяным одеяльцем спят! – хохотнул Ратмир, заработав одобрительный взгляд отца. – Вокруг поляны, на которой наш дом стоит. И если ты сговорчивым не станешь, то им компанию составишь. Во, почти стихи!

– Так и случится. – Оскалил белые, совсем не старческие зубы вожак. – Нет, Хранитель, не станет Любава тебя ублажать и задабривать, и парню моему ты кишки на шею не намотаешь. Чересчур велика честь. Единственное, что я тебе пообещать могу, – коли дурить перестанешь и сделаешь, что велю, то после на своих ногах из моих владений уйдешь целым и здоровым. Ну, еще деньжат тебе отсыплю, вы, люди, их любите, но и только. А коли нет… Про то говорено раньше. На этом – все. Отведите его в светелку на втором этаже, пусть там до рассвета посидит.

Не удивил, чего-то такого после того, как он не захотел меня сажать с собой за стол, я и ждал. Но, что неплохо, Покон этот дед нарушать тоже не желает, несмотря на внешнее к нему презрение. По крайней мере формально решил его соблюсти. Он на самом деле отпустит меня со своей поляны, может, даже километр-другой даст по лесу пройти и только после спустит с поводков свою стаю.

Что примечательно – случись серьезный разбор, правда-то будет на его стороне. Обещал? Выполнил. Ну а что подручных не сумел удержать – бывает, молоды они и горячи. Опять же – докажите, что это мои детишки Хранителя вашего порвали. Лес тут серьезный, в нем обычных волков хватает. Короче, есть до чего докопаться.

Вот только судилища никто устраивать и не станет, погорячился я со своими выводами, выдал желаемое за действительное. Шлюндт, например, вообще меня забудет через минуту после печального известия о трагической гибели. Какое ему дело до того, кто уже пользу не приносит? Равно как и Марфа. Я им всем нужен до тех пор, пока жив.

Стелла? Эта вообще только порадуется, узнав о том, что я наконец-то сдох. Все, она свободна как ветер в небе и в гибели моей при этом ни капельки не виновата. Да и вурдалаки, на самом деле, ничего никому делать не станут, у них своих хлопот полон род. Кредиты, клубы, клиники.

Выходит, что остается Отдел и его сотрудники. Вот эти, возможно, предъявят этим сволочам счет за мою смерть. А ведь забавно получается: те, кого я избегаю, оказываются единственными, кто за меня посчитается. И единственными, на кого я могу сейчас надеяться.

Так, может, мне как раз их надо было все время держаться, а не невесть кого?

А ведь еще есть отец, который через какое-то время после моего исчезновения все-таки попробует выяснить, куда же это я делся. Но, надеюсь, до этих мест он не доберется. Старый вожак не шутил, думаю, за его башкой как за трофеем на самом деле многие приходили, но никто обратно домой не вернулся. Зная батю, можно заранее предсказать, что частную армию он сюда не повезет, сам приедет с парой-тройкой проверенных бойцов, вот только против этих тварей им не сдюжить. Хоть этих сволочей тут всего четверо, но, сдается мне, обычных пуль они не сильно боятся и в драке каждый пятерых стоит. Да, мы с родителем не ладим, но это не значит, что я желаю ему смерти, тем более вот такой.

Так что надо думать, что дальше делать. И самое разумное – сказать старому хрену утром «да», а после затягивать процесс добывания нужного ему сокровища на максимально долгий срок. Ну и надеяться, что подмога подоспеет.

Или, как вариант, попробовать сделать отсюда ноги, только вот как? И это не единственный вопрос, есть еще и другой – куда? Кругом лес, где тут та станция, о которой речь шла, где тот населенный пункт – поди знай. А внизу сидят люди, которые в один миг станут волками с очень тонким нюхом, и отыщут они меня в любых потемках на щелчок пальцев.

– Пусть мне поесть хоть принесут, – бросил я, повинуясь Ратмиру, который и стал моим конвоиром. – И воды. А то совсем уж негостеприимно выходит. Мы же в России, а не в Америке какой.

– Дерьма тебе на лопате могу подать! – зареготал Сашок, но тут же осекся, как видно, под взглядом своего вожака.

– Будет тебе еда, – пообещал хозяин дома. – Мы же не звери. Да?

Теперь засмеялись все, кроме, естественно, меня.

Лестница в этом доме была под стать всему остальному – широкая, добротная, темная от времени, с такой точно не навернешься. И ведь ни одна ступенька не пригибается, не скрипит. Основательный народ оборотни, ничего не скажешь. Во всем у них порядок.

А еще тут имелось распахнутое настежь окно, около которого я остановился и с невероятным наслаждением, прикрыв глаза, вдохнул свежий воздух.

– Чего встал? – недовольно буркнул Ратмир.

– Дай секунду подышать, – попросил я. – Ночная прохлада, все такое.

– Осень на носу, – равнодушно заметил оборотень. – Ночи становятся все длиннее и зябче. Иди уже, не тормози.

Вон она, свобода, до нее рукой подать. Всего-то надо прыгнуть в окно да пробежать два десятка метров до чернеющего леса. Будь рядом со мной не оборотень, а кто другой, так бы и поступил, но сейчас я играю на таком поле, где победа почти невозможна, потому пойду в отведенную мне светлицу.

Что характерно – более неподходящее название для помещения, в которое меня привел Ратмир, подобрать было трудно. Назвать светлицей эту небольшую на фоне других помещений комнату, с мизерным окном под потолком и крайне тускло светящей лампочкой, мог только человек с очень ограниченным чувством юмора. На деле это был чулан-переросток, что доказывала имеющаяся тут меблировка, представленная допотопной кроватью с громыхающей панцирной сеткой, на которой лежал матрас и маленькая подушка, стол без одной ножки, прислоненный к стене, невысокий узкий и скособоченный шкаф и какие-то тряпки в углу.

– Обживайся! – хохотнул оборотень и закрыл за собой дверь, следом по ней что-то скрежетнуло. Как видно, мне не слишком доверяли, потому заперли.

– А смысл? – задал вопрос я, понимая, что ответа не будет. Ну и ладно, не очень-то и хотелось. И вообще, спасибо еще, что свет оставили, в темноте сидеть куда печальней.

Я стянул с плеч пиджак, который после моих похождений окончательно потерял тот лоск, который ему придал модельер, и бросил его на кровать. После несколько раз прошелся от двери к стене и обратно. Затем заковыристо выругался, осознавая, как внутри начинает закипать злоба. Есть у меня такая черта: когда я дохожу до последней точки, за которой начинается чернота безнадежности, то приходит не отчаяние или раскаяние, а именно подсердечная злоба на все и вся. Тут очень важно не наделать глупостей, за которые потом будет стыдно или придется отвечать перед законом. Такие приступы в моей жизни случались всего несколько раз, и каждый из них, кроме самого первого, накатившего на меня в тринадцать лет, я старался пересидеть в замкнутых пространствах закрытым на ключ. Сам об этом просил друзей. Нет, это не форма безумия или что-то такое, боже сохрани. Психолог, к которому меня мама после того, первого, случая отволокла, сказал, что вот такая у меня защитная реакция организма на определенные жизненные факторы, основным из которых является комплекс несоответствия. Я боюсь подвести отца, который воспитывает во мне лидерские качества, потому ситуации, в которых я ни на что не могу повлиять, вызывают у меня вспышку гнева на себя же самого.

В результате мама с папой здорово поругались, мебель на первом этаже, которую я изрубил топором, вывезли на свалку, напуганной горничной выплатили премию в размере тройного оклада, а я сделал для себя кое-какие выводы.

В данном случае отвечать за все пришлось шкафу, и без того изрядно траченному временем. Ну а чего он пустым оказался? Отчего в нем не лежал укороченный автомат Калашникова с парой запасных магазинов? Ну или хотя бы блазеровский карабин?

Я несколько раз пнул беззащитную мебель, отчего та жалобно заскрипела, а после отодрал висящую на соплях створку и отбросил ту в противоположный угол. Легче не стало, зато я начал чихать. Пылюги в этом шкафу скопилось немало, вопросами уборки в этой, прости Господи, светлице, явно никто не заморачивался давным-давно.

А еще минут через десять, когда я прочихался и попытался загнать поглубже внутрь себя бушующие эмоции, дверь открылась и в помещение зашел злорадно улыбающийся Сашок, держащий в руках глубокую тарелку, в которой лежало несколько кусков все того же скверно прожаренного мяса, соленый огурец, кучка квашеной капусты и кусок хлеба. Вилки или ложки не наблюдалось, как видно, гостеприимные хозяева решили, что я и руками могу поесть.

– Кушать хотел? – поинтересовался он у меня. – Вот, держи. Хотя нет, погоди-ка, тут кое-чего не хватает.

– Чего именно? – выдавил я из себя, вставая с гулко ухнувшей сетки кровати и подходя к нему.

– Соуса, – охотно ответил он, предпринял горлово-носовое усилие и смачно плюнул в тарелку. – Вот теперь жри. На здоровье!

Уснувший было внутри меня зверь мигом вскочил на четыре лапы, требуя сделать хоть что-то, и я не стал ему перечить, потому одной рукой схватил Сашка за волосы, а другой впечатал тарелку ему в лицо.

– Чего? – тихо и довольно жутко рыкнул оборотень, и короткий тычок в грудь отправил меня в полет к стене. Сила у этих тварей и правда превышает обычную людскую, что есть, то есть. Представляю себе, на что способен вожак, если даже этот недомерок меня запросто с ног сбил ударом.

Зато у стены мне под руку попалась створка от шкафа, та, которую я недавно отодрал. Несмотря на свои размеры, она была довольно увесистая и, что совсем удачно, узкая. Будь шкаф стандартным, я бы этой его деталью не размахнулся в небольшом помещении, а тут – пожалуйста, имелось бы желание. А оно ох как имелось!

Сашок такого не ожидал, в данный момент он, сквернословя, вытирал изгвазданное лицо, снимая с него капустные лохмотья, потому сильный удар стал для него неожиданностью. Одно плохо – очень у него крепкая голова оказалась, не отключился он после него, только впечатался в стену и очумело уставился на меня.

Второй удар я нанес торцовой частью створки, метя ему в шею и надеясь ее сломать. Получилось или нет – не понял, но что-то все же там хрустнуло, после чего глаза Сашки выкатились из орбит, он как-то обмяк и начал сползать по стене на пол. Его пальцы было хотели цапнуть рукоять массивного ножа, висящего на поясе, но безуспешно.

Что примечательно – в тот же миг мой внутренний зверь притих, а после испарился. Ну а что ему теперь во мне делать? Ситуация разрешилась, пусть даже вот таким образом. Теперь никакого общения с вожаком не получится, теперь мы враги до гроба, скорее всего, конечно, моего.

Но зато у меня теперь есть нож, что уже неплохо, за дверью имеется окно, ведущее в лес, а в голове вдруг ниоткуда появилась одна интересная идея, дающая мне пусть призрачные, но шансы на успех.

В этот момент за моей спиной послышались легкие шаги, я обернулся и увидел Любаву, удивленно смотрящую на происходящее.

– Неудачно вышло, – сказал я ей, скользнув к двери как уж. – Извини за то, что слово не сдержал.

Нож дважды вошел в девичий крепкий и плоский живот, гарантированно задев печень, следом за этим я перехватил мигом обмякшее тело Любавы, развернул и вогнал лезвие в спину так, чтобы уж наверняка ее угомонить. Она не крикнула, не завыла, только что-то очень тихо простонала, когда я втолкнул ее внутрь комнаты, где недвижно лежал ее сородич. Следом за этим я прикрыл дверь, накинул на нее щеколду, после в два прыжка добрался до окна и сиганул вниз, в ночную тьму.