— Ох, — это все, что я смог сказать, когда снова открыл глаза и увидел над собой не неровный каменный потолок, а серую сталь банковского хранилища, подсвеченную лампами дневного света.

— Однако, Валерий, ты меня слегка напугал, — сообщил антиквар, чье лицо вплыло в поле моего зрения. — И, правды ради, легко отделался, падал-то ты прямиком на край стола. Убиться не убился бы, но травму получить мог изрядную. Но я тебя поймать успел, а после на пол уложил.

— Спасибо, — пробормотал я, переходя из положения лежа в положение сидя. — Что это было?

— Не знаю, — развел руки в стороны Карл Августович. — По виду — классический обморок, вот только с чего бы тебе в него падать? Ты парень крепкий, нервы у тебя в порядке. Ты сам-то чего помнишь?

Да все я помню. И надвигающуюся гладь стола, и пещеру, и слова Великого Полоза, все до последнего. Вот только вам, Карл Августович, я про это рассказывать не стану, поскольку наше с ним общение — дело личное, не сказать интимное.

И про главный приз, что огненный змей назначил за неведомого мне служителя затрапезной богини, тоже помню. Хороший приз, достойный, спору нет, вот только не верю я в него. Не бывает таких штук на белом свете, причем не только на этом, но и на том. Да и как его найдешь, этого незнакомца?

Кстати, ведь Полоз меня опять укусил, на этот раз в плечо!

Я расстегнул пару пуговиц на своей пестрой гавайской рубашке, оголил плечо и глянул на то место, в которое пару минут назад впились острые, чуть загнутые клыки фольклорной рептилии. Ничего. Пустота. Что и следовало доказать — чуть загорелая кожа без малейших признаков повреждения. Нет, в определенной реальности беседы с моим нежданным работодателем я не сомневаюсь, как и в том, что промедли я на день, то мне настал бы конец, но вот в существование «эликсира желаний» все равно не слишком верю, даже учитывая всю ту сверхъестественную суету, что царит вокруг моей особы.

— Подозреваю, что эти предметы теперь представляют собой просто старинные украшения, — Шлюндт провел рукой по украшениям Лыбеди. — Верно?

— Они и до того таковыми являлись, — я, покряхтывая, встал с пола. — Спасибо вам, Карл Августович. Ходить по улицам с расквашенной физиономией и пугать ей мирное население — радость сомнительная.

— Ну, есть определенный тип женщин, которым как раз нравятся мужчины с подобными отметками на лице, так что даже из подобной ситуации можно было бы извлечь кое-какой гешефт, — хихикнул старичок. — Впрочем, ты и без того достаточно мужественен и молод, женщины не оставят тебя своим вниманием.

— Одна — так точно, — я показал пальцем на потолок. — Ни вниманием, ни заботой не обделит.

— Ты сам дал себя загнать в угол, — поправил шляпу антиквар. — Я изначально советовал укоротить ее устремления. Ведьмы всегда ведут агрессивную политику в общении, навязывая свои интересы всем, кто им нужен.

— Но если бы не она, то вряд ли бы наша встреча состоялась, — резонно заметил я, открывая кейс, который прихватил с собой в хранилище. — Вы бы не узнали обо мне, а я бы не имел чести познакомиться с вами.

— Ты так думаешь? — немного насмешливо осведомился Шлюндт. — Поверь, это не так. Хотя, разумеется, времени бы прошло гораздо больше. А ты что делаешь?

— Подвожу итоги, — сказал я, перекладывая пачки денег из кейса в ящик. — Вам же эта ячейка уже не нужна?

— Нет, — покачал головой старик.

— Ну и замечательно, — улыбнулся я. — Переоформлю ее на себя, а чемоданчик отдам Стелле. Да-да, я с вами согласен насчет коэффициента полезного действия, но договор есть договор. Да и потом, никогда богато не жил, не стоит и начинать.

