В свое время, когда я только-только переехал в этот дом и пытался научиться жить так, как все, мне казалось, что самой мерзкой придумкой человечества является сигнал будильника. Неважно, какого именно – встроенного в смартфон, электронного или даже допотопного с двумя чашечками сверху и молоточком, который по ним сандалит. Любой из них являлся олицетворением мирового зла. Будильник вырывал меня из сна, в котором я по-прежнему жил безмятежно и весело, возвращая в новую реальность, где начинался очередной день, полный безрадостных впечатлений, перманентного безденежья, изжоги от сомнительной, зато дешевой пищи и прочих неприятных открытий об окружающем мире, который, как оказалось, я вовсе и не знал.

Но эти летние месяцы немного сменили вектор неприязни. Теперь я не любил дверной звонок. Будильник что, к нему я привык, как, впрочем, и ко всему остальному. Но вот к тому, что ко мне теперь через день кто-то по утрам таскается в гости, приспособиться пока не получалось.

Я глянул на экран смартфона и застонал – шесть утра! Вашу маму, рань какая! Полчаса сна у меня сперли, а я, между прочим, только в час с копейками угомонился. Сначала, после ухода ведьм, пришлось успокаивать Анисия Фомича, изрядно взволнованного визитом ко мне столь высокопоставленной в Ночи особы, потом со стола убирать, а после я еще минут двадцать ворочался, поскольку сон не шел. Да и там, в царстве Морфея, покоя и воли тоже не оказалось, поскольку мне пришлось созерцать разные картины из жизни Джованны Первой, где кровавые, а где и вовсе порнографические. Мне такое с ранней и относительно непорочной юности не снилось, между прочим.

А вот вам и вишенка на торте – кто-то снова трезвонит в мою дверь. Хотя почему «кто-то»? Ясно кто. Я сам проявил ненужное благородство и спас шкурку одной вечно недовольной всем ведьмы. Вот, получите и распишитесь за благодарность сей особы. Причем как только я открою дверь, то сразу же буду окачен холодным душем ее презрения и взбодрен десятком-другим каких-то просто школьных колкостей.

Нет, в следующий раз пальцем не шевельну, даже если ее на костре сжигать станут.

Я распахнул дверь, даже не посмотрев в глазок, и, потирая заспанные глаза, пробурчал:

– Воронецкая, как же ты мне надоела!

– Полностью с тобой согласен, Валерий, – сообщил мне бодро Карл Августович. – На редкость неприятная особа твоя подруга. Ее назойливость и самоуверенность даже меня, привычного ко всему, время от времени невероятно раздражают. Ты разрешишь мне войти?

– Конечно. – Кивнул я ошарашенно. – А вы тут как?

– Валера, денежные дела не терпят отлагательств, – удивился он моему вопросу. – Странно, что мне тебе подобные азы приходится объяснять, поскольку кто-кто, а ты это должен знать наверняка, учитывая то, кем являются твои родители. Вернее, отец. Марина Леонидовна, несомненно, человек другого свойства, она живет эмоциями и впечатлениями. Кстати, надо будет ей передать через тебя подарок – один из поздних набросков Поля Эллё. Он достался мне случайно, я все думал, что с ним делать. По всему выходит, что лучшего применения этой работе не найти.

– Она наверняка обрадуется. – Я подтянул трусы, ощущая себя довольно дискомфортно. – Эллё, если не ошибаюсь, из импрессионистов? Это ее пунктик. Знали бы вы, сколько времени я потерял в юности на их выставках.

– Валерий, применительно к искусству словосочетание «потеря времени» употреблять недопустимо.

– Еще как допустимо. – Я зашел в комнату и натянул на себя джинсы, а после футболку. – Лично мне визиты в музей Орсе всегда очень хотелось променять на одну-две вечерних прогулки по Булонскому лесу. Ну да, место сомнительное, но тамошние обитательницы смотрели на мой возраст куда более снисходительно, чем охранники веселых заведений на площади Пигаль.

– Неплохое знание предмета, – рассмеялся Шлюндт и потрепал меня по плечу. – Что же до твоего первого вопроса… Вечер у меня весь расписан, а днем ты работаешь. Остается утро, потому я здесь.

– Чайку? – предложил я. – Или кофе? Но сразу скажу – у меня растворимый. Я просто помню, насколько в данной области у вас взыскателен вкус.

– Я гость в этом доме. – Изобразил полупоклон антиквар. – Чем хозяин угостит, то с благодарностью и приму. Но прежде мне бы взглянуть на монеты. Пока чайник вскипит, пока ты сходишь в душ… Это все время, которого вечно не хватает.

В душ? И оставить его наедине с имуществом? Ну, не знаю, не знаю… Хотя не тот это человек. Не станет он монеты поценнее по карманам распихивать, ему легче меня после в момент сделки надуть.

– Конечно. – Я выдвинул один из ящиков шкафа и вытащил оттуда полотняный мешочек, в который ссыпал свою недавнюю добычу. Ну, нет у меня сейфа. Да и не собираюсь я его покупать, баловство это все. – Пойдемте на кухню.

Вроде бы и не было меня минут семь-десять, а шустрый Шлюндт успел за этот короткий отрезок времени все монеты перебрать, разложить их по кучкам и теперь с видимым удовольствием глазел на результаты своего труда.

– Очень, очень недурственный улов. – Он с нежностью погладил одну из кучек. – Не знаю, что еще было в том сундучке, но твое решение одобряю. Ты забрал то, что можно выгодно и без особых проблем реализовать. За украшениями частенько тянутся следы, тебе ли этого не знать. И криминальные, и из прошлого – разные. А монеты – это только монеты, равно как и золото – всего лишь золото. Вещь в себе.

– Все так. – Я подвинул пару брякнувших кучек и поставил на стол две чашки, а следом за ними последовали тарелки с выпечкой, что осталась от ночных посиделок. – Все верно. Еще раз извиняюсь за качество кофе, чем богат. Вам сколько ложечек?

– Три, – отозвался Шлюндт, взял один пирожок, понюхал его и с интересом глянул на меня. – Свежий, словно только что из печи. С малиной?

А вот тут я лоханулся. Антиквар, похоже, понял, откуда тут у меня эдакая вкуснота взялась. С другой стороны, мало ли кто меня выпечкой балует? Может, я с какой-то женщиной из категории «хозяюшка» время от времени сожительствую.

– Возможно. – Я отгрузил нужное количество кофе в его чашку, а после залил его кипятком. – Не знаю. Разные в них начинки, так просто не угадаешь.

Карл Августович усмехнулся и положил пирожок обратно на тарелку.

– Я бы взял все, – сообщил он мне после того, как ополовинил чашку пахучего напитка. – Монеты в пристойном качестве, покупатели найдутся. Может, не на каждую из них, но найдутся. Что до цены – она будет справедливой, я с тобой дела веду прозрачно. Если есть сомнения, можешь походить по онлайн-аукционам, посмотреть динамику лотов с аналогичными экземплярами. Еще, если хочешь, я могу взять монеты, скажем так, на комиссию, но это муторный процесс, мне придется вести дополнительные записи…

– Если честно, вообще не собирался это добро продавать, – прожевав кусок ватрушки, ответил ему я. – Как-то об этом не думал. Лежат и лежат. Нет, у нас был разговор о жетоне, но…

– А что проку в подобных вещах, если они просто лежат? – изумился Шлюндт. – Валера, если все будут думать так, как ты, коллекционирование умрет. Отпусти этих золотых птичек на волю, не держи их в клетке.

– Пусть летят, – согласился я, понимая, что старичок все равно теперь от меня не отстанет. Он будет нудить каждый день, пока не добьется своего. А мне, по сути, все едино – что монеты, что купюры. – Только парочку себе на память оставлю, ладно? Вот эту и… Вот эту.

– Эту не надо. – Антиквар вынул у меня из пальцев один из рублевиков. – Это не самый редкий, но все же нечастый год. На тебе другую монетку, она и номиналом побольше – целый червонец. И новенькая совсем, смотри, как блестит! А теперь посчитаем.

Кофе был отодвинут в сторону, Карл Августович положил перед собой смартфон, в котором был открыт калькулятор, и углубился в расчеты, то и дело перекладывая денежки из стороны в сторону.

– Вот как-то так, – сообщил он мне минут через десять, развернув телефон таким образом, чтобы я увидел цифру в графе «Итог». – Как тебе? Это в рублях.

– Впечатляет, – признался я, – и даже очень. Не сразу такая цифра в голове укладывается.

– Неплохой улов, Хранитель кладов. – Похлопал меня по плечу Шлюндт, вставая. – Очень неплохой. И ведь это только начало.

Он открыл наплечную сумку, с которой пришел и которую не оставил в прихожей, а после начал выкладывать на стол пачки денег в банковской упаковке, причем речь я сейчас веду не о рублях.

– Мне подумалось, что так будет лучше, – словно прочтя мои мысли, произнес он. – Компактнее. И потом – деньги и есть деньги. Можешь не пересчитывать, здесь столько, сколько нужно. Даже чуть больше, это, скажем так, маленькая премия за твою готовность к деловому диалогу.

– И вот куда мне столько? – Я взял одну из пачек, вынул из середины евровую «двухсотку» и пропустил ее между пальцами, ощутив привычную шершавость. Рефлексы есть рефлексы, не начать бы только на автомате в трубочку ее скатывать. Шутка.

– Живи, – посоветовал Шлюндт. – Просто живи. Не обижайся, но сейчас ты все же существуешь. Из разговора с Мариной Леонидовной я понял, что после некоего инцидента ты выбрал для себя путь схимника. Это достойно уважения, но… Жизнь проходит мимо, а с ней тебя покидают лучшие годы. Вернись в большой мир, Валера. Он ждет тебя. А эти бумажки помогут вспомнить о простых радостях бытия.

– Вы просто змей-искуситель, Карл Августович, – усмехнулся я. – По-другому не скажешь.

Антиквар вдруг застыл на месте, после забавно качнулся влево-вправо и издал горлом звук, более всего похожий на шипение. Следом за этим он расхохотался.

– Похож? – уточнил он у меня. – По лицу вижу, что похож. Нет, мой мальчик, я не он. Но если для того, чтобы ты был счастлив, мне придется покрыться зеленью с разводами, я это сделаю. Да, ты не против, если я прихвачу этот мешочек? Спасибо!

Он сгреб большинство монет в выпрошенную тару, а оставшиеся разложил по сафьяновым футлярам, обнаружившимся все в той же сумке. Что до жетона – он отправился в миниатюрный прозрачный куб довольно тонкой работы.

Интересно, насколько сильно он меня надул? В процентном соотношении? Наверняка ведь неслабо. Впрочем, я не в претензии, потому что на самом деле не очень понимаю, что с этими деньгами делать стану. Да, признаться, я своими-то их не считаю. Не получается. Они есть – и все, я их храню, не более того. Для кого? Для чего? Без понятия. Просто вот так разложился пасьянс. Мне положен какой-то процент за хранение, я им пользуюсь, а остальное трогать не хочу, не выйдет из этого ничего путного. Сначала думал, что создаю запас на будущее, а теперь и эти мысли испарились, будто их не было.

Да и о Стрече с Нестречей, что свились в кольца близ моего сердца, я не забываю. И они обо мне наверняка тоже.

– Теперь перейдем к другому не менее важному вопросу, – застегнув сумку, промолвил антиквар. – Валера, ты же помнишь, что за тобой числится… мнэ-э-э… Скажем так, одно желание? Желание в виде клада? Я о своем гонораре за помощь в поисках перстня.

– Разумеется. И готов его выплатить, договор есть договор.

– Вот и славно. – Потер ладошки Шлюндт. – Значит, завтра с утра мы с тобой кое-куда отправимся.

– Не отправимся, – вздохнул я. – По крайней мере с утра. Карл Августович, как вы верно заметили несколько минут назад, я работаю, и отгул мне никто сейчас не даст. Я же только-только из отпуска вышел. Да и вечером, скорее всего, тоже не получится. У нас завтра мероприятие – день рождения Галины Семеновны. Мне непременно на нем надо присутствовать.

– А? – антиквар крайне изумился. – Ты о чем?

– Вам это, скорее всего, смешным покажется, но все обстоит именно так. Мои коллеги очень обижаются, если я пропускаю эти их маленькие праздники. Обижаются и расстраиваются. Они все дамы немолодые, им приятно мое общество. Опять же – шампанское надо открывать кому-то, а после их по такси рассаживать. Про именинницу я вообще молчу, она, как подгуляет, все рвется песни петь в караоку. Ну, вот так она караоке называет. Так что завтра никак.

– Н-да. – Шлюндт смотрел на меня, переваривая услышанное, а после постучал пальцем по одной из денежных пачек. – Валера, к слову: ну о какой работе ты говоришь? Зачем она тебе теперь? Ты уже богат.

– Да все равно сегодня к вечеру дождь пойдет, – уклонился я от ответа. – Точно вам говорю. Я в пятнадцать лет правую руку здорово сломал, теперь, как дело к сильным осадкам идет, она ныть начинает.

– Так. – Антиквар встал с табурета. – Ясно. Хорошо, отложим все до выходных. Надеюсь, на субботу у тебя ничего не запланировано? Ты не отправишься к какой-то из своих немолодых подружек огород перекапывать?

– Нет. – Я рассмеялся. – Терпеть не могу махание лопатой на свежем воздухе. Ну, разумеется, кроме того, которое ведет к моему обогащению. Кстати, далеко нам ехать придется?

– Не слишком. – Карл Августович, как мне показалось, расстроился. – Я позвоню тебе в пятницу. Или даже раньше, если у меня будут новости по твоему нынешнему делу. Я подключил кое-какие свои связи, возможно, получится тебе помочь.

– Вот за это спасибо, – поблагодарил я его. – Ваша доброта безмерна.

Антиквар повернулся и уставился на меня, как видно, выискивая в лице знаки того, что я сейчас иронизировал. И напрасно, что-что, а морду кирпичом я с детства научился делать. С тех самых пор, как у меня от отца свои тайны появились. Он и то меня не раскалывал, так что у Шлюндта даже шансов не имелось на подобное.

– И все-таки, – сказал мне на прощание он, – подумай над тем, что я тебе сказал. Годы не вернутся. Лучшие годы. Надо ли их тратить на сидение над ничего не стоящими документами?

Ну, надо, не надо – это вопрос спорный. Я пока ничего менять не хотел. Лето – время вообще бездумное по своей сути, но за ним, как известно, идет осень. Кто его знает, как оно повернется? Сейчас судьба забрасывает меня загадками и наградами, а потом возьмет да и перестанет это делать. Опять же – где я еще найду такую работу, где днем можно вздремнуть, а вечером послушать матерные частушки, филигранно исполняемые десятком захмелевших старушек, у каждой из которых за плечами как минимум одно университетское образование? Кстати, я не знаю, откуда они их черпают, но ведь почти не повторяются, всякий раз я новые слышу, а ведь не первая уже такая пьянка по счету и не десятая.

А Марфа не соврала: над Москвой к вечеру сгустились тучи, после отгромыхала гроза, а следом за ней зарядил мелкий, но непрекращающийся дождь. Он лил и лил, наводя тоску и нагоняя сон.

Собственно, потому я и надумал лечь спать пораньше, тем более что делать все равно было нечего. Обитательница браслета общаться со мной более не желала, Анисий Фомич, как я его ни звал, так на чай и не пожаловал, телефон молчал, а сам я звонить никому не хотел. Да и некого мне набирать, если совсем уж честно. Воронецкая после полученной от своей хозяйки взбучки наверняка обо мне даже слышать не желает, мама опять начнет склонять меня к мировой с отцом, это у нее идея фикс, а Юлька… Что Юлька? Она, похоже, все-таки перешла в разряд воспоминаний. С той субботы уже сколько дней прошло, а ни одной эсэмэски так от нее и не пришло, про «Ватсап» я и не говорю даже. Значит, все, разбежались мы окончательно.

Ну, может, оно и к лучшему.

Меня почти уже сморил сон, как брякнул дверной звонок. Я вообще сначала подумал, что мне показалось, но вторая трель продемонстрировала мне, что нет, все происходит на самом деле.

Я глянул в глазок и присвистнул. Почти все те же и все там же. Похоже, ведьмы завели себе новую привычку – ходить ко мне в гости на ночь глядя.

Третий звонок был куда более продолжительный, поскольку Изольда попросту не стала убирать палец с клавиши. Но мне же надо было джинсы натянуть, верно? Воронецкая или Юлька у меня в этом плане никакого стеснения не вызывают, а вот Марфа… Короче, не тот случай.

– Открываю, – произнес я, щелкая замком. – Да не трезвонь ты!

– Что так долго? – недовольно спросила Марфа, заходя в прихожую. – Звоним, звоним…

– Спать уже лег, – и в подтверждение своих слов я зевнул. – Кабы вы заранее позвонили, ждал бы, но вы же этого не сделали?

Надо заметить, что верховная ведьма в очередной раз стала другой. В смысле костюма, разумеется. Сегодня она на школьную преподавательницу стала похожа, даже волосы на затылке в пучок собрала. Ей бы еще очки в толстой оправе – и вылитая Людмила Ивановна, учительница первая моя.

Изольда тоже, скажем так, приоделась, натянув на себя короткую кожаную куртку и черные кожаные же штаны. Эдакая Лара Крофт доминирующего типа.

А еще за их спинами обнаружилась совсем юная девица, не слишком красивая внешне и какая-то незаметная. Но я точно ее раньше не встречал, поскольку что-что, а такую прическу, как у нее, не запомнить невозможно. Она была двуцветной – левая сторона головы у этой девчушки была зеленая, а правая – розовая.

– Привет, – сказал я ей. – Ты кто?

– Это Марюта, – пояснила Изольда. – Она с нами.

– Я с ними, – подтвердила разноцветная.

– Ты тоже ведьма? – уточнил я. – На самом деле? Как они?

– Ведьма, – с некоторой гордостью заверила меня Марюта. – Ну, не совсем такая, как они, но…

– Болотница она, – с легким презрением пояснила Изольда. – Валер, проводи ее в комнату. В прошлый раз я у тебя там зеркало в шкафу приметила, пусть она его глянет.

«Болотница». То есть болотная ведьма, та, о которых мне недавно Марфа рассказывала. Выходит, эта троица в мой дом на ночь глядя нагрянула не чайку попить, а с вполне конкретной целью, и впереди у меня не крепкий и относительно спокойный сон, а веселая ночка. Как видно сильно верховной ведьме тот клад, о котором она мне говорила, нужен.

– Ну, пошли, Марюта, – вздохнув, предложил девушке я. – Тут недалеко. Слушай, а тебя на самом деле так зовут?

– Вообще-то я Марина, – охотно отозвалась та. – Но на первом шабаше одна из помощниц Марфы почему-то назвала меня Марютой, я спорить не стала, вот и прилипло. Да меня это не сильно напрягает, пусть хоть горшком назовут, лишь бы из ковена не погнали.

– Не мети языком попусту, – рыкнула на нее Изольда, которая, похоже, вместе с соблазнительной одеждой сбросила с себя и маску томной красотки. – Зеркало гляди.

– Хорошее, – отозвалась Марюта, проведя ладонью по скользкой стеклянной глади зеркала, вделанного в дверь шкафа. – Для наших целей самое то.

– Тогда за дело принимайся да особо не тяни, – велела Марфа. – А мы пока на кухню пойдем, обсудим кое-какие детали.

Прав я, похоже, ждет меня нынче дорога дальняя, необычная. Забавно, я ведь никогда Кэрролла не любил, ни в детстве, ни потом, а в результате повторю путь Алисы и проследую в Зазеркалье.

– Значит, нашли все же кровь Митрохина? – утвердительно спросил я у Марфы, включая чайник.

– Нашла, – подтвердила та, усаживаясь на табуретку. – И не скажу, что это было очень легко.

– Или очень дешево, – добавила Изольда, скидывая куртку. Под ней обнаружилась черная майка, фактурно демонстрирующая прелести, которыми ее природа точно не обделила. Смотрелось все это так впечатляюще, что я поневоле сглотнул слюну. Ну да, давно вроде не юнец, но есть некие женские типажи, на которых и старенький старичок клюнет. – Причем речь идет не только о деньгах.

– Главное – результат, – подытожила Марфа. – Кровь есть, скоро будет и дорога туда, куда ты хочешь попасть.

– Я вам крайне благодарен. Впрочем, у меня и сомнений на этот счет никаких не имелось, поскольку вы очень целеустремленная женщина, Марфа, и если за что-то беретесь, то доводите дело до конца. Я же в свою очередь всегда держу данное слово. Если сегодняшняя акция завершится успешно, то я сделаю все, чтобы вы получили свой клад. На самом деле постараюсь, не для проформы.

– За успешность дела будет отвечать Изольда. – Верховная ведьма кивнула в сторону красотки, которая оперлась спиной о холодильник. – Потому, Валера, мотай на ус то, что я тебе сейчас скажу. Как только ты шагнешь за окаем зеркала, то начинаешь делать все так, как говорит она. Услышал «стой» – остановись, услышал «не дыши» – зажми рот и нос, задыхайся, но не нарушай приказ. Ну и так далее. Это ясно?

– Предельно. – Кивнул я. – Что еще?

– Если она говорит тебе «уходи», то ты сразу уходишь, – продолжила Марфа. – Получится – тем путем, которым туда добрался, не получится… Сад, забор, дорога. Оттуда – не туда, авось проскочишь. Как выберешься из поместья, то держись левее от въездной зоны и ворот, топай по шоссе до поворота на проселок, там тебя ждет машина. Запомни – черная ауди с заляпанными грязью номерами, за рулем будет сидеть вот эта деваха. Изольда, покажи.

Та сунула мне под нос свой смартфон, на экране которого красовалось фото очередной симпатичной ведьмы, правда, на этот раз брюнетки.

– Повтори, что я сказала, – потребовала Марфа.

– Если надо уходить, то мы пробуем нырнуть в зеркало… – бодро забубнил я, но тут же был перебит.

– Не «мы», а ты, – жестко заявила Марфа. – Ты. Про нее не думай, не смотри, как она там, не пробуй ее утащить с собой и не неси нелепую чушь вроде «мы вместе пришли и вместе уйдем». Как она станет выбираться – ее дело, ясно? Перед Изольдой поставлена четкая задача – твое сопровождение от и до. Если она там умрет, значит, такова ее судьба.

– Вы разменяете мою жизнь на жизнь своей приближенной? – удивился я.

– Представь себе, – пожевав губами, ответила верховная ведьма. – Тут, видишь ли, очень интересная штука получается. Тебя как такового мне не жалко. Скажу прямо: столкнись мы до того, как ты стал Хранителем кладов, я бы сердце тебе непременно из груди вырезала, после его зажарила и съела. Больно у тебя, парень, временами характер говнистый. Но сейчас ты тот, кто есть, и с этим приходится считаться. Угробь я тебя – и мне проблем не избежать, нет. Шлюндт сразу в меня как клещ вцепится, да и вурдалачье племя насядет. Это только те, кто с тобой сотрудничает. А ведь есть и другие, которые пока только за тобой наблюдают, до поры до времени не показываясь на глаза. Но и они будут на меня в претензии. В какой-то момент недовольство масс достигнет критического предела, и мне придется с этим что-то делать. А оно мне к чему? К тому же я очень желаю заполучить свой клад. Так что да, я разменяю ее на тебя. И если надо, то не только ее.

– Спасибо за прямоту, – поблагодарил я Марфу, причем от чистого сердца. – Нечасто приходится слышать правду. А что до характера… Ну да, так все и есть. Вот только если бы я был мягкий и пушистый, то мне даже в нынешнем статусе кто-то непременно бы если не сердце, то печень точно вырезал. Просто потому что вроде как можно это сделать, я же на все соглашаюсь. Я же покладистый. Да Воронецкая бы первая и вырезала.

– Да, насчет этой твоей подруги… – Марфа коротко на меня глянула. – Я ее отпустила, не стала наказывать, так что по-твоему вышло. Да и какой смысл, она все равно ничего не поймет. Но близ меня ей больше не бывать, и она про это знает.

– Так что берегись, Хранитель, – коротко рассмеялась Изольда. – Стелла – сука еще та, она не простит своего падения. Столько карабкаться вверх, унижаться, убивать, и все ради того, чтобы в один момент свалиться вниз, тут любая от злости взвоет. Вообще-то виновата во всем она сама, мы хоть и ведьмы, но женщины, верно? А раз мы женщины, то имя нам – «безукоризненность», то есть ошибки – это не про нас, потому следует найти крайнего. Им в данном случае выступаешь ты, Валера. Так что держись поближе, со мной Воронецкая связываться побоится. Я уже ей холку пару раз мылила, она это не забыла.

– Подумаю, – пообещал я. – К тому же это не единственный аргумент для нашего дальнейшего общения.

– Хорошо, что на этот раз Хранителем молодого парня назначили, а не старого пня, – заметила Марфа. – В нем кровь живая, что само по себе великое дело.

Мне показалось, или кто-то в комнате недовольно фыркнул? Не понравились, как видно, обитательнице браслета мои слова. Ну, сама виновата. Общение – процесс обоюдный, нечего в одни ворота играть.

– Готово, – подала голос Марюта. – Хоть сейчас дорогу открою.

– Переоденься, – велела мне Изольда. – Голубые джинсы и зеленая майка для такой прогулки не подходят. Темные вещи есть?

Изыскания в гардеробе показали, что к подобным вылазкам я категорически не готов. «Спортивки» Изольда по какой-то причине отмела, костюмные брюки тоже для наших целей не годились, а черных джинсов у меня сроду не водилось. Да и вообще я всегда предпочитал светлые тона в одежде.

В результате единственной вещью, которую она одобрила, оказался подарок Юльки на мой позапрошлый день рождения. Она перед ним как раз в Италии отдыхала месяц и приперла мне оттуда три пакета с вещами, из которых я, по-моему, так ничего ни разу и не надел. Нет, одежда отличная, просто куда мне ее такую носить? В архив, бабусек моих веселить? Но если когда-нибудь с ней еще придется общаться, то непременно расскажу, что штаны из «львиной» коллекции Кардена мне очень пригодились.

С остальными предметами гардероба таких проблем не возникло. Плюс под короткую куртку я довольно-таки демонстративно нацепил наплечную кобуру с парабеллумом. Впрочем, подумав немного, заменил его на наган. Он надежнее, в нем наверняка патрон не перекосит. И гильзы, если что, в барабане останутся.

– Ствол отстрелян? – уточнила у меня Изольда.

– Ты хотела сказать «пристрелян»? – переспросил я.

– Что хотела, то сказала. Он в картотеках каких значится?

– Нет, – заверил я ее. – Чистый.

– Это хорошо. – Кивнула ведьма. – Но без моей команды не вздумай стрелять. А если все же до такого дойдет и после придется пробиваться через сад, то скинь его с рук при первой возможности, лучше всего – утопи. Теперь попрыгай.

Я выполнил ее просьбу, в кармане куртки звякнули монеты.

– Вынимай. Хорошо. Теперь надень вот это, – и она протянула мне балаклаву и черные нитяные перчатки. – Пока не покинем дом, не снимай. И еще вот что. Стелла мне рассказывала, что ты чуешь те вещи, что тебе нужны. Так вот, вслух ничего мне не говори. Все общение только жестами, понятно? Я не знаю, какой аппаратурой этот дом напичкан, может, там и уловители голоса стоят. Сначала голос запишут, после разберут на звуки, а потом владельца найдут.

– Все же раньше было проще, – вздохнула Марфа, присевшая на диван. – Н-да. Залез, забрал, ушел. А теперь…

– Скажу честно, милые дамы: впечатлен, – признался я. – Даже подумать не мог, что ведьмы настолько серьезно подходят к вопросам взлома и проникновения. Впечатлен!

А еще я мысленно погладил себя по голове за то, что не поленился и отволок деньги, полученные от Шлюндта, в банк, в ячейку. Им про подобное знать ни к чему. В шкафу, правда, еще парабеллум остался, браслет и кое-какие другие мелочи, но тут уж ничего не поделаешь.

– Что ты знаешь о ведьмах, милый? – Изольда чмокнула меня в нос. – Ни-че-го. Ты судишь о нас по одной дурочке, которая в трех соснах заблудится и там с голода умрет. Все, натягивай шапочку и пошли. Да не целиком пока, а то сопреешь.

– Иди строго по тропинке, шаг в шаг за ней, – велела мне Марюта и показала на Изольду. – Ни в коем случае никуда не сворачивай. Если что, тебя даже моя наставница среди зазеркальных топей отыскать не сможет, станешь там до скончания веков бродить.

– Теперь уж точно не сверну, – пообещал я, – после такого предупреждения.

– Двенадцать, – сказала Марфа. – Самое время. Открывай проход.

Марюта щелкнула пальцами, и тут же вспыхнули две красные свечи, закрепленные на полу по обеим сторонам от зеркала. Девчушка подождала секунд десять и что-то шепнула себе под нос, после чего стеклянная гладь колыхнулась, словно мыльный пузырь, и позеленела, а после я понял, что зеркала в шкафу больше нет. Есть окно, за которым раскинулось жутковато выглядящее ночное болото, с кочками, деревцами и узенькой тропиночкой, вьющейся между ними.

– Пошли, – велела мне Изольда и шагнула вперед.

Я последовал за ней, услышав прощальные слова Марюты:

– Проход открыт, пока свечи горят. У вас часа два, не больше.