— Ну, последнее спорно, — уклончиво заметил антиквар. — В твоем случае — в последние годы богато не жил. Но уважаю твою позицию, поскольку сам всегда стараюсь вести дела честно, даже с учетом моей профессии, которая предполагает определенную степень неискренности во всем. Торговля древностями — очень тонкая материя, в ней иногда невозможно провести грань, отделяющую правду от вымысла, поскольку тех, кто сотворил ту или иную вещь, равно как и тех, кто ей владел, давно нет среди живых. А раз нет очевидцев, то нет и гарантированно честного рассказа о том, что вокруг предмета происходило, некому отделить истину от слуха. Как-нибудь напомни, я расскажу тебе историю о камеях Клеопатры и о моих попытках выяснить, правда ли они были подарены ей Антонием незадолго до смерти. Ох, сколько вокруг них всего было накручено! К слову, что теперь станешь делать с этими тремя вещичками? Они же тебе, если не ошибаюсь, больше не нужны?

Упорный какой.

— Что буду делать? — повторил я и провел рукой по каждой из вещей. Да, теперь это были просто старые украшения. Безмолвные и, если можно так высказаться, неживые. — Что буду делать?

— Если хочешь, я найду того, кто охотно их приобретет, — вкрадчиво произнес антиквар. — Мое слово заменяет любые экспертизы, ему верят. Этот гарнитур может принести тебе неплохие деньги, Валерий. Что до меня, я готов работать из… Ну, скажем, из двадцати процентов прибыли.

Кстати, божеский процент. Он находит покупателя плюс ручается за качество товара, так что это на самом деле не так и много.

— Нет, — покачал головой я. — Не стоит. Пусть останутся тут пока. Может, я тоже в коллекционеры подамся.

Продать я их всегда успею, никуда подобная сделка не убежит. А осенью, если я до нее, разумеется, доживу, лучше все вещички с собой в лес прихватить будет, как дополнительное доказательство проделанной работы. Естественно, Полоз обо всем происходящем в курсе, но все-таки… Меня Розалия Наумовна так приучила. Мало отправить файл в вышестоящую инстанцию по мейлу — надо еще и бумажную версию того же отчета на обычную почту отнести, чтобы квитанция с отметкой о приеме имелась, равно как и реестр вложенных в письмо бумаг. Потому что это документ, который не оспоришь. Я сначала посмеивался над этими ее старорежимными замашками, потому что смотрелось подобное, прямо скажем, забавно. Эдакая древность в царстве древностей. Но после первой же проверки понял, насколько она права, поскольку все эти квитанции, уведомления с отметками почты и все остальное реально избавили нас от массы проблем.

Так что пусть полежат вместе с деньгами тут, в ячейке. Целее будут.

— Из тебя, Валерий, коллекционера не получится, — рассмеялся Шлюндт. — Ты Хранитель, это другая ипостась, так что извини. Те вещи, что в земле еще не лежали, тебя боятся, потому что ты в любой момент можешь стать их владыкой. Те, что там побывали, тоже тебя опасаются, не хотят обратно. Ну а те, что сейчас в ней находятся, — они и так все твои.

— Ну, не все же вещи меня чувствуют? — возразил я. — И не все они имеют… Как бы так выразиться…

— Свое «я», — подсказал мне антиквар. — Разумеется, не все. Душа и воля у вещи появляется не вдруг. Тут важно все: талант ее создателя, история, благодаря которой она явилась на свет, руки первой хозяйки или хозяина да и все дальнейшее существование. Например, попало как-то раз ко мне кольцо Екатерины Долгоруковой. Ну, той, что могла стать царицей всея Руси, да так и не стала. Ты же помнишь эту историю?

— Это которая невестой Петра Второго была? — уточнил я. — Еще бы!

— Ну да, — кивнул старик. — Колечко это ей батюшка подарил вместе с серьгами и цепью нашейной, что была лалами да яхонтами изукрашена. Ну, так значилось в приходно-расходной книге ювелира, что Долгорукову-старшему их продал аккурат после того, как его дочь с государем возлегла. Надо думать, решил папа дитятко порадовать подарком за успешно проделанную работу. Я долго эти предметы в комплект собирал, их по свету в разные стороны разбросало. Они и по отдельности, конечно, немало стоят, но вместе прибыли принесут после перепродажи куда больше. Последним как раз кольцо отыскал, причем за не очень большие деньги. На удивление небольшие. И, что примечательно, его владелец чуть ли не плясал, когда мне его продал.

— И? — заинтересовался я.

— Опуская разные детали, скажу только, что новая обладательница данных сокровищ, милейшая и добрейшая женщина, через месяц чуть не убила свою дочь, которую ранее обожала невероятно. И знаешь как?

— Как? — я присел на край стола.

— Она ее хотела задушить. Я, к своему стыду, не сразу понял, что к чему, когда про это услышал, но чуть позже догадался, в чем дело.

— И в чем же?

— Напомню тебе, мой юный друг, что Екатерина Алексеевна понесла от Петра Второго, — назидательно произнес антиквар. — А родила тогда, когда его уже не было на свете и над ее семейством сгустились черные тучи в виде Анны Иоанновны, прочно обосновавшейся на престоле. Не знаю, что именно двигало несостоявшейся императрицей, — жалость к ребенку, судьба которого могла бы оказаться крайне печальной, сострадание к себе, вынужденной заботиться о потомстве покойного государя, которого она никогда не любила и который, по сути, разрушил ее судьбу, или что-то еще. Не знаю. Но факт есть факт — она придушила дитятю подушкой почти сразу же после того, как его родила. Сейчас, в наши гуманные и просвещенные времена, это звучит диковато, но тогда подобное было если не нормой вещей, то уж точно не невидальщиной какой.

— Все равно изуверство, — вытер я со лба выступившие капельки пота.

— Не осуждай ее, — погрозил мне пальцем антиквар. — В другой ситуации та же Екатерина просто наняла бы кормилицу да нянюшку, дала бы им пару кошелей с золотом и отправила в одну из деревень, принадлежащих ее папеньке, чтобы те пристроили чадо в семью поприличней. Собственно, так поступали с нежелательным приплодом все благородные дамы того времени, включая время от времени даже великих княгинь и императриц. Но тут другое дело. Тут правнук Петра Первого ручками-ножками сучит, между прочим. Ладно, не суть. Так вот, то кольцо было в момент удушения у нее на руке и запомнило все, что испытывала владелица. Страх, боль, отчаяние — все.

— Проклятая вещь, — медленно произнес я.

— Не совсем, — поморщился Шлюндт. — Это немного другое, некая метафизика. Воля кольца оказалась сильнее воли его новой владелицы, и оно навязало ей то единственное, что помнило. Так вот, к чему я это тебе рассказал — ты им всем хозяин, Валерий. Кольцам, перстням, аграфам, ожерельям, кинжалам — всем. Помни об этом. И о силе, что в иных вещах скрыта, не забывай ни на минуту. Глянешь так на предмет — браслет как браслет, а копнешь, что за ним стоит, — и волосы дыбом встанут. Ну, у кого они, разумеется, есть. И если ты хоть на миг дашь им понять, что они сильнее, чем ты, то может случиться большая беда. Не с тобой, но с теми, кто будет рядом.

— То есть я теперь обречен на одиночество?

— Ты не понял, — опечалился антиквар. — Ну не беда. Пройдет время, и сам во всем разберешься. Совсем короткое время, не сомневайся. Твоя прежняя тихая жизнь кончилась, наступила пора больших перемен. Да, что касается твоих проблем с вурдалаками — я обещаю тебе помочь, а ты до поры до времени будь осторожен.

— Куда уж осторожнее, — проворчал я. — Но они же упорные как не знаю кто. Вот вчера…

И я поведал Карлу Августовичу о вчерашней беседе с ночным убийцей, причем во всех подробностях.

— Интересно, что за клад они имели в виду, — потер подбородок он, дослушав меня. — Старый, значит? Очень, очень любопытно!

— А мне, если честно, нет, — признался я. — Мне вообще с этой публикой никаких дел иметь не хочется. Не доверяю я им.

— И правильно, — одобрил мои слова Шлюндт. — Не скажу, что я и мои коллеги по цеху — образцы праведности, но вурдалаки любому из нас фору дадут. Нет, Покон и они чтут, потому, например, за своих родителей можешь не беспокоиться, их жизнью эти негодяи тебя шантажировать не посмеют. Но все, что лежит вне сложившегося уклада жизни, может быть использовано против тебя.

Все же я хреновый сын, поскольку про родителей даже и не подумал, хотя должен был сделать это в первую очередь. Неужели я настолько отдалился от своей семьи?

Выходит, что да.

— Повторю то, что сказал ранее, — попробую тебе помочь. — Антиквар одернул пиджак. — Тем более что информации стало больше. Не так и много Данил и Даниилов среди этой публики, так что круг поисков сузился. А теперь пошли наверх. День будний, а этот банк не жалуется на недостаток клиентов, потому там уже могла образоваться очередь. Не стоит забывать про интересы других людей, пусть даже мы их и не знаем.

Он уехал из банка раньше меня, сразу же после того как аннулировал договор аренды ячейки. А вот я задержался, поскольку пришлось ждать, пока эту самую ячейку переоформят на меня. Ну и со Стеллой следовало пообщаться.

— Держи, — протянул я ей кейс сразу же после того, как сотрудник банка вышел из переговорки, заверив нас, что через десять минут договор будет готов. — Твоя доля.

— Даже так? — как мне показалось, абсолютно искренне изумилась ведьма. — Я думала, что это все шутки. Ты правда отдаешь мне половину?

— Какие шутки? — удивился и я. — Был договор, я выполняю его условия. Да, в чем-то я солидарен с Карлом Августовичем по поводу твоего участия в этом мероприятии, но все равно мы партнеры, пусть даже и поневоле.

— Ишь ты. — Воронецкая щелкнула застежками, заглянула внутрь и покачала головой. — Ты очень странный парень, Валера Швецов из Москвы. Очень странный. Настолько, что тебя надо в зоопарк поместить, в клетку, под табличку «Чудо чудное». Даже как-то неудобно теперь будет размышлять о том, как именно я тебя умерщвлю. Я хоть и ведьма, но не совсем же стерва?

— Да ладно? — фыркнул я.

— Совсем, — моментально поправилась Стелла. — Но не настолько. Нет, я, само собой, тебя убью, но ты можешь быть уверен в том, что меня потом обязательно пару раз совесть в темечко клюнет.

— Еще поглядим, кто кого первым в Навь спровадит, — усмехнулся я. — Как ты заметила, слово свое я держу, так что, когда все кончится, все время оглядывайся, подруга. Чтобы удар не пропустить.

— У нас с тобой хорошие дети могут получиться, — рука ведьмы нырнула под рубашку, которую я, как водится, в такую жару носил навыпуск. — Может, перед тем как забрать твою жизнь, я сначала тебя в баньку свожу и спать уложу? Вместе с собой.

Воистину чертовка. Хоть у меня к этой женщине никаких чувств, по крайней мере добрых, и не было, но ее голос в этот момент звучал настолько чарующе и притягательно, что по телу прошли мурашки, а в голове шевельнулась мыслишка на тот счет, что ведьмы в постели, должно быть, будут покруче остальных представительниц слабого пола. Не то чтобы у них все там по-другому устроено, нет. Просто… Не знаю, чем именно, но они чем-то от прочих отличаются.

— Или не уложу, — рука Стеллы вынырнула из-под рубашки, ее указательный пальчик щелкнул меня по носу, а секундой позже она уже выходила из переговорки с кейсом в руках. На пороге она обернулась и мило прощебетала: — Как чего приснится — звони. Будем думать, что дальше делать.

Подмигнула и вышла прочь, зараза такая.

Ну да, скоро, наверное, увижу следующую цель, которую надо отыскать. Только если каждый предмет вот эдак будет даваться в руки, то мне никаких нервов не хватит. И, опять же, отпуск у меня не резиновый. Эта неделя — и все, пора на службу.

Хотя… Деньги у меня теперь есть, можно на нее и забить по идее. Мне многого в жизни не надо, с моими запросами на ту сумму, что лежит в ячейке, долго можно существовать.

Только вот архив, помимо всего прочего, — это еще и доступ к очень многим документам, которые в статусе обычного обывателя я сроду прочесть не смогу. Ну да, в нашем «домике-прянике» хранится большей частью то, что особой ценности ни для истории, ни для меня лично не представляет, но к общей базе-то мы подключены. А вдруг именно это мне и понадобится если не для поисков следующей вещи, то для той, что последует за ней?

Тут в кармане легких льняных штанов, которые я сегодня натянул в честь пришедшей в город жары, завибрировал смартфон, и после взгляда на его экран мне не удалось удержаться от улыбки. Выходит, правду говорят, что тигрица всегда чует, когда ее детенышу грозит опасность. Розалия Наумовна звонит, дражайшая начальница. Такое ощущение, что она уловила те крамольные мысли, что бродили минутой раньше в моей голове, и решила строго погрозить мне пальцем.

— Добрый день, Валера, — ее голос звучал привычно строго. Она вообще мне всегда напоминала строгую классную даму из далекого прошлого. Ну и еще одного литературного персонажа из нашего времени. Я, было дело, даже пару раз назвал ее Минервой, но мои коллеги, большинство из которых застали еще те времена, когда наша страна догоняла и перегоняла Америку, моей изысканной реминисценции не поняли, после чего я благополучно махнул на эту идею рукой. — Ты мне нужен на работе.

— Так вы мне вроде как вольную дали на неделю? — добавил немного растерянности в голос я, отлично осознавая, что идти в архив придется. Директриса всегда добивается той цели, которую перед собой поставила, даже в том случае, если речь идет о куске торта, который, казалось бы, можно и не доедать. Хорошо хоть, что рядом с работой сейчас нахожусь, а не дома. Не надо через весь город ехать.

— Есть такое слово «надо», — холодно отозвалась Розалия Наумовна. — Нам привезли новые компьютеры, надо их подключить и проверить на предмет исправности, чтобы в случае несоответствия я могла отправить претензию в отдел снабжения. Как ты понимаешь, твои коллеги, почтенные дамы, не станут лазать под столами со шнурами в руках. К тому же шнуров этих много, и они не совсем разбираются в том, какой из них для чего предназначен.

— Вернее, совсем не разбираются, — подытожил я. — Ладно, еду.

— Спасибо за одолжение, — экран смартфона, казалось, покрылся инеем. — Ты очень любезен, Валерий. Чрезвычайно.

Раньше я бы расстроился, услышав такой тон и подобные речи, но то раньше. Сейчас меня таким не смутишь, я давно уже понял, что наша Розалия куда добрее, чем хочет казаться, потому и позволяю себе определенные вольности. Не переходя, разумеется, границ разумного. И еще — она может сколько угодно изливать холод на своих подчиненных, но зато в хреновый момент никогда и никому не даст их в обиду.

Впрочем, я бы и из дома все равно поехал, конечно. Новые компьютеры — это круто, Розалия Наумовна их года полтора выбивала, а я их ждал, так что мне теперь кровь из носу нужно один за собой застолбить. Потому личное присутствие в данном случае совершенно необходимо.

Договор, который мне принесли минут через пять, полетел в рюкзак, ключ от депозитной ячейки, который сегодня то и дело переходил из рук в руки, был прикреплен к свободному крепежу ключницы, а сам я отправился в одну из арбатских кафешек, рассудив, что работа не волк, никуда не убежит. Да и потом, наши кумушки точно не проморгают тот факт, что я подозрительно быстро добрался до архива, после чего начнут строить теории о том, как мне это удалось, и такого напридумывают, что у нормального человека волосы дыбом встанут. Хотя в итоге все равно победит версия о том, что я спутался с какой-то местной шаболдой и теперь под ее тлетворным влиянием непременно сопьюсь. Или еще чего хуже!

Привезенную технику по хорошей народной традиции сгрузили прямо в коридор, не особо задумываясь о том, что ее непременно будут пинать все проходящие мимо сотрудницы. Как результат, на одной коробке, в которой находился монитор, я обнаружил пару вмятин явно каблучного происхождения. Стало быть, кто-то об нее споткнулся, а после зло выместил.

— Приехал, — услышал я за спиной голос Розалии Наумовны. — Хорошо. Вот список тех, кому надо поставить новую оргтехнику. Чтобы не тратить время, сразу ее на рабочие места и определяй. Старые компьютеры относи в девятый кабинет, их послезавтра вывезут.

— Розалия Наумовна, мое почтение, — я повернулся к своей руководительнице и забрал бумажку из ее рук. — Вы, как всегда, прекрасно выглядите.

Директриса была не одна, рядом с ней стояла седенькая старушка с невероятно живым взглядом. Я бы даже сказал оценивающим, поскольку она как-то очень внимательно меня им ощупала.

— Это Павла Никитична, — сообщила мне Розалия, — моя двоюродная сестра. Павла, позволь представить тебе Валерия Швецова. Не скажу, что он демонстрирует редкостное рвение в работе или невероятную любовь к науке, но при этом неглуп и покладист.

— В наше время это уже немало, — заметила старушка. — А так ничего. Лет семьдесят назад я бы такого не пропустила.

— Лет семьдесят назад ты бы его расстреляла, — возразила ей моя начальница. — Язык у него длинный, а мысли он пока при себе оставлять не научился.

Шутят старушки. Лет семьдесят назад они обе, небось, еще и в школу не ходили, потому молодые люди вряд ли их интересовали.

— Павла, — почесал я затылок. — Необычное имя.

— Скорее забытое, — поправила меня родственница директрисы. — Как и производная от него Павлина. Впрочем, это одно и то же имя. Просто я родилась в семье простой, хотя и зажиточной, вот и стала Павлой. Появись же я на свет в дворянском или хотя бы купеческом семействе — стала бы Павлиной. Это сейчас и царь Иван, и псарь Иван, а в старые времена имени придавалось куда большее значение.

— Вы о святцах? — уточнил я.

— О них, — тонко улыбнулась старушка, показав крепкие и белые зубы. — О чем же еще?

Сдается мне, я сейчас какую-то глупость сказал, вот только не понял, какую именно.

— Сделаешь — доложишь, — велела Розалия Наумовна. — Паша, пойдем ко мне, кофе выпьем. Мне тут из Бразилии Фернандо посылку прислал. Ты помнишь Фернандо?

Павла Никитична после этого так на нее глянула и даже хихикнула, что стало ясно — она Фернандо помнит, и очень хорошо.

Забавная какая старушка, уважаю таких. Они прожили интересную жизнь, с достоинством вошли в старость и, когда придет их час, смело глянут в лицо костлявой.

Любимое руководство обо мне не забыло, я значился в списке, пусть даже и на последней строчке. Ради этого стоило попотеть, причем в самом прямом смысле. Мы не банк, кондиционеров в достаточном количестве нам не полагалось, потому, когда я часа через три наконец закончил свои труды, то со стороны, наверное, казалось, что я в одежде искупался. Сейчас бы душ принять, да где его тут возьмешь? Все, что есть, — раковина в туалете и кран, из которого течет не слишком холодная вода, пахнущая железом. Центр, здесь трубы местами со времен царя-батюшки не меняли. Не потому, что нет денег и надо как-то без них держаться, а потому, что трубы эти сих пор не требуют замены.

Я запаролил тот компьютер, который предназначил для себя (если этого не сделать, то в следующий понедельник, когда выйду на работу, выяснится, что он больше не мой), с удовольствием умылся и направился к начальству с докладом.

— Розалия Наумовна, — я заглянул в кабинет, — дело сделано, все установлено, все работает. Ну а подключение к общей базе — это уже не ко мне, это надо спецов из «управы» вызывать.

— Как все это хлопотно, — поморщилась руководительница и глянула на родственницу. — Раньше было жить проще и зависимости от сторонних факторов было меньше. Бумага — она и есть бумага, она только огня боялась, а эти компьютеры то и дело перегорают. И забраться в них проще.

— Что написано пером, не вырубишь топором, — поддержала ее подруга, а после спросила у меня: — Ты чего такой расхристанный? Все-таки к начальству… Постой-ка, парень! Это у тебя что такое?

Взгляд старушки, до того добродушный и веселый, вдруг стал другим. Даже не знаю, как верно его описать. Профессионально-цепким, что ли? И направлен он был на мою грудь, туда, где на кожаном шнурке болтался амулет.

— Ты где эту пакость взял, милок? — Павла Никитична невероятно легко для своих лет снялась со стула и подошла ко мне. — А?

— На Арбате купил, — махнул я рукой в ту сторону, где за переулками и домами гудела голосами, звенела струнами музыкантов и шаркала сотнями подметок никогда не знающая сна главная пешеходная улица столицы. — Там чего только не продают. А чего, забавный кругляш, теперь такое в моде. Ретро.

— Ретро, говоришь? — старушка щелкнула ноготком по черной коже, и мне на секунду показалось, что та недовольно загудела, как лопнувшая струна или согнанный с цветка шмель. — Ну да, ну да… Роза, душа моя, пойди-ка проверь, как этот модник компьютеры на столах расставил. Чую, все там криво-косо расположено.

Моя начальница отчего-то встревожилась, я это сразу понял. Все-таки не первый день вместе работаем, научился разбираться в ее настроении.

— Да не переживай, — Павла Никитична, похоже, тоже сообразила, что к чему, по этой причине в голос ее вплелись успокаивающие нотки. — Ничего с ним не случится. На что он мне, такой красивый? Годы мои не те. Пошепчемся немного — и только.

Это кто же сейчас стоит рядом со мной, а? В первый раз вижу, чтобы наша железная леди, для которой нет закрытых дверей и неразрешимых вопросов, вот так безропотно выполнила то, о чем ее просят.

— Еще раз спрашиваю — ты где взял амулет? — спокойно и уверенно произнесла Павла Никитична, как только за Розалией закрылась дверь. — Отвечаем быстро, кратко, честно. И еще — я очень не люблю, когда меня заставляют ждать и когда мне врут. Я тогда становлюсь очень неприятна в общении.

Не знаю отчего, но мне стало немного не по себе. Сухенькая и веселая старушка? Да как бы не так! Кто угодно, только не она. На меня смотрели не два поблекших от времени глаза, а дула пистолетов, в голос же ее вплелось лязганье тюремных засовов и еще какие-то звуки, нагонявшие смертную тоску.

Черт, да кто она такая, на самом-то деле?

— Подарок, — хрипло ответил я. — Правда подарок.

— Это кому же ты такому дорогу перешел, милок, что он тебя работой Филиппа Черена облагодетельствовал? — с легкой ехидцей осведомилась собеседница. — Да еще и времен его расцвета? Знаю я этот амулет, как же. Видела в коллекции Гурджиева, он его в специальной шкатулке с защитными ведическими рунами держал вместе с серьгами Екатерины Медичи, заколкой Марины Мнишек и другими не менее прелестными экспонатами.

— Гурджиева? — изумился я. — Это того, который экстрасенс был?

А следом за этим в ушах прозвучал голос одного из наших институтских преподавателей, который мерно бубнил на лекции: «Последний российский император, равно как и его жена, увлекались эзотерикой, приближая к себе таких сомнительных особ, как Распутин и Гурджиев».

Начало двадцатого века. Бабушка, а тебе сколько лет? Хотя, возможно, этот Гурджиев прожил долгую жизнь и она видела его коллекцию в пятидесятых годах, когда сама была молоденькой студенткой?

Вот только отчего-то мне кажется, что я сейчас сам себя пробую обмануть, что есть величайшая глупость. Врать можно кому угодно, только не себе, потому что этим самым только можешь навредить исключительно одному-единственному человеку. Ну да, правильно. Себе же самому.

— Сам ты экстрасенс, — палец старушки тюкнул меня в лоб. — Не суди о том, чего не знаешь. Георгий Иванович был одним из последних настоящих «знающих», равных ему после практически и не было. Другое интересно — как эта вещичка из его рук уплыла? Ладно, это не самое главное. Вот что, начнем с самого начала, внучок. Так кто тебе его кто дал?

И что мне теперь делать? Отвечать или нет